Бывший работник прокуратуры, Чаянов уже в первые дни войны оказался на фронте. Роль заместителя политрука представлялась ему слишком спокойной. Под селом Вергулевкой, что в Донбассе, пошел с двумя красноармейцами в разведку. Попали в переплет. Один боец был убит, второй тяжело ранен, а Чаянов, расстреляв все патроны и уложив немало наседавших на него фрицев, бросил себе под ноги гранату. Но она, как назло, не взорвалась. Разведчиков схватили, заперли в какой-то сарай.
Ночью боец умер.
Чаянов ощупал прочные бревенчатые стены сарая. "Сработано на совесть,- досадовал он.- Не уйдешь". Потом мелькнула надежда: а если через крышу? Вскарабкался в углу по выступам бревен, пошарил в темноте - потолка нет, крыша камышитовая.
Шаги часового за стеной то утихали, то звучали отчетливо. Чаянов понял: ходит вокруг сарая. То усиливались, то слабели порывы ветра. Это радовало: не будет слышна его работа. Он рвал спрессованные временем, одеревеневшие стебли. Руки стали липкими от крови - порезал о камыш. Наконец в лицо пахнуло прохладой, а через минуту он уже выбрался на крышу. Часовой как раз зашел за угол, можно было уходить: темень ненастной ночи поможет укрыться. Но Чаянов остался самим собой: уходить вот так просто?.. "Черта с два,- думал он,- я вам оставлю свою визитную карточку". Он сполз к самому краю крыши и стал ждать приближения часового. Немец даже не ахнул, когда что-то свалилось на него сверху, железными тисками сжало горло...
К своим он явился вооруженный немецким автоматом. Но слишком уж схематичными показались обстоятельства побега; кроме того, потерял бойцов, побывал у врага, а сам жив-здоров?.. Хотя и возражал батальонный комиссар Майсурадзе, Чаянова взяли под стражу, начали следствие. Кончилось оно, к счастью, очень быстро. На участке полка немцев потеснили, была освобождена Вергулевка. Следователь, ведущий дело Чаянова, нашел описанный в протоколе допроса сарай, дыру в крыше и даже поговорил со стариком, который рассказал, как какой-то отчаянный хлопец порешил немчуру и ушел...
Васин встретился с Чаяновым случайно: им одновременно вручались награды.
- Знаешь, какой это человек!- сказал ему давний знакомый - майор Мансуров.- Герой! У нас в полку все такие.
- Может, поделишься?- пошутил Васин.- В моем ведомстве тоже герои нужны.
- Ничего не выйдет.
Но Васин просмотрел личное дело Чаянова, узнал, что он по образованию юрист, и через месяц, став капитаном, прибыл в его распоряжение...
Чаянов пришел по вызову Васина под вечер.
- Немного задержался, товарищ майор. Был в комендатуре. Любопытную деталь раскопал: старшим у заготовителей этих зарегистрирован не техник-интендант первого ранга, а старшина Ситько из резервной воинской части, полевая почта 28476.
- Так, так... Надо подумать. Повторно проверять документы, прощупывать их было бы неосторожным. Как считаешь, капитан? Если эти действительно наша интендантская служба, то ничего. А вдруг те, кого разыскиваем? Спугнем преждевременно излишним вниманием, несозревшее дело загубим. Задержать? Но оснований пока недостаточно.
Васин вызвал Михайлова:
- Срочный запрос в полевую почту 28476 на старшину Ситько.
Утром следующего дня на запрос Васина о заготовителях из воинской части, где они числятся убывшими, поступил далеко не удовлетворивший его ответ. В нем сообщалось, что резервная войсковая часть, полевая почта 28476, действительно дислоцировалась в их районе до конца 1941 года, затем, после окончания формирования, была отправлена в распоряжение одного из фронтов. Другими данными отвечающий не располагает.
Загадка оставалась загадкой. И так и этак прикидывал Васин. Может, это дезертиры, прикрывающиеся документами этой части, полученными еще в период принадлежности к ее составу? Может быть, выполняли задание командования, а затем, узнав, что часть ушла на фронт, несколько "задержались" в спокойных условиях глубокого тыла?
