2
Карлайл покинула Скотленд-Ярд с чувством изумления, и отчего-то ей стало вдруг скучно. В конце концов показанный ей револьвер не был тем, который она видела в кабинете дяди Джорджа. Произошла непонятная путаница, и кому-то следовало во всем разобраться. Этим занялся Элейн, потом кого-то арестуют, и ей бы следовало тревожиться и волноваться. Возможно, в каких-то тайниках ее души волнение и тревога уже зародились и только ждали подходящего момента, чтобы выплеснуться наружу, но пока Карлайл чувствовала себя глубоко несчастной и очень усталой. В ее голове мельтешила всякая мелочь. Мысль о том, чтобы вернуться в "Герцогскую Заставу" и на месте разобраться во всем, казалась непереносимой. Ее не ужасала мысль о том, что дядя Джордж, тетя С иль или Фелисите, возможно, убили Карлоса Риверу, - нет, ее страшила перспектива оказаться наедине с этими троими, страшило, что каждый из них мог начать домогаться ее внимания и сочувствия. Она чувствовала себя несчастной, ощущала несчастье чуть ли не кожей и потому хотела остаться с ним с глазу на глаз.
Идя как во сне к ближайшей автобусной остановке, она вспомнила, что неподалеку, в cul-de-sac под названием Костерс-Роу, живет Эдуард Мэнкс. Если бы она пошла в сторону "Герцогской Заставы", то должна была бы пройти мимо этого тупика. Она была уверена, что не хочет видеть Эдуарда, что встреча получится тяжелой, и тем не менее все так же бесцельно приближалась к тупику. Ей навстречу шли люди, возвращавшиеся с утренней службы, у них был настороженный вид, удары каблуков об асфальт нарушали тишину улицы. Гомонили занятые поиском пропитания воробьи. Время от времени из-за облаков выглядывало солнце. Приставленный к Карлайл полицейский в штатском лавировал среди пешеходов и вспоминал залитые солнцем обеды детства. Перед мысленным взором его вставали кусок мяса, йоркширский пудинг с подливой, а потом скучный час в передней комнате. Карлайл не доставляла ему никаких хлопот, он просто хотел есть.
Полицейский видел, как Карлайл колебалась на углу Костерс-Роу, остановился и закурил. Она посмотрела вдоль ряда домов, кончавшегося тупиком, потом прибавила шаг, продолжая путь в прежнем направлении. И как раз в этот момент из шестого от утла дома вышел темноволосый молодой человек и сбежал по лестнице в самый раз, чтобы увидеть уходящую Карлайл. Он крикнул: "Лайла!" и помахал ей рукой. Она вдруг заторопилась и, едва миновав угловой дом, когда ее знакомый уже не мог ее видеть, бросилась бежать. "Эй, Лайла!" - крикнул он еще раз. - "Лайла", - и припустил вдогонку. Полицейский видел, как молодой человек завернул за угол и побежал. Догнав Карлайл, он схватил ее за руку, и она тут же повернулась к нему лицом. Теперь они стояли друг против друга.
Еще один мужчина вышел из дверей какого-то дома, стоящего глубже в тупике, и быстро пошел по той же стороне, что полицейский из Скотленд-Ярда. Эти двое поздоровались как старые друзья, пожав руки. Человек из Ярда предложил второму сигарету и зажег спичку.
- Как делишки, Боб? - негромко спросил он. - Это твой воробей?
- Он. А кто дама?
- Это моя, - ответил первый, стоя спиной к Карлайл.
- Она ничего, - пробормотал его коллега, взглянув на Карлайл.
- Мне бы отлучиться на пару минут - я еще не обедал.
- Они спорят?
- Похоже на то.
- Стараются говорить тихо.
Движения двух соглядатаев были неторопливы и размеренны - знакомые остановились поболтать, и только.
- Предлагаю пари, - сказал первый.
- Они сейчас разойдутся в разные стороны - мне в жизни не везет.
- Ты не прав.
- Возвращаются к его дому?
- Похоже.
