- Скажите мне одну вещь, - заговорил вдруг Бонд. - Как вам удалось повоевать и за Красную армию, и за нацистов - с вашим-то увечьем? Я имею в виду вашу руку.
Говоря это, он рисковал, но шел на этот риск сознательно.
На мгновение в жестоких голубых глазах вспыхнула ярость, на щеках выступили красные пятна, а зубы скрипнули. Но в следующую секунду Горнер уже успокоился и с короткой усмешкой выдохнул:
- Слушай, ты, придурок, что ты вообще знаешь о Восточном фронте? Я там воевал не с вашими оловянными солдатиками Томми, которые в пять пьют чай, а в шесть выделяют час, чтобы ткнуть тебя штыком в спину, если подставишь ее. Там люди дрались как звери, замерзали насмерть, ходили врукопашную, душили друг друга голыми руками, перегрызали глотки, пытали пленных и убивали самыми разными способами. Они были рады любому новобранцу - увечному, сумасшедшему, глухому, сифилитику… Можешь нажимать на курок? смог добыть себе винтовку? - значит, в строй. Как сказали бы у вас, "все силы на борьбу с врагом".
Горнер уже взял себя в руки и изобразил на лице некое подобие улыбки:
- Вот видите, и я на что-то сгодился. Все силы… даже сила этой руки. - Подняв руку в белой перчатке, он уставился прямо в глаза Бонду и, не отводя взгляда, спросил: - Хотите увидеть ее?
- Нет.
- Бросьте, Бонд. Я знаю, что вы любопытны. Человек, лишенный любопытства, не станет секретным агентом. Давайте я вам покажу.
Горнер стащил перчатку и поднес руку почти вплотную к лицу Бонда. Кисть была длинная и плоская, ладонь - беловато-розовая, а тыльная сторона почти черная и морщинистая. Первые фаланги пальцев были чрезвычайно длинные, а темные ногти имели необычную, почти треугольную форму. Кожа была сухая, вся испещренная глубокими морщинами, как у обезьяны. Большой палец, как и ожидал Бонд, оказался коротким и был расположен так близко к запястью, что использовать его для работы вместе с другими пальцами едва ли было возможно. От лучезапястного сустава и выше рука была покрыта густыми черно-коричневыми волосами наподобие шерсти шимпанзе. Примерно посредине между запястьем и локтем предплечье принимало вид обычной человеческой руки.
Горнер снова надел перчатку. Никакой реакции со стороны Бонда не последовало.
Некоторое время оба молча стояли буквально в футе друг от друга, глядя глаза в глаза. Ни один не отвел взгляда и даже не сморгнул.
- Почему вы перешли тогда на другую сторону? - спросил Бонд.
- Да потому, что нацисты явно упустили свою победу. Для них война была проиграна. "Холодная война" на самом деле началась в Восточной Европе еще в сорок четвертом году. Я хотел быть на той стороне, которая победит британцев. Поэтому я перешел на сторону Советской армии.
Бонд промолчал. Большая часть сказанного Горнером соответствовала информации, сообщенной ему М. Кроме того, Бонд понял, что бестактное упоминание об уродстве Горнера способно вывести его из равновесия, пусть и на несколько секунд.
- Ну а теперь к делу, - сменил тему Горнер. - Опиум - сырье для моего производства - нужно где-то брать. Того, что я получаю из Турции, уже давно не хватает. Естественно, мы используем связи Шагрена в странах Юго-Восточной Азии. Хороший источник - Лаос, и, знаете, американцы, которые там хозяйничали, оказались готовы к самому активному сотрудничеству. Вы в курсе, что ЦРУ имеет собственную авиакомпанию под названием "Эйр Америка", которая на самом деле развозит по миру грузы опиума?
- Это абсурд, - возразил Бонд.
- Это политика, - сказал Горнер. - "Эйр Америка" доставляет оружие антикоммунистически настроенным князькам и полевым командирам. Не возвращаться же самолетам порожняком. Вот они и летят с грузом опиумного мака. Слушайте, да чего вообще можно ожидать от авиакомпании, девиз которой "Все, что угодно, когда угодно, где угодно"? Между прочим, за время пребывания в Юго-Восточной Азии тысячи бравых Джи-Ай стали наркоманами. При штаб-квартире резидентуры ЦРУ в Северном Лаосе построена фабрика по очистке героина. Из этого региона Азии поступает около семидесяти процентов всего опиума, находящегося в незаконном обороте в мире. Естественно, большая его часть уходит на ненасытный американский рынок.
- И вы, значит, решили и туда запустить свои лапы?
