Сережка Овчаренко в это самое время живо представлял, какой можно было бы устроить фашистам "новогодний подарок", будь у них, шестерых друзей, оружие.
Его слушал новый знакомый - Трофим Иванович, с которым они встретились, как и условились, под старым причалом.
- Эх, если бы Ванька не смазал тогда под мостом… Из-за него полицая упустили. А так уже пистолет был бы. А с пистолетом автомат добыть - раз плюнуть. Потом пулемет, гранаты. Мы уже план составили, как освободить партизан. А теперь что? Эти гады по одному перестали ходить, поди подкарауль.
- А без пистолетов и пулеметов вы, значит, бессильны?
- Спрашиваете!
- А если бы я вам дал оружие?
- Всем сразу? Настоящее? - загорелся мальчишка.
- Настоящее, Сережа. Самое сильное. Бьет без промаха. И, главное, вас долго учили им пользоваться… Оружие это называется правдой. Фашисты брешут, что они Сталинград взяли, что казаки у Гитлера в особом почете, что твоих сверстников ждет райская житуха. И все это для того, чтобы казаки пошли против своих же. Кавалерийский корпус хотят собрать, обмундирование для предателей пошили. В Гривенскую сам Шкуро собирается поднимать станичников мстить Советской власти. Да, да, предводитель "черной сотни", что в гражданскую вырезала казаков семьями. Сейчас фашисты зовут казаков выступить против большевиков, а сами сгребают кубанский чернозем, грузят в вагоны и гонят в Германию. Цветочки на нем будут разводить. Скоро объявят мобилизацию населения, будто бы на строительство оборонных сооружений. А сами будут присматриваться к людям, самых сильных отбирать и увозить к себе домой. Как рабов.
- Откуда вы это знаете, Трофим Иванович?
- Пастухи, они все знают… Пока тут партизаны были в плавнях, люди были в курсе всех дел в округе. А сейчас наши, наверное, далеко ушли или не хотят выдавать себя. Не знаю. Вот кое-кто в станице от брехни и запутался… Хорошо бы, конечно, пленных вызволить, да сил у нас с тобой мало. Но помочь им все равно мы можем, когда будем делать то, что они делали - сообщать людям правду. Что такое листовка, знаешь?
Видно Трофиму Ивановичу, что хлопец разочарован: тут, мол, кровь проливается, а им писаниной предлагают заниматься. Парень с сожалением признался:
- Эх, не рванул я летом к партизанам. Мать пожалел. А теперь опоздал…
- Это пусть другие рассудят, опоздал ты или нет… А кто будет делать сегодня самые незаметные, но незаменимые дела? Тебя учили бороться за правду, так давай за нее бороться…
До большой дороги они шли друг за другом, след в след. Если бы кто-то заметил этот пунктир, проложенный по первому снегу, то решил бы, что здесь прошел один человек…
…Галясов проснулся от нового ощущения. Как-то по-новому гудит тело, не так, как обычно после побоев. Гул исходил из пола, из стен подвала, из самого, казалось, нутра земли. В окошко ворвался пучок света, метнулся по стене. Потом еще один, еще. Послышался гул моторов.
Проснулись другие узники, столпились под окном.
Галясов крикнул в окно:
- Эй, часовой!
Приблизились тяжелые шаги, в окне показались сапоги.
- Разговаривать запрещено. Ежели хочешь говорить, вызову офицера.
- Спросить хочу.
- А теперича и спрашивать поздно. Лучше марафет наведите. Гостей будете встречать. Скоро вас мно-о-о-го туточку будет. Вон какая сила идет. Все плавни вверх дном перевернем… А кто пить просит, вот вам. - И помочился в окно.
Всех пленников поразила не выходка полицая, их поразил вид чекиста. Галясов - улыбался! Будто не смерть грохотала рядом…
- Александр Васильевич! Вы что?! Александр Васильевич!
