Улучив минуту, Евдокия Анисимовна заглянула в паспорт Сурова и списала на клочок бумажки адрес его прописки. Не лишне сходить к его бывшей жене, попытать ее… Вот только как лучше это сделать - под своим или чужим именем? Лучше под своим: не умеет она ловчить.
* * *
В кабинете следователя, возле его стола, друг против друга, сидели Евдокия Анисимовна и Суров; в углу, слоено всеми забытая, - Мария. Она плохо понимала происходящее, острую схватку между следователем и Суровым.
- Следствие располагает данными, что вы никогда не проживали по Боровой улице и нигде на советской службе не состояли…
- Очень рад за следствие! - язвительно кинул Суров.
- Остроты оставьте! Прошу ответить: подтверждаете вы эти данные или желаете опровергнуть?
- Желаю подтвердить, ибо они неопровержимы, - так же язвительно сказал Суров.
- Тогда скажите, откуда вы взяли штампы, поставленные на паспорте, а также оттиски гербовых печатей?
- Этот мой секрет можно расшифровать: всё дело моих рук… Не в том смысле, что я пользовался чьим-либо ротозейством… Кстати сказать, и это не так уж трудно… Но ведь я - помимо всего прочего - художник, могу нарисовать любую печать, любой штамп, да так, что лучшие эксперты мира не отличат их от настоящих… Хотите, покажу? Дайте тушь, кисточку, бумагу…
- Не требуется. Верно ли, что вы "тройник": во время финской кампании работали на Финляндию, в последнее время - на фашистскую Германию и в перспективе у вас была еще одна страна - кажется, Франция?
- Это ваше личное предположение или же следствие располагает данными?
- Не отвлекайтесь от ответа.
- В таком случае, отвечу словами философа: я знаю, что я ничего не знаю.
- А мы знаем, что вы лжете. Достоверно известно, что вы - шпион.
- Этого я не отрицаю. Нас с философом надо понимать в том смысле, что ваша Финляндия и ваша Франция к моей шпионской деятельности никакого отношения не имеют.
- А Германия?
- Я вам уже дал по этому поводу исчерпывающие показания.
- Повторите их кратко в присутствии свидетелей.
- Понятно… Уважаемая теща и вы, моя "любимая" Мэри…
Мария вздрогнула, услыхав это издевательское обращение, а мать вспылила:
- Не смей так называть нас! Не смей, не то худо будет! Я не посмотрю, что здесь присутственное место…
- Какова?! - воскликнул Суров. - Может быть, и вы, гражданин следователь, присоединитесь к этой фурии? Действуйте вместе. Нет, серьезно, ведь меня впереди не ждет ничего хорошего.
- Не будем гадать об исходе вашего дела, - ответил следователь. - Однако не советовал бы вам глумиться над этими женщинами. Вы и без того основательно их подвели.
- А они меня? Разве старуха не подвела меня?
- Жаль, что раньше не сделала этого! - вскричала мать.
- Попрошу, гражданин следователь, оградить меня от оскорблений, - сказал Суров.
- Стоит ли вам оскорбляться, Анатолий Яковлевич?.. Лучше будет, если вы ответите еще на несколько вопросов.
- Я, кажется, ни разу не отказывался отвечать на ваши вопросы.
- Пожалуй, это верно. Прошу, перечислите ваши псевдонимы!
- Их было у меня пять: Беспамятнов, Прутиков, Сенокосов, Улыбкин и Светлорусов.
- Настоящая ваша фамилия?
- Индюшкин.
- Фантазируете. Следствие располагает данными, что это псевдоним вашего друга, тоже шпиона.
- Рад за следствие; добавлю: и за вас, как за его боевого представителя…
- Вы неисправимы.
- Хорошо, гражданин следователь, я готов исправиться. Я решительно настаиваю на прекращении допроса: мне надоело торчать перед вами и перед этими куклами…
- А я убедительно прошу вас вести себя по-хорошему. Подчеркиваю - прошу, а там дело ваше; по закону вы можете вести себя как угодно, лишь бы не хулиганить…
- Спасибо за разъяснение ваших законов…
- Стало быть, не ваших?
