- Что делать? Трудно переносить камеру. Одно сознание, что я под замком, на меня действует больше, чем под дулом пистолета. Меня как-то давит ограниченное пространство, и кажется, что я задохнусь.
- Хотел с вами еще посоветоваться по банде Гребенюка. Что можете сказать?
- Гребенюк?.. Бандит из бандитов. Все у него подобрались головорезы. Очень опасная и коварная банда. Он, как и Малогутий, заброшен из Константинополя.
- Пойдет на переговоры с нами?
Гуляев задумался. Он много слышал о Гребенюке от Малогутия и других, о его жестокости, грабежах станичников, убийствах всех, кто попадался на пути.
- У многих бело-зеленых, вы знаете, руки в крови, и они это знают. Путь к переговорам зеленые сами себе отрезали. Но попытаться можно. Если вы найдете нужным меня использовать, я в вашем распоряжении.
- Спасибо, товарищ Гуляев. Попытаемся вызвать на переговоры Гребенюка.
Переговоры состоялись через несколько дней в станице Исправной. Бандиты Гребенюка потребовали участия в них самого начальника отдела. Фролов без колебаний сразу же поехал к месту встречи.
По дороге он подобрал пожелтевший мокрый лист серой бумаги, на котором был напечатан приказ по Ейскому отделу Кубанской области. Атаман Марченко довольно многословно призывал в нем выступить против Советской власти.
"Братья казаки, - читал Фролов, - да проснется в вас дух казака-воина, да не пожалеет каждый из вас себя! С радостью в душе громко прокричим: да здравствует Русь православная! Отбросьте прочь сомнения собственного бессилия и, помолясь богу, ищите себе единомышленников!
Что скажете вы православной России при колокольном звоне святой церкви?
На основании данных мне полномочий приказываю всем организаторам в непродолжительное время соединиться в станичные вооруженные отряды. С богом, братья, за святое дело!"
Это все, что мог сказать православным казакам уже обезвреженный чекистами атаман.
Впереди показалась станица. Фролов разорвал и бросил приказ. Не первый раз он ехал на встречу с бандитами и всегда был уверен в правоте всего того, что предстояло ему сказать. Никакие самые хитроумные приказы атаманов не имели той силы, какую имел он, коммунист-чекист. Не думал он и о том, что ему предстоит последняя встреча с бандитами.
О том, что произошло в дальнейшем, докладывал оставшийся в живых сотрудник ГПУ Андрей Крикун 6 июня 1922 года рапортом заместителю начальника отдела товарищу Смиренину.
"Согласно заданию выехал в станицу Исправную на помощь товарищу Бойченко. Он вел сначала сам переговоры с бандитами. Бандиты, которые считались сдающимися, были в станице Исправной, а Бойченко выехал на доклад. Я встретился с предревкома станицы товарищем Черновым, чтобы выяснить, в каком положении находятся переговоры. В это время зашли два бандита. Я им предложил зарегистрироваться, следовать в Баталпашинск и стать на путь граждан республики, бросить презренную и подлую жизнь бандитов. Они изъявили согласие ехать со мной.
После того я пошел к главарям банды Гребенюку и Васильцову. С ними было еще двенадцать человек. Потребовал, чтобы они явились на переговоры. Пришел Гребенюк. Я назвался. Стали вести официальные переговоры. Предварительно спросили меня, член ли я РКП. На что я ответил - да. Согласились ехать со мной на следующий день в Баталпашинск.
В это время к ревкому подъехали тт. Фролов и Бойченко. Подошел бандит Васильцов. Опять возобновили официальные переговоры. Сам тов. Фролов сказал, что вот вы, бандиты, просили, чтобы приехал я сам, то я налицо - начальник отдела ГПУ.
Касаясь политической стороны, тов. Фролов заявил, что они должны знать - бандиты повсеместно поражены, мечутся, как зачумленные, и время им задуматься, стать на честный путь граждан непобедимой Российской пролетарской республики. Переговоры не получили определенного направления. Решено было отложить до утра.