А ему бы сейчас ни о чем не думать, дать покой каждой клеточке своего тела. Но разве не стали неотделимыми частями его тела, его души люди, помогавшие ему осуществлять его план? Люди, которые о нем не знали, но верили своему командиру? Это их общая победа. Они должны о ней знать, они должны ее отпраздновать вместе.
- Успокойтесь, товарищи, сейчас я вам скажу. Нет в здешних плавнях партизанского отряда. Многие погибли. Мы схвачены. Тот, кто остался жив, тот, верю, выполнил приказ рассредоточиться, перейти на новую базу и оттуда бить фашистскую сволочь. Ваша стойкость и вера в существование отряда заставила и врагов поверить в то же самое. Мы били их в самое уязвимое место - по мозгам. Мы истребляли в них главное - уверенность в себе… Сейчас они здесь ищут отряд. Это тоже наша победа. На фронте у врага на вес золота каждый солдат. Значит, сегодня и нашим будет чуть-чуть легче. С победой, товарищи!
Часовой встрепенулся от донесшегося из-под земли "ура". Нервно рассмеялся.
- От психи! - И на всякий случай проверил затвор винтовки…
Пленных особенно зверски пытали эти несколько последних дней 1942 года. И комендант Люц, и полицейские, и офицеры карательной части каждый вечер вымещали на них зло от безуспешных поисков несуществующего отряда. Сам Люц отказывался что-либо понимать. Как докладывает Савчук, пленные партизаны поют в подвале свои песни, обнимаются, будто какой-то праздник. Нет, это не люди… Они не чувствуют боли.
"Коменданту станицы Гривенской господину Люцу от начальника жандармерии Фукса.
Обращаю ваше внимание на крайнюю разболтанность местной полиции. Каждое утро в станице и ее окрестностях появляются листовки, содержащие секретную информацию. Срывается набор местного населения в добровольческую армию, ранее записавшиеся под разными предлогами пытаются взять обратно свои заявления. В то же время полицейские устраивают ночные попойки, пьяными являются на службу, халатно относятся к своим обязанностям. Только низкой дисциплиной полиции можно объяснить инцидент во время захвата партизана, который подслушивал разговоры на линии телефонной связи. Полицейский М. Остапенко не выполнил приказ о взятии партизана живым, струсил, открыл огонь из автомата, когда злоумышленник пытался оказать сопротивление. При этом партизан был убит, двое полицейских и солдат СС ранены.
У партизана под подкладкой пальто найден билет члена ВКП(б). Документ сильно поврежден пулями и кровью, из-за этого не удалось восстановить истинную личность убитого. В комендатуре он зарегистрирован как пришлый пастух Трофим Королев. Как утверждает полицейский, прибывший на прочесывание плавней из хутора Прибрежного и увидевший выставленный для опознания труп, убитый был секретарем большевистской ячейки МТС.
Связи преступника установить не удалось…"
Карательная часть срочно погрузилась на машины и отбыла в распоряжение штаба дивизии. Операция по прочесыванию плавней, не давшая никаких результатов, была прервана в связи с резко ухудшившимся положением на фронте. Люц старался не выходить на улицы Гривенской. В каждом казаке он видел партизана. Так какой смысл допытываться у Галясова, где их места дислокации?
На последнем допросе он уже ничего от Галясова не требовал. Предупредив, что завтра все пленные будут расстреляны, предложил Александру Васильевичу высказать последнее желание. Последней уловкой он все-таки надеялся понять своего противника.
В эти секунды, как и в прошедшие дни, недели и месяцы, отдельно о своей участи Галясов не думал. Мысли - о товарищах, которым завтра предстоит последнее испытание. Что им нужно, чтобы принять роковую неизбежность с высоко поднятой головой, чтобы не они дрогнули, а палачи?
Взгляд Александра Васильевича остановился на плотно закрытой карте боевых действий.
- Открой ее.
- И это все, что тебе надо? - искренне удивился Люц. - Подумай хорошо.
- Я всегда хорошо думаю.
Пожав плечами, Люц раздвинул шторки. Галясов шагнул к карте. "Фашисты попятились! Фашисты отходят! Наши идут вперед!"
