Он просмотрел доску объявлений: внутренние турниры, сетки расписаний, списки победителей и выбывших из дальнейшей борьбы, соревнования юниоров и игроков старшего возраста. В списках членов клуба мелькали фамилии некоторых хорошо известных в Париже людей. В самом начале сетки турнира мастеров он обнаружил нужное имя: "Дж. Горнер". Судя по уровню клуба и количеству его членов, верхние строчки в турнирных таблицах должны были занимать молодые люди до тридцати лет, играющие почти на профессиональном уровне, а это означало, что Горнер действительно очень сильный игрок. Если оценивать его по меркам гольфа - игры, в которой Бонд был сведущ несравненно больше, - Горнер спокойно мог бы дать противнику фору в семь, а то и в восемь ударов. Что и говорить, противник незаурядный.
- Джеймс! - Услышав свое имя, он обернулся. Скарлетт как раз направлялась к нему. - Секретарь клуба сказал, что доктор Горнер должен подъехать через несколько минут и в спарринг-партнеры к нему пока что никто не записывался. Вам повезло.
- Как вы это устроили?
Скарлетт мгновенно приняла пристыженный вид:
- Я знаю от Поппи, что Горнер любит играть на деньги. И я взяла на себя смелость сказать секретарю, что вы очень неплохой игрок и можете составить доктору Горнеру хорошую компанию. Я также дала ему понять, что вы человек азартный и не прочь сыграть на деньги; притом вы играете не настолько хорошо, чтобы выиграть, но вы настоящий джентльмен, который всегда оплачивает свои долги.
- Я прямо вижу, как у парня слюнки потекли от такой перспективы, - заметил Бонд.
- Ну, я думаю, что большинство постоянных членов клуба не горит желанием играть с Горнером.
- Интересно почему, - съязвил Бонд. - И кстати, сколько с вашей легкой руки я поставил?
- Всего сто фунтов, - с самым невинным видом ответила Скарлетт. - Ну, теперь мне пора на некоторое время скрыться из поля зрения.
- Все остается так, как мы договаривались, - сказал Бонд. - Но ни в коем случае не уходите.
- Да меня отсюда не выманишь. Я собираюсь поглядеть на вашу игру. Разумеется, с безопасного расстояния. Смотрите-ка. Это не его машина подъехала?
Через большие стеклянные двери холла Бонд увидел черный "Мерседес 300D", за рулем которого сидел человек в военном кепи. Машина припарковалась прямо у входа, водитель бросил ключи швейцару и, почти бегом обогнув автомобиль, открыл дверцу пассажиру.
Из "мерседеса" вышел тот самый человек, которого Бонд уже видел в марсельском порту и на фотографии в кабинете М. На нем была белая фланелевая рубашка с длинными рукавами, серые слаксы и неизменная белая перчатка на излишне крупной левой руке. Пока человек шел к дверям офиса, Бонд отвернулся и сделал вид, что изучает доску объявлений. Скарлетт уже успела благоразумно испариться.
Бонд принялся рассматривать ряд телевизионных экранов на стене, - судя по всему, их количество соответствовало числу наружных кортов на территории клуба. На экранах можно было наблюдать, как идет игра на той или иной площадке; кроме того, внизу каждого экрана небольшое табло показывало текущий счет; эти сведения обновлялись игроками всякий раз, когда они менялись сторонами площадки. Такая технология, насколько было известно Бонду, редко применялась за пределами профессиональных телестудий и, должно быть, стоила клубу, вернее, его членам бешеных денег.
В дополнение к этому клуб располагал просторным комплексом крытых кортов, находившимся на нижнем уровне - прямо под наружными. Здесь за ходом игры можно было наблюдать с внутренней галереи, которая опоясывала изнутри каждый корт.
Не прошло и минуты, как Бонд услышал приближающиеся шаги. Это был человек в кепи.
- Извините, - сказал он по-английски, - вы мистер Бонд? Меня зовут Шагрен.
