- Ну, уж и геройский человек, - заскромничал я, - а вот все сидел рядом и не мог набраться храбрости познакомиться с вами. Можно я вас провожу после собрания?
Щеки Татьяны слегка покраснели, и она согласно кивнула головой.
Несмотря на то, что в Перми стояли части Красной Армии, уровень преступности был нисколько не меньше, чем в то время, когда здесь были белогвардейцы. Любая война поднимает всю грязь, которая скапливается в обществе, и она, как пена выплывает на поверхность.
Налетчики, насильники, просто хулиганы нападали на советских служащих и военных в поисках денег и оружия. Этим пользовался враг. Да и мы не пренебрегали уголовным элементом. Иногда из уголовников получались неплохие работники, а от некоторых приходилось избавляться без бюрократических закорючек. Навсегда.
Наши отношения с Татьяной развивались очень быстро. Слово отношения нужно понимать в старомодном стиле, как дружеские, а не как интимные. Мы даже за руки не могли взяться, чтобы не вызвать каких-то кривотолков о двух комсомольцах.
Я рассказывал ей о Петрограде, об улицах, зданиях, о реке Неве. Она мне рассказывала о своей Самаре, иногда напевала: "ой, Самара городок, неспокойная я, неспокойная я, успокойте меня…" и это так получалось интересно и естественно, что ее хотелось взять на руки и крикнуть на всю улицу - смотрите, это я и моя невеста!
Однажды, когда мы вечером гуляли по берегу реки Камы, я почему-то рассказал о конференции учителей, на которой выступал тов. Л (У).
И вдруг:
- Так ты тот разыскиваемый учитель? Руки вверх! Два шага назад! Руки за голову! Иди вперед! Не оглядываться! При попытке бегства стрелять буду без предупреждения, стреляю я хорошо.
И я пошел вперед.
- Откуда ты взяла, что я какой-то учитель? - спросил я.
- Нам доводили ориентировку о его розыске, - просто сказала Татьяна.
Вот черт. Попал на агента. И чувствуется, что агента опытного и решительного, несмотря на молодость. Ориентировка находится у меня. Начальник отписал, чтобы ознакомили оперативных сотрудников и учли в проведении оперативно-розыскной работе. Сам ознакомил всех сотрудников отдела под роспись. Чей она агент? То ли я в разработке, то ли сейчас прокололся случайно. Танька, конечно, дура большая. Как плотвичка. Увидела наживку и сразу клюнула. Нет бы, доложила своему оперуполномоченному, оперу, о том, что слышала. Отличиться захотела. Сама вражину поймала, орден давайте на грудь.
В темноте я не заметил корень дерева, запнулся за него и, взмахнув руками, стал падать. Сзади загремели выстрелы. Я выхватил свое оружие, такой же наган, как и у Татьяны, и несколько раз выстрелили в ее сторону.
Моей конвоирши не было видно. Держа револьвер наизготовку, я пошел в ее сторону. Она лежала ничком на тропинке. Повернув ее лицом вверх, я увидел темное пятно на груди и темное пятно на лбу, из которого сочилась кровь. Она не дышала. И я чувствовал, что ранен, левая рука с трудом двигалась и сильно болела.
Взяв руку Татьяны вместе с ее наганом, я сделал еще три выстрела, оставив один патрон. Свой барабан я расстрелял до конца.
Кое-как сняв себя гимнастерку, я попытался сделать перевязку на плече из своей нательной рубашки, но у меня получилась какая-то перевязь для левой руки.
Шатаясь от слабости, я пошел к виднеющимся вдали огням. Добравшись до первых домов, я попросил помощи и с провожатыми дошел до штаба дивизии.
В лазарете мне сделали настоящую перевязку и уложили в постель. Подошедшему работнику Особого отдела я рассказал о нападении на нас, описал место, где оставил убитую Татьяну. Сказал, что стреляли из темноты сначала в меня, а затем Татьяна начала стрелять по нападавшим, и я тоже открыл ответную стрельбу. Попали в кого или нет, я не знаю.
