- При каких обстоятельствах была арестована Мария Макарова?
Что-то дрогнуло внутри у подследственного: лицо помертвело, плечи поникли, в глазах мелькнуло выражение покорности судьбе.
Но это продолжалось недолго. Макаров снова взял себя в руки. Глаза лихорадочно заблестели. Мысль заработала.
- Макарова Мария Николаевна - жена моего брата Василия. Была арестована по указанию капитана Шмакина. Да, мною. Я же и допрашивал ее… Вам интересно знать, как я на это пошел, как согласился? Мерзко, не правда ли? Вести допрос близкого тебе человека… женщины… И применять в отношении ее те самые меры телесного воздействия… - Макаров провел по лицу ладонью.
- Не скрою, - сказал Белобородов, - мотивы ваших действий не совсем понятны. Или вами руководило чувство личной мести?
- Нет, ни с нею, ни с братом никаких личных счетов у меня не было. Хотя и каких-то родственных чувств, пожалуй, тоже. А что касается наших классовых позиций, в этом отношении, полагаю, вам ясно, что примирения быть не могло.
- Да, - кивнул Белобородов, - здесь все ясно. Но все-таки почему вы не отказались вести допрос Макаровой? Хотели выслужиться? Или чувствовали недоверие к себе со стороны сослуживцев из-за того, что ваш брат Василий оказался большевиком? Однако всему есть мера. Где-то есть граница, отделяющая человеческое от животного. Вы могли отказаться вести допрос Марии?
Чуть заметная саркастическая усмешка скользнула по тонким, слегка выпяченным губам Макарова.
- Да, мог. Когда привели Марию, капитан Шмакин спросил: "Кто займется?" - и посмотрел на подпоручика Бутырина, командира третьего взвода. Стоило мне промедлить с ответом, и вопрос решился бы сам собой. Но я опередил Бутырина, сказав, что мне, как родственнику, легче будет получить от Марии нужные сведения, не прибегая к крайним мерам. Я знал, что Бутырин, если возьмется за дело, ни перед чем не остановится…
- Однако ж и вы не остановились! - воскликнул Белобородов.
- Да. Но лишь потому, что она вообще отказалась со мной разговаривать. Более того, она в присутствии солдат плюнула мне в лицо. Я даже это мог ей простить, если бы это касалось меня одного. Но ведь другие офицеры… Они меня осудили бы.
- И вы?..
- Да, я приказал солдатам…
- …помочь вспомнить, где скрывается ее муж?
- Кажется, именно так я и выразился тогда. Однако при этом я незаметно для Марии дал солдатам знак, чтоб не усердствовали.
- Допустим, вы дали знак, - кивнул Белобородов. - Однако, "не усердствуя", солдаты кололи ее штыками до крови, и вы…
- Я стоял, отвернувшись к окну. Когда Мария закричала так, что ее мог слышать из своего кабинета Шмакин, я остановил эту пытку…
- Вы сами сейчас назвали примененную вами к Марии "меру телесного воздействия" пыткой! - быстро проговорил Белобородов.
- Я имел в виду себя, - скорбно ответил Макаров. - И себя…
- Итак, вы остановили пытку?..
- И пошел к капитану. Предложил отпустить Марию и установить за нею слежку. Шмакин согласился с моими доводами.
- Еще бы! - усмехнулся Белобородов. - Отличный ход: даже если Мария не знала местопребывания мужа, до него непременно должен был дойти слух о том, что жена побывала на допросе…
- Я не думал, что он тут же примчится как мальчишка! - зло перебил Белобородова Макаров. - Я рассчитывал на его выдержку. И кто-то же был рядом с ним - могли его удержать…
- Как бы там ни было, - подвел итог Белобородов, - но Мария с Василием оказались в руках белогвардейской контрразведки с вашей помощью, при вашем личном участии.
- Получается так, - понуро кивнул Макаров. - Но я их не арестовывал. И допрашивал их на этот раз не я!
Белобородов с сомнением покачал головой и усмехнулся.
- Повторяю: я их не допрашивал! - лицо Макарова побагровело. - Я не могу доказать своей непричастности к этому допросу, однако прошу записать в протокол следующие слова: я не проводил допроса своего брата Василия и его жены Марии после ее повторного ареста. Не проводил!
- В таком случае припомните, кто их допрашивал.