Бонд обернулся и посмотрел ему в лицо. У Шагрена была желтоватая кожа, по-восточному узкий разрез глаз, а лицо какое-то плоское, почти неподвижное. "Есть в нем что-то полумертвое или, во всяком случае, не совсем живое", - подумал Бонд. Ему приходилось видеть такую безжизненную плоть, но только у парализованных. Здесь же неподвижность лица странно контрастировала с резкими и активными жестами.
- Я думай, вы играй с доктор Горнер. - Акцент у Шагрена был то ли китайский, то ли тайский.
- Если ему хочется играть, я не откажусь, - небрежно сказал Бонд.
- О да. Он хочет играй. Я вас представь.
Шагрен повел Бонда по широкой винтовой лестнице на просторную смотровую площадку с барами и рестораном.
Горнер стоял у панорамного окна и внимательно следил за игрой на ближайших кортах.
Он обернулся и посмотрел Бонду в глаза. Затем протянул правую руку - без перчатки.
- Вы даже не представляете, как я рад нашему знакомству, мистер Бонд. Ну что ж, сыграем?
ГЛАВА 5
Это вам не крикет
Раздевалка находилась на заглубленном первом этаже и представляла собой целый комплекс, включающий большую парную, четыре сауны и такое количество расставленных по полкам одеколонов и лосьонов после бритья, что их хватило бы на целый год парфюмерному отделу какого-нибудь универмага вроде "Мейфэр". Бонд, который прежде играл в клубе на Барбадосе (единственная душевая кабина, деревянная барная стойка с холодным пивом) или в "Куинз-клубе" в Лондоне, где помещения тоже не страдали избытком роскоши, а попросту говоря, были довольно убогими, заметил, однако, что даже ароматы самой дорогой парфюмерии не в состоянии перебить витающий в любой спортивной раздевалке кислый запах потных носков.
Горнер отправился переодеваться в отдельную кабину, из которой появился в новеньких белых шортах "Лакост", открывавших мускулистые загорелые ноги. Фланелевая рубашка с длинными рукавами и белая перчатка остались на нем. На правом плече висела объемистая спортивная сумка с полудюжиной новых ракеток "Уилсон".
Не сказав ни слова, будто уверенный, что Бонд последует за ним, Горнер поднялся по лестнице и вышел в игровую зону, состоявшую из двенадцати кортов с безупречным травяным покрытием и из такого же количества плотно утрамбованных грунтовых, покрытых мелкой красной пылью. Клуб явно гордился качеством покрытий своих кортов: они должны были обеспечивать отличный отскок мяча и максимально щадить колени и голеностопы игроков. Рядом с каждым кортом имелась вышка для судьи, четыре деревянных кресла для игроков, стойка с большим количеством белых полотенец и холодильник, содержащий хороший запас прохладительных напитков и нераспечатанные коробки с белыми теннисными мячами "Слезенгер". Тут и там между кортами сновали клубные маршалы, выделявшиеся фирменной униформой в шоколадно-зеленую полоску; они готовы были разбиться в лепешку, чтобы обеспечить членам клуба максимум удовольствия от игры.
- Четвертый корт свободен, доктор Горнер, - сказал один из них, подбегая. Говорил он по-английски. - Или шестнадцатый, если вы сегодня предпочитаете играть на траве.
- Нет, я буду играть на втором.
- На вашем обычном? - Молодой человек выглядел смущенным. - Но сейчас он занят, месье.
Горнер посмотрел на маршала таким взглядом, каким смотрит ветеринар на старую больную клячу, которой собирается сделать смертельную инъекцию. Очень медленно он повторил:
- Я буду играть на втором корте.
Он говорил бас-баритоном; изысканное английское произношение было практически лишено акцента, и если бы Бонд не знал о его прибалтийских корнях, то, пожалуй, и не обратил бы внимания на чуть растянутые гласные.
- Э-э… да-да. Конечно. Я попрошу тех джентльменов перейти на четвертый корт.
- Вот увидите, на втором корте покрытие лучше, - сказал Горнер, обращаясь к Бонду. - И солнце там не мешает.