Татьяна в упор прострелила меня насквозь. Не задета кость, и пуля прошла рядом с сердцем. Доктор сказал, что мне здорово повезло. Ранение очень опасное, но его можно занести в разряд легких.
- Если никакая зараза не прицепится, то дней через десять будешь гарцевать как жеребец на выводке, - посмеялся он.
Было проведено расследование по факту нападения на нас. Стрельба велась из наганов. Мое ранение со спины. Татьяна убита револьверными пулями. Следов нападавшего не нашли. Криминалистической экспертизы пуль никто не делал. Если бы была экспертиза, то можно было установить, кто в кого стрелял. Но в гражданскую войну было не до экспертиз.
Глава 10
Татьяна никак не выходила у меня из головы. Никакая революция любви не преграда. А если бы мы действительно поженились, завели семью, и вдруг в один прекрасный день она заметила, что мое поведение никак не соответствует облику строителя нового общества? Уверен, что она пошла бы к своему начальнику и письменно доложила о том, что ей стало известно.
Вероятно, Бог все-таки есть. Он отвел на миллиметры ее руку - руку хорошего стрелка - и направил мою руку, чтобы она долго не мучилась. Может, в том месте, куда она попадет, она будет таким же принципиальным работником и не даст никому уклониться от исполнения тех процедур, которые человеку прописываются в чистилище. Из нее бы получился классный черт или его помощник.
Через неделю меня уже стали выпускать на прогулки, и я пошел на центральное отделение почты Перми проверить, нет ли для меня писем.
Заказное письмо было. И пришло оно почти месяц назад, а я так и не удосужился проверить, сможет ли мой учитель держать в виду меня. Вероятно, держит. Добравшись до своей квартиры, я закурил и открыл конверт.
"Добрый день!
Твою работу одобряю. Не будь слишком перспективным. Учись хозяйственным делам. Я о себе дал знать. Будут нужны деньги, напиши на эту же почту до востребования Иванову Николаю Петровичу. Храни тебя Бог".
Письмо я сжег. Учитель жив и уже послал весточку тов. Ст. Нужно ждать отзыва ориентировки учителя здесь. Не геройствовать и после войны идти учиться на хозяйственника. Вероятно, мое время еще не пришло.
Отзыв ориентировки пришел примерно через месяц. Папочку с ориентировкой уничтожили по акту. Из-за маленькой бумажки погибла Татьяна, мог погибнуть и я. Бросить все и уйти я не смогу. Вернее можно, но для этого нужно готовить легенду, а какой бы надежной ни была легенда, всегда в ней есть дырочки, в которую можно сунуть любопытный палец и сломать всю легенду. Живу так, как есть.
Историю гражданской войны пересказывать не буду. О ней уже сказано и пересказано. Даже через сто лет уроки этой войны не будут осмыслены, и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы подобное не повторилось вновь. А в том, что революционная ситуация и гражданская война повторится в России, в этом я не сомневаюсь. Причем это будет тогда, когда исполнится сто лет со дня той революции, развязавшей гражданскую войну.
Следуя наставлениям учителя, я не старался показать себя семи пядей во лбу, но к 1920 году уже стал начальником Особого отдела дивизии и считался опытным сотрудником военной контрразведки. Война практически закончилась:
Разгромили атаманов, разогнали воевод
И на Тихом океане свой закончили поход.
Я подал рапорт об увольнении в запас в связи с демобилизацией армии. Мне предлагали перейти на работу в территориальные подразделения ВЧК, но я сослался на то, что хочу быть учителем и поступил в педагогический институт в Екатеринбурге. Подальше от тех мест, где служил.
Мне было легче, так как я как демобилизованный командир РККА и сотрудник ВЧК получал паек и небольшое денежное содержание. Но все равно, трудная и веселая студенческая жизнь пролетела как один большой день. Я был не таким молодым студентом, но семью заводить не торопился. Образ Татьяны не давал сойтись с кем-нибудь и доверять этой женщине так же, как и себе.
