Ураган - Николай Шпанов 8 стр.


– …в прошлом году, когда я приехал в Москву с нашей парламентской делегацией, русские откровенно показали мне все, что у них есть. Они свезли меня на свой "Пункт зеро" – это центральный вычислительный центр учреждения, которое они называют "Госплан"… – Парк сделал многозначительную паузу и, сжав плечо Макдейра, внушительно продолжал: – Мне не хочется огорчать вас, Мак, но, ей-ей, по сравнению с тем, что я там увидел, все это… – подражая Макдейру, Парк широко обвел вокруг себя рукой, – все это каменный век! У них не было такой штуки, которая на все вопросы твердила бы: "Победа да победа!" По-видимому, у них даже электронные машины проникнуты реализмом. У меня на глазах было проиграно несколько интересных операций. Это тоже было похоже на битву двадцать второго века, но совсем не так, как сегодня здесь. Своему "красному Юниваку" они ставили удивительные задачи, казавшиеся на первый взгляд даже неразрешимыми: речь шла о новых электростанциях, о заводах, о потребности страны в сапогах и в холодильниках, о приросте населения, если потребление лимонов и сахара будет поднято на сто процентов, и черт знает о чем еще. Но, черт меня возьми, там я понимал все происходящее и, должен признаться, отдавал должное решениям и выводам русских; тех, кого интересовали выводы машины. Но от этого мне вовсе не делалось веселей. – И, вдруг оживившись, Парк быстро добавил: – Кстати, Мак, у них в игру вводятся компоненты, которых я не видел здесь, – политическая обстановка, экономический потенциал, культурный уровень населения…

– Чистый блеф! – огрызнулся Макдейр. – Кто может оценить такие факторы, как политическая обстановка?..

– Я сказал русским приблизительно то же самое: "Кто может?.. И вообще при чем тут политическая обстановка, когда вы хотите знать, сколько детских туфель будет вам нужно в 1970 году?.." – Парк хитро прищурился. – Знаете, что они мне ответили?

– Мм… – неопределенно промычал Макдейр.

– Они ответили: "Ленин говорил, что политика – это судьба миллионов". И как же иначе, Мак?! Разве прошлая война не показала? Возьмем для примера хотя бы Итальянскую кампанию, где мы с вами так часто встречались. Я уж не говорю о последнем акте всего спектакля – о Берлине… Разве не политическая…

– Будет, Майкл, – перебил его Макдейр, – вы стали невыносимым пессимистом, а я притащил вас сюда, чтобы…

– …чтобы обеспечить себе победу в бюджетной комиссии парламента? – И теперь Парк покровительственно ударил по плечу Макдейра. – А ведь я думал, что хоть вы-то серьезно думаете о других победах – не только в парламентских комиссиях. – Он на минуту умолк и, исподлобья глядя на генерала, отчетливо закончил: – Мак! Чем легче будут наши победы над налогоплательщиками, тем труднее будет победа над действительным противником.

– Парадокс? – криво усмехнулся Макдейр. – Я его не понял.

– Только не поручайте понять это "Юниваку"!

Хлопнув дверью, Парк стал быстро спускаться в амфитеатр штаба. "Черт бы их всех побрал, – думал он. – Мак был единственным, с кем я мог говорить откровенно. И вот… Все они превратились в каких-то "юниваков"… Да, одни "юниваки": "Победа, победа…" Ах, черт побери!"

Столкнувшись внизу с каким-то полковником, который, узнав Парка, отдал честь и сказал что-то любезное о прежней совместной службе, Парк остановился: нельзя было не ответить этому офицеру – он ни сном ни духом не был виноват в оперетке, разыгрываемой генералами. Парк ткнул пальцем в первый попавшийся аппарат и спросил:

– А это что такое?

– О генерал! – с неподдельным восторгом воскликнул офицер. – Это дьявольски умная машина. При ее помощи мы можем руководить полетом любого самолета, где бы он ни находился!

– И главным образом, конечно, над Россией? – иронически спросил Парк.

– Конечно! – искренне обрадовался полковник. – В любое время, в любом месте воздушного пространства.