- Благодарю, комендант. Больше нам ничего не надо.
"Даже по-человечески с жизнью проститься не может", - заключил Люц.
"Из справки об обстоятельствах гибели партизана Великой Отечественной войны, майора госбезопасности Галясова Александра Васильевича.
Очевидец расстрела Дмитрий Иванович Ралка, допрошенный в качестве свидетеля по уголовному делу бывших полицейских станицы Гривенской, 20 декабря 1950 года показал:
На одной из улиц станицы я встретил группу партизан, которые шли под конвоем немцев и полицейских. Среди партизан находились три женщины. Все они несли на плечах лопаты, ломы и кирки. Немцы провели их в сторону кирпичного завода, расположенного в полутора-двух километрах от станицы и метрах в 20-25 от речки и камыша.
Когда я пришел к кирпичному заводу и спрятался в камышах, то увидел, что партизаны расчищали яму, которая была забросана известью.
Когда яма была очищена, то стоящие кольцом вооруженные немцы и полицейские собрались вместе и о чем-то тихо поговорили.
К яме подошли три женщины и стали лицом к немцам и полицейским. Немцы стали напротив них, а полицейские по двое с обеих сторон. Мужчины-партизаны также стояли в этом полукольце. Одна из партизанок попросила, чтобы ей разрешили сказать предсмертное слово. Говорила партизанка в красном платье. Я хорошо, навсегда запомнил этот момент, когда она сказала: "Мы умираем за то, что честно боролись за Родину, а когда наши вернутся, то вам, гадам, пощады не дадут и за нас отомстят".
Немцы что-то крикнули и, видимо, заставили повернуться к яме лицом. Когда они отвернулись, немцы дали залп из автоматов, и одна за другой партизанки падали в яму…
После расстрела женщин были подведены к яме 6 партизан. Немцы сделали залп из автоматов, и мужчины тоже попадали в яму… Затем таким же образом были расстреляны еще 7 партизан".
Утро следующего дня Люц начал, как обычно, с чтения рапорта начальника полиции Савчука. Тот сообщал, что настоящие друзья Германии с воодушевлением узнали о казни Галясова и его сообщников, что в Гривенской установилось наконец спокойствие.
Спокойствие… Его по-прежнему не хватало коменданту. После расстрела группы Галясова только было успокоился, как влетел начальник жандармерии Фукс. С порога выпалил:
- Партизаны в плавнях!!! В станице листовки! Испорчена линия связи!
- Уничтожить! Уничтожить на месте! - взорвался в истерике Люц. - Без допроса, без следствия! Я могу их видеть только мертвыми!
Вечером того же дня на окраине хутора Лебеди были расстреляны выловленные в плавнях местные мальчишки Заравка, Галай, Жванько, Лягайко, Назаренко, Овчаренко. Доказательство их вины было налицо - кусачки для проволоки. Они не просили пощады. На вопрос, сколько партизан еще осталось в плавнях, старший из них соврал, не моргнув глазом:
- Много!
* * *
В краевом управлении государственной безопасности есть уголок памяти о чекистах, погибших в годы Великой Отечественной войны. На мраморной плите золотом выбиты фамилии:
ГАЛЯСОВ А. В., ГЕРМАН А. А., КОВАЛЕВ Р. С, КОНСТАНТИНОВ И. Ф., КРАВЦОВ В. Д., КЦОЕВ Е. К., ЛАПИН М. Н., МИЛЮКОВ А. Д., РЯБИНИН Ф. И., ТИТОВ Н. И., ФАТЕЕВ И. Т., ШАПОВАЛОВ П. Д., ЗВЯГИН А. А.
Здесь, у этого небольшого мемориала, проводятся ритуалы торжественного посвящения в чекисты молодых сотрудников управления. Новичков напутствуют руководители управления, ветераны органов, наставники, представители партийной, комсомольской и других общественных организаций. В путь, полный всевозможных испытаний, их провожают и погибшие герои. Своими жизнями они учат беспредельно любить Родину, смело бросать вызов ее врагам и бороться с ними до последнего шанса.