- Тогда я тебя покину.
- Идет. - Второй вытащил из кармана сжатую в кулак руку. - Ты выиграл.
- На сей раз повезло.
- А мне - нет.
- Обычно не везет мне.
- Я доведу их до места и заскочу перекусить. Освобождаю тебя на полчаса, Боб.
Они сердечно трясли друг другу руки, когда мрачные Карлайл и Эдуард Мэнкс прошли мимо них и свернули к Костерс-Роу.
Краем глаза Карлайл увидела Эдуарда, когда он появился у выхода из тупика. Ею овладела беспричинная паника. Она удлинила шаг, притворилась, будто поглядывает на часы, а когда он окликнул ее по имени, побежала. Сердце ее колотилось, во рту пересохло. Она часто видела себя бегущей во сне. За нею гнались, но поскольку даже в состоянии панического ужаса она ощущала в себе нечто, пугавшее ее саму, то она же бывала и преследователем. И теперь этот воплотившийся в явь кошмар пугал ее сильнее, чем во сне, потому что она слышала за спиной шаги Эдуарда и его голос, знакомый, но сердитый и призывающий ее остановиться.
Ноги налились свинцом, он догнал ее без труда. Предчувствие, что он ее вот-вот схватит сзади, было настолько сильным, что когда его рука действительно сомкнулась на ее локте, она ощутила подобие облегчения. Он резко повернул ее к себе, и она с радостью разозлилась.
- Чем ты, по-твоему, занимаешься, черт подери? - спросил он, тяжело дыша.
- Это мое дело, - выпалила она и дерзко добавила: - Я опаздываю. Опаздываю к ланчу. Тетя Силь будет в ярости.
- Не притворяйся ослихой, Лайла. Ты побежала, увидев меня. Слышала, как я тебя зову, и продолжала удирать. Как понимать всю эту чертовщину?
Его густые брови сошлись на переносице, нижняя губа оттопырилась.
- Пожалуйста, отпусти меня, Нед, - сказала она. - Я в самом деле опаздываю.
- Твои слова похожи на детский лепет, сама знаешь. Мне надоела эта морока. Пойдем ко мне. Я хочу поговорить с тобой.
- Тетя Силь…
- Бога ради! Я позвоню в "Герцогскую Заставу" и скажу, что ты завтракаешь у меня.
- Нет.
Он пришел в ярость. Все еще не отпускавшие ее руку пальцы вдруг причинили ей боль. И тут же, совладав с собой, он заговорил спокойнее:
- Ты не можешь надеяться, что я оставлю все как есть, в таком ужасном состоянии. Я должен понять, что происходит. Я уверен, что-то произошло прошлой ночью, когда мы возвращались из "Метронома". Прошу тебя, Лайла. Давай не будем стоять здесь и рычать друг на друга. Пойдем ко мне домой.
- Лучше не надо, честное слово. Я знаю, что веду себя странно.
Он взял ее под руку и прижал локоть к себе. В его руке не было прежней силы, но вырваться Карлайл все равно не могла. Он начал убеждать ее, и она вспомнила, что даже в детстве не могла долго сопротивляться.
- Пойдем, Лайла. Ну что ты? Перестань упрямиться, я не могу переносить эту неопределенность. Пошли.
Карлайл беспомощно посмотрела на двух мужчин, стоящих на противоположном углу, и ей показалось, что одного из них она видела прежде. "Хорошо бы, я его знала, - подумала она, - тогда могла бы остановиться и поговорить с ним".
Они повернули в Костерс-Роу.
- Дома найдется чем перекусить. У меня уютная квартирка. Я хочу, чтобы ты ее увидела. Разве мы не можем позавтракать вместе? Извини мою грубость, Лайла.
Ключ щелкнул в скважине синей двери. Они очутились в маленькой прихожей.
- Квартира в полуподвале, - сказал он, - но совсем не плохая. Даже сад есть. Сюда, вниз по лестнице.