- Их вскоре увезли в Торск, в контрразведку…
- Однако нам известно другое: перед тем, как их увезли…
Макаров сделал останавливающий жест:
- Я не договорил. Перед тем как их увезли, Бутырин успел допросить брата. Допрашивал ли он Марию, я не знаю.
- Вы видели Василия после того, как он побывал на допросе?
- Да.
- При каких обстоятельствах?
- Я пришел в арестное помещение, а в это время брата выводили из камеры, где происходил допрос.
- С какой целью вы пришли в арестное помещение?
- Мне нужно было поработать с… С одним человеком…
- С кем именно, не помните?
- С молодой женщиной, которую прислали в Казаринку большевики.
- В какое время суток вы пришли в арестное помещение?
Макаров прикрыл глаза рукой, вспоминая.
- Утром… Рано утром. Помню, едва только занималась заря…
- И вы сразу направились в камеру, где допрашивали Василия?
- Нет, не сразу… - Макаров покусал нижнюю, губу. - Увидев брата… Он весь был перепачкан кровью… Одним словом, у меня не хватило решимости встретиться с ним. Я повернулся и выбежал во двор. Некоторое время стоял как оглушенный. Не хотелось верить… С тех пор я больше никогда не видел ни Василия, ни Марии…
- Затем вы снова направились в камеру для проведения допроса?
- Да, в нее уже привели ту женщину.
Леонид с полчаса как зашел в кабинет к Белобородову. Став спиною к окну, он молча следил за ходом допроса.
Все в нем восставало против тона, которым велся допрос. Уж слишком свободно держался Макаров, а Белобородов позволял…
И вообще непонятно было Леониду, для чего столько времени толочь воду в ступе. Как каратель Макаров уже вполне ясен. Известно, где он воевал после Казаринки, - с армией Колчака дошел до Омска. А вот дальше - сплошное белое пятно.
Никто из лиц, проживавших за границей, не опознал Макарова на фотокарточке, которую показывал им Леонид. И это тоже было одной из причин его скверного настроения.
Ах, Агеев, Агеев, что ты наделал! Какую щуку спугнул!..
После того как Макарова увели, Белобородов поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по кабинету, прихлопнул в ладоши и, быстро взглянув на Леонида, что-то хотел сказать, но не сказал, а, улыбнувшись какой-то своей мысли, уселся на прибитый к полу табурет, на котором только что сидел Макаров. Крепко ухватившись обеими руками за сиденье, несколько раз качнулся туловищем.
- Сегодня утречком забежал домой к Агееву, - сообщил он Леониду новость. - Познакомились наконец… - И Белобородов опять чему-то улыбнулся. - Видел бы ты, как он меня встретил! "Сам пришел?" - и смотрит этак подозрительно-подозрительно. Словно знает и не узнает меня, но вот-вот вспомнит и тогда… И рука, смотрю, к заднему карману у него тянется… Ну, тут я назвался по фамилии, он и вспомнил: "Прапорщик Белобородов?! То-то среди красных не встречал тебя!" А это я после февральской революции у них в полку на митинге выступал. В погонах, ясное дело. И вдруг - командирские петлицы! Да, бывает… А приходил я к нему вот зачем. Он же в двадцать втором партизанил на Дальнем Востоке. Собственно говоря, я ни на что особенно не рассчитывал - так, общую обстановку хотя бы узнать. И ты понимаешь, след-то Орлова, похоже, отыскался! Погляди-ка! - Белобородов подошел к столу и достал из ящика пожелтевший листок газетной вырезки. - Агеев сберег…
Один абзац был отчеркнут простым карандашом:
"Ночью партизаны скрытно подобрались к позициям белых и ударили с флангов. Завязался жестокий бой. Белые упорно сопротивлялись, но на рассвете подошли части Народно-революционной армии, и вскоре отборный полк генерала Орлова дрогнул…"
- Двадцать второй год! - сказал Белобородов. - Если это тот самый Орлов - не исключено, что их дорожки с Макаровым где-нибудь опять сошлись. Где-нибудь между Казаринкой и Волочаевкой. Опять Волочаевка - чувствуешь!.. Попытаемся завтра что-нибудь выяснить у Макарова. По-моему, он держит в запасе какой-то далеко рассчитанный ход и пока что не очень запирается. Видимо, полагает, что нам многое известно о его службе в колчаковской армии. И нам важно поддерживать его в этом убеждении, хотя, как ты сам понимаешь, чем дальше от Казаринки, тем чаще приходится идти впотьмах…
13
- Как долго вы служили командиром карательного взвода?