А. Бесчастнов
ЧЕКИСТЫ ПРОТИВ "ЭДЕЛЬВЕЙСА"
Горячее дыхание фронта Краснодар ощутил в начале августа 1942 года. 24 июля немцы вторично взяли Ростов, и положение наших войск на южном направлении стало катастрофическим. Создавалась реальная угроза Северному Кавказу. Двумя мощными клиньями фашистские войска устремились в широкие задонские и кубанские степи, нацеливаясь одним из них на Грозный и Баку, вторым - на Краснодар, Новороссийск и Туапсе. Гитлеровское командование приступило к осуществлению своего плана под кодовым названием "Эдельвейс"…
В ту пору я возглавлял один из оперативных отделов краевого управления НКВД. Отдел занимался вопросами обеспечения безопасности промышленных предприятий края. Экономический потенциал Кубани уже тогда был довольно высок, и работы у нас хватало с лихвой.
Коллектив отдела был укомплектован опытными, знающими свое дело кадрами. До прибытия в Краснодарский край я работал в Москве, в центральном аппарате НКВД. Весной 1940 года меня перевели в Сочи. Через полгода назначили на новую должность в Краснодаре, и я засел здесь, как говорится, основательно и надолго.
Возглавив отдел, с головой ушел в работу. Забот хватало: в одном только Краснодаре насчитывалось свыше двадцати крупных промышленных предприятий, таких, как завод имени Седина, нефтеперегонный, измерительных приборов, сельскохозяйственных машин и т. д. Крупным промышленным центром был и Новороссийск с его цементными заводами и большим портовым хозяйством. Вторым Грозным считались районы нефтедобычи края - Майкопский, Нефтегорский, Хадыженский, эта отрасль занимала у нас ведущее место. Но еще до того как я вник во все тонкости нового дела, грянула война.
Часть предприятий подлежала эвакуации в глубинные районы страны, другим в срочном порядке предстояло перестроиться на выпуск военной продукции, третьим - резко увеличить производство. Теперь условия нашей работы диктовали обстановка военного времени и нужды фронта. Были у чекистов и другие заботы.
Однажды, через месяц или полтора после начала войны, меня вызвали в крайком партии к первому секретарю П. И. Селезневу. Мне неоднократно приходилось бывать у него и докладывать по тому или иному вопросу, и такой вызов был в порядке вещей. Усадив меня перед собой, Петр Ианнуарьевич совершенно неожиданно завел разговор не о промышленности, чего я ожидал, а о… зеленых.
- Вы человек, наверное, знающий, приехали к нам из центра, помогите мне прикинуть, что уже сейчас можно сделать для нашего будущего подполья и партизанской войны. Где нам лучше заложить партизанские базы и тайники с продовольствием, одеждой и, конечно же, оружием и взрывчаткой? И как осуществить это в строжайшей тайне, чтобы, как говорится, комар носу не подточил? Подумайте, может, нам стоит позаимствовать опыт зеленых? Они действовали здесь в гражданскую и против красных и против белых. Поезжайте в Новороссийск и там в архивах посмотрите, как укрывались и снабжались в горах их отряды, где базировались, какова была их численность. Иногда не грех поучиться и у врага.
К тому времени уже вышло постановление ЦК партии "Об организации борьбы в тылу германских войск", и хотя фронт был от нас далеко и казалось совершенно невероятным, что он может когда-нибудь сюда прийти, озабоченность секретаря крайкома была мне понятна. Побывал в Новороссийске в краеведческом музее, внимательно изучил архивные материалы о зеленых, съездил кое-куда на места и пришел к выводу, что партизанить на Кубани можно главным образом в лесистых предгорных районах края, есть где заложить и базы. Не следовало при этом пренебрегать и опытом зеленых.
