- Ты закончил? "Папа с мамой сказали", "папа с мамой считают"… Я поняла, что считают твои драгоценные родители. Я только не знаю, что считаешь ты?! Но мне уже нет до этого никакого дела. Беги налаживать отношения со своей соседкой по даче. А мне больше не звони. Может, ты и будешь дипломатом, но никогда, слышишь, никогда ты не станешь настоящим мужиком. Прощай!
Она резко повернулась на каблуках и зашагала к метро. Никогда Галя не даст ему понять, как больно он ее ранил… Хоть на это-то гордости у нее хватит. Злые, горькие слезы катились у нее по щекам. Ей ясно указали на ее место в этой жизни - да, девочка, ты хорошенькая, но и только. "Черта с два!" - яростно кричала Галя про себя. "Я вам всем докажу, чего стою! Всем!". Больше Галя не плакала. Усилием воли она заставляла себя не думать о случившемся. Слава Богу, память умеет глубоко упрятывать в свои бездонные подвалы особенно болезненные удары судьбы. Она еще не успела сильно и по-настоящему полюбить Максима. Да и бушевавший в ней вулкан желаний выбросил наружу только первые волны раскаленной лавы. Но то, что с ней так жестоко обошлись, осталось в душе навсегда.
Это был жестокий урок, преподнесенный ей столичной жизнью. Она впервые осознала наличие социальной лестницы, и свое место на ней, и свою незаслуженную "ущербность", о которой открыто говорить в обществе было не принято. Вот эту травму она забудет нескоро. Если вообще забудет. А Максим… Что Максим?
Он, конечно, остро переживал разрыв с Галей. Но даже в минуты переживаний он вполне понимал разумный практицизм отца, прошедшего суровую школу жизни, уцелевшего в жестоких и безжалостных предвоенных чистках, на полях сражений и в последние годы правления Сталина.
Здоровый юношеский организм берет свое - скоро он не то, чтобы забыл Галю Бережковскую, но как-то приглушил воспоминания о ней. А с первого сентября у него были уже совсем другие заботы и волнения. С МГИМО папа не подвел. К тому времени, как младший Зотов получил диплом, в его паспорте уже стоял штамп о браке. А перед распределением ему сделали предложение, от принятия которого его долго отговаривал отец. Генерал, как это иногда встречается у армейских офицеров, питал глубокую неприязнь даже к аббревиатуре ведомства, куда его сына "пригласили" работать. Однако, на этот раз Максим отца не послушал.
После окончания 101-ой школы КГБ, лейтенант Зотов М.А. был распределен в 5-ый отдел Первого главного управления КГБ, который занимался странами Западной, Центральной, Юго-Восточной и Южной Европы. Направление, куда попал Максим, работало по Франции. Некоторые мечты сбываются. Конечно, иногда он вспоминал Галю. Изредка. Почему бы не поиграть в игру "А что, если…"? Если бы пошел наперекор отцу… Если бы настоял на своем… Если бы женился на той девочке в ситцевом платье в синий горошек…
Впрочем, долго Зотов-младший в такие игры не играл.
Глава 6. Другой, "волшебный" мир
С художником Виктором Храповым она познакомилась через несколько дней у входа в Дом кино, как и предполагал муровец. Храпов был эстетом, бабником, настоящим художником, человеком, которого, кажется, знало пол-Москвы. Знакомство произошло так.
Как ни странно, человека, о котором говорил старшина, она вычислила легко и свободно именно по описанию Ярослава. Она сразу увидела его. Но раньше Галю, несмотря на близорукость, о которой говорил старшина, заприметил он - невысокого роста человек, стремительно приближавшийся к входу. Вокруг него теснились какие-то вызывающе одетые женщины, несколько высокорослых и эффектных мужчин как-то терялись рядом с ним, напоминая статистов. "Это с ним какие-то финны или норвежцы", - подумала Галя. Человек, только что внимательно посмотревший на нее, оказался с ней рядом.
- Красивые девушки не должны скучать, - поклонился он ей как знакомой и, элегантным движением руки придержав дверь, пригласил следовать за собой.