- Вот именно. Шагрен работает над этим. Денег, конечно, в это направление приходится вкладывать немало. Но ведь это инвестиции. Разумеется, мне не по душе, что мои деньги работают на поддержку американского военного присутствия. Но в этом есть и свои преимущества. Это означает, что ЦРУ смотрит на мою деятельность сквозь пальцы. Уверен, вы понимаете, насколько полезно может быть такое отношение могущественной спецслужбы.
- Россия, Америка… Вы, похоже, везде поспеваете? - спросил Бонд.
- По крайней мере, стараюсь, - подтвердил Горнер. - И бизнес от этого только выигрывает. Настанет день, когда я смогу покупать сырье по самым низким ценам в Юго-Восточной Азии. В данный момент большая часть моих поставок идет из Афганистана, из провинции Гельменд, где сосредоточена основная часть маковых полей. Вот туда-то, Бонд, вы и поедете. В последнее время у нас стали возникать серьезные проблемы на границе. Бандитов развелось слишком много, и оружия у них хоть отбавляй, причем уже не только стрелкового: теперь у них есть даже ракетные установки и гранатометы. Там есть один участок караванного пути неподалеку от Заболя, где бандиты перехватывают моих людей, доставляющих опиум. Это место даже прозвали перевалом Геенны Огненной. Знаете почему?
Бонд покачал головой.
- Так назывался участок железной дороги в Бирме, который построили попавшие в плен к японцам анзаки. Говорят, что на этой дороге на каждый ярд уложенных рельсов приходится по одному умершему человеку. Они, кстати, были очень храбрые ребята, эти анзаки, которые сражались за вас в ваших войнах.
- Я знаю, что они воевали храбро, - ответил Бонд. - Эти солдаты были едва ли не лучшими в нашей армии.
- В общем, мы на нашем перевале тоже несем большие потери. Конечно, пока что не по человеку на каждый ярд, но все равно слишком много. Наркомана на такое дело не пошлешь, сами понимаете. Для таких экспедиций нужны полноценные бойцы, а их на всех бандитов не напасешься. Я хочу, чтобы вы поехали в Заболь вместе с Шагреном. Завтра же утром.
- Зачем это вам?
- Я думаю, для вас это будет дополнительной практикой и хорошим уроком.
Горнер встал, и панель позади него снова открылась.
- А теперь, - объявил он тоном конферансье, - настало время вечерних развлечений. Подойдите сюда, Бонд.
Бонд не двинулся с места, пока ствол автомата охранника не уперся ему в поясницу.
На стеклянной галерее в дальнем конце героинового цеха открылась дверь. Охранник вытолкал оттуда женщину. Женщина была голая.
- У нас это называется прогулкой по Ламбетскому мосту, - сказал Горнер. - Старое доброе развлечение кокни.
Тем временем охранники выпихнули на галерею еще трех обнаженных женщин.
- Они должны сделать полный круг, пройти туда и обратно, - пояснил Горнер. - Мужчинам нравится смотреть на них снизу.
- А кто все эти женщины?
- Никто. Проститутки какие-то. По большей части, естественно, наркоманки. Их привозят сюда заодно с мужчинами. Когда они дня через два-три теряют свою привлекательность, я позволяю мужчинам познакомиться с ними поближе.
- В каком смысле?
- В самом прямом: охрана уводит их вниз, в помещение, где рабочие отдыхают. Удовольствие бесплатное и способствует поддержанию высокого морального духа в коллективе.
- А что вы делаете с этими девушками потом?
Горнер посмотрел на него с удивлением и любопытством:
- Ну, мы, конечно, их хороним.
Он снова повернулся к окну, откуда было видно девушек, и на его лице появилось выражение, которое можно было с некоторой натяжкой назвать улыбкой.
- О, Бонд, вы только посмотрите. Вот вышла одна, которую вы наверняка узнаете. Я думаю, наши рабочие будут от нее просто без ума.
ГЛАВА 13
Такой маленький мир
В Париже, теперь уже даже не на другом конце света, а просто в другом мире, Рене Матис просматривал "Фигаро", сидя за столиком кафе неподалеку от офиса Второго управления. Он как раз заканчивал свой ланч. Новый реактивный лайнер "Викерс VC-10", прочитал он, зафрахтованный бахрейнской авиакомпанией "Галф эйр" и летевший из Британии, пропал где-то в районе ирано-иракской границы. Он просто исчез с экранов радаров.
Матис пожал плечами. Такие вещи случаются. Этот самолет, гордо названный "Британской кометой", похоже, оказался далеко не самым надежным: помнится, это уже не первое летное происшествие с лайнерами такого типа. Матис заказал себе обычный для рабочего дня ланч: стейк с соусом тартар и жареным картофелем, маленький кувшинчик "Кот дю Рон" и двойной эспрессо. День в Париже выдался тихий, а в такие дни Матису думалось особенно хорошо, и порой в голову приходили действительно отличные идеи.