- Иди первым, - сказала Карлайл. На самом деле она сомневалась, что это даст ей шанс убежать и что у нее вообще хватит решимости так поступить. Он пристально посмотрел на нее.
- Пожалуй, я не доверяю тебе, - чуть ли не весело сказал он. - Иди первой ты.
Спускаясь по крутой лестнице вниз, он чуть не наступал ей на пятки, а когда прошел вперед, чтобы открыть вторую дверь, снова взял ее за руку.
- Вот мы и пришли, - сказал он и распахнул дверь. Потом слегка подтолкнул Карлайл.
Комната была большая, с низким потолком, беленькими стенами и дубовыми балками над головой. Французские окна выходили в маленький дворик, где стояли горшки с цветами и кадки с платанами. Карлайл отметила, что обстановка в комнате современная: стальные стулья с пенопластовой обивкой, функционально безукоризненный письменный стол, диван-кровать с алым покрывалом. Над камином висел суровый натюрморт, единственная картина в этом жилище. Книжные полки, казалось, были взяты напрокат из магазина левой литературы. Всюду царила безукоризненная чистота.
- Дубовые балки - это напоминание о биржевом маклере времен Тюдоров, - говорил он. - Совершенно бесполезны, конечно, и отвратительны. А во всем остальном ведь неплохо? Посиди, пока я приготовлю чего-нибудь выпить.
Она села на диван и притворилась, что слушает. Его натужные усилия представить происходящее приятной случайной встречей ничуть не успокаивали ее. Он все еще злился. Она взяла принесенный им бокал и тут же обнаружила, что не может поднести его к губам - так трясется рука. Жидкость пролилась. Она наклонила к бокалу голову и сделала большой глоток, надеясь, что спиртное успокоит ее. Осторожно потерла носовым платком влажные пятна на покрывале, прекрасно зная, что он наблюдает за ней.
- Поговорим наконец, черт возьми, или сначала перекусим? - спросил он.
- Говорить не о чем. Мне жаль, что я такая ослиха, но в конце концов на меня нашло какое-то затмение. Теперь я понимаю, что убийство не по мне.
- Нет-нет, все не так. Ты удирала от меня, как заяц, не потому, что кто-то убил аккордеониста. - После долгой паузы он добавил спокойно: - Если только не подозреваешь, что это сделал я. А ты подозреваешь?
- Не будь болваном, - сказала она, и по какой-то нелепой, невольной случайности, не связанной ни с каким осознанным побуждением, ее ответ прозвучал неубедительно и чересчур резко. Меньше всего она ожидала услышать от него такой вопрос.
- Что же, я рад хотя бы этому. - Он сидел на столе, рядом с Карлайл. Она смотрела не на его лицо, а прямо перед собой - на его левую руку, спокойно лежавшую у него на колене.
- Ну и что же я сделал? Что-то ведь я сделал, так? Что именно?
"Я должна кое-что ему сказать - не все, часть. Не о самом факте, а о том, что не так важно", - подумала Карлайл. Она принялась искать слово, с которого можно начать, какую-то приемлемую форму, но усталость ее была столь велика, что она с изумлением услышала вдруг собственный резкий и громкий голос:
- Я узнала про Г. П. Ф.
Его рука дернулась и исчезла из ее поля зрения. Карлайл подняла голову, ожидая увидеть на его лице гнев или остолбенение, но он повернулся вбок, чтобы поставить бокал на столик позади себя.
- Узнала? - переспросил он. - Довольно нескладная история, правда? - Он быстро пересек комнату, подошел к стенному шкафчику и открыл его. - Кто тебе сказал? Кузен Джордж?
- Нет. Я увидела письмо, - сказала она, переставая чему-либо удивляться.
- Какое письмо? - спросил он, роясь в шкафчике.
- Письмо к Фелисите.
- А, то самое, - протянул Мэнкс и повернулся к Карлайл. В руке он держал пачку сигарет. Подошел к ней и предложил закурить. Она отрицательно покачала головой, тогда недрогнувшей рукой он зажег сигарету для себя.
- Как случилось, что письмо попало к тебе? - спросил он.