Макаров, сидевший до этого с понурым видом, вскинул голову:
- В конце августа восемнадцатого года меня перевели в 3-й Сибирский полк начальником пулеметной команды.
- Каким образом это вам удалось?
- Случайно встретил в Торске своего бывшего однополчанина.
- Из 151-го?
- Да, - Макаров с некоторым удивлением вскинул брови.
- И этот однополчанин отрекомендовал вас своему командиру?
- Так точно.
- Фамилия командира 3-го Сибирского полка?
- Иванов. Полковник Иванов.
- А Орлова вы встретили… - полувопрос-полуутверждение.
- Это уже потом… - в глазах Макарова отразилось легкое замешательство, но он тут же взял себя в руки.
- Так, минутку… - Белобородов записал в протокол допроса: "Моя встреча с генералом Орловым произошла…"
- С полковником, - поправил Макаров. - Тогда он еще не был генералом.
Белобородов зачеркнул слово "генералом" и сверху надписал: "полковником". Затем внизу страницы провел линию и под нею сделал примечание: "Исправленному "полковником" верить".
- Где вы с ним встретились?
Макаров несколько помедлил с ответом, словно раздумывая, говорить или не говорить. Затем коротко обронил:
- В Омске.
…151-й полк Орлова был расформирован по причине отказа его офицеров сражаться за Советскую власть.
В середине ноября семнадцатого года, после того как командир этого полка отдал приказ о передислокации, по требованию низших чинов все офицеры были арестованы. За исключением поручика Кондрашова, который и принял на себя командование полком.
Орлов и другие главари заговора были тотчас изолированы от остального офицерского состава. Однако Орлову удалось бежать. Через некоторое время находившимся в заключении офицерам каким-то образом стало известно о том, что их бывший командир полка добрался до территории, захваченной калединскими войсками. Макаров и его сообщники стали спешно готовиться к побегу. Однако осуществить свой замысел они не успели. Одного за другим их стали куда-то уводить, и больше никто из них в камеру не возвращался.
Однажды - это было уже в марте восемнадцатого года - пришли конвойные и выкликнули фамилию Макарова. Его провели в служебный кабинет. Сидевший за столом незнакомый человек в гимнастерке задал несколько вопросов относительно дальнейших намерений арестованного в случае его освобождения из-под ареста.
Макаров ответил, что ему необходимо некоторое время на размышления, но что воевать он в любом случае больше не намерен. После этого ему было разрешено вернуться в Казаринку, где к тому времени установилась Советская власть.
- Выходит, вы не по демобилизации вернулись домой, как показывали ранее, а были освобождены из-под ареста? - спросил Белобородов, заканчивая очередной допрос.
- Да, так будет точнее, - согласился Макаров.
Был второй час ночи. Белобородов расхаживал по кабинету, предавшись воспоминаниям, которые причудливым образом переплетались с показаниями Макарова.
Петя Кондрашов… Блестящий поручик, душа офицерского общества 151-го полка. Это он по решению ревкома принял на себя командование полком после ареста мятежных офицеров. Недолго командовал. Погиб через месяц от руки подосланного Орловым фанатика-монархиста.
Знал Белобородов и военного коменданта города Вербинска - предателя Новосильцева, устроившего побег Орлову и другим главарям заговора, а затем отпустившего "под честное слово" и всех остальных офицеров полка. Впоследствии, уже по другому делу, Новосильцев был предан суду ревтрибунала и приговорен к расстрелу.
Читинский госархив сообщил, что, согласно имеющимся в его распоряжении материалам, белогвардейский полковник Орлов Павел Степанович после разгрома колчаковских войск примкнул с остатками своего полка к бандам атамана Семенова.
14
Из протокола допроса:
"В о п р о с: Расскажите о вашей службе в белогвардейских армиях начиная с августа 1918 г.
О т в е т: С августа 1918 г. я продолжал служить в белогвардейских войсках. Участвовал в боях под Уфой, у станции Иглино, под Бугурусланом и Самарой. В марте 1919 г. был ранен под Алюнакской. В июле вернулся в полк. В ноябре дезертировал и вплоть до недавнего ареста скрывался под чужой фамилией".