Полицейское расследование дела об убийстве Юсуфа Хашима так и не привело к серьезным результатам. Удивляться не приходилось: в Париже существовали целые районы, куда полиция особо и не совалась - во-первых, потому, что это было слишком опасно для самих полицейских, а во-вторых, потому, что жители этих окраин не нуждались в помощи правоохранительных органов. Они сами устанавливали там свои порядки и, если даже говорили по-французски, сотрудничать с полицией не желали. Одной из таких зон был Курнёв - несколько кварталов района Сен-Дени, включающих в себя и печально известный "Город четырех тысяч". Сарсель был еще более показательным примером: самое настоящее гетто со своими собственными жестокими законами, имеющими к законам Французской Республики весьма отдаленное отношение. Большая часть французов воспринимали появление таких кварталов как неизбежную расплату за империалистическое и колонизаторское прошлое своей страны.
Уход, а точнее, бегство французов из Индокитая было унизительным, но в то же время в результате этих событий в самой Франции ничего существенно не изменилось, за исключением, пожалуй, появления огромного количества мгновенно расплодившихся по всей стране вьетнамских ресторанчиков. С другой стороны, алжирская война просто наводнила французские города, и в первую очередь Париж, тысячами озлобленных иммигрантов-мусульман. Вроде бы эти люди и отгородились от окружающего мира и от ближайших городских кварталов в своих словно отделенных невидимыми стенами пригородах, но Матис все равно воспринимал эти районы как осиные гнезда, как котлы, где готовится чудовищное криминальное варево. Рано или поздно эти котлы должны были взорваться.
Юсуф Хашим был всего лишь одним из многих звеньев в длинной запутанной цепочке торговли героином. Полиция нашла в его квартире изрядное количество этого вещества, причем в экспертном заключении особо указывалось на неожиданно высокое его качество. Да, речь шла уже не о рискованном незаконном развлечении, модном в годы юности Матиса и практиковавшемся на коктейльных вечеринках в "Ле Бёф сюр ле Туа" и других ночных клубах. С тех пор наркотики оказались в смертельно опасной близости к любому человеку, даже не входящему в группу риска. Их распространяли по всей стране оптом и в розницу, товар предлагался всем, каждому потенциальному потребителю, а сетью поставщиков явно руководили люди, знающие и умеющие использовать все правила конспирации: каждый участник цепи знал настолько мало, что найти источник поставок было невозможно.
Марсельские коллеги Матиса, работая совместно с американскими детективами, добились определенных успехов, перекрыв один из каналов поставки наркотиков в Америку по морю, - тот самый канал, который в ФБР прозвали "французской связью". Впрочем, их гораздо больше удивило то, что удалось выяснить по ходу расследования: хотя во Францию в последнее время завозили больше героина, чем когда-либо прежде, основную часть его морским путем переправляли транзитом дальше - в Лондон.
Один французский полицейский сказал Матису, что возникает ощущение, будто кто-то объявил крестовый поход против Британии, обладая при этом безграничными ресурсами, чтобы развязать настоящую нарковойну.
Матис посмотрел на часы. У него оставалось несколько свободных минут, и он заказал себе еще кофе и маленькую рюмку коньяка. Вот уже несколько дней подряд что-то крутилось где-то в уголке его памяти, словно напрашиваясь на большее внимание и напряженную работу мысли. И вот сейчас, разглядывая красноватую тень, отбрасываемую на тротуар алой маркизой над витриной кафе, он вдруг вспомнил то, что было ему так нужно и не давало покоя.
Язык, вырванный щипцами… Ну да, он действительно слышал об этой чудовищной казни раньше, а теперь вспомнил, где именно. Его брат, майор французской пехоты, воевал в Индокитае. Как-то раз он рассказал Рене об одном вьетнамском военном преступнике, которого они пытались поймать и предать суду. Французы жаждали его крови за то, что он, как стало известно по данным разведки, любил развлекаться, глядя, как пытают пленных французских солдат. Впрочем, были у него "доброжелатели" и среди местного населения: слишком уж рьяно он претворял в жизнь коммунистическую доктрину борьбы с католическими миссионерскими школами. Его специальностью был захват ходивших в такие школы детей с последующими жестокими истязаниями. Многие дети, попав к нему в лапы, оставались инвалидами на всю жизнь.
Вернувшись к себе в офис, Матис попросил секретаршу связаться с архивом и подобрать папки с фотоматериалами по военным преступникам времен войны в Индокитае.
После обеда с Бондом Матис отдал одному из своих подчиненных распоряжение найти парижскую фабрику Джулиуса Горнера и сфотографировать ее владельца. Вскоре он получил несколько снимков сносного качества: на них был запечатлен высокий мужчина славянской внешности с правильными чертами лица, вот только выражение этого лица производило на редкость неприятное впечатление. Естественно, обращала на себя внимание и непропорционально большая левая рука в белой перчатке. На двух фотографиях с ним рядом был человек в армейском кепи; с восточными, возможно вьетнамскими, чертами.