- Оно было потеряно. Оно… я… да какое это имеет значение! Все ясно без слов. Нужно продолжать?
- Я все никак не уразумею, почему эта находка заставила тебя изображать спринтера при виде меня.
- Пожалуй, и сама не возьму в толк.
- Что ты делала минувшей ночью? - внезапно спросил он. - Куда ушла после нашего возвращения в "Герцогскую Заставу"? Почему вернулась с Элейном? Что ты замыслила?
Невозможно было сказать ему, что Фелисите потеряла письмо. Он сразу догадается, что Элейн его прочитал; хуже того, Нед будет вынужден признаться - возможно, опять придется спорить - в своем новом отношении к Фелисите. "Вдруг он, - думала Карлайл, - прямо скажет, что влюблен в Фе, а я сейчас не в той форме, чтобы взять и эту высоту".
Поэтому она сказала:
- Не важно, что я замыслила. Не могу тебе сказать. К тому же я нарушила бы обещание молчать.
- Это как-нибудь связано с делами Г. П. Ф.? - резко спросил Мэнкс - и потом: - Ты хотя бы никому не говорила об этом?
Элейну она ничего не говорила. Он сам нашел письмо. В полном отчаянии она покачала головой. Мэнкс склонился над нею.
- Ты никому не должна говорить, Лайла. Это важно. Ты понимаешь, насколько важно?
Отдельные фразы, говорившие о неописуемом коварстве написавшего ту отвратительную страничку, всплывали в ее памяти.
- Тебе не нужно уговаривать меня, - сказала она, отводя глаза, чтобы не видеть его упорного сердитого взгляда, и вдруг ее прорвало: - Такое грязное ремесло, Нед. Весь этот журнал. Вроде наших романчиков, сшитых на живую нитку. Как ты мог?!
- Я не стыжусь своих статей, - после паузы сказал он. - Вот оно в чем дело. Ты, значит, пуристка?
Карлайл стиснула руки и посмотрела ему прямо в глаза.
- Должна тебе сказать, - начала она, - что если какими-то дьявольскими, путаными путями, которые выше моего понимания, эти делишки Г. П. Ф. связаны со смертью Риверы, то…
- Ну?
- Я имею в виду, если окажется… я хочу сказать…
- Ты хочешь сказать, что все скажешь Элейну, если он задаст тебе прямой вопрос?
- Да.
- Понимаю.
Голова Карлайл раскалывалась от боли. На еду она не могла смотреть, поэтому алкоголь возымел свое действие. Невесть откуда взявшийся антагонизм между ними, ощущение враждебности комнаты, ставшей для нее западней, тяжесть переживаемого страдания - все соединилось в нечто непереносимое, неопределенное, подернутое вязким туманом нереальности. Когда он положил руки ей на плечи и громко сказал:
- За этим скрывается еще что-то. Что? Продолжай, - она услышала его голос откуда-то издали. Его руки давили ей на плечи.
- Я узнаю, - сказал он.
В дальнем конце комнаты зазвонил телефон. Она видела, как он подошел к нему и снял трубку. Голос его моментально изменился и приобрел легкий дружеский оттенок, знакомый ей с незапамятных времен.
- Да? Привет, дорогая Фе. Прошу прощения, что не позвонил раньше. Лайлу несколько часов промучили в Скотленд-Ярде. Да. Я встретил ее и обещал позвонить и сказать, что она опоздала и перекусит где-нибудь. Я пригласил ее к себе. Пожалуйста, передай кузине Сесиль, что вина целиком на мне, а не на ней. Я обещал, но не позвонил. - Он посмотрел на Карлайл. - Она в полном порядке. Я присмотрю за ней.
3
Если представить художника, хотя бы сюрреалиста, за попыткой изобразить настоящего детектива из полиции на типичном и сложном фоне его повседневной работы, мы, несомненно, увидим на его полотне комнату с заросшими пылью углами, предметы, замерзшие в непривычной назойливости, пепельницы, столы под сукном, переполненные мусором корзины, столы в серых пятнах от пепла, грязные стаканы на них, стулья, расставленные как попало, остатки еды и шторы, в которые навсегда въелся застарелый запах их ненужности.