К этому отнеслись как к должному. Небольшая толпа расступилась, приняв ее, и снова сомкнулась. Теперь неожиданно счастливая Галя была окружена живым кольцом шумных, словно бы постоянно празднующих что-то, гуляк. Это было ново, любопытно, как обещание другой жизни. Может быть, это и есть та самая дверь, за которой скрывается совершенно другой неизвестный ей волшебный мир. Где нет "флотских", фраеров, марух и "малин". А люди там умные, открытые, честные, добрые, которых не нужно бояться и ждать от них удара в спину.
Спутники динамичного и остроумного человека отнеслись к ней сразу как к равной. Галя толком не понимала, что происходит сегодня в Доме кино, но скоро все оказались в ресторане. А она рядом с новым знакомым, который ни на мгновение не упускал ее из поля зрения.
- О! Я едва к вам протолкался, - первым делом сказал он, провожая Галю к одному из столиков. - Виктор, Виктор Храпов.
- Гали, - ответила она, - Бережковская. - А я знаю, кто вы.
- А Бережковская - это моя любимая набережная, - добродушно проворчал он, - вы, верно, там и живете?
Он посмотрел на нее, как естествоиспытатель, добродушно и хищно одновременно. Так подумала Гали.
- Почти, - ответила Гали с улыбкой, - Но я не скажу, где… Нас могут подслушать.
- О, да, - согласился он, потешно озираясь по сторонам, - тут все только и делают, что смотрят и слушают. А потом говорят, говорят… Такие дела тут творятся. Все искусство проклятое. Предлагаю выпить за знакомство. Вы ведь от… Он снова посмотрел на нее необыкновенно.
- Да, - улыбнулась Гали, - я - от… Но не будем об этом.
- Да, тем более, что…
Он не стал договаривать, махнув кому-то рукой и небрежно поприветствовав по-французски. Казалось, что этот изысканный и славный Храпов заранее определил ее место в своем окружении. Это было немного странно, но все же соответствовало духу праздника, который здесь царил. Гали вскоре поняла, однако, что придуманные Виктором ее родственные или дружеские связи не играют решающей роли. Он просто увлекся ею.
- За наш долговременный союз, - поднял он тост. - Я никогда не ошибаюсь. Мы всегда будем друзьями.
- Всегда, - согласилась Гали, - правда, это придется как-то осмыслить.
- Ничего нет проще, красавица, - улыбнулся Храпов, - вы просто готовая модель для студии.
Кажется, она поняла, за кого принял ее модный художник. Но в очередной раз ошиблась.
- Я несколько раз встречал вас на Арбате, - проговорил он. - А потом мне говорит мой лучший друг…
- Это была не я, - возразила Гали, между тем чувствуя, что обаяние собеседника и некая тайна, окружающая это знакомство, пьянят ее.
- Пяточка, - улыбнулся собеседник, - и такой чудесный упор стопы, царский и одновременно домашний, так может ходить только юная владычица средневекового замка. Знаете, на кого вы похожи?
- Я не думала об этом, - ответила Гали, - на арбатскую девчонку, нас много…
- Вы похожи, красавица, на Беатрикс, прекрасную невесту, а потом жену знаменитого Фридриха Барбароссы, если вам что-то говорит имя этого рыжебородого рыцаря…
- Да говорит, говорит, - быстро ответила Гали, - правда, она сама сочиняла баллады, подражая трубадурам. А я лишена этого, да и прочих талантов.
- Не говорите о том, чего не можете знать, - серьезно произнес Храпов. - Вы должны шлифовать свой ум…
Этот душистый ворох комплиментов покорил Гали настолько, что она уже не помнила, кто и зачем направил ее сюда, к Дому кино, возле которого она только что стояла сирота-сиротой, а вот теперь неожиданно оказалась среди людей, с которыми ей было так хорошо. И она была тут своей. Это читалось в глазах, в улыбке, в интонации некрасивого, но великолепного человека.
"Где он живет? Где его мастерская? - думала Гали. - Интересно, что чувствуют натурщицы под софитами, когда их со всех сторон рассматривают начинающие художники? Вот бы попробовать". Однако, после этих шальных мыслей она вспомнила о квартире на Остоженке, обещанной старшиной Никишиным.
