Однако в течение следующей недели приглашения посетить шефа не последовало. Эта моя работа стала более интересной. Еще один младший офицер прибыл к нам из Штатов. Поскольку я был в Берлине дольше его на две недели, его вскоре посадили на мой телефон, а меня перебросили на отслеживание передвижений: я вел записи в журнале, кто из коммунистических чиновников часто ездил из Польши, Чехословакии и Восточной Германии в Восточный Берлин. Для этого мне приходилось пользоваться сообщениями агентов, и это дало мне хорошее представление о сети наших наблюдателей в Восточном Берлине: таксисты, продавцы журналов и газет в киосках на Унтер-ден-Линден, Фридрихштрассе и Сталин-аллее, восточноберлинская полиция - сколько их состояло у нас на жалованье! - персонал восточноберлинских отелей, даже мальчик, выдающий полотенца в одном из крупных восточноберлинских борделей. Многообразие информации пополнялось ежедневными отчетами почти всех зарегистрированных хозяек публичных домов в Западном Берлине. В 1956 году Берлинской стены как таковой еще не было, и чиновники Восточного блока, как правило, весело проводили вечера на Западе!
Это была работа с пассивными агентами. Вербовка новых агентов не входила в круг моих обязанностей. Я даже не знал, отправляли ли собранную нами информацию в Вашингтон или же на основе того, что мы узнавали за день, наши люди в Западном Берлине готовили новые акции.
Наконец пришел вызов. ВКью/БОНЗА желал меня видеть. ВКью/БОНЗА был Уильям Кинг Харви. Он же ВКью/ГИБРАЛТ-1. Он же ВКью/КОЛЬТ. Кличка менялась в зависимости от того, где вы должны были встретиться с мистером Харви. ВКью/ГИБРАЛТ-1 означало, что встреча состоится в личном кабинете у него дома. ВКью/БОНЗА - в его главной конторе недалеко от Курфюрстендамм, а ВКью/КОЛЬТ означала встречу за домом. У него там был заасфальтированный теннисный корт, на котором легко могли развернуться машины. Если вызов был подписан ВКью/КОЛЬТ, ты мчался туда в своем джипе, выскакивал из машины и прыгал в движущийся бронированный "кадиллак" Харви. Конечно, так бывало не всегда. Я слышал рассказы о том, как младшие офицеры вроде меня, примчавшись на теннисный корт по вызову КОЛЬТА, выскакивали по прибытии из своей машины, прыгали в "кадиллак", а потом ждали сорок пять минут, пока шеф изволит выйти из ГИБРАЛТА (а он, должен добавить, даже становился похож на свою виллу, когда надевал - а это уже вошло у него в обыкновение - бронированный жилет). Но могло случиться и так, что ты примчишься с опозданием на двадцать секунд.
Сегодня встреча с БОНЗОЙ в его главной конторе не представлялась мне чем-то сложным. Не я один был вызван. А сколько нас было - это уже другой вопрос. Сидя в отдельном закутке размером со стенной шкаф, ты ждал вызова, затем в сопровождении секретаря шел по пустому коридору к двери в кабинет. Так, по всей вероятности, поступали для того, чтобы никто из нас - ни новички, ни кураторы, ни американские или западногерманские чиновники - не видел друг друга.
Сидя в этой клетушке, я пытался подготовиться к встрече. Меня предупредили, что мистер Харви скорее всего будет сидеть за своим огромным письменным столом без пиджака, с двумя револьверами, торчащими из кобур, подвешенных на ремнях под мышками. В то же время, по слухам, он никогда не появлялся на людях, как бы ни было жарко, без пиджака. Пот мог стекать у него по щекам, как вода с живота лошади, но полученная в ФБР тренировка требовала соблюдать декорум и не выставлять напоказ свою кобуру.
Меня предупредили также, что вскоре после начала встречи он может вытащить один из револьверов, крутануть цилиндр, вынуть пули, взвести курок, нацелиться на тебя и щелкнуть спусковым крючком. Мой отец тогда заметил, что только бывший фэбээровец способен на такой спектакль.
С другой стороны, все мы - по приказу мистера Харви - обязаны были, отправляясь на операцию, иметь при себе огнестрельное оружие. Было подсчитано, что за прошлый год русские умудрились выкрасть двадцать человек из Западного Берлина. Их жертвами, конечно, были немцы. До сих пор КГБ не покушалось ни на одного из американцев, как и мы не занимались ими, но если Советы вознамерятся нарушить установившееся правило, Харви считал, что они нацелятся на него.
Я был еще недостаточно умудрен и не знал, сколь глубоко может завладеть человеком такой страх. Поэтому, войдя в кабинет Харви, я почувствовал его способность запугивать. Кабинет был большой и темный. На стенах висело такое количества оружия, что оно могло бы заполнить целую галерею в музее. Харви сидел