Когда в половине первого в этот воскресный день Элейн и Фокс вошли в "Метроном", там все еще пахло субботним вечером. Сам ресторан, раздаточные и кухни сияли чистотой, но вестибюля и конторских помещений рука человека не касалась, и на них следы отгремевшего веселья казались тонким слоем пыли. Три человека в рубашках с короткими рукавами приветствовали Элейна с тем оттенком мрачного удовлетворения, который сразу говорит о неудачных поисках.
- Все впустую? - спросил Элейн.
- Пока да, сэр.
- Нужно осмотреть коридор, ведущий из вестибюля позади кабинетов в задние помещения, - сказал Фокс.
- По этому коридору убитый должен был пройти, чтобы появиться в дальнем конце ресторана.
- Мы сделали это, мистер Фокс.
- Опечатали коридор?
- Нет еще, мистер Элейн.
- Я поискал бы еще там. - Элейн указал через обе открытые двери кабинета Сесара Бонна во внутреннее помещение. - Начните с той, задней комнатушки.
Сам он прошел в ресторан. Столик, за которым он и Трой сидели минувшим вечером, был вторым справа. На нем лежали ножками кверху стулья. Элейн взял один и сел. "Двадцать лет, - думал он, - я тренировал память и не давал себе поблажек. Впервые стал свидетелем по делу, которым занимаюсь. Я гожусь на что-нибудь или уже закис?"
Сидя в одиночестве, он начал воссоздавать по памяти всю сцену, начиная с мелочей: белая скатерть, находившиеся на столике предметы, длинная ладонь Трой рядом с его рукой - все это он видел естественным образом, не прикладывая никаких усилий. За соседним столиком спиной к нему сидела в красном платье Фелисите де Сюзе. Она крутила пальцами белую гвоздику и искоса поглядывала на мужчину, сидевшего сбоку от нее. Он находился между Элейном и лампой на том столике. Его профиль четко вырисовывался на фоне лампы. Он сидел, повернув голову к оркестровому помосту. Справа от него находилась Карлайл Уэйн - ее было хорошо видно, лампа освещала ее ярче других. Чтобы лучше наблюдать за происходящим на сцене, она наполовину повернулась спиной к столику. От висков ее волосы волнами уходили назад. На лице было выражение сострадания и смущения. За Карлайл, спиной к стене, почти полностью заслоненный остальными, виднелся строгий силуэт леди Пестерн. Когда ее соседи по столику двигались, Элейну открывались то ее величественная прическа, то царственные плечи, то бюст, но ни разу - ее лицо.
Над ними и рядом с ними бешено дергался среди скопища барабанов мужчина. Его заливал поток света, поэтому его было видно прекрасно. Лысая голова лорда Пестерна раскачивалась и подпрыгивала. Блики плясали на металлических частях его инструментов. Потом луч прожектора переместился в центр сцены, где, откинувшись назад и почти положив аккордеон на грудь, играл Ривера. Сверкали глаза, зубы, хром и перламутр инструмента. Неподвижная стрела метронома смотрела прямо в грудь Риверы. Позади него, наполовину освещенная, металась вверх и вниз пухлая рука, колотившая по воздуху дирижерской палочкой. На круглом лице застыла широкая улыбка. У границы освещенного круга лицом к Ривере появился лорд Пестерн. Револьвер, направленный на искривленную фигуру, полыхнул пламенем - и Ривера упал. Затем последовали новые выстрелы, притворные падения и… Элейн с силой прижал ладони к столу. Это произошло потом, не до того, - безумная пляска цветных лампочек. Красные, зеленые, синие, они вспыхивали и гасли по всей стреле и каркасу метронома. Потом, а не до того, стрела качнулась в сторону от распростертой фигуры и вместе со всей этой подмигивающей цветовой свистопляской пришла в движение.