После окончания заседания, где, кроме всего прочего, речь шла и о состоянии здоровья Хельмига, я поспешил, как и обещал, в салон. Там нашел Шервица в обществе Эрны и незнакомого мужчины. Это был высокий, внешне холодный человек: глаза стального цвета придавали его лицу выражение особой твердости. Он подал мне руку и представился:
- Инженер, доктор Шеллнер.
Эрна добавила, что господин доктор временно работает советником на судостроительных заводах в Николаеве и Одессе, постоянно живет в Москве, а в Ленинград его привела служебная командировка. Господин доктор пришел на ужин, зная, как здесь хорошо готовят. Примерно через полгода он вернется в Германию, потому что не собирается подписывать новый договор на работу в СССР. Известная немецкая судостроительная компания "Блом и Фосс" требует его возвращения, что вполне понятно, ибо он крупный специалист.
Эти похвалы господин доктор принял как само собой разумеющееся, только едва заметно улыбнулся, бросив взгляд на свои длинные пальцы, на которых блестели дорогие кольца.
Шервиц не пропустил ни слова и лишь нервозно поворачивал бокал с вином. Вероятно, он ревновал Эрну к Шеллнеру.
Слишком разные мы были люди, и общего разговора явно не получалось. Эрна весело болтала, радуясь, что завтра она поедет с Карлушей на отдых в Кавголово - ах, катание на буерах по льду озера, разве это не сказочно? Шервиц лишь вяло поддакивал, хотя я не сомневался, что самым горячим его желанием было побыстрее очутиться вместе с Эрной где-нибудь далеко-далеко. Я лишь молча кивал головой, а Шеллнер все чаще поглядывал на часы.
Эрна щебетала, без конца меняя темы разговора, она так и стреляла глазами то в одного, то в другого; мне показалось все же, что чаще они останавливались на лице Шеллнера. Она дружески взяла его за руку и спросила, так ли долго заседают на собраниях в Москве, как здесь, в Ленинграде. Шеллнер кисло улыбнулся и заявил, что лично он любит точность во всем, в том числе и на заседаниях.
- Видишь, - сказала Эрна и кокетливо надула губы. - Бери пример, Карлуша, а то заседаешь без конца. Сегодня опять заставил меня ждать…
- Этот нагоняй, собственно, заслужил только я, - пришлось сказать мне. - Многое зависит от председателя… Сегодня нас отчасти может извинить то, что программа, действительно, требовала много времени.
- Ах, эти ваши заседания, неужели нельзя без них? - почти с детской наивностью спросила Эрна. - И что же вы такого важного решили?
Шеллнер опять посмотрел на часы, слегка поклонился Эрне и сказал:
- Простите, дорогая леди, что лишаю вас возможности услышать нечто интересное, но я должен идти.
- Ах, какие могут быть извинения, поезд ведь не ждет! У Карла здесь машина, он нас всех, отвезет, - решила Эрна.
Инженер охотно согласился (было очевидно: он рад избавиться от нежеланного гостя), и поскольку я жил неподалеку от вокзала, меня тоже взяли с собой.
Шеллнер галантно нес кожаную папку для нот и в гардеробе помог Эрне одеться, в то время как Шервиц пошел вперед, чтобы завести мотор. У меня возникло впечатление, что доктор уделяет Эрне особое внимание и относится к ней так доверительно, как будто бы они давно знакомы. Надевая зимние сапожки, она подала Шеллнеру свою большую лакированную сумочку. Когда мы выходили, доктор зацепил ремешком, за перила, и сумка упала на мраморную лестницу. Вежливо ее подняв, я удивился, какая она тяжелая. Эрна покраснела, Шеллнер умолял его извинить, даже назвал себя балдой, чем ее очень рассмешил.
На улице было морозно. Эрна тряслась от холода.
- Брр, скорей бы домой, - вздохнула она и села с Шеллнером на заднее сиденье, я - возле Шервица. Скоро мы добрались до вокзала, я хотел попрощаться, но Эрна запротестовала:
- Нет, нет, оставайтесь уж до конца. Проводим доктора вместе.
Нельзя было ей не подчиниться.
Скорый поезд "Красная стрела" отправлялся через шесть минут. Мы быстро пошли по перрону. Как обычно, было много пассажиров, провожающих, хотя часы показывали около полуночи.
Перед пятым вагоном доктор остановился, поставил чемоданчик и подал проводнику свой билет. Кожаную папку со значком золотой арфы он держал под мышкой и поэтому лишь слегка протянул руку на прощанье.
В эту минуту к нам подошли два незнакомых мужчины, поздоровались, и один из них спросил:
- Извините, вы будете Курт Шеллнер?
Доктор был озадачен и сухо спросил:
- Почему это вас интересует?