Вечером, отпустив Чаянова, майор проинструктировал его: держать заготовителей под контролем. Преждевременно не пугать их и не компрометировать, если окажется, что они действительно те, за кого себя выдают.
- На днях,- заверил Васин,- начнем осуществлять план, который я сейчас согласовываю с командованием воинской части.
Осуществление этого плана началось через три дня.
Утром в зеленое предгорное село Ново-Дмитриевское прибыла и разместилась в районе дома Кононовой шумная и обремененная техникой, конным обозом и дымящей походной кухней группа артиллеристов; часть или подразделение - несведущий глаз так просто не разберет. В селе, в благоухающем разноцветьем воздухе сразу запахло дымом, бензином, нагретым на солнце металлом. Командовал артиллеристами молодой, энергичный младший лейтенант.
Прибывшие ходили по хатам, уточняли наличие свободных мест и устраивались на ночлег. Когда уже село солнце, группа бойцов во главе с молоденьким и низкорослым командиром зашла в хату Марфы. Младший лейтенант, встретив хозяйку у порога, спросил, нельзя ли ему разместить у нее несколько красноармейцев?
- А кто вы, сынки, будете?- ответила вопросом на вопрос хозяйка.- Да вы заходите до хаты,- и, пропустив пришедших, сама вошла за ними.
- Младший лейтенант Бодыков!- браво, с восточным акцентом представился хозяйке командир.- Мы, как бы это вам сказать... пушкари.
Бодыков рассмеялся. Улыбались и бойцы.
- Стоят у меня уже. Их спросить надо. Если они не против, потесниться можно.
На разговор из соседней комнаты в расстегнутой по-домашнему гимнастерке и без ремня вышел высокий пожилой военный со знаками отличия техника-интенданта первого ранга.
- В чем дело, младший лейтенант?
- Товарищ техник-интендант первого ранга! Командир огневого взвода младший лейтенант Бодыков. Разрешите обратиться?
- Да, обращайтесь.
- Мы зашли насчет размещения наших красноармейцев в этой хате. Хозяйка не возражает.
- Здесь занято. Поищите в других домах, где свободно. Ведь в селе немного войск, так ведь? Я думаю, место найдется?
- Место-то найдется, да вот какое дело: нам нельзя далеко от матчасти уходить.
- Ничего, найдете место поблизости. Можете идти, младший лейтенант.
Выйдя от Кононовой, Бодыков чуть было не пустился бегом. Но нельзя: он был с бойцами. Только спустя полчаса сумел передать по полевому телефону:
- Товарищ пятый? Я - Крым-2. Калибр снаряда точно соответствует калибру орудия.
- Пятый вас понял,- ответили в трубку.
- Так... Положение проясняется.- Капитан Чаянов, едва положив трубку, стал составлять шифровку в штаб Васина о том, что у "интенданта" на подбородке, с правой стороны,- родинка.
С рассветом улица, где стоял дом Марфы Кононовой, зашумела и заметно оживилась. В садах и огородах, а то и просто на обочине заросшей травой сельской улице, под развесистыми тополями разместились наспех замаскированные пушки, автомашины, тракторы. В огородах подальше от людского глаза стояли большие, покрытые новым добротным брезентом, странные, ранее невиданные автомашины с покатыми назад кузовами. Возле них неотлучно находился красноармеец с винтовкой, близко никого не подпускал.
В армейский лексикон уже просочилось песенное слово "катюша". И хоть назвали этим ласковым словом секретный по тому времени реактивный миномет, его очень быстро стали узнавать люди, даже не сведующие в военной технике.
- Дядя, это "катюши"?- приставали к часовому мальчишки.
- А ну марш отсюда! Идите в другое место!
Что мог еще ответить боец шустрым и любознательным мальчишкам? Только то, что положено постовому.
Прослышав о чудо-машинах, стоящих в огороде Кононихи, на них посматривали издали и взрослые, а уходя, загорались надеждой, что, может быть, эти машины помогут остановить наконец фашистов...