- Как вам угодно, - ответил Бонд.
Утро действительно было ясное, и солнце стояло уже высоко.
Горнер достал из холодильника упаковку новых мячей, бросил три Бонду, а три взял себе. Не спросив мнения гостя, он выбрал себе дальний конец площадки, хотя на первый взгляд никакого преимущества от этого не получал. Несколько минут они перебрасывались мячами, и Бонд сосредоточился на том, чтобы попытаться найти подходящий, удобный ритм, нанося справа прямые удары с хорошим длинным замахом, а слева - резаные, провожая мяч ракеткой после удара. Он также старался следить за манерой игры Горнера, пытаясь уловить его слабые места. Обычно во время разминки игроки не подают сопернику под бэкхенд, но Бонд специально сделал несколько ударов в ту сторону, стараясь не оставлять Горнеру шанса. Тот без всяких затруднений отбил их все на заднюю линию на стороне Бонда. Однако его удар справа был какой-то особый, не такой, какому обычно учат в теннисных школах. Он наносил резаные удары с какой-то тяжеловесной мощью, так что мяч пролетал низко над сеткой. "Или он не умеет делать с форхенда перекрученные удары, - подумал Бонд, - или держит этот прием про запас". По крайней мере теперь Бонд знал, что с этой стороны можно ожидать какого-нибудь неприятного сюрприза.
- Готовы, - сказал Горнер. Это был не вопрос, а утверждение.
Он подошел к сетке и стал тщательно измерять ее высоту металлической рейкой, висевшей на боковой стойке.
- Вы думаете, мистер Бонд, что я зря теряю время, но прошу вас рассудить здраво. На нашем уровне игры мяч постоянно пролетает всего в нескольких дюймах над сеткой и практически в каждом гейме задевает трос. Добавьте сюда нетболы при подаче, и ситуация еще усугубится. В таком матче разыгрывается примерно очков двести, а типичная разница между победителем и проигравшим в активно выигранных очках может составлять и меньше десяти. Поскольку из этих двухсот очков приблизительно тридцать, включая подачи, связаны с касанием троса, - этого может быть втройне достаточно, чтобы выиграть матч! Вот почему я считаю важным свести возможные случайности к минимуму.
- Я впечатлен вашей логикой, - сказал Бонд.
Он несколько раз взмахнул ракеткой, разминая плечи.
Горнер отрегулировал высоту сетки, слегка подтянув цепочку, ведущую от центральной вертикальной тесьмы к металлической планке, вставленной в грунт. Затем он трижды ударил ракеткой по тросу. Бонд не заметил на боковых стойках никаких ручек, чтобы можно было поднять или опустить сетку. Сам верхний трос спускался по стойке и скрывался в маленькой металлической пластинке в грунте - скорее всего там находился вороток, с помощью которого персонал клуба натягивал сетку и регулировал ее высоту. Центральная тесьма и цепочка служили для более точной регулировки.
- Отлично, - сказал Горнер. - Хотите крутануть?
Бонд несколько раз прокрутил ракетку в руке.
- Гладкая сторона или шершавая? - спросил он.
- Кожаная, - ответил Горнер. Он наклонился и проверил ракетку Бонда. - Да, она кожаная. Я подаю.
Бонд отправился на позицию принимающего, гадая про себя, в чем смысл этой явно сленговой шутки; что-то ему подсказывало, что кожаной могла быть как гладкая, так и шершавая часть рукоятки.
Хотя во время разминки они уже обменялись несколькими подачами, теперь Бонду предстояло впервые увидеть Горнера в деле. "Следи за мячом", - напомнил он самому себе.
Это было легче сказать, чем сделать. Горнер один, два, три раза постучал мячом о землю перед собой, затем повернулся вокруг своей оси, как собака, которая поудобнее укладывается спать на подстилке. Сделав полный оборот на триста шестьдесят градусов, он резко подкинул мяч левой рукой - той самой, в перчатке, - и еще на долю секунды задержал руку в воздухе, в то время как его ракетка мощным хлопком послала мяч прямо в среднюю линию, в которую он и ударился с глухим стуком. Бонд, увлеченный всем этим зрелищем, даже не успел пошевелиться.