– И даже за его пределами?

– Но на высоте не более полутораста километров, – не уловив иронии, серьезно сказал офицер.

– Так, так, – задумчиво пробормотал Парк, глядя в улыбающееся лицо офицера и думая о своем. – И это… – он показал на аппарат, – пускается в ход?

– Совершенно верно, генерал.

– И как часто?

– Если говорить откровенно, то не так уж часто, генерал, – потупился полковник.

Парк поспешно пожал офицеру руку и пошел дальше.

"Боже мой, и этот! А где же тут люди? Обыкновенные люди, способные думать без помощи "юниваков"?"

Когда они снова остались вдвоем в кабине штабного метро, Макдейр с наигранной веселостью спросил Парка:

– Ну как, старина, понравился вам наш "Юнивак"? Сколько бы вы ни иронизировали, это все-таки замечательная штука, а?!

Парк молча пожал плечами. Он видел, что не это главное, что хотелось сказать Макдейру. И действительно, собравшись с силами, тот выпалил так, словно это разумелось само собою:

– Такой же экземпляр, а может быть, и еще более усовершенствованный, мы дадим в УФРА.

– Хойхлеру?

– Угу… Надежные руки.

– Да… Более "надежные", чем нужно тем, кто не хочет в один прекрасный день по воле господина Хойхлера превратиться в пепел. Что касается меня, я не принадлежу к числу тех, кого такая перспектива прельщает. – И, подумав, Парк добавил: – Надеюсь, вы не рассчитываете на то, что парламентская комиссия по обороне даст вам хоть ломаный грош на новое вооружение Хойхлера и его, с позволения сказать, соратников?

– А как же иначе, Майкл? – удивленно спросил Макдейр.

– Это уж ваше дело… Ваше и Хойхлера.

– Не хотите же вы этим сказать, – тон Макдейра сделался вдруг официально сухим, – что вы откажете нам в кредитах на новое оружие для УФРА?

– Для Хойхлера?

– Я сказал: "для УФРА".

– Я отлично понимаю, о чем идет речь: ваш паршивый "Юнивак" – это не главное. Прежде всего вам хочется сунуть в лапы Хойхлеру хороший запас ядерного оружия?

– Без этого мы не можем быть спокойны…

Парк сердито перебил:

– Именно с этим-то мы и не сможем ни минуты быть спокойны. Что касается меня, то заявляю категорически: мы не можем передоверить Хойхлеру распоряжаться ядерным оружием. Не можем! Это было бы самоубийством. Мы и только мы сами должны держать это в руках. – И, подумав, отрезал: – Только мы!

– Странная точка зрения, – Макдейр пожал плечами, – странная и совершенно для меня новая… Не хотите же вы, чтобы мы вынесли это на суд парламента?

– Хоть на суд самого господа бога. Но вам придется подождать следующих выборов и сделать так, чтобы меня не переизбрали.

В тот момент, когда Макдейр собрался ответить, кабину тряхнуло на остановке, и он поспешно закрыл рот, чтобы не прикусить язык. Но Парк и без того понял, что хотел сказать генерал: найдется, мол, управа и на тебя, старый осел, если ты уже совсем помешался на своем дурацком "миролюбии".

"Ну, что же, пытайтесь, господа, пытайтесь, – подумал Парк, – но, не свалив меня, вы не сунете нож в руки Хойхлера. Тут вам не поможет даже сам Ванденгейм".

С этой мыслью он вышел из кабины в широкий коридор министерства обороны.

Глава 5

1

На столике, рядом с письменным столом, зазвонил телефон хотя и городской, но известный немногим. Генерал Черных не сразу узнал голос Ксении – старшей сестры Веры. Ксения просила разрешения зайти именно сюда, в служебный кабинет, а не домой. В первый момент Черных хотел отказать: зачем здесь? И вообще какие у нее дела к нему?.. Но деловитый тон Ксении заставил согласиться. Мысли потекли было в неприятном направлении: он ничего толком не знал, но, кажется, кто-то болтал, будто разлад в семью Андрея вносит именно эта женщина. Может быть, и лучше поговорить здесь, без участия жены.