С приходом военных оживилось притихшее с началом войны село. Зазвенело гармошками, песнями станичных девчат над Кубанью. И что там война, если в круг вышел парень в лихо сдвинутой набекрень пилотке и с шашкой - извечным атрибутом казацкой доблести. Что с того, что ноет спина после долгого дня работы на колхозном току, если гармонист грянул веселую кадриль. Трамбует землю солдатский кирзовый сапог, топает в такт ему легкий девичий каблук. Малиновым звоном вызванивают кавалерийские шпоры на ногах у парня. Взял их напрокат у конника артиллериста, потому что его пушка на мехтяге, и ему ни шпоры, ни шашка не положены. Взял для этого круга, для этого танца, для этой чернобровой казачки...
* * *
Интендант и его подчиненные, против обычного, в этот день не спали. Редко выходили и во двор. Хозяйка слышала, как кто-то из них сказал:
- Нелегкая их принесла!
Они ждали, что артиллеристы не задержатся в селе. Но надежды их не только не оправдались, но получилось еще хуже. Во второй половине следующего дня на улице против дома Марфы остановилась команда новобранцев, одетая еще в привычную домашнюю одежду, с вместительными "сидорами" в руках и за плечами.
- Стой! Привал! Никому не расходиться!
Командир, что привел новобранцев, тут же ушел куда-то в сопровождении председателя сельсовета.
Шумная и пестрая группа - кто сел, а кто лег, устало вытянув натруженные длительной ходьбой ноги.- Задымила цигарками. Некоторые стали разворачивать свои мешки и доставать снедь. Другие, отделившись, двинулись с кружками через улицу к колодцу.
Поглазеть на происходящее - еще гостей бог принес!- вышли старики и ребятня. Некоторые подходили ближе, здоровались за руку или просто слегка приподнимали картуз. Новодмитриевцев новобранцы заинтересовали даже больше, чем бывалые фронтовики. Пожилые казаки завязывали с парнями беседы о самом главном, что волновало : откуда они, из каких мест, какие виды на урожай в тех краях, удастся ли собрать его в этом году, беспокоит ли немец, как управляются в поле, если всех казаков на войну позвали? Заканчивались эти неторопливые беседы непременным пожеланием анафемы супостату Гитлеру.
Вернулся командир, подал громкую команду: "Становись!" Сопровождаемые ребятишками, новобранцы двинулись в другой конец улицы, к школе. Там их разместили на постой. А утром следующего дня парни были уже в новеньком "хэбэ" и обмотках. И сразу начались напряженные занятия за огородами, на берегу Кубани. Одна группа, поднимая дорожную пыль, старательно маршировала, стремясь "взять ногу", как этого настойчиво требовал проводивший занятие младший командир, другая, расположившись в тени, разбирала и собирала русскую трехлинейку, третья неумело, но зато яростно колола штыком набитое соломой чучело, изображающее врага.
А неподалеку от дома Марфы, в углу сада, еще одна группа новичков-артиллеристов осваивала орудие.
Шли обычные, ничем не примечательные будни воинского подразделения. И вряд ли кто-либо из молодых бойцов, как, впрочем, и из бывалых пушкарей, мог заподозрить, что стоят они в этой не очень удобной для дислокации станице совсем не случайно...
Во второй половине дня во двор зашла девушка лет двадцати в форме военфельдшера с туго набитой санитарной сумкой через плечо. На ее стук из хаты вышла Марфа.
- Здравствуй, дочка,- ответила она приветливо.- Господи! И девчат обрядили в солдатскую форму. Заходи в хату, заходи!- приговаривала она.- Кто же ты будешь, чи солдат, чи кто?
- Военфельдшер я.
- Доктор, стало быть. Раненых лечишь?
Военфельдшер Ольга Доброва вслед за хозяйкой вошла в просторную переднюю. Небольшой, чисто убранный дом раздолен на две половины. Справа от входа - узенькая дверь в кухню. Налево - еще одна дверь, пошире. У стены напротив порога - кровать с двумя высоко взбитыми подушками, застеленная цветным покрывалом. У окна - деревянная, без спинок, тоже аккуратно прибранная лежанка. Там же небольшой столик, уставленный, как и подоконник, комнатными цветами в горшках и консервных банках. На стене, над кроватью, в блестящей рамке большой, видимо, недавно увеличенный портрет усатого мужчины лет сорока пяти в черном пиджаке и белой косоворотке. А рядом, справа и слева от него, две любительские фотографии, с которых смотрели пытливым взглядом два молодых чубатых парня.