"Все не так просто, - решила она, - тут есть какой-то подвох, но говорил же хитроумный муровец, что ей и делать-то ничего не надо - только шевельнись… и все исполнится". Насколько шустро придется шевелиться, Гали нисколько не волновало.
- У них тут тра-ля-ля, - с тонкой усмешкой обратилась одновременно к Гале и Храпову красивая сероглазая женщина в агатовых бусах, которые ужасно понравились Гале. - С вашего позволения, я похищу у вас на пару минут этого милого Казанову.
Гали улыбнулась и на хорошем французском высказалась в том смысле, что даже полчаса ничего не решают в столь замечательный день. Храпов рассмеялся, очевидно, сообразив, о чем речь, а женщина посмотрела на Гали с большим интересом.
Нового знакомого не было минут сорок, сначала Гали развлекал как мог некий Леша, приятный молодой человек в модных роговых очках. Скорее всего, к ней отправил его сам Храпов. Лешка болтал что-то о Татарово, куда они непременно на днях поедут, о Николиной горе… А Гали не покидало ощущение, что в этой обширной компании она заняла место, которое пустовало, вот только об этом никто не знал.
- Какие вы тут все интересные, - улыбнулась Гали.
- Вы правы, - согласился Леша, - так все оно и есть. Но все это дело рук вашего Виктора.
- Тсс, - возразила Гали, - вы не знаете себе цены, мон ами… Желая завести со мной роман, не преуменьшайте своих возможностей. Но пусть это останется между нами.
- "Yes", - кивнул Леша и вскоре испарился.
Молодой художник Игорь Хмельницкий, тут же подсевший к ней, понравился Гале сразу…
"Шляхтич", - мысленно окрестила она его. Они мило поболтали о всякой чепухе. Договорились, что пересекутся в обозримом будущем.
- Ты будешь моей, - уверенно сказал он на прощанье, сжав руку Гали выше запястья, на котором красовался бабкин серебряный браслет.
Она внимательно посмотрела на молодого человека и рассмеялась.
- Ну, тогда до встречи… где-нибудь…
А вечером Гали, естественно, оказалась в мастерской Храпова. Несмотря на разницу в возрасте, она прежде всего увидела в нем сорви-голову, озорника, баловня судьбы, не отягощенного никакими узами, кроме дружеских и любовных. То, что Виктор говорил о товарищеских отношениях между ними, тут же было исправлено, сходу.
Он овладел Гали прямо в коридоре мастерской, открыв дверь огромного шкафа, чтобы стало немного просторнее. Она держалась за шею художника, обвив его ногами. А за спиной колыхались какие-то шубы, кожаные пальто, но это не имело значения. Она получила ни с чем не сравнимое удовольствие… С таким человеком, и в самом деле, близкие отношения начинать нужно было именно так. Как оказалось, Храпов изысканно повторил "подвиг" Андрея Белого, описанный в каких-то дамских мемуарах.
- Считай, что мы с тобой теперь познакомились по-настоящему, - смеялся он, открывая бутылку шампанского. - Я не жадный и не ревнивый.
- Я восхищена, - ответила Гали, нисколько не покривив душой. - Только не надо шампанского, у меня с ним связаны плохие воспоминания.
- Иди, выбери сама, что захочешь, - махнул он в сторону шкафа, похожего на броневик. - Здесь все твое сегодня… И завтра тоже.
Она выбрала здоровенную бутылку шотландского виски.
- Славная лошадка Уайт-хорс, серебряная грива, белый хвост, - сверкнув глазами, пробасил Храпов. - Думаешь, что я надерусь, и ты свободна? Ошибаешься. После импортного самогона мой дружок стоит, как солдат с ружьем в карауле.
Храпов оказался любовником и авантюрным, и неутомимым, и, на редкость, искусным. Будучи необыкновенно умным, он понял, что имеет дело с родственной душой. Она догадалась, что попала в сети одного из обаятельных бабников Москвы. Это было замечательной удачей, потому что открывало двери едва ли не всех столичных салонов.