- Не ловите на слове. Ваши они потому, что ими руководствуетесь вы: вы - юрист, а не я!
- Ладно… Всё же попрошу сообщить настоящую свою фамилию, имя, отчество, подданство, происхождение, родственные и другие связи на нашей территории. Зачем вы продолжаете игру? При вашем положении…
- Вы хотите сказать - безнадежном положении?
- Я сказал то, что хотел сказать.
- Юристам, как и математикам, следует быть предельно точными. Я не случайно добивался уточнения. Если мое положение действительно безнадежно, могу ли я рассчитывать, что вы облегчите его в какой-то мере, разумеется, при условии моей полной чистосердечности?
- Ничего не могу обещать.
- Не хотите или не в силах? Простите, что снова добиваюсь точной формулировки…
- Участь преступников в известных случаях может облегчать только суд.
- В таком случае, - раздраженно прервал Суров, - мы продолжим нашу беседу на эту тему в суде. - И он отвернулся, вызывающе закинув ногу за ногу.
Следователь обратился к женщинам:
- Может быть, вы желаете задать гражданину Сурову какие-либо вопросы?
Мать встала, поправила свои седые волосы; могло показаться, что она хочет произнести пространную речь. Но речи она не произнесла, сказала всего лишь несколько слов, сказала тихо, но очень твердо:
- Молодой, а какой страшный!.. Просчитался, однако, гад… Вы уж не взыщите, товарищ следователь, иначе как гадом назвать его не могу… Просчитался, говорю! С запозданием, с трудом, с терзаниями, а всё же вывели тебя на чистую воду. Думаю, теперь не избежать тебе расплаты. И на суд не надейся… Советский суд по совести судит. Можешь и впрямь считать, что твоим подлостям пришел конец!
Мария ничего не сказала. Она всё еще с трудом владела собой. До сегодняшнего дня всё происшедшее, по предложению следователя, держали от нее в секрете; она думала, что Сурова арестовали за какие-нибудь промахи по службе, надеялась, что это лишь недоразумение… Теперь же пришлось убедиться в ужасном: человек, которому она отдала свое сердце, оказался шпионом, злодеем, врагом… А как он сейчас глумится над ее чувствами, с какой наглостью ведет себя, смотрит в глаза?! Продолжает ли она его любить? Нет, слава богу! Любовь умерла от ужаса, оскорблений, омерзения…
Самоотверженными поступками Мария докажет, что она не последняя среди людей, которые, не щадя себя, отстаивают любимый город, любимую Родину.
Человек с ракеткой
1
С волнением шел в родное село Иван Яковлевич Русанов. Пять лет не был он здесь. Школьные товарищи вряд ли сразу узнают его, когда-то тихого и робкого "Жан-Жака Руссо". Он вырос и возмужал. Шутка ли сказать: 25 лет - четверть века! Плохо лишь, что он до сих пор не сумел одолеть одну черточку в своем характере: застенчивость, робость… Почему бы вот теперь, приехав домой, не сказать матери, что любит Веру Семенову, студентку-однокурсницу, очень красивую и очень способную. Самую красивую и самую способную на всем белом свете. Что в этом дурного? Вера права - это ложный стыд, своего рода болезнь…
Всю дорогу Русанов настраивал себя на определенный лад. При встрече он обязательно посвятит мать во все планы личной жизни - в скором времени они с Верой создадут счастливую семью. Конечно, мать одобрит это его намерение.
Из-за тучного поля ржи на изгибе дороги показался человек. Размахивая палкой, он не спеша шел навстречу Русанову. Не учитель ли это? Точно, это Дмитрий Кузьмич! Неужели он не изменил своей привычки гулять после обеда? Русанов ускорил шаги и через минуту сжимал в своих объятиях Дмитрия Кузьмича.
- Ох, ты! Ну и ну! Лев, настоящий лев… А забывать-то нехорошо… Не меня, нет… Мне-то что… Матери жаль - мало писал. Не оправдывайся! Помнишь золотое правило: хорошее поведение в оправдании не нуждается.