Измученный неопределенностью переговоров, которые не приводили к положительным результатам, тов. Фролов заявил, что дает срок до семи вечера, и если бандиты не поедут с нами, то будем считать их несдавшимися и вести активную борьбу с ними.
Фролов требовал явки главаря банды, сдачи не только оружия, но и лошадей, а бандиты с этим не соглашались. "Можете ехать опять в горы, продолжать свою черную работу, но нас не устрашите", - сказал тов. Фролов.
В семь вечера в ревком приехали бандиты в полном составе - четырнадцать человек. Под разными предлогами отказывались ехать с нами Гребенюк и Васильцов, но тов. Фролов настоял.
Начинало темнеть, когда выезжали из станицы мы втроем и четырнадцать вооруженных бандитов. Ехали все верхом на лошадях. Гребенюк стал говорить, что его лошадь голодна и нужно попасти. Тов. Фролов сказал: "Ну что ж, давайте подкормим". Проехав глубокую балку, мы свернули с дороги, постреножили лошадей. Я скинул бурку, разостлал на траве, прилег. Ко мне на бурку лег один из бандитов. Тт. Фролов и Бойченко с другими бандитами стояли в стороне, саженях в трех от меня. Тов. Фролов позвал меня и попросил бумажки на цигарку. Гребенюк тоже попросил.
В тот момент, когда я давал Гребенюку бумажку, он выстрелил в меня. Я упал, услышав слова тов. Фролова: "За что же?" Раздались еще пять-шесть выстрелов. Тт. Фролова и Бойченко он застрелил в упор. Меня искали в кустах. С трудом добрался до аула Тартуковского и просил предревкома принять срочные меры для задержания банды".
* * *
Спустя несколько дней после расправы бандитов с Фроловым и Бойченко, на очередном "допросе" раненый Крикун читал Гуляеву воззвание к населению по случаю трагической гибели начальника отдела. Гуляев, опустив голову, припоминал немногие встречи с ним, особенно последнюю.
- Какое же надо иметь мужество, чтобы явиться в стан озверелых бандитов и говорить с ними человеческим языком, - тихо проронил Гуляев.
Он предупреждал о коварстве бандитов, но Фролов пошел несмотря ни на что. Корил себя за то, что не сумел его предостеречь.
В воззвании оргбюро областного комитета РКП(б) и отдела Государственного политического управления к гражданам автономной области говорилось:
"Мы доводим до сведения всех трудящихся области, что 3 июня с. г. группа негодяев под командой палача Гребенюка и Васильцова подло, предательски убила начальника отдела ГПУ тов. Фролова, сотрудника отдела Бойченко и ранила второго сотрудника тов. Крикуна, которые искренне желали вразумить бандитов, желали водворить их в правах граждан РСФСР. Чем же ответили бандиты на это? Они согласились явиться, но по пути в Баталпашинск, когда тов. Фролов и другие товарищи находились в глубокой уверенности, что они исполнили свой долг, исполнили задачу, возложенную на них Советской властью, они, бандиты, следовавшие с ними, которые не могут жить без убийств и грабежей, и на этот раз не удержались от этого. Они подло, предательски убили начальника отдела Фролова и сотрудника Бойченко.
Они еще раз умыли руки в крови товарищей, жизнь которых и без того отдана на алтарь революции. Что это? Не подлость ли извергов рода человеческого? Вы, дети гор и сыны Кубани! Как вы смотрите на это? Слышите ли вы, как бесчеловечно поступают с теми, кто посвятил себя делу трудящихся? Кровь наших товарищей вопиет об отплате, и мы уверены, что трудящиеся массы области сделают это, что мозолистая пролетарская рука отплатит за смерть товарищей. Она могучим ударом раздавит гадин, делающих поползновение на представителей рабоче-крестьянской Советской власти.
Областной революционный комитет и отдел ГПУ заявляют, что борьба с бандитами будет беспощадная.
Смерть палачам!"