- Знаю, что ты бросишь меня и очень скоро, - говорил Храпов во время нехитрой кофейной церемонии. - Заранее вижу, как топорщат усы мои любимые конкуренты. Да ты увидишь их буквально сегодня.
- А почему не ты меня бросишь? - спросила она.
- Подрастешь - поймешь, - отмахнулся он, закуривая.
- Ты лучше всех, Виктор, - улыбнулась Гали, - ты - мой первый настоящий мужчина, да сам знаешь. Какие еще конкуренты!
- Девочка, ты только начинаешь славный путь, который будет усеян… телами. Кстати, тебя дома не потеряют?
- Теперь уж точно нет, - усмехнулась она и уставилась на Храпова, как будто увидела его впервые.
- Ты удивлена, - спросил Храпов, - что я столь откровенен с тобой? А что такого? Я - циник, но говоря точнее - киник, знаешь, что это?
- Я отягчена интеллектом, - улыбнулась Гали, - не в такой степени, как ты, но две-три сотни книг и несколько альбомов по живописи я все же освоила.
- Обиделась, моя радость, - сокрушенно произнес Храпов.
- Да что ты, Виктор, - отмахнулась Гали, - после того, что ты со мной делал сегодня ночью… Кстати, что это было?
- Господи, как ты улыбаешься, - он смотрел на нее одновременно и ласково, и хищно. - Я должен написать вот это…
- А ты хороший художник? - спросила Гали.
- Черт его знает, - махнул рукой Храпов, - я отличный рисовальщик…
- Что это значит? - удивилась Гали.
- В принципе - все, - ответил он. - Я могу нарисовать идеальный круг. Карандашом, не отрываясь, как циркулем…
- Я поняла, - быстро ответила Гали, почему-то смутившись.
Может быть, впервые и явно она столкнулась с тем, что называлось даром, который дается ни за что, ни про что… А спросила Виктора - хороший ли он художник - просто так, нужно же было сказать что-то серьезное. Ведь из множества людей, с которыми она сталкивалась, было не так уж много тех, кто делал свое дело по-настоящему превосходно. Себя Гали заранее относила к "немногим".
Но то, что Виктор - очень хороший художник, она поняла сразу, увидев его работы.
Утром, выбираясь из постели, Гали сначала встала на корточки, выгнула спину, чтобы как-то прийти в себя, и тут же увидела несколько чудесных эскизов именно в той стороне, куда случайно посмотрела. Обнаженные женские фигуры точно парили в воздухе, как бы прикрываясь тончайшим туманом, но не скрываясь в нем полностью.
Эти мгновенные штрихи, из которых составлялось целое, не имели никакого, казалось, отношения к тому, что было предметом изображения - изящное женское ухо, маленькая крепкая грудь, бесстыдно раздвинутые ноги с темным треугольником курчавых волос.
- Вот это, - она показала в сторону эскизов, так понравившихся ей, - ты сделал недавно?
- Тебе понравилось? - с некоторым недоумением спросил он.
- Это гениально, - ответила Гали, - но ведь они или она - не столь красивы…
- Да ничего, - ответил Виктор, - для меня натура не имеет значения. Настоящей красоты в мире не так много… - он посмотрел на Гали. - А к этим, - он махнул рукой, - ты не ревнуй. Помнишь, у Гогена есть картина с таким названием?
- Да, помню, - ответила Гали. - Там такая дама с плоским коричневым лицом, у нее нос картошкой. А что, ты мне за ночь сплющил мой великолепный нос?
- Да нет, - Храпов всмотрелся в лицо Гали, точно впервые видел ее. - Ничего я не сплющил. А вот ты напомнила мне о том, что время летит стрелой.
- Ты про что? - простодушно спросила она. - Я здесь, вот она я… ты ведь любишь меня.
- Да, - крайне серьезно ответил он, - это не обсуждается. Черт, я и не думал вчера, куда вляпался. Я скажу тебе одну вещь, пока не забыл: никогда не связывайся с такими, как я. Понятно?
- Почему?
- Я же говорил, что мы с тобой похожи… Ну, смекай, моя радость.
- Я о чем-то догадываюсь, но смутно.
- Ну и правильно, что смутно. Темны воды.