- По причинам, которые мы вам сообщим позднее, - решительно сказал один из незнакомцев.
- Не задерживайте меня, ваши причины меня не интересуют. Видите, я уезжаю.
- Отъезд придется отложить, - сдержанно возразил другой.
- Это наглость! - взорвался Шеллнер, мгновенно схватил чемоданчик и хотел передать Эрне кожаную папку с золотой арфой.
Кто-то легко отодвинул меня в сторону, проворно взял кожаную папку и встал перед Эрной. Нас окружили весьма серьезные мужчины.
- Товарищ, - тихо сказал один из них, обращаясь ко мне, - если вы хотите стать свидетелем ареста двух подозрительных личностей, которые имеют некоторое касательство к красным патронам фирмы "Роттвейл", то можете остаться.
Мое лицо, очевидно, выразило такое изумление, что незнакомец улыбнулся и добавил:
- Сдается мне, вы удивлены больше, чем предполагал товарищ Курилов.
- Так это он… - прошептал я.
- Да. Завтра позвоните ему, - быстро проговорил незнакомец и отошел к своим коллегам.
Шервиц стоял возле Эрны, жестикулировал руками, пытаясь доказать представителям госбезопасности что-то такое, чего я из-за вокзального шума не расслышал. Я подвинулся к нему ближе. Он схватил меня за руку и зашептал по-немецки: "Ради бога, что происходит? Эти парни вроде собираются увести Эрну".
- У них есть для этого причины… И письменное разрешение тоже, - ответил я.
- Это правда? - переспросил инженер и обратился к мужчине, стоявшему рядом с Эрной: - Разве так можно: просто взять и увести даму… Кто вам дал на это право?
- Я не обязан давать объяснения, - был ответ, - но ради вашего спокойствия могу показать вам письменное разрешение на арест гражданки Эрны Боргерт. Пожалуйста…
Потрясенный защитник очаровательной дамы уставился глазами в отпечатанный типографским способом документ, а когда внимательно прочитал, схватился за голову:
- Боже, Эрна, что ты наделала…
- Пожалуйста, возьмите себя в руки, - сказал один из работников безопасности. - Попрощайтесь со своей дамой…
Тем временем Шеллнер кричал:
- Вы не имеете права меня арестовывать. Я подданный немецкого рейха…
В гневе и бессильной злобе он выражался по-немецки, и мало кто из прохожих его понимал. Сообразив, наконец, это, он выпрямился, поправил галстук и промычал:
- Это вам дорого обойдется!
Эрна стояла как вкопанная. Губы у нее были плотно сжаты, и когда Шервиц хотел ее поцеловать, она уклонилась, сказав с досадой:
- Оставь, я не люблю сцен…
И медленно пошла к выходу в сопровождении двух молодых мужчин. За ней, окруженный четырьмя сотрудниками госбезопасности, размеренно вышагивал Шеллнер. Он высоко поднял голову и смотрел вверх, как будто бы ничего не хотел вокруг себя видеть.
"Красная стрела" ушла, а Шервиц все еще стоял без движения. Невидящими глазами он уставился на выход из вокзала, в котором исчезла Эрна. Я глянул - в глазах у него были слезы. Я пытался его успокоить:
- Не расстраивайтесь, друг. Кто знает, что у этой женщины на душе…
- Мне кажется, в первую очередь я, - сокрушенно сказал он.
- Вряд ли это облегчит ей совесть… Взбодритесь, вы же мужчина…
- Поймите, я ее любил, как…
- Как Хельми? - прервал я. Инженер весь затрясся:
- Зачем вы о ней? Эрна совсем другая…
- Пойдемте-ка, - предложил я. - Об этом мне расскажете дома. Не стоит говорить о таких делах при шуме поездов.
Скоро мы были у меня на квартире. Шервиц опустился в кресло и не мог произнести ни слова. Он разглядывал бокал с вином, который держал в руках, затем отпил из него и, вздохнув, спросил:
- Что вы вообще об этом думаете?
- Наконец узнаем, кто стрелял в Хельмига:
- Да вы… Не хотите ли вы сказать, что это сделала Эрна с Шеллнером?
- Нет… но, может быть, она имеет отношение ко всей истории.
Это для моего гостя было слишком. Он вскочил, чудом не перевернув бутылку с бокалами, и закричал:
- Бессмыслица! Эрна не может иметь ничего общего с преступниками. Она такая нежная…
- Успокойтесь и пораскиньте мозгами: почему же тогда ее арестовали?
- Почему? - повторил он в растерянности. - Возможно, из-за чего-нибудь совсем другого. Может, это ошибка… Или просто подозрение… Они ведь знают: Эрна связана с немцами…
Шервиц был настолько расстроен, что я не полагал удобным сообщить ему, что сам узнал на вокзале. Поэтому я перевел разговор на другие темы. Спросил, как он с Эрной познакомился и как мог так быстро в нее влюбиться "по уши".