7
"Кого же видел Пуханов на улице в Краснодаре?" - ломал голову Крикун, хотя он и сказал начальнику: "Пока не нашли". И как найти того неизвестного только по приметам, которые были настолько скудными и общими, что могли подойти чуть ли не к каждому мужчине средних лет и среднего роста? Ни фамилии, ни имени, ни звания, ни родных и близких разыскиваемого Крикун не знал.
Начальство интересовалось розыском неизвестного пока без упреков и недовольства, но время шло, а Крикун ничего определенного доложить не мог, кроме как "ищем" и своей уверенности в том, что рано или поздно "контру найдем". Эта уверенность жила в нем твердо, и он настойчиво ее внушал всем тем, кто имел отношение к розыску.
На одном из совещаний в отделе Крикун попросил слова и еще раз напомнил присутствовавшим приметы неизвестного, которого видел Пуханов в Константинополе, а впоследствии встретил на улице в Краснодаре. Сотрудники отдела, выслушав Крикуна, усомнились в том, что по таким весьма расплывчатым приметам можно найти подозрительного.
- Любой встречный подойдет, хватай его - и приметы сойдутся, - сказал со смешком кто-то из сотрудников.
Крикун промолчал, возразить ничем не мог. После совещания, куда бы он ни шел, где бы ни был, он присматривался к прохожим, проверяя известные ему приметы, по которым он призывал других искать контру. Крикун был еще уверен, что при встрече тот, кого он искал, ни за что не посмотрит прямо в глаза, а будет их прятать, как человек, чувствующий за собой большой грех. Вот, пожалуй, и все, чем располагал Крикун. Было над чем ему задуматься и поразмышлять, так как контру надо было найти, и эта задача возлагалась прежде всего на него.
Он решил еще раз встретиться с Пухановым. Не допрашивать, а повести наедине непринужденный, даже доверительный разговор по разным вопросам, но главным образом - о неизвестном, который тому случайно встретился в городе, с надеждой получить что-нибудь новое, докопаться до каких-нибудь особых примет, за которые можно было бы уцепиться, и повести розыск по всей Кубани.
- Ну и задал ты мне загадку, - угощая махоркой Пуханова, сказал ему Крикун. - А может, обознался?
- Я мог бы не говорить.
- Значит, видел?
- Видел и по-честному сказал.
- Ото, тебе засчитают на суде.
- Засчитают, жди… - усомнился Пуханов. - Но это доказательство моего полного раскаяния.
- Да… Так какой же он из себя? - спросил Крикун так, как будто и не задавал этого вопроса раньше.
- Какой-то лохматый…
- Лохматый? - удивился Крикун. - Так…
- Волосы у него пластами во все стороны, густые с проседью. И вообще, лицо у него приметное.
- Чем же?
- Оно - как у крота: остроносое, с маленькими глазками, а над ними шапка лохматых волос.
Крикун редко улыбался, но на этот раз, услышав о кроте, скривился в доброй улыбке.
- Значит, лохматый, как я понимаю, такой вихрастый? Да, а уши?
- Уши? Большие, оттопыренные. Усы и бородка жиденькие, как у дьячка.
- Значит, наверное, отпускает, еще не отросли, - рассуждал Крикун и поинтересовался цветом бороды и усов. Пуханов не помнил и ничего определенного на этот счет сказать не мог, но дополнил описания одежды:
- …Был при галстуке. Галстук - трубочкой, скрутился… Пиджак также мятый, с верхними накладными карманами.
- Кто же это такой? - как бы себя спрашивал Крикун.
Пуханов пожал плечами.
- Где ты его видел?
- Я же сказал, в Екатеринодаре, на улице.
- Ото, я не о том тебя спрашиваю, - буркнул Крикун. - Где ты его видел в Турции? Там столько болтается беляков, и как ты его там запримитыв? Ну и память у тебя…
- Видел я его там в порту, на судне "Гурдистан", бывшем "Владимире", в матросской робе, а то судно, на котором я отправился в Новороссийск, стояло рядом, бок о бок.
- Ты с ним говорил?