- А с марта по июль девятнадцатого вы находились в госпитале?
- Я бы воздержался называть тот грязный, вонючий барак госпиталем, - с иронией проговорил Макаров. - До сих пор не перестаю удивляться, как это я еще выбрался из него живым. Вши. Повальный тиф. Там я и понял наконец, что белое движение обречено… Нет, не все было так просто. Должен сказать, что в то время многие мои товарищи, и я вместе с ними, еще верили в счастливую звезду Колчака. Однако уже начиналось брожение. Мой сосед по нарам поручик Бородин в горячечном состоянии выкрикивал казавшиеся нам кощунственными слова о продажности колчаковских министров и о собственной его, Колчака, бездарности как военачальника. Кто-то высказал предположение, что Бородин - агент большевиков. Был даже составлен рапорт начальству. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы в ночь после подачи рапорта Бородин не умер. Проснувшись, я увидел совсем близко его широко раскрытые голубые остекленевшие глаза… Тело его тут же унесли, но сомнения, которые он в меня заронил, остались со мной. А вскоре колчаковская армия стала терпеть одно поражение за другим, и новые раненые, непрерывно поступавшие в наш барак, без всякой опаски ругали Колчака, и никто уже не возмущался такими речами…
- Однако же по выздоровлении вы вернулись в свой полк.
- Знаете, как бывает после выздоровления? Особенно когда выберешься из такой клоаки!.. Чувствуешь себя заново родившимся, и тебе начинает казаться, что еще не все потеряно…
- Расскажите, когда именно и при каких обстоятельствах произошла ваша встреча с полковником Орловым.
- В сентябре девятнадцатого года наш полк был переформирован. В это время от одного из вновь прибывших офицеров я узнал, что полковник Орлов находится в Омске, в госпитале.
Я решил его навестить. Он уже выздоравливал. Встреча была теплая. Павел Степанович без обиняков предложил мне перейти в его полк. Я, разумеется, согласился. Однако уже в ноябре, как я сказал, я дезертировал из белогвардейской армии. Это случилось после тяжелого ночного боя с партизанами недалеко от Иркутска. Партизаны застали нас врасплох. Мои пулеметчики разбежались. Соседний батальон тоже был охвачен паникой. Воспользовавшись темнотой, я вскочил на коня убитого на моих глазах офицера и пустился в галоп. Спустя некоторое время в одной из деревень мне удалось обзавестись меховой одеждой, в другой я купил старенькое охотничье ружье и пороху, прибился в дом к одной вдовушке и стал жить, - на лице Макарова появилось подобие улыбки. - Опростился вконец. Бороду отпустил! Ну и, разумеется, много размышлял. Порою страшно становилось. Особенно по ночам, когда не спалось…
- Вспоминали былое?
- Вспоминал… Впрочем, не то слово: я видел, видел все эти лица! Вот так они стояли перед глазами, - Макаров выставил перед собою руки ладонями вперед. - Много, много лиц!..
- Как у вас оказался паспорт, принадлежавший Селезневу? - неожиданно спросил Белобородов.
Макаров опустил руки на колени и уставился неподвижным взглядом в угол стола.
- Должен признать, что, с тех пор как я его приобрел, - после небольшой паузы заговорил он, - мне часто приходила в голову мысль об этом человеке: кто такой и жив ли? Иной раз - вы не поверите! - хотелось поехать по этому адресу, постучаться в дверь и спросить…
- Как у вас оказался паспорт?
- Купил в Иркутске у незнакомого человека. По рекомендации.
- Много заплатили? - не скрывая иронии, спросил Белобородов.
- Дюжину собольих шкурок. Я ведь охотился на соболей. Жил в общем-то неплохо. Но, знаете, осточертело шататься по тайге.
- Мне кажется, наш с вами разговор ушел далеко в сторону, - прервал Белобородов своего подследственного. - Давайте вернемся к ноябрю девятнадцатого года. Ведь вам и после этого еще пришлось послужить в белой армии. Расскажите обо всем возможно подробнее. И честно. Ложные показания лишь усугубят наказание.
- Разве его можно еще усугубить? - с кривой усмешкой взглянул на следователя Макаров.
Белобородов не ответил.