Когда Черных встал из-за стола навстречу вошедшей, лицо его отражало безразличие. Движением руки пригласил Ксению сесть, не спеша обошел стол, опустился в кресло напротив. Ждал, не выражая ни нетерпения, ни хотя бы простого интереса вежливости ради.

Черных не впервой видел свояченицу сына, но ему никогда не доводилось рассматривать ее так, как сейчас: по существу, она – улучшенное издание Веры. Те же тонкие черты, тот же нежный, теплый оттенок кожи с мягким, словно нанесенным рукою искусного гримера румянцем, доходящим по самых скул; чуть-чуть раскосые от разлета бровей глаза; волосы до неестественности золотистые – тоже такие, как у Верочки… И вместе с тем все не такое. Вероятно, от глаз: умных, внимательных. И фигура тоже на первый взгляд та же, что у Веры, а вместе с тем совсем не та: эта не покачнется под первым ветерком. Небось не валяется до полудня, занимается гимнастикой, да еще на воздухе. Пришла досадная мысль: эта больше подошла бы Андрею, чем Вера. Ведь Андрей знал обеих. Почему же выбрал ту? Подумал – и стало неловко: как можно судить о таких вещах! К тому же, может быть, в то время еще был жив муж Ксении. Одним словом… Мысль метнулась, спуталась. Черных рассердился на самого себя. Но тут же, чтобы оправдать себя, как-то помимо воли перенес раздражение на Ксению – держится чересчур свободно, и почему не в форме, а в этом костюме? Впрочем, он на ней отлично сидит.

– Не стала говорить по телефону, – и тоном, в котором генералу почудилась ирония, Ксения пояснила: – Хочу, чтобы вы заступились за меня.

Черных смотрел на кончики своих сдвинутых перед лицом пальцев кажется, разговор будет коротким. Сейчас он скажет, что не в его правилах "заступаться". Она обидится и уйдет.

А она между тем продолжала:

– Вы ведь знаете, я работаю там, где базируется часть Андрея… А меня хотят оттуда перевести… – Она говорила таким тоном, словно Черных тут же должен был понять, что этого делать не следует.

Умолкнув, она обежала взглядом стол и остановила его на пепельнице, стоявшей слишком далеко, чтобы до нее дотянуться. Черных не любил, когда в кабинете курили, но не заметить взгляд Ксении было невозможно. "Все-таки дама", – иронически подумал он и нехотя подвинул пепельницу. Ксения помяла над нею сигарету. Черных машинально следил за ее ловкими пальцами с неокрашенными ногтями, остриженными непривычно коротко для женщины. По-мужски затянулась. Это тоже почему-то не понравилось. Собственное беспричинное раздражение и неимение совладать с собой еще более усиливали неприязнь к Ксении. Чтобы не смотреть на нее, он перевел взгляд на стекло, заменявшее верхнюю доску круглого "посетительского" стола. Архитектор, вправивший сюда стекло, наверно, не имел представления о роли, какую простому стеклу доведется играть во взаимоотношениях генерала с подчиненными и посетителями. Глядя сквозь стекло на ноги ничего не подозревающего собеседника, Черных раздумывал о том, что ноги не последняя черточка в образе человека. Мало кто замечал, что их ноги, как и руки, принимают участие в том, что говорит и даже думает их обладатель. И не только положение ног, их движения, а даже обувь добавляла кое-что к характеристике человека. Когда подчиненный замечал взгляд генерала, брошенный на нечищеные сапоги или стоптанные ботинки, гладкий доклад вдруг ломался. Но как не обращало внимания на предательское стекло большинство посетителей, так не заметила его и Ксения. Поэтому она сидела совершенно свободно. Узкая юбка открывала длинные стройные ноги. Всякий раз, по привычке опуская взгляд к столу, Черных поспешно отводил его.

Ксения не спеша объясняла, чего требуют от Андрея полеты. И именно то, что она тщательно выбирала слова, которые должны были сделать понятными всякому специальные вопросы авиационной медицины, показалось генералу обидным. Если бы он не слышал имени Андрея в связи с угрозой для жизни, возникающей из-за несоблюдения режима – того, что у публики попросту называлось бытом, – Алексей Александрович давно прервал бы Ксению. Но тут он насторожился и сухо сказал:

– Мой сын не единственный офицер, кого вы, как врач, наблюдаете. Почему вас интересует именно его персона?