В 1925 году я получил диплом учителя истории и был направлен учителем в сельскую школу уже в Свердловской области. В северной ее части.
Пока я учился, Советская власть и ее славные органы ВЧК не сидели без дела. Еще при моем увольнении в запас вышел приказ ВЧК N 52 о репрессиях против российской социал-демократической рабочей партии и партии социалистов-революционеров.
Приказано было "изымать" меньшевиков и эсеров. Что такое "изымать", перевода не требует. В этом же году был подавлен Кронштадский мятеж. Произведено "изъятие" анархистов. Подавлено антоновское восстание крестьян. Впервые после мировой войны командующим войсками Тамбовской губернии Тухачевским против восставших крестьян был применен ядовитый газ.
В 1922 году Советская власть начала изъятие церковных ценностей. Одновременно была произведена высылка за границу большой группы контрреволюционной интеллигенции.
Школа находилась в старом двухэтажном деревянном здании на высоком берегу небольшой речки. До революции в ней тоже находилась школа. Недалеко от нее высилась колокольня белокаменного храма. За оврагом стоял монастырь, из которого монахи были выселены, а в монастыре была создана колония для малолетних преступников.
Дома в селе были деревянные, одноэтажные. Несколько домов были двухэтажные: первый этаж кирпичный, второй - деревянный. В этих домах располагались лавки. В селе было около двух сотен домов. И детей было достаточное количество, так что занятия в школе проводились в две смены.
Вероятно, судьба моя такая, что я выбираю себе самый сложный путь. Так я выбрал себе факультет истории. И кто дернул меня туда пойти? Был бы математиком или химиком, физиком, письменником, на крайний случай, но быть учителем истории на переломе эпох и идеологий - это вообще-то равносильно медленному самоубийству или "русской рулетке" с одним патроном в барабане. Не так преподнес тот или иной факт историй нашей, и прощай свобода, в столыпинском вагоне есть полка для тебя.
Программа изучения истории была составлена в губнаробразе (управлении народного образования губернии) и соответствовала текущему моменту. Больше времени уделялось битвам и великим событиям, чем правлениям тех или иных царей. Начиная с Петра, история шла в основном плавно и основной движущей силой является народ, в глубине которого уже зрели ростки пролетарской революции.
Перед поездкой в село мне было рекомендовано зайти в уездный отдел ОГПУ (ВЧК сначала переименовали в государственное политическое управление ГПУ, а затем в объединенное государственное политическое управление - ОГПУ). Зашел. Приняли очень приветливо.
- Бывших чекистов не бывает, - сказали мне. - Знаем о ваших подвигах на войне, о должности занимаемой и надеемся, что в селе будете нашим полномочным представителем. Сами на месте разберетесь, что и как. Бдительности вам не занимать. Успехов.
Это получается, что я в селе буду внештатным представителем ОГПУ.
Педагогический коллектив был достаточно разношерстным, но дружным, несмотря на разницу в возрасте, образовании. Хотя я был в гражданской одежде, но ко мне сразу прилипла кличка "чекист". Почему так, не знаю. Возможно, директору сообщили, кем я был до института и то, что я заходил к своим бывшим коллегам в ОГПУ.
Учительская работа в селе была самым приятным эпизодом в моей жизни. В селе меня быстро узнали. Взрослые в знак приветствия приветливо приподнимали головные уборы, а ребятишки толпой ходили со мной рыбалку, изучая тонкости рыбной ловли и налавливая немалое количество рыбы для семейных котлов.
Три года я спокойно учительствовал, будучи уже старым для комсомола, но не поднимавшим вопрос о вступлении в партию. Ну, какой же учитель истории нового мира может быть беспартийным? Как беспартийный может преподавать причины возникновения и уроки Парижской коммуны, прообраза социалистического общества.
О партии намекали и приезжавшие в село работники ОГПУ. Пришлось вступать. Как бывший комсомолец, все еще находившийся в комсомольском возрасте, написал заявление в комсомольскую ячейку, собрал две рекомендации от членов партии - директора школы и председателя сельсовета, старого большевика и партизана.