- Нет, разговора не было, а с другими перебрасывался от нечего делать. Один мне даже на ухо шепнул, что команду набирают в Россию. Наш "Эттихад" отчалил от стенки в темноте, а "Гурдистан" остался в порту.
Крикун все время пристально смотрел на Пуханова и не заметил каких-то признаков выдумки или стремления наговорить того, чего не было. Тот что-то припоминал, надолго задумываясь над ответом. Кое-что Пуханов дополнил к тому, что показывал раньше, но Крикун тут же решил проверить его.
- А ты мог бы его узнать на фотографии?
- Смотря какие фотографии…
- На шо намекаешь? - не понравилось Крикуну рассуждение Пуханова.
- Ежели фотографии старые - это одно, а на теперешних - не знаю.
- Опять за свое? - строго спросил Крикун. - Вижу, куда гнешь: значит, при царе и фотографии были лучше, чем теперь? Так или не так?
Пуханов именно это имел в виду и понял, что Крикуна даже скрытыми намеками не провести. Сидел перед ним молча, потупив глаза.
- Ото, вижу, дошло, - заметил, довольный, Крикун. Вынул из стола несколько фотографий разных размеров, гражданских и военных, и разложил их перед Пухановым: - Ото, погляди.
Всех лиц, заснятых на фотокарточках, Крикун знал. Они арестованы и находились под стражей или были отпущены после допросов домой. Пуханов смотрел внимательно, некоторые фотокарточки брал в руки и не торопился положить на место. Не торопил его и Крикун.
- Нет, - сказал Пуханов.
- Значит, тут нет того?
- Нет.
Крикун был доволен тем, что ему по ходу разговора пришла в голову мысль о проверке, которая убедила в том, что Пуханов не водит его за нос.
"Значит, надо искать, - отметил про себя Крикун. - Запросить Новороссийскую ЧК и другие: не появлялся ли в наших портах "Гурдистан"? Да и в приметах есть кое-что новое… Ото, не дело, что контра, прибывая из-за границы, долго разгуливает руки в брюки по Кубани", - ожидал он такого примерно упрека от начальника отдела.
С новой энергией Крикун принялся за розыск.
8
Следствие по делу Малогутия и его банды подходило к концу. С каждым ее участником разбирались в отдельности. Определялась степень вины арестованных, готовилось обвинительное заключение для передачи материалов дела в суд. Некоторых примкнувших к банде казаков, тяготившихся пребыванием в ней и искавших удобного момента, чтобы сбежать домой, освобождали из-под стражи. По каждому случаю советовались с Гуляевым. Только после того, как Николай Васильевич заверял, что участник банды никого лично не убил, принималось решение об освобождении. Освободили и Гуляева, оказавшего неоценимую помощь следствию.
Разговор о поездке за границу, начатый с ним Фроловым, продолжили Смиренин Василий Васильевич и Крикун.
Поздним вечером, когда часовая стрелка на звонких ходиках приближалась к двенадцати, Василий Васильевич пригласил к себе Гуляева. На столе по случаю предстоящей важной беседы Крикун приготовил три большие кружки с кипятком, заваренным вишневыми ветками, а на бумажке по два полукруглых тонких кусочка сахарной свеклы, побывавшей перед этим в жаркой печке. Мягкая тушеная свекла напоминала сладкий мармелад, о котором в это голодное время у участников чаепития остались только одни воспоминания.
- Сахар и до войны был роскошью в нашей большой семье, - рассказывал Василий Васильевич Гуляеву, - поэтому мать частенько подавала на стол к чаю вот такие же "паренки". Все-таки лучше, чем без ничего.
- У Малогутия в лесу и этого не было. С удовольствием отведаю, - сказал Гуляев.
Они принялись за чай, присматриваясь друг к другу, осторожно нащупывая общую нить, которая бы помогла им установить тот незримый контакт, который так нужен уже на подступах к решению весьма сложного и необычного вопроса.