- Пятнадцать - ноль, - объявил Горнер и быстро пошел подавать в другой квадрат.
Изо всех сил стараясь сосредоточиться и не обращать внимания на болтовню и отвлекающие маневры, Бонд прямо-таки впился пальцами ног в утоптанное покрытие корта. Он отбил подачу ударом слева, но Горнер стремительно выбежал к сетке и нанес резкий удар с лёта в дальний угол.
- Тридцать - ноль.
В первом гейме Бонд выиграл только один раз. Горнер вынул из холодильника бутылку воды "Эвиан", открыл ее и налил в стакан, который опорожнил залпом. Потом он махнул левой рукой в сторону холодильника, словно приглашая Бонда тоже воспользоваться этим благом цивилизации. При взмахе застегнутая манжета его рубашки задралась чуть выше края белой перчатки. Возвращаясь на корт, Горнер дважды снова шлепнул ракеткой по сетке, словно бы наудачу.
Стараясь выбросить из головы вид покрытого не волосами, а скорее даже шерстью запястья Горнера, Бонд пошел подавать. Первая подача всегда важна, ведь она задает тон всему матчу. Бонд, у которого была сильная первая подача, решил, однако, действовать не за счет силы, а скорее за счет аккуратности. Он попытался погонять Горнера по углам, но его удары с лёта были уверенно отбиты ловкими "свечами". При счете 30:40 он дважды попал в верхнюю часть сетки, и оба раза мяч падал на его стороне. Двойная ошибка: малодушный способ проиграть гейм на своей подаче.
Бонд пытался найти средства, чтобы сбить Горнера с ритма, но это было трудно. Он вспомнил, как играл с Вейландом на Барбадосе: иногда намеренно замедляя игру, он сбивал соперника с толку, и молодой человек в своем желании атаковать шел на слишком большой риск. Горнер таких ошибок не делал. Его хлесткие удары справа Бонду было трудно отбить: он изо всех сил вытягивал ракетку вперед, чтобы погасить сильную крутку мяча, но Горнер не давал ему шансов ударить с лёта, а когда Бонд выходил вперед к сетке, противник снова делал неотразимую "свечу", и мяч с раздражающей регулярностью ударялся в корт прямо около задней линии, оставляя четкую метку на красноватом покрытии.
Когда Бонд выполнил подачу, Горнер быстро крикнул: "Аут!" - и даже не попытался отбить мяч, который ударился в ограждавшую корт сетку и упал на землю. Бонд собрался сделать вторую подачу, но Горнер воскликнул: "Подождите!" - и отбросил отскочивший от заднего ограждения мяч.
- Осторожность никогда не помешает, - пояснил он. - На прошлой неделе я видел, как человек наступил на мяч и сломал голень. Продолжаем.
К этому моменту Бонд, естественно, сбился с ритма и был рад просто попасть вторым мячом в корт.
Несмотря ни на что, ему удавалось брать свою подачу, и в итоге счет дошел до 4:5 в пользу Горнера. Это был последний шанс для Бонда сделать брейк в первом сете. Он решил оставаться на задней линии и гонять Горнера по углам в надежде, что тот все же допустит ошибку. В первый раз за всю игру Горнер проявил некоторые признаки усталости. Ему дважды не удался длинный удар справа, и впервые за матч Бонд получил брейк-пойнт при счете 30:40. Горнер размашисто подал ему под бэкхенд, но Бонд удачно сыграл кроссом и навязал противнику обмен ударами. Он ударил глубоко под заднюю линию, а Горнер в ответ, сильно подкрутив мяч, послал его в хавкорт, пытаясь попасть Бонду под бэкхенд, но безуспешно. Это был шанс для Бонда. Он сосредоточился, не отрывая глаз от мяча, и с максимальным вращением отправил его с форхенда по линии.