Комсомольское собрание по рассмотрению вопроса рекомендации меня в партию прошло очень бурно. Не то, что меня ругали и критиковали, а задавали множество вопросов и требовали полного ответа. На собрании кроме комсомольцев были и их родители, которые пришли в школу как в клуб.
Зачитали мою биографию и анкету. Все восхищенно смотрели на меня, когда зачитывали, какие я должности занимал и какие задания выполнял. Много вопросов было про то, как я пробирался в захваченную белыми войсками Пермь. Как шли бои в Перми во время ее освобождения. Что значит Особые отделы в армии. Почему я не женат.
Когда я рассказывал о Татьяне и о том, что на нас было совершено нападение, глаза многих барышень и старшеклассниц наполнились слезами.
- Не переигрывай, - сказал я себе, - говори сдержаннее.
- Не нашел, - говорю, - такую, которая бы мне заменила Татьяну.
Если честно, то говорил об этом и сам себя презирал. Перегорело у меня все к Татьяне. А говорю о ней умильно так потому, что если бы не я ее застрелил, то она бы меня без всякой жалости застрелила.
Единогласно комсомольское собрание дало мне рекомендацию для вступления в партию. Затем был на собрании партийной ячейки, потом поехал на бюро уездного комитета партии.
Там все прошло быстро. Начальник ОГПУ выступил, сказал, что я человек перед Советской властью заслуженный и достоин быть членом партии. Давно бы был членом партии, но в связи с окончанием войны, расформированием частей уволился в запас и пошел учиться. Сейчас в нашей районной партийной организации появился коммунист, который на деле знает, что такое политическая бдительность.
Голосовали все - за.
Глава 11
В 1928 году меня перевели в уездный отдел народного образования. Стал я ездить по селам в районе, проверять, как идет выполнение программы обучения, какое состояние школ, какая нужна помощь.
Времена те были неспокойные. Начиналась коллективизация. Желающих идти в колхозы было мало. Кого-то уговорами, кого-то угрозами, кого-то посулами в колхозы загнали. Каждый надеялся, что кто-то за него сделает тяжелую работу, что сообща и урожай будет лучше и больше, и скот будет продуктивнее. Да только за своей-то коровой приглядывалось внимательнее, а чужие коровы так и остались чужими.
Опять же крестьянин остался без своей земли, вся она пошла в колхозную собственность. Да вы и сами все это знаете. Появились обиженные. Стали мужички выкапывать из земли винтовочки, оставшиеся от империалистической и от гражданской войны, стали обрезать стволы у них и начали по вечерам да в глухих местах постреливать начальников да партийных уполномоченных. И я для них был такой же уполномоченный.
Однажды ехали мы из села в село через лесок немалый. Возчиком был мужичок один знакомый, возил меня неоднократно, говорливый, ну что тебе радио. Обо всем расскажет, да все с шутками и прибаутками, а иные шуточки такие, что услышь кто, что о нем этот балагур говорит, так обиделся бы до его самого смертного часа. Было бы образования у мужичка побольше, то его природной сметки да способностей хватило бы для руководства не только уездом, но и всей губернией.
Ехали мы, он говорил, я слушал и усмехался и вдруг выстрел из чащобы. Мужичок мой замертво и свалился. Выхватил я свой револьвер с дарственной надписью Особого отдела армии и бросился в ту сторону, откуда стреляли. Если бы нападавших было несколько человек, то и выстрелили бы несколько раз. А так стрелял один. Пока он перезаряжает обрез, я успею добежать до деревьев, а в промежуток между стволами стрелять трудно из любого оружия. Слышу, впереди метрах в пятнадцати, кто-то через кусты ломится. Я туда. Бегу, все-таки молодость да тренированность многого стоит. Куртка на мне кожаная, удобная, движений не стесняет. Почти догоняю стрелявшего. Он повернулся, сходу выстрелил, промахнулся и тут я на него навалился. И опять на знакомца попал. Мужик из того села, откуда я ехал и откуда возчик мой.