Храпов с самого начала поставил себя так, что никаких шансов управлять этим человеком Гали не имела. Это немного обидело ее, ведь вместе с Храповым в ее жизнь пришло нечто необыкновенное - приближение зрелости, о которой она думала с радостью, трепетом и инстинктивным страхом рано состариться. Откуда взялись такие мысли? Может быть, это уроки Софьи Григорьевны, может быть что-то другое… Верно, стены арбатской коммуналки были пропитаны каким-то духом, делающим блеклыми и молодость, и блеск, и прелесть… А вот с этим Гали согласиться не могла никак.
Подружка ее, Варвара, как-то обмолвилась, в очередной раз восхищаясь фигурой Гали:
- На твоем месте я обдирала бы московских художников, как липку. Понимаю, что натурщицей быть противно, но для тебя - это семечки… как я думаю. Двадцать минут унижения и полный карман…
- Мелочи, - фыркнула Гали. - Они же бедные, как церковные мыши.
- Не все, - парировала подруга. - Хочешь, сосватаем тебе богатенького творца?
- Только молодого, - съязвила Гали, - старые греховодники меня интересуют мало. Разве что в виде исключения. Она тут же вспомнила про Хмельницкого.
- Неделя прошла, а до нас не дошла, - резюмировал Храпов, просыпаясь в объятиях Гали.
- Почему неделя? - спросила она. - Намного больше.
- Такая пословица, - ответил он.
- Что это за агрегат? - спросила Гали, показывая на старинное сооружение с большим колесом и какими-то металлическими пластинами.
- Это станок, - ответил Храпов, - деньги печатать.
- Ты серьезно? - испугалась она.
- Да что ты, - успокоил ее художник, наливая себе виски. - Картинки всякие печатать, офорты, автолитографии. Я когда-то занимался этим. А сейчас что-то лень. Уж больно кропотливая работенка.
- А мне покажешь?
- Нет.
- Почему? Я хочу знать.
- Разумно, - неожиданно согласился Храпов. - Ты смышленая и можешь много добиться, ну, например, в искусствоведении.
- Ты серьезно так считаешь? - изумилась Гали, впервые подумав, что, действительно, могла бы стать специалистом в этой сфере. Только в Москве неофициальной, потому что ее интересовала Москва другая. Другую Москву ей когда-то открыл Макс Зотов.
- Вот черт, совсем забыл, - внезапно нахмурился Храпов, - давненько не был я в "Национале".
Она поняла, что милый Виктор шутит, он просто собрался выгулять ее.
- Нас туда не пропустят, - заныла Гали, подыгрывая ему, - там же вечное спецобслуживание.
- А мы представимся какими-нибудь специалистами, - рассмеялся Виктор, натягивая штаны. - Выбери мне пиджак и галстук. Кстати, а как у тебя со вкусом?
- Да никак, - ответила Гали, - ты мне больше нравишься голым.
- Ты даже не представляешь, дорогая, насколько изменилась Москва за последние несколько лет, - говорил Храпов, усевшись за руль автомобиля и мягко трогаясь с места.
- Куда мне, - ответила Гали.
- Ты - ласточка перемен, - рассмеялся Храпов. - Только не осознаешь это. У Рэмбо есть элегия, она называется "Париж заселяется вновь", если захочешь, я прочту ее тебе… в переводе этого, вашего певца евреев, Эдуарда Багрицкого. Ох, роскошная и циничная вещь… Так вот, сейчас с Москвой происходит то же самое…
- Кем же она заселяется, Виктор? - спросила Гали. - Ты знаешь, иногда я не люблю Москву. Да и ты мечтаешь увидеть Париж и умереть.
- А ты посмотри вокруг, - голос его приобрел менторские нотки. Гали уже знала, что сейчас пойдет возвышенный монолог.
- Иностранные туристы, появились проститутки, представляешь, кинозвезды из-за бугра ошиваются, вон тот хмырь в шляпе, - он махнул рукой в сторону какого-то мужика, - явно валютчик… лепота, радость моя. Сегодня, например, я познакомлю тебя с самим Грегори Пеком…
- Да ну? - удивилась Гали. - Он что, приехал в Москву?