- Помню, помню, - улыбался Русанов.
- Молодец! Ставлю пятерку. Кто ты таков ныне и что от тебя народ может ждать? Порадуй старика!
Русанов шутя назвал себя академиком, а дорогой не без удовольствия рассказал учителю, что все пять лет был отличником. Теперь ему предстоит поездка за границу, в Западную Европу. Закончить дипломный проект и завершить одно изобретение.
- Специальность моя - геолог-разведчик.
- Так, так! - кивал старый учитель. - Жаль, однако, что мало погостишь в родных краях.
Дмитрий Кузьмич неожиданно остановился и, придирчиво осмотрев Русанова с ног до головы, сказал раздумчиво:
- Молод ты для заграницы… Ну да ничего, обойдется! Только покрепче запомни: в чужих краях надо смотреть на всё нашими глазами - советскими. И жить там надо только советской душой.
2
Пробыв месяц в колхозе, Русанов и пять его товарищей по институту уехали за границу. Товарищи остановились работать в большом столичном городе. Русанов же выехал в провинцию, в горнозаводские районы.
Вернувшись затем в столицу, он решил денек-другой побродить по городу, посмотреть, понаблюдать.
Во время этих прогулок Русанову примстилась пара: пожилой субъект с клинообразной седоватой бородкой и молоденькая элегантная особа в зеленом платье, в зеленой накидке, с зеленым зонтиком. Он видел их на улицах, в парках, в коридорах гостиницы. Встретил он эту неразлучную пару даже на окраине. Правда, они не затрагивали Русанова, как будто не замечали его. Тем не менее, ему было неприятно: не может быть, чтобы в таком огромном городе так часто случайно могли встречаться одни и те же лица!
Накануне отъезда Русанов возвратился в гостиницу поздно вечером. Из ресторана доносилась музыка. Почему бы не зайти и не послушать? Заняв у окна свободный столик, Русанов спросил бутылку лимонада. Слушая вальс Штрауса, он рассеянно оглядывал посетителей… Неподалеку от него мелькнуло что-то зеленое. Всмотрелся. Опять они! За соседним столиком. Субъект смотрел в окно, а его спутница в зеленом, затаенно улыбаясь, щурила ласковые карие глаза на Русанова.
Оркестр заиграл румбу. Надоевший Русанову субъект пригласил свою спутницу на танец, и они поднялись, оставив на столике зеленую сумку.
В это время Русанову подали лимонад. Напиток показался ему на редкость приятным. Наблюдая за танцующими, за пестротой и причудливыми сочетаниями красок. Русанов вдруг почувствовал тошноту. Поднялся, но тут же потерял устойчивость; столики, музыканты - всё плавно перевернулось и, свертываясь гигантским штопором, исчезло.
Русанов очнулся, ощущая ноющую боль во всем теле и шум в голове. Он лежал в какой-то мрачной каморке на железной, жесткой койке. Против него на стуле сидел средних лет человек в белом халате и держал его за руку, видимо, нащупывая пульс.
- Ну, слава богу! - сказал незнакомец с облегчением.
Он объявил себя врачом и сказал, что Русанов впал в глубокий, опасный обморок. Это случилось вчера вечером в ресторане. Сейчас он находится в полицейском участке…
- В участке? - с удивлением переспросил Русанов.
Врач несколько смущенно ответил, что после каждого серьезного происшествия здесь принято приглашать в полицию.
Возможно, доктор сказал бы еще кое-что, но в эту минуту вошел мужчина в сером костюме, полный, румяный.
- Как чувствуете себя, наш гость? - спросил он.
- Удовлетворительно, господин начальник, - учтиво ответил доктор.
- Если я задам несколько вопросов, это не повредит его здоровью?
- Я совершенно здоров, - отозвался Русанов, поднимаясь с койки. - Можно узнать, почему я попал сюда?
- Я думаю, господин Руссо, состояние вашего здоровья позволит нам отпустить доктора?