- Ты что это, сволочь делаешь? - спрашиваю его. - Что я тебе сделал, чтобы стрелять в меня?
- Все вы, уполномоченные, только и приезжаете, чтобы крестьянина ограбить, да всех в колхоз согнать, чтобы все там было общее и чтобы бабу мою другие мужики пользовали, кому она по разнарядке на ночь отписана будет, - начал обычную песню мужик.
- Кто же тебе такую ерунду сказал? - спросил я.
- Дак те, кто пограмотнее меня будет, кто в городах бывал, на съездах разных был, деятелей разных слушал, - говорил налетчик.
- Ты мне скажи, бабу твою кто-нибудь тронул без твоего спроса? - спросил я.
- Нет, - потупился мужик.
- А, возможно, кто-то к ней и будет ходить, когда ты в тюрьму сядешь за то, что возницу моего убил, - пообещал я.
- Как убил? - вскинулся бандит.
- А вот так и убил, - подтвердил я.
- Дак я же в тебя стрелял, - оправдывался мужик.
- А попал в него. А в меня зачем стрелял? - снова спрашиваю его.
- Сказал же, что стрелял в уполномоченного, - стоял на своем мужик.
- Пошли к дороге, повезу тебя в ОГПУ за убийство, - сказал я.
Пошли к дороге. Ни лошади с повозкой, ни возницы. Пошли дальше по дороге. Километра через три на опушке леса увидели лошадь и возницу, сидящего у дороги с цигаркой.
Задержанный мной мужичок подошел к вознице да как вдарит его по уху:
- Ты что, сучий потрох, делаешь? Да из-за тебя меня чуть в кутузку не отправили, сказали, что я тебя убил.
- А я и думал, что меня убили, - оправдывался возница. - Упал в сено и с жизнью совсем прощаюсь. Смотрю, а уполномоченного-то нигде нет. Ну, я и поехал сюда, все равно кто-нибудь да леса-то и выйдет.
Действительно, мужику было все равно, кто выйдет из леса, то ли я, то ли тот, кто стрелял. По идее, для него никто не враг. Он человек подневольный, что начальство скажет, то и делает.
- Все, садитесь и поехали, нам до темна нужно доехать. А ты, - сказал я нападавшему, - помни: дернешься - пристрелю.
Поехали. Мужиков посадил рядом. Так легче отбиться, если вдруг оба набросятся, мужики - два сапога пара.
Минут через десять возница повернулся ко мне и спросил:
- А что, товарищ, может, отпустим его? Пусть к семье идет. Все ведь обошлось.
- Как обошлось? Да ведь он чуть тебя не пристрелил? - удивился я.
- Да это случайно получилось, обрез он не успел пристрелять как следоват, потому и промахнулся, - заступался за бандита возчик.
- Ты чего, контра, говоришь? Если бы он обрез пристрелял, то в меня бы попал обязательно, - рассердился я.
- Ну, что вы, ваше благородие, он просто пугнуть хотел. А он ведь мне кумом приходится. Ну, как я кума в милицию привезу? Мне ведь мужики прохода не дадут. Давайте, отпустим его, а ваше благородие? - канючил возница.
- Конечно, мы его сейчас отпустим, он пойдет гоголем ходить, а потом вы по деревням растрёкаете, что уполномоченный с контрами в сговоре, - усмехнулся я.
- Да ни в жисть, гражданин уполномоченный. Как в могиле все сохраним, - стал божиться налетчик.
- В могиле. Смотрите, хоть одно слово где пролетит, обоих в могилу уложу и никто не узнает, где эта могила. Поняли меня? - грозно спросил я. - Запомните, вы оба мне сейчас по гроб жизни обязаны и будете делать все, что я вам скажу, иначе…
- Все сделаем. Мы ж должники ваши. Спасибо вам, - мужичонка спрыгнул с телеги и засеменил к лесу.
Его обрез я положил в портфель. Вообще-то штука посильнее нагана будет.