- Надо ее знать, чтобы это понять. Как я с ней познакомился? Весьма прозаически. Вы знаете, я иногда хожу на вечера, которые устраивает немецкий консул. Люблю хорошее пиво, которое там подают, ничто другое на этих вечерах меня не интересует. На одном из таких "пивных" вечеров меня с Эрной познакомил Курт фон Лотнер. Не уверен, что вы его знаете. По общему мнению, это выдающийся специалист по строительству кораблей. Не знаю, где он работает. В Ленинграде задерживается самое большее на две недели для консультаций на здешних заводах. Потом снова уезжает в Москву или куда-нибудь еще. Человек он очень корректный и фанатичный любитель музыки. Все время проводит на концертах и в опере…
- Эрна тоже? - спросил я, вспомнив ее кожаную папку с золотой арфой.
- Вот этого не знаю, - протянул Карл Карлович, словно что-то припоминая: - А почему вы спрашиваете?
- У нее была папка для нот с арфой.
- Сегодня я видел у нее эту папку впервые.
- Вам не кажется, что Шеллнер взял ее от Эрны и хотел увезти с собой?
- Этого я не понял.
- Но эта папка была первым, что заинтересовало тех парней, - заметил я. - Кто знает, что в ней было…
О том, что было в этой папке, я узнал от Курилова, которого навестил на следующий день.
"…Объект ОС 127 виден плохо, сделайте новый снимок".
"Это может привлечь внимание. Странно, что нашему человеку необходимые снимки не удались".
"Не удивляйтесь и повторите снимок. Вы же охотник, небольшая прогулка в лее вам не помешает".
"Хорошо. Буду рад совершить эту прогулку вместе с вами. Чтобы эффект был полным, возьмем с собой охотничью собаку…"
Курилов замолк, ожидая, что скажу я. Ничего не понимая, я тоже молчал, потом высказал предположение:
- Если это имеет какую-то связь с нашей историей, то, вероятно, могло быть ее прологом…
- Да, да, но события уже разыгрались, посмотрите, - с улыбкой поправил меня Филипп Филиппович. Он открыл ящик стола и вынул… кожаную папку со значком золотой арфы.
- Откуда это у вас? - удивился я.
Курилов снисходительно наклонил голову, как учитель после плохого ответа ученика:
- Служебные обязанности… но предполагаю, что эта "нотная" папка и вас заинтересует.
Открыв папку, я увидел множество фотографий, чертежей, планов разных строящихся объектов, мостов, перекрестков шоссе… Курилов взял в руки один снимок:
- Узнаете?
Это был снимок сарая, куда меня привела лайка. Рядом с сараем был нарисован план дорог с указанием направлений и примечание: "место для ночлега". Кто бы мог подумать, что лесной сарай, в котором, на первый взгляд, лишь хранили сено, служит кому-то местом для ночлега!
Я молча указал на текст, Курилов кивнул и сказал:
- Мы решили тщательно осмотреть сарай. Денька через два будем знать, что в нем. Поскольку вам знаком этот сарай, пригласим вас свидетелем на будущий судебный процесс…
- У вас уже есть все авторы этих "нот"? - усомнился я.
- Почти, почти, - забубнил Курилов. - Недостает лишь нескольких, тогда весь "оркестр" будет в сборе.
- Оркестр? - переспросил я. - Неужели "музыкантов" столь много?
- Чему же удивляться? Ведь кое-кого вы уже знаете.
- Не могли бы вы их назвать, заодно объяснив роль, которую каждый играл в этом "концерте"? - предложил я.
Курилов на мгновение задумался, затем улыбнулся:
- Попробуйте-ка, хоть на минуту поставить себя в мое малозавидное положение и сами оцените каждого из "музыкантов"! Учтите при этом, что именно вы и начали первым распутывать всю историю.
- Но вы же знаете о ней куда больше, чем я…
- Вы охотник, - не без лукавства проговорил Филипп Филиппович, - вы умеете преследовать зверя без всяких профессиональных криминалистических хитростей. Послушаю вас с удовольствием. - Он поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету.
- Придется начать с конца, - сказал я, - потому что лишь папка с "нотами" помогла понять, о чем, собственно, шла речь.
- Это облегчает вашу задачу, у нас такого преимущества не было.
- Зато было сто других, - нашелся я. - У вас много сотрудников и всяких других возможностей…
- А как же иначе? - засмеялся Курилов и добавил серьезно: - Каждый гражданин обязан быть бдительным, тем более если он охотник. Почему бы и ему не выследить какую-нибудь тварь, в данном случае двуногую. Ведь так?
- Почти, почти, - повторил я тоном Курилова. Он опять засмеялся:
- Годится… с удовольствием вас послушаю.