- Аут, - сказал Горнер. - Ровно.
Прежде чем Бонд успел что-либо возразить, Горнер уже начал свою пантомиму, предшествующую первой подаче. Он выиграл гейм, а с ним и сет - 6:4. Когда они поменялись сторонами и Бонд готовился подавать в первом гейме второго сета, он взглянул на то место, куда приземлился его сильно закрученный мяч с форхенда. В корте в трех дюймах от боковой линии видна была четкая отметка.
Бонду стоило некоторых усилий взять себя в руки и промолчать. Пока он готовился к подаче, Горнер подпрыгивал на месте, вертел ракетку, делал внезапный шаг вперед, а затем столь же стремительно отступал. То была старая тактика, известная Бонду, но его задачу это ничуть не облегчало. Заставив себя внимательно следить за мячом, он сделал первую подачу в среднюю линию.
- Аут, - провозгласил Горнер.
- Думаю, что нет, - сказал Бонд. - Я могу показать вам след от мяча. - Он подошел к сетке и указал место приземления мяча.
- Это старая отметка, - заявил Горнер.
- Нет. Я хорошо видел, куда подал. Никакой ошибки быть не может. Это след от моей подачи, и он по меньшей мере в шести дюймах внутри квадрата.
- Мой дорогой мистер Бонд, если эти ваши английские "честная игра" и "джентльменское поведение" заключаются в том, чтобы подвергать сомнению слова человека, играющего в собственном клубе, то, пожалуйста, чувствуйте себя как дома и давайте переиграем это очко. - Горнер постучал ракеткой по подошве теннисной туфли, стряхивая приставшие частицы пыли. - Прошу вас.
Первая переигранная подача оказалась у Бонда слишком дальней. Делая вторую, он сыграл более коротко и резко и был разочарован, увидев, как мяч попал в трос и отскочил за боковую линию.
- Двойная ошибка, - сказал Горнер. - Есть в мире высшая справедливость, вы согласны?
Бонд начал злиться. Из первого квадрата он выполнил свою лучшую подачу - под острым углом под бэкхенд противнику.
- Аут! - раздался самодовольный, торжествующий голос.
В момент второй подачи Бонда Горнер воскликнул:
- Осторожно! Сзади.
- Что?
- Мне показалось, что я увидел мяч позади вас.
- Я бы предпочел, чтобы вы предоставили мне возможность самому следить за этим.
- Я понимаю вас, мистер Бонд. Но я никогда бы не простил себе, если бы мой гость получил травму. Прошу вас. Вторая подача.
Игра в теннис, возможно в большей степени, чем другие спортивные игры, происходит в первую очередь в уме. Гнев здесь абсолютно бесполезен, если только не умеешь направлять его в нужное русло и держать под контролем как средство концентрации.
Бонд понимал, что ему пора менять тактику. Во-первых, впечатление было такое, что ему просто не везет. Подавая, он бессчетное число раз задевал трос, после чего мяч редко оставался в игре; при этом Горнер, несмотря на свою манеру подавать низко над сеткой, ни разу в нее не угодил. Кроме того, Бонду нельзя было больше рисковать и делать слишком дальние удары, посылая мяч близко к линии. Теперь он должен был играть так, чтобы мяч опускался по меньшей мере на два фута внутри корта. В результате он начал все чаще и чаще прибегать к укороченным ударам, потому что, если уж мяч опустится всего в паре футов за сеткой, у противника не будет возможности оспорить его попадание в корт. Однако сами по себе укороченные удары редко позволяют добиться победы в матчах на уровне клубного тенниса, поскольку выход к сетке в большой степени ограничивает возможности маневра и приходится все время быть начеку. Бонд усвоил этот урок дорогой ценой, играя с быстроногим Вейландом. Горнер не столь быстро перемещался по корту, а Бонд приспособился отражать его "свечи" и резаные удары и даже провел несколько сильных ударов с лёта, вытащив соперника с его излюбленной позиции на задней линии.