Когда доктор откланялся, начальник полиции заговорил. Он отказывается верить, чтобы такой приятный молодой человек, да еще с таким благозвучным именем, способен был на преступление. Очевидно, здесь недоразумение. Дело в том, что вчера вечером в ресторане у молодой, весьма обаятельной особы, супруги одного почтенного господина, похитили сумочку. Сумочка, конечно, сама по себе ценность небольшая, но в ней находились драгоценности. Вором дама считает… его, Руссо…
Русанов вздрогнул: что за фокусы!
Начальник несколько раз прошелся по камере, потом остановился против Русанова и, взяв его за руку, вкрадчиво проговорил:
- Я тоже был молод, горяч и, если хотите, опрометчив. Всё же не до такой степени, как вы, молодой человек. Напрасно вы так нагрубили и ему и, особенно, ей. Это, конечно, не признак вашей правоты. А потом, ваш обморок… Как его объяснить? Возможно, это была симуляция…
- Как вы смеете?!
- Спокойно, молодой человек, спокойно! - повысил голос начальник полиции и, почти толкнув Русанова на койку, вышел из камеры.
У Русанова сжалось сердце: он вспомнил, что с ним нет документов, оставил их в гостинице, когда переодевался.
Через полчаса начальник полиции вернулся. Он казался недовольным, но речь свою повел в прежнем благожелательном тоне.
Конечно, ничего не стоит погубить неопытного юношу: ведь обстоятельства сложились для него весьма неблагоприятно, факт хищения сумки неоспорим!
Однако он, начальник, не просто блюститель порядка и закона, он еще и человек! И вот совесть подсказывает ему, что перед ним невинный. Если бы подозреваемый господин Руссо похитил ценности, то они либо были бы обнаружены у него при обыске, либо возникло бы предположение, что господин Руссо успел передать украденное соучастникам. Но полицией установлено, что он ни кем не общался. Следовательно, вынос и передача ценностей другим - исключаются. Таким образом, обвинение его в воровстве, безусловно, отпадает. Вывод: драгоценности похитил кто-то другой. И он, начальник, дал уже задание поймать действительного преступника. Господина же Руссо он готов отпустить немедленно. Вот и всё.
Русанов повеселел. Стало быть, неприятная история закончилась благополучно. А всё же остается непонятным - с какой целью его оклеветали и доставили в полицию? И откуда здесь узнали про "Руссо"?
- О, святая наивность! - засмеялся начальник. - Я рад, очень рад, что не ошибся. Молоды вы еще, господин Руссо. Отвечаю на ваши вопросы: первое - о клевете. Это не клевета. Люди, потеряв ценности, хотят их вернуть. Надо понять их отчаяние. Второе - о вашем имени. Вы напрасно хотите отказаться от него. Правда, у вас нет документов и я лишен возможности проверить. Однако у вас сохранилось неотправленное письмо невесте, где вы подписались: "Жан-Жак Руссо"… Не надо, не возражайте, не оправдывайтесь. На этом мы с вами пока и закончим нашу беседу. В своем сердце я сохраню вас надолго. Объявляю вас свободным. Во дворе ждет машина.
Когда Русанов вышел, начальник сказал внушительно:
- В интересах дела об этом недоразумении забудьте. Разболтаете - навредите себе и… мне. Учтите, что я подошел к вам по-отечески чутко и только в ваших интересах.
Затем крепко пожал Русанову руку и пожелал ему благополучно вернуться в свою страну.
3
Русанов оставил полицейский участок, подумав о том, что всё же с ним обошлись вежливо. Возможно, кто-то другой и затевал провокацию, но не вышло, помешали. Теперь ему уже ничего не сделают - через два часа отходит поезд.
Из гостиницы он отправился на вокзал. За несколько минут до отправления поезда Русанов посмотрел в вагонное окно и… побледнел: на перроне стояла женщина в зеленом, с зеленой сумкой. Стало быть, с сумкой всё в порядке. Но где же муж дамы и зачем она здесь?
Заметив Русанова, женщина, не меняя позы, улыбнулась ему. А когда поезд тронулся, подняла зеленую сумку, погрозила его куда-то в сторону и послала удаляющемуся Русанову воздушный поцелуй.