Казалось, спокойствие изменило Ксении. Ткнув в пепельницу недокуренную сигарету, она сломала ее, прижала спичечным коробком дымивший окурок.

– А разве он не муж моей сестры? – Она исподлобья уставилась на генерала. – Я не виновата в том, что именно он выбрал эту дурочку в жены. А кроме меня, некому о ней думать. Только я знаю, чем может кончиться их общая жизнь… Если что-нибудь случится с Андреем Алексеевичем…

– Так-с… – Черных расцепил пальцы. – Значит, соображения личного, семейного свойства?

– Другой врач не сможет так следить за его состоянием, как я. Ведь никто не знает, из-за чего он… почему он… – Ксения сбилась и помолчала. – Почему он бывает не в форме, – решительно выговорила наконец.

Взгляд генерала снова по привычке упал на стол. Сквозь стекло были видны круглые колени Ксении. Генерал, нахмурившись, подавляя раздражение, стал расспрашивать о том, что именно так скверно влияет на состояние Андрея, на его здоровье, на готовность к полетам. И чем дальше слушал, тем больше хмурился. Становилось очевидным, что повлиять на изменение обстановки в доме Андрея он не в силах: не может же он завести с невесткой разговор, какой к лицу только женщине. При этом он даже забыл, что перед ним и сейчас женщина, сестра Веры. Ксения сразу стала для него только врачом. Этот врач говорил по-солдатски просто и ясно выкладывал такие подробности семейной жизни его сына, о которых он, отец, не посмел бы говорить. Черных, конечно, знал, что у Андрея с женой не все ладно, но вот, оказывается, это угроза для жизни сына!

– Совсем недавно полковник Черных без разрешения командования провел одно рискованное испытание: катапультировался с учебного ракетоплана на высоте около пятидесяти километров.

– Без разрешения командования? – обеспокоенно проговорил Черных. – На него мало похоже.

– Боюсь, что еще многое, что и совсем на него не похоже, он способен совершить при том состоянии нервной системы, какое сейчас… Одним словом, все это может кончиться трагически.

– Вероятно, жена может поговорить с Верой, и, конечно…

– Сестру я беру на себя, – резко перебила она. – А вы не ответили мне: останусь ли я в части?

Крепкая маленькая рука генерала сделала протестующее движение, на минуту застыла в воздухе и медленно, словно обессилев, опустилась на подлокотник кресла.

– Я не могу вмешиваться в дела командования…

– Это может стоить…

– Так доложите командованию!

– За спиной полковника Черных?

– Бывают обстоятельства, когда… – начал было генерал и недоговорил, а Ксения сказала:

– Именно это я и говорю: бывают обстоятельства…

Генерал встал, не скрывая желания закончить беседу.

– Хорошо, последнее, – сказала Ксения, глядя в сторону, – мы до сих пор не можем быть уверены, что при полетах на той высоте, какая является для Андрея Алексеевича повседневностью, космическая радиация не оказывает… вредного влияния…

Черных прошелся по кабинету и остановился над Ксенией.

– Чего вы хотите?

– Не выпускать его из-под своего наблюдения.

С этими словами она быстро встала и, не ожидая ответа, не прощаясь, пошла прочь.

Походив несколько минут, генерал снял трубку одного из телефонов и набрал номер командующего ВВС. Но прежде чем диск аппарата, вращаясь, дошел до места, Черных торопливо нажал рычаг, чтобы разъединиться.

2

Выйдя от генерала, Ксения остановила первое попавшееся такси и поехала к сестре.

Дверь отворила няня.

– Дома?

Старушка со вздохом махнула рукой.

– И вот так, почитай, каждый день.

– А Андрей Алексеевич?

– Был, огорчился, уехал. – Ксения уловила в голосе няни подозрительную дрожь – вот-вот заплачет. – На Калужскую.