Хозяйка, назвавшаяся Марфой Степановной, приветливая средних лет женщина с гладко зачесанными и прихваченными в узел волосами. Заложив руки за передник, она доброжелательно рассматривала Ольгу. Видя, что ту заинтересовали фотографии, Марфа пояснила:
- Это мой Павел, а то,- она вздохнула,- сыновья. Да ты садись, дочка, что стоишь, не стесняйся. Мои постояльцы,- Марфа понизила голос, указала глазами в сторону соседней комнаты,- еще не поднимались после обеда. Уезжали они вчера по своим делам - сегодня только к обеду возвратились. Намаялись.
Марфа, сев на кровать и посадив гостью против себя ка табуретку, продолжала рассматривать ее ласковыми материнскими глазами.
- Да... мои вот тоже где-то воюют.
- И ваши тоже?- спросила Ольга.
- А как же? С первых дней. Сначала Павла позвали, а потом и сыновьям повестки пришли. А теперь вот не дают о себе знать.- Марфа смахнула слезу передником.- Может быть, и в живых уже никого нет?
- Да вы не очень расстраивайтесь,- успокаивала Ольга.-- Жизнь солдатская непостоянная - сегодня здесь, завтра, смотришь, уже в другом месте. И почта ходит не так исправно, как до войны.
- Да, да, да,- соглашалась Марфа.- А скажи, дочка, ты-то давно ли воюешь?
- Да, считайте, с начала войны.
- Забрали или сама пошла?
- Сама. Я только-только успела медтехникум закончить, а тут война. Ну я в военкомат: давайте направление. Вот так и стала солдатом, как вы говорите, фельдшером.
- И в бою была?
- А как же? Раненых выносила.
- Трудно, небось?
- Тяжело смотреть на них. Бывало, тащишь, а он просит, чтобы не бросала. Лучше пристрели, говорит, чем под немцем остаться.
- А немца-то живого видала?
- А как же, видела. Даже перевязывать одного пришлось, раненого наши захватили. Какой-то забитый он, как истукан. Среди них ведь не все фашисты, есть и такие, кого Гитлер насильно на нашу землю послал.
- А-а, все они,- махнула рукой Марфа.- Воюют же, не сдаются?
- Воюют... Но сдаваться будут! Придет время. Знаете,- помолчав несколько секунд, Ольга продолжила : - Знаете, Марфа Степановна, я ведь к вам не просто так зашла. Хотела спросить, не примите ли вы меня на некоторое время на квартиру. Я знаю, у вас уже стоят... Да мне ведь и уголка хватит. Везде все занято, нигде не приткнешься.
- Ну что же,- сразу согласилась хозяйка.- Это можно.
Скрипнула дверь. В дверях смежной комнаты вырос коренастый военный в петлицах старшины.
- О! К нам медперсонал пожаловал в гости. А у нас, между прочим, больных и раненых нет.
- Да она вон с новобранцами пришла, просится на постой,- ответила за Ольгу Марфа.
- А где же вы ее разместите, позвольте спросить? Разве что с нами?- Старшина осклабился в широкой улыбке.
- Зачем с вами. Вот здесь со мной и разместится. Не балабонь лишнее. И мне веселей с ней будет. Хоть погутарить будет с кем о наших бабьих делах.
- Ну что же, спросите только нашего командира,- ответил старшина и вышел во двор.
- Так я пойду, хозяйка. Надо сказать своему комбату, что, может быть, переселюсь к вам, если будет этот командир согласен... А нет, то еще где-то в другом месте пристанища искать надо.
- Ничего не надо искать! Что же я, не хозяйка в своем доме? Спросить-то его надо, я это разумею, но, думаю; что все будет ладно.
- Ну, тогда я пойду.
- Иди, иди, дочка. Только как же это мы битый час гутарили, а как зовешься, не спросила я?
- Ольгой меня зовут.
- Оля,- повторила хозяйка.- Хорошее шля. А меня, ты уже знаешь, Марфой Степановной величают.