Обо всем этом я и доложил Селезневу. Правда, лично мне заниматься этим делом не пришлось. Партизанские базы и тайники закладывали Петр Лукич Печерица, зампредседателя крайсполкома, и другие товарищи из партийного актива. Заранее подготовленные, эти базы выручали в критический момент не только партизан, но и регулярные части нашей армии, позиции которых располагались в труднодоступной гористой местности, где со снабжением продовольствием было туго.
Год войны многое переменил в облике Краснодара. И хотя бомбили его не часто - больше доставалось Новороссийску и Туапсе, - город обрел суровые черты военного времени и жил по его законам. Ежедневно десятки тысяч людей выходили на строительство оборонительных сооружений. На улицах и в скверах, на окраинах города появились противотанковые заграждения, окопы и щели. Титаническую работу проделала партийная организация края под руководством крайкома, создав десятки истребительных батальонов, сформировав ополчение, подполье, партизанские отряды. Комитет обороны занимался эвакуацией населения, промышленных предприятий, ценного имущества, скота. Все, что невозможно было вывезти, подлежало уничтожению. "Ни одного килограмма хлеба, ни одного литра бензина врагу!" - таким был приказ партии.
Решением крайкома партии был создан штаб по спецмероприятиям, возглавить который поручили мне. И Селезнев, и начальник краевого управления НКВД К. Г. Тимошенков не раз подчеркивали государственную важность стоящих перед штабом задач. Да я и сам понимал, что это дело не простое: многие предприятия Краснодара все еще продолжали давать свою продукцию фронту. Особенно хорошо был налажен выпуск боеприпасов - снарядов, мин, патронов.
Надо сказать, что к этому времени в наши ряды влилась большая группа чекистов Крыма, прикомандированная к краевому управлению после захвата врагом полуострова. Пополнился прибывшими товарищами и наш отдел.
Работа строилась таким образом. На каждый объект, подлежащий уничтожению, выделялась группа подрывников. Помимо чекистов, в нее входили представители администрации данного предприятия и партийные активисты. Определялись способы уничтожения объекта. Привлекались опытные специалисты. Рассчитывалась сила зарядов, определялись места их заложения и так далее. Словом, дел невпроворот. Ежедневно приходилось бывать на объектах, проверять, уточнять, корректировать. Голова шла кругом от цифр и схем. Товарищи стали называть меня не иначе как начальником по взрывам, а подтрунивая, еще и "ваше подрывательское степенство", но я не обижался. Это только говорят: ломать - не строить. Ломать тоже надо уметь. В этом я убедился на собственном опыте. Как, скажем, поджечь хранилище с сырой нефтью, никто из нас не знал. Бросишь спичку - не горит, тряпку зажженную - тоже не горит. Тут потребовалась целая технология поджога, и мы этим занимались.
В тесном контакте с нами работала в Краснодаре группа Николая Константиновича Байбакова, заместителя наркома нефтяной промышленности (ныне председатель Госплана СССР). Она разрабатывала технологию вывода из строя нефтепромыслов и методы долговременной консервации скважин. Проводились эксперименты, потом это воплощалось в реальных условиях. Забегая вперед, скажу, что немцам так и не удалось за время оккупации пустить в эксплуатацию ни одной нефтяной скважины, а стало быть, и получить для своих нужд ни литра кубанской нефти, хотя этим и занимались прибывшие из рейха специалисты по нефтедобыче.
Но не надо думать, что чекисты готовили только взрывы. Краснодар стал прифронтовым городом, и естественно, что на него была нацелена вражеская разведка. Необходимо было выявлять и обезвреживать ее агентуру. Кроме того, как это обычно бывает в трудные времена, на поверхность всплыла всякая нечисть - дезертиры и мародеры, любители погреть руки на человеческом горе. Всем им надлежало дать решительный отпор, не допустить хаоса и паники. Для оказания практической помощи из Москвы в Краснодар прибыла группа руководящих работников НКВД во главе с заместителем наркома.
Фронт неумолимо откатывался к югу. Обескровленные в непрерывных боях с численно превосходящим и хорошо оснащенным противником, наши армии не в силах были сдержать врага. Обстановка требовала решительных мер.