– Послушай, нянь, – Ксения поглядела куда-то поверх ее головы. – Лялька тебе, конечно, ближе его…

– Лялька, Лялька!

– Но ты должна мне сказать: есть у нее что-нибудь такое?.. Одним словом, есть у нее кто-нибудь? – выговорила Ксения с решительностью, свидетельствовавшей о том, как это отвратительно ей самой.

Няня отвернулась.

– Ты что, доносчицу из меня сделать норовишь?

– А ты замечала за мной склонность к сплетням? – Ксения подошла к старушке и обняла ее за плечи.

Няня поднесла к глазам фартук.

– Крутятся, крутятся вокруг. И как не крутиться?! Много ли таких красоток? А уж ежели тебе охота знать: виноватее этих наша сестра. Фик-фок на один бок – приятельницы, чтоб им пусто! Небось у каждой… Вот они-то, не приведи бог, и сбивают… Неужто Андрюша долго этак жить будет?

Ксении не удалось закурить: зубы впивались в сигарету, прокусывали ее, табак лез в рот. Она отплевывалась, бросала сигарету, брала новую. Наконец, затянувшись, спросила:

– А как он, по-твоему, "этак" живет?

– Разве дело: я ведь все вижу.

От выдержки, с какой Ксения вела себя у генерала, не было и следа. Словно весь запас ее энергии израсходовался на свидание в кабинете.

– А Лялька нешто не баба? – понизив голос, шептала няня. – А когда Андрей дома бывает? В кои веки забежит и то днем. А на ночь остаться? По большим праздникам.

– Служба такая.

– Верочке не служба нужна, а муж.

Ксения с удивлением посмотрела на старушку.

– Да ты что, заодно со всей этой компанией: "раз живем"?

– Так не так, а все-таки, – проворчала няня. – Небось ты-то сама не так жила.. Твой-то Иван дома спал, а не бог весть где! Ревность, мать моя, она ревность и есть.

– Что за глупости ты говоришь?

– Вот те и глупости! А из-за этих-то глупостей вместо жизни раскардаш. Еще не такое наживем. Вот заведется какой-никакой, которому баба нужней самолета, тогда увидишь. А как баба с рельсов, так все.

– Вот и надо ее обратно на рельсы, – твердо проговорила Ксения. – Иначе… знаешь, чем это может кончиться? Как у нас с Иваном.

Выговорила и отвернулась.

– Уж там-то не твоя вина, – тихо проговорила старуха и несколько раз осыпала грудь мелкими крестиками. – На то испытатель.

– Боже мой! – Ксения схватилась за голову. – Если бы тебе объяснить, каким собранным должен быть такой человек! Одна семейная сцена, и может случиться все что хочешь.

– Жили вы ладно.

– Чересчур даже ладно… Чересчур! – в отчаянии воскликнула Ксения. – В этом все дело.

Няня оторвала руки Ксении, все крепче стискивавшие голову, и поцеловала ее.

– Тебя послушать, таким бы и не жениться.

– Нет, – Ксения грустно покачала головой, – жениться им непременно нужно. Только не на дурах. А женам объяснять надо, что такое жизнь с этими людьми.

В прихожей стукнула дверь. Ксения умолкла на полуслове. Вошедшая Вера не заметила ее в темном углу столовой. Усталым голосом спросила няню:

– А Андрей?

– Был, да весь вышел, – проворчала старушка и отвернулась.

Вера постояла молча и, словно забыв о своем вопросе, пошла прочь. На ходу усталым движением стала стягивать с себя жакет. Увидела сестру.

– А, товарищ военврач! – В голосе Веры звучала нескрываемая насмешка.

– Сядь. Надо поговорить…

Вера швырнула жакет на стул и с размаху бросилась на диван.

– На-до-е-ло!

– Что?

– Все! Надоело! Люди. Разговоры. Решительно все!

Ксения слушала, глядя на кончик своей папиросы.

А Вера все нервней выкрикивала:

– Не желаю больше! Вот и все! С этим можешь и идти…

Ксения покачала головой.

– Нет, я хочу тебе скачать…

Назад Дальше