- Бандитские убийства, грабежи… А ЧК в ответе за это перед народом и перед партией. И правильно сделают, если шею намылят нам в обкоме. В горах еще действуют банды, во главе которых стоят бывшие офицеры, заброшенные из-за границы. Нам пора взять в свои руки канал заброски агентуры на Северный Кавказ и контролировать связь бандитского подполья с белой эмиграцией. Это, так сказать, главная цель вашей поездки за границу, - сказал начальник отдела и надолго над чем-то задумался. Ему хотелось быть предельно кратким, но вместе с этим он заботился, чтобы сказанное дошло до собеседника, соответствовало бы той ответственности и большому риску, на которые шел сидевший перед ним Гуляев.
Ни об ответственности, ни о риске, ни о важности принимаемого в кабинете Смиренина решения никто не должен был знать. Только при этом условии можно было рассчитывать на успех операции, разработанной Крикуном еще при Фролове. Единственным свидетелем их разговора был Ф. Э. Дзержинский, строго посматривавший на них с портрета.
- Для решения этой, далеко не простой, задачи, - продолжал Смиренин, - надо не только потолкаться среди князей, офицеров, генералов и своры бежавших из России чиновников и попов разных калибров, но и войти к некоторым из них в доверие. Это очень нелегко, товарищ Гуляев. Ведь к каждому приезжему из Советской России они испытывают понятное недоверие. Но при этом не могут не проявить интереса, так как им надо показать французам и англичанам свою работу. Как считаете, есть у нас основа для того, чтобы вам справиться с этой задачей?
- Есть, - ответил Крикун, не дожидаясь, пока ответит Гуляев.
- Я не слышал вашего разговора с Фроловым. Может, я повторяюсь? - спросил Смиренин Крикуна.
- Повтор полезный, - сказал Крикун.
- А вы, кажется, высказывали сомнения в целесообразности поездки к Вдовенко? - обратился Смиренин к Гуляеву.
- Высказывал, - ответил тот.
- А теперь?
- Поеду.
- Что изменилось?
- Не знаю, что изменилось в мировом масштабе, - улыбнулся Гуляев, - а для меня лично после всего того, что случилось с Фроловым, - многое. Белая эмиграция все еще питает надежды поднять на Северном Кавказе восстание и засылает сюда людей, которые сколачивают бандитские группы, и продолжает литься кровь. Я должен поехать, чтобы отомстить.
- Отомстить?
- Да.
- Не мстить, а бороться. Ну а если по-вашему, то лучшей местью будет выполнение задания. В этом смысле я не возражаю по части мести.
Перед Смирениным лежали на столе листы бумаги с машинописным текстом. Он пододвинул поближе к себе керосиновую лампу с чуть закопченным стеклом и стал излагать план предстоящей операции, изредка посматривая в текст.
Гуляев направлялся в Константинополь в качестве курьера с почтой для работавшей там советской репатриационной комиссии. Прибыв на теплоходе, который уходил туда за очередной партией репатриантов, Гуляев должен был связаться по паролю Сеоева с Вдовенко, передать ему отчет Малогутия. Все это позволяло рассчитывать на успех миссии Гуляева. Гуляеву предлагалось, заручившись поддержкой атамана Вдовенко, продолжить контакты с монархистами, у которых ранее побывал Крикун под фамилией Бабич, а также встретиться с резидентом французской разведки в Константинополе капитаном Жоссе.
При встречах выдавать себя за одного из руководителей подпольной организации на Северном Кавказе, которая и послала его для налаживания регулярной связи с заграницей и выяснения ряда других вопросов. Таких вопросов набиралось много.
Когда Смиренин закончил изложение основных моментов плана и посмотрел внимательно на Гуляева, тот сидел в глубоком раздумье. Многое в задании было только обозначено, оставалось открытым, а иногда обрывалось на полуслове. Было над чем задуматься исполнителю. Смиренин по выражению лица уловил озабоченность Гуляева и сказал:
- Все предусмотреть в плане невозможно, сами понимаете. Отправляясь на охоту, никогда нельзя исключать встречи со зверем там, где она и не снилась. Опытный охотник в таких местах всегда держит ружье наготове, заряженным. Ему остается только нажать на спуск в нужный момент.