- Через неделю. Или раньше. Чемоданы уже собраны. - Казимира била мелкая дрожь. - Папахен отплывает матросом из Ленинграда. На иностранном судне. А нас с матерью оставляет охранять дом. Потом, когда устроится в Париже, обещает вызвать нас официально. Но он бросает нас, бросает, бросает… Мы ему больше не нужны, не нужны!.. - младший Залевский заплакал.
Добош налил воду в стакан:
- Выпейте… Но успокаивать я вас не буду. Вы правильно разгадали план отца. Он задумал сбежать не только от нас, но и от семьи… Где бриллиант и драгоценности?
- Бриллианта в доме нет. Золото в чемоданчике. В сейфе. Я сделал от сейфа запасные ключи. Вот они. - Казимир все еще держал стакан, второй рукой, не глядя, он пошарил в кармане пиджака, нашел там ключи, подал Добошу.
"Вот как ты тайно брал "в долг" у отца золото!" - усмехнулся про себя Добош, но постарался быть по-прежнему вежливым:
- Когда уезжает отец?
- Через два дня.
Добош попросил сотрудника оформить протокол как полагается, чтобы Казимир Стефанович ознакомился с текстом и подписал, и быстро вышел из кабинета. Медлить было нельзя. Не исключено, что Залевский может скрыться уже сегодня. Надо оформить документы на арест и обыск.
Обыск длился почти четыре часа.
Понятые - жильцы соседних домов - забыли про усталость, они вытягивали шеи, чтобы из-за плеча чекиста увидеть содержимое чемоданчика, извлеченного из сейфа. Когда золотые монеты и вещи были грудой высыпаны на стол, понятые ахнули. Они никогда не видели столько золота!
В подвале нашли каслинскую чугунную шкатулку, словно сплетенную из тонких черных кружев, набитую царскими десятирублевиками, два кожаных мешочка с золотым песком, пачки советских червонцев, серебряные рубли. А часов - со счета сбились! - золотых, серебряных, иностранных, русских, старинных и современных - целый музей заполнить можно.
Но бриллианта найти не могли.
К вечеру чекисты простукали все стены, подняли половицы, перерыли двор - нет бриллианта.
- Что же, собирайтесь, гражданин Залевский, - хмуро сказал Добош. И обернулся к понятым: - Спасибо, товарищи, вы свободны.
Залевский безропотно оделся. Ни слова не сказал жене, даже не обнял ее, лишь о чем-то по-польски попросил горничную.
Та вытерла слезы, закивала головой.
Наутро Добошу доложили: Залевский повесился на подтяжках в камере. Спасти не удалось.
Добош грохнул кулаком по столу. Бриллианта теперь не найти, дом весь перерыт. Может, камень у французов? Но такой жадный человек, как Залевский, вряд ли доверил свое сокровище посторонним. За границу он должен был прийти не с пустыми руками. Тайну бриллианта Залевский унес с собой, на тот свет! "Я допустил ошибку. И серьезную! - ругал себя Добош. - Не надо было торопиться с арестом. Следовало брать Залевского при уходе. Бриллиант наверняка бы был при нем. Как я теперь посмотрю в глаза Ногину? Такое верное дело провалить! Гнать меня надо из органов!"
Добош прикрыл глаза, попытался еще раз вспомнить ход обыска. Не мог же бриллиант раствориться? А если Залевский хранил его у своих близких или знакомых? Но таких у него в Перми не было. Кроме засекреченной любовницы. Но ее дом обыскали. Стоп… А горничная? Она приехала с ним из Питера. Но она жила в доме, который перерыли весь. А что же ей Залевский сказал на прощание по-польски? Почему обратился с последними словами перед уходом к прислуге, а не к жене?
Добош вызвал машину. Взял двух сотрудников и помчался к дому Залевского.
- Что вам сказал хозяин на прощание? - спросил он у прислуги.
- Ничего особенного, - пожала плечами немолодая еврейка, - он всегда был скупым, хотя и богач. Но до такой степени не доходил, попросил не тратить без надобности мыло. Хранить его. Время трудное, а мыло дорого стоит, оно еще дореволюционное.