- Этот Блохин… - неуверенно начал я.
- А хотели начать с конца, - заметил Курилов.
- Неудобно снимать рубашку раньше, чем пальто, - опять нашелся я.
- Что же, ваша правда, - рассмеялся Курилов. - Это и на самом деле неудобно.
Его хорошее настроение меня вдохновило, и я спокойно начал:
- Все, что связано с Блохиным, - история с медвежьим салом, немецкие патроны, случай с лайкой, его сомнительное знакомство с Хельмигом - позволяет мне сделать вывод, что этот человек стал изменником родины и активно включился в преступную деятельность. Он организовывал фотографирование важных строек в пограничных лесах, был проводником Хельмига и его компаньона. Фотоснимки, рисунки и записи в "нотной" папке доказывают, что страстный "фотолюбитель" Блохин либо делал их сам, либо кому-то помогал. Ведь ясно, что только отличный знаток местности мог собрать воедино столь основательный материал, годный для подробной карты. Одно только остается для меня загадкой: почему и каким образом в той глухомани он сумел войти в связь с немцами…
- Все? - поднял голову Курилов.
- В общих чертах, да.
- Я ждал от вас большего. Придется мне завершить расстановку сетей, в которые попал хищник.
- Попал? Скорее: попадет, - заметил я.
- Будьте спокойны. Блохин в них запутается очень скоро, - уверенно сказал Курилов и продолжал: - Разумеется, я не всевидец, такой стреляный воробей, как он, сумеет спрятаться в самой незаметной щели… Целых три недели мы рылись в его прошлом, жаль, раньше оно никого не заинтересовало. Это была нелегкая, но не напрасная работа. Нам удалось, например, выяснить, что Блохин вовсе никакой и не Блохин. Если бы об этом узнали в лесном поселке, то, конечно, не поверили бы. Как так, Аркадий Аркадьевич вовсе не Аркадий Аркадьевич? Быть того не может! Оказывается, может. Его отец прежде был крупным торговцем леса, и Аркадий учился в Петрограде. Отец не жалел денег, парень развлекался, бездельничал и не доучился. Сразу же после начала мировой войны был призван в царскую армию и объявился только в 1928 году. Его отец после Великой Октябрьской революции эмигрировал в Латвию, в Ригу, о чем мы знали и раньше. А сын… Он приехал, когда жизнь деревни становилась на новые рельсы. И не один приехал, а с тетей Настей, которая стала домашней хозяйкой. Помогал местному Совету организовывать колхозы. Отец был крупным торговцем? Но, позвольте, он с ним давно разошелся?! Сын активно сотрудничает с новой властью, почему он должен отвечать за отца? Так или примерно так он отвечал на недоуменные вопросы…
- Кто же, собственно, этот Блохин? - спросил я.
- Еще неделю назад я бы, пожалуй, не смог вам ответить, - признался Курилов. - Это племянник старого Блохина, Герман Крюгер, сын его сестры, которая вышла замуж за владельца рыбного магазина в Риге. Он настолько похож на двоюродного братца, что мог себя свободно за него выдавать, втерся в доверие местных жителей, а позднее там и женился.
- Нет ли здесь какой-нибудь путаницы? - вмешался я. - Ведь тетя Настя до замужества носила фамилию Крюгер.
- Никакой путаницы, - возразил Курилов, - просто нас ввели в заблуждение. Тетка Настя заполняла анкеты, как хотела, точнее сказать, как ей было приказано. Из архива, который случайно сохранился, узнали, что она является женой дяди этого фальшивого Аркадия, то есть его тетей, и, естественно, потому носила фамилию Крюгер.
- Ничего себе, семейное древо, - заметил я. - И все-таки непонятно, почему эта пара обосновалась в далекой деревушке под фальшивыми именами еще в 1928 году? Ведь там тогда ничего интересного не было.
- Вы забываете, что речь идет о пограничной полосе, - пояснил Курилов. - Там уже давно свили гнездо агенты и резиденты капиталистических разведок. Не исключено, что у нашей двоицы было какое-то задание, а для начала она должна была втереться в доверие.
- Гм, выходит, по-вашему, они торчали там целых семь лет, дожидаясь своего часа? - засомневался я. - А разве эта папка для "нот" не служит доказательством того, что "Блохин" весьма активно работал на вражескую разведку?
- Сейчас - да. А раньше? У нас есть опыт, Рудольф Рудольфович. Этот опыт говорит, что шпионские центры могут глубоко законсервировать своих агентов на долгие годы.
- Что ж, вам и карты в руки, - согласился я.
- И неплохие карты, - засмеялся Курилов. - Они не говорят, что речь идет обязательно о гитлеровских агентах. Есть у немцев немало любознательных соперников. Например, за каналом…
- Вы имеете в виду англичан?