- Тэк-с, тэк-с! - многозначительно загремел за спиной Русанова густой бас. Это был Грачев, инженер из группы Русанова, весельчак и балагур, с рыжими веснушками на белом круглом лице.
- А хороша, - продолжал шутливо Грачев, - хороша! Теперь понятно, почему твоя личность увиливала последние дни от нашей компании. Тэк-с, тэк-с!
- Оставь меня в покое! - вспылил Русанов.
- А ты не злись, медведь! - не успокаивался добродушный Грачев. - Я, конечно, понимаю тебя: с собой ее не возьмешь. Сюда мы тоже вряд ли снова попадем. И будешь ты только вспоминать зеленые глаза, зеленое платье, воздушные, а может и не воздушные поцелуи.
- Ладно, ладно, - сказал Русанов и растянулся на полке.
Появление на вокзале дамочки в зеленом встревожило его. А что если она провожала мужа? Не едет ли он в этом поезде, где-нибудь в соседнем купе? Ведь достаточно ему сбрить бородку и переодеться, и Русанов его не узнает.
Но зачем всё это нужно и, главное, кому? Если провокация в ресторане была бесцельной, к чему тогда ее затевали, зачем потащили его в полицию? Чем объяснить, в конце концов, великодушие полицейского? А что значит: "На этом мы с вами пока и закончим беседу?". К чему это "пока"? Или: "В своем сердце я сохраню вас надолго, господин Руссо"… И что он привязался к этой кличке, к этому "Руссо"?
Может быть, посоветоваться с товарищами? Но откуда знать, как товарищи поймут его! Нет, нет, он не враг себе. Он ничего не сделал плохого, за что можно краснеть.
Уже в самом конце пути Русанов попросил Грачева забыть об улыбке "зеленой куклы".
- Странный ты, Иван, - ответил Грачев, - с тобой и пошутить нельзя. Можно подумать, влюбился в эту зеленую даму… Ладно, ладно, никому не скажу о ней ни слова.
4
Прошло несколько лет. Русанов защитил докторскую диссертацию. Новатор в науке, он становился всё более популярным. О его работе много писали.
Что же осталось в сердце Русанова от того далекого происшествия? Почти ничего. Лишь иногда, во время сна, в памяти проносились смутные обрывки загадочного происшествия. И тогда с утра, на час-два, у Русанова портилось настроение, он становился раздражительным, щемило сердце. Хорошо ли он сделал, что скрыл проклятую тайну? На этот вопрос он так и не мог дать себе вразумительного ответа.
Один из отпусков Русанов проводил с женой на Черноморском побережье. Прогулки по парку, катанья по морю, экскурсии и, в довершение всего, спорт. Иван Яковлевич и Вера особенно увлеклись теннисом.
Постоянным партнером Русанова был один приметный в тот сезон теннисист Глеб Николаевич Мирский, прозванный курортными острословами "человеком с ракеткой". Мирский привлек к себе Русановых не только мастерством игры. Он был остроумен, недурно пел, танцевал и умел рассказывать любопытные истории. Кем же был Глеб Николаевич Мирский? О нем ходили разные толки: одни считали его актером, даже замаскировавшейся знаменитостью, другие - преподавателем танцев, третьи - мастером спорта, четвертые - художником. Русанов же был убежден, что их новый друг работает в одном из советских посольств. Это угадывалось по изысканным манерам, по знанию заграницы, по разносторонней культуре, и даже, если угодно, это подтверждала и его скрытность - ценное качество дипломатического работника.
Правда, Вера считала, что Мирский иногда излишне осторожен, слишком уж окутывает себя таинственностью. К чему это? Почему бы, например, не сказать о своем местожительстве и профессии. Кстати, об этом его надо прямо спросить, обменяться с ним адресами. Нельзя же, в самом деле, терять из виду такого культурного и обаятельного человека.
По просьбе жены Русанов спросил об этом Мирского, когда они вдвоем катались на глиссере.