- Где лежит это мыло?
- На кухне, в шкафчике, на верхней полке. Девять кусков. До сих пор аромата не утратило. Хозяин им дорожил, не давал никому расходовать.
Добош кинулся в кухню. Достал все девять кусков. Огляделся. На столике лежал кухонный, похожий на кинжал, острый нож. Добош взял его. И начал строгать куски мыла. Горничная смотрела на него как на сумасшедшего:
- Зачем вы портите мыло? Хозяин вернется, что я ему скажу!
- Он не вернется! - Добош не отрывался от своей работы. Стружками мыла он уже засыпал полстола. И замер… В седьмом куске, который он строгал, что-то блеснуло.
Добош бережно взял сверкающий гранями камень…
Так было выполнено задание Ногина, хотя просчетов в этом деле оказалось немало. За них и сейчас корил себя Добош.
Он отогнал воспоминания. Поезд приближался к Свердловску. Замелькали знакомые кварталы.
Добош взял саквояж и заторопился к выходу. Ему не терпелось до встречи с Ногиным повидаться с женой - Аней, Анечкой.
По перрону к поезду бежали люди. Какой-то пожилой модник махал букетом, худенькая дама посылала воздушные поцелуи.
Поезд еще тормозил, а Добош уже спрыгнул с подножки:
- Здравствуй, Свердловск!
Привокзальная площадь откликнулась клаксоном автомобиля.
Глава пятая
Ногин
Оскар Янович осторожно взял скрипку, словно боясь, что она хрустнет в его руках, привыкших к молоту кузнеца да к оружию.
До гражданской войны довелось ему поработать с отцом в сельской кузне. Намахал себе силушку такую, что мог свободно сгибать прямой металлический прут в кольцо.
Ногин смахнул пылинки со скрипки, прижал ее к плечу. Смычок ждал движения хозяина, чтобы коснуться струн..
Ногин любил играть на скрипке, особенно когда ему становилось муторно, приходилось туго и он нуждался в разрядке.
Жена шутила:
- Ты совсем как Шерлок Холмс. Чуть что - и к скрипке.
Оскар Янович возражал:
- Ну, Шерлоку Холмсу до меня далеко. Он играл на скрипке, а я, как тебе известно, еще и на фортепиано, и на баяне. К тому же у Шерлока Холмса дирижерской палочки не было. А у меня есть. Да и скрипка у меня не одна, вон еще вторая спит в футляре…
- Сдаюсь! Сдаюсь! - поднимала руки Софья. - Шерлок Холмс не кончал Вильмарскую гимназию… Ой, прости, учительскую семинарию! Не получал математического и музыкального образования, не работал, как ты, преподавателем музыки! Словом, Холмс - дилетант, а ты - профессионал. В музыке, конечно.
- Ну, профессионалом я не стал, а развлечь тебя и друзей сумею.
- Это точно! - смеялась Софья. - Вон как ты на баяне среди шарташских березок играл, сразу вокруг тебя хор образовался, два часа не отпускали, горланили: "Бежал бродяга с Сахалина", "Сидел Ермак, объятый думой", - она попыталась передразнить поющих.
- Попеть захотелось? Неси баян! - откладывал скрипку Ногин.
- Игран, играй… На скрипке… Я твою скрипку люблю. Знаешь, чем тронуть женское сердце, - прижималась к мужу Софья.
Сегодня Ногин не зря потянулся к скрипке. Дело о вредительской организации в золото-платиновой промышленности тревожило. Оно неоправданно затянулось. Указания, мешающие работе приисков, шли сверху. К тому же из столицы сообщали, что представители иностранных фирм, добивающихся передачи уральских приисков в концессию, владели подробными сведениями о всех затруднениях золото-платинщиков на местах. Необходим был свой человек хотя бы в правлении Уралплатины, чтобы разобраться во всех нитях, опутавших добывающую промышленность. И, наконец, выявить главных "пауков" в Москве и Свердловске, плетущих нити экономического заговора.