Вскоре секретарша вернулась с довольно большой коричневой картонной коробкой, и Матису потребовалось всего несколько минут, чтобы найти нужный снимок. На его столе лежали рядом две фотографии: на только что отпечатанном, едва ли не влажном черно-белом снимке был изображен человек в кепи, стоящий рядом с черным кабриолетом "Мерседес-300D"; другой снимок представлял собой вырезку из газеты одиннадцатилетней давности: на нем, судя по подписи, был запечатлен некто Фам Син Куок, портретами которого с надписью "Разыскивается" в свое время были оклеены все стены во французском Сайгоне. В том, что это один и тот же человек, сомневаться не приходилось.
Тем не менее Матис не схватился немедленно за телефонную трубку и не вызвал машину, чтобы ехать на химическую фабрику Горнера. Для него куда важнее было выяснить другое: ограничивается ли связь Горнера с Юго-Восточной Азией тем, что этот психопат - его помощник, личный телохранитель и палач-головорез в одном лице - происходит оттуда. Или, может быть, здесь есть что-то еще?
Закурив "Голуаз" с фильтром, Матис положил ноги на рабочий стол и задумался над тем, какая коммерческая выгода могла светить Горнеру, рискни он сунуться в этот опаснейший район мира: треугольник Лаос - Вьетнам - Камбоджа.
Париж и Калифорнию разделяют девять часовых поясов, и в девять утра, ощущая, как на глазах начинает припекать солнце, Феликс Лейтер нажал кнопку звонка на калитке, ведущей на лужайку перед выстроенным в испанском стиле домом на Джорджина-авеню в Санта-Монике. Услышав зуммер открывающегося замка, он толкнул калитку и поковылял по траве к парадному крыльцу дома.
Седеющий техасец, в свое время бывший надежным партнером Джеймса Бонда едва ли не в самых сложных и опасных операциях, теперь работал в детективном агентстве Пинкертона и не скрывал, что эта работа наводит на него скуку смертную. Вот и на этот раз задание ему выпало не из тех, что вдохновляют сыщика на полет творческой мысли: его нанял продюсер одной голливудской студии. Предмет контракта - разыскать пропавшую девушку. Звали ее Трикси Рокет; она снялась в паре фильмов категории "Б", а затем исчезла из поля зрения, не оставив никому ни адреса, ни телефона - ничего вообще. Родители девушки, приехавшие из Айдахо, подняли шум - пока что лишь в пределах студии. Их подозрения пали на продюсера, выбравшего Трикси для съемок; сам он был бы чрезвычайно рад найти ее, чтобы замять скандал и восстановить свое доброе имя - по возможности до того, как его жена что-нибудь услышит об этой неприятной истории.
Для человека с опытом и талантами Лейтера это была рутинная и банальная работа, но с тех пор, как он потерял правую ногу и руку в схватке с акулой, помогая Бонду выбраться из трудной ситуации в Майами, ему приходилось ограничиваться теми заданиями, которые не требовали больших физических усилий.
Сначала из-за двери дома № 1614 по Джорджина-авеню послышался яростный собачий лай, затем из ближайшего к входной двери окна высунулась головка симпатичной темноволосой женщины. Хорошенькая брюнетка прижимала к уху телефонную трубку и жестом попросила Феликса подождать. Он присел на бордюр у края газона и стал просматривать свежий номер "Лос-Анджелес таймс".
Проговорив по телефону двадцать минут, женщина, которую звали Луиза Ширер, наконец пригласила его войти в дом, провела в маленький внутренний дворик и была даже настолько любезна, что предложила ему кофе. Миссис Ширер действительно оказалась милейшей женщиной, хотя, быть может, излишне болтливой. Трикси Рокет в самом деле снимала у нее комнату, и она прекрасно помнит эту девушку, но Трикси съехала отсюда уже три месяца назад. Нет, адреса она не оставила. Куда пересылать почту, не сказала, но… В этот интригующий момент снова зазвонил телефон, и Феликсу пришлось пялиться в свою кофейную чашку еще пятнадцать минут.
В общем, визит оказался столь же приятным, сколь и бесполезным. Вернувшись наконец в свою скромную дешевую гостиницу в Западном Голливуде, он почувствовал себя измотанным. Кондиционера в отеле не было, старый скрипучий вентилятор лениво гонял теплый воздух над расставленными по углам вестибюля пальмами, а лифт застрял на десятом этаже. Однако у портье его ожидало сообщение: Лейтера просили позвонить по указанному там телефонному номеру. Судя по коду, это был Вашингтон, и усталость Феликса как рукой сняло: он почувствовал внезапный прилив бодрости.