Помог же чекистам капитан Арефьев ликвидировать сеть контрреволюционной агентуры на Черноморье. Как же его звали? Ага… Александр Георгиевич.
Ногин хорошо помнил это новороссийское дело. Именно ему, двадцативосьмилетнему чекисту, назначенному начальником Черноморского окружного отдела ОГПУ, пришлось завершать операцию "Аллах".
А началась она с того, что в Новороссийское ОГПУ пришел загорелый, широкоплечий, грузный, но вместе с тем подвижный человек. Его волосы словно выцвели на солнце. В руках он держал морскую фуражку.
- Здравствуйте. Я Арефьев. Капитан парохода "Эттиход". Чекист, принимающий Арефьева, переспросил:
- "Эттиход"? Этот тот, что до сих пор не национализирован?
- Точно так, - подтвердил Арефьев, - пароход смешанной русско-персидской компании. Под персидским флагом ходим. Новороссийск - Константинополь и обратно.
- Что же вы хотите нам сообщить? - внимательно рассматривал Арефьева чекист.
- Понимаете… - Александру Георгиевичу явно было рассказывать труднее, чем водить судно. - Я потомственный моряк. Об этом знают многие… И вот ко мне в Турции подсел в ресторане незнакомый человек, попросил помочь: за четыреста турецких лир устроить на "Эттиход" русского. Чтобы он мог сходить на берег в Новороссийске. Родственники, мол, у него там. Скучает. Понимаете… Я имею право самостоятельного набора команды. И в Турции, и у нас. А документы… у того… русского из Турции… якобы в порядке. Я не отказал просителю. Но обещал подумать. Мне назначена новая встреча. Но дело нечистое… Явно нечистое… Интуиция подсказывает. И… понимаете… Я сразу к вам…
- А почему сразу к нам? - чекисту нравился Арефьев, но он решил узнать о нем побольше.
- Так тот, кто предложил за услугу четыреста лир, понимаете, не знает, что я в гражданскую в ЧК работал. - Моряк расплылся в улыбке. - С корабля меня партия направила… А после войны не выдержал я… Понимаете… Море снилось каждую ночь. Как чумной стал… У нас же у всех в роду душа - тельняшка в полоску. Вот я рапортами своими и добился, чтобы отпустили меня на пароход… Кстати, на "Эттиходе" за мной неотступно один матрос следит. Греков его фамилия. И в Константинополе он за мной увязался. Чекистская привычка - видеть боковым зрением - еще не оставила меня. Но Греков не подозревает, что я обнаружил слежку.
Чекисты воспользовались этим случаем, чтобы переброска агента проходила на "Эттиходе" под наблюдением Арефьева. А на берегу, в Новороссийске, уже не составило труда установить явки… И агента, и Грекова.
Арефьеву придумали "легенду": вместо чекистских лет - годы деникинской армии. Вооружили его именами белогвардейцев, которые были убиты или которых не могло быть в Турции.
Воспользовались слежкой Грекова, чтобы легенда о службе Арефьева у Деникина ушла в Турцию - к грековским хозяевам, в константинопольское отделение "Высшего монархического совета", к генералам Покровскому и Улагаю.
На теплоход к Арефьеву в Константинополе зашел его "сослуживец по белой армии", которого он случайно встретил. И Грекову дали возможность услышать воспоминания о белых походах, о делах Арефьева и его сослуживца. Не мог Греков знать, что к Арефьеву под видом деникинского офицера приходил на пароход чекист.
Так Арефьеву поверили в монархическом "Совете".
Немало он перевез на "Эттиходе" контрреволюционных агентов, наблюдение за которыми помогло выйти на белогвардейское подполье в районе Черноморья и ликвидировать зреющий заговор.
Ногин словно снова услышал шум прибоя. Увидел море в белых барашках. Каждая волна пыталась как можно дальше вырваться на берег, удержаться на нем. Но в бессилье, цепляясь пенистыми лапами за гальку, сползала обратно. На ее месте появлялась новая. И снова, шипя, скатывалась в море.
Арефьев стоял на берегу рядом с Ногиным и завороженно смотрел на эти волны. Ветер предвещал шторм.
Ногин специально назначил встречу не в здании ОГПУ.
- Вы что? За свою капитанскую жизнь не насмотрелись на волны? - удивился он.
Арефьев смущенно улыбнулся:
- А волны, как огонь, зачаровывают. Оторваться не могу. Посмотрите, как сейчас девятый вал грохнет! Силища-то какая!
Ногин отвернулся от моря:
- Против нас тоже силища действует. Но мы должны, как этот берег, устоять, сбросить ее… Я вас, Александр Георгиевич, вызвал, чтобы поблагодарить за все, что вы сделали. И попросить: до конца операции "Аллах" не встречаться со мной и другими сотрудниками. Мы не хотим, чтобы кто-либо из ваших турецких знакомых заподозрил, что вы причастии к ликвидации контрреволюции на Черноморье. Вы еще можете сделать многое, если вам будут доверять в турецком отделении "Высшего монархического совета". Будьте осторожны. Счастья вам. Сегодня ночью мы начинаем ликвидацию монархических групп…
Ногин опустил смычок. Скрипка замолкла. Исчезли Арефьев, суда на горизонте, море в белых гребнях…
"А почему бы, - думал Ногин, - нам не найти для Уралплатины горного инженера? На Западном Урале? Там нет крупных промышленных месторождений золота и платины, но горные инженеры, которых бы не знали в Свердловске и Челябинске, наверное, есть. Если бы хоть один из них согласился помочь чекистам!.. А еще лучше, если бы специалисты нашлись среди пермских наших сотрудников. Арефьева бы нам, но не моряка, а инженера!.." Для этого-то он и вызывал Добоша.
…Добош уже ждал, хотя до встречи оставалось еще полчаса. Он знакомился, как и наказал Ногин, с делом о вредительстве в золото-платиновой промышленности.
- Ну, как? - пожимая руку, указал головой Ногин на папку.
- Не понимаю, при чем тут я? - пожал плечами Добош. - Золото-платиновые прииски в основном в бассейне Миасс-реки да под Свердловском и Тагилом. У нас, на Западном Урале, месторождения бедные, их даже не пытаются разрабатывать.
- Потому-то я и пригласил вас. Горные инженеры с приисков хорошо знают друг друга, а мы с вами должны найти такого, который был бы им незнаком и которого можно устроить на службу в правление треста Уралплатина. Лучше всего профессионального чекиста или коммуниста - участника гражданской войны. Можно и сочувствующего нам… Есть у вас такие на примете?
- Надо подумать, - в голосе Добоша проскользнуло сомнение.
- Ну, если в Перми нет, будем искать в другом месте… Кстати, вы не соскучились по Свердловску, все-таки с двадцать первого года в этом городе, а мы вас в Пермь послали.
- Скучаю, - признался Добош.
- Считайте, что командировка в Пермь кончается. Найдете нужного человека для Уралплатины и возвращайтесь. Приказ я уже подготовил. Матсон согласен. Будете со мной заниматься золото-платиновой промышленностью. Опыт кое-какой у вас есть.
Добош утвердительно кивнул.
Ногин встал, открыл сейф, достал папку:
- А теперь поговорим о плане операции, о ее деталях.
Глава шестая
Чарин
Челочка на лбу молодой смазливой секретарши все время раскачивалась.
- Нет-нет, - энергично трясла она головой, - технический директор занят… Подождите…
- Нет-нет, - встречал отпор очередной посетитель, - товарищ Доменов вас принять сегодня не сможет.
- Аллэ! - брала она телефонную трубку двумя пальчиками, словно та была чем-то испачкана. - Да-да… Это трест Уралплатина, - и тут же переходила на знакомое: - Нет-нет, Вячеслав Александрович не возьмет трубку. У него совещание. Что я могу поделать. Позвоните часика через три…
- Нет-нет, - снова слышался ее громкий голос: - Нет-нет…
- Тьфу ты, дьявол, - сплюнул молодой человек, уже второй час томившийся в приемной, и обратился к сидящему рядом безучастному ко всему кудрявому человеку в полувоенной форме: - Как выщербленная пластинка - одно и то же выдает!
Человек в полувоенной форме пожал плечами. И ничего не ответил.
Секретарша заметила взгляд парня и кокетливо одернула платье:
- Что это вы смо́трите на мои ноги?
- Да не смотрю я на ваши ноги, - смутился парень.
- Нет-нет… Смо́трите, я же видела.
- Тьфу ты, дьявол, - снова сплюнул парень. И стал смотреть в сторону. Но после этих слов секретарши ему действительно захотелось поглядеть на ее ноги. Ноги как ноги - бутылочками, сама полная, с высокой пышной грудью, черноволосая, намазанная. Ее можно назвать красивой, но было что-то отталкивающее в глуповатых фразах, в ее самолюбовании. А она явно подчеркивала свои женские прелести.
Но вдруг секретарша преобразилась, соскочила со стула, приветливо заулыбалась:
- Петр Сергеевич, какими судьбами? Откуда вы?
В приемную вошел высокий, худой, седеющий мужчина с продолговатым лицом. Его модный светлый костюм был пригнан по фигуре, как офицерский мундир. Белая сорочка, стоячий воротник, галстук, завязанный нарочито небрежно - широким узлом. Все говорило, что этот человек следит за собой.
Наклонив голову, продемонстрировав безукоризненный пробор и пятачок лысинки на затылке, мужчина галантно приложился к руке секретарши:
- Из Питера, милочка, из Питера… С брегов Невы холодной. Естественно, пришлось завернуть в Москву-матушку… А вы все хорошеете.
Секретарша раскраснелась от счастья:
- И вы тоже, Петр Сергеевич!
- Тогда вечером приглашаю вас на свидание… В ресторан, - закончил он шепотом. - Жду там, где всегда. Вы помните?… А Вячеслав Александрович занят?
- Сейчас, сейчас, я спрошу, - секретарша скрылась за дверями.
Доменов помешивал серебряной ложечкой в стакане и читал разложенные перед ним бумаги.
- Я же сказал, чтобы меня не беспокоили, - недовольно встретил он появление секретарши. - Что-нибудь стряслось?
- Нет-нет… - заметалась челочка на лбу, - но… Приехал Петр Сергеевич…
- Кто приехал? - переспросил встревоженно Доменов.
- Чарин.
- Этого еще не хватало! Зови немедленно.
Чарин вошел, раскрывая объятия:
- Здравствуй, старина, сколько лет, сколько зим!
- Здравствуй, - недобро ответил Доменов. - Кто тебе разрешил прикатить к нам? Мы же договорились: встречаться как можно реже…
- Успокойся, Вячеслав, - спрятал улыбку Чарин, - я приехал в командировку по линии научно-технического совета горной промышленности. Предписано мне произвести обследование треста. Чем-то высокие сферы, - он ткнул в потолок, - недовольны.
- А-а… - Доменов подошел к Чарину и обнял. - Прости…
- Нервным ты стал, Вячеслав, нервным… Чего ты боишься? Конспирация у нас - комар носа не подточит. А потом, всем ведомо, люблю я Урал! Ох, как люблю! Вся юность у меня с ним связана, - Чарин прикрыл глаза, - здесь моя силушка развернулась… Я - мещанский сынок, неимущий, на Урале господином стал! Подумать только, как время промелькнуло! Кажется, совсем недавно я еще в студенчестве первые драги на Ису строил… Так справлялся с делом, что меня помощником управителя платиновых приисков в Тагильском округе назначили! А потом… Все увидели, на что я способен! Пожалте, расшаркались передо мной, на место управителя золотых приисков! А какие разведки я провел, какие запасы платины обнаружил! Небось до сих пор их разрабатываете?
- Разрабатываем, разрабатываем, - согласился Доменов. - Но что-то ты больно сентиментальным стал? Не глотанул ли чего по дороге?
- О, как ты огрубел, Вячеслав, как огрубел! Я глотанул воздуха того края, где богатырские дела творил!
- Ну, уж и богатырские, - Доменов попытался остановить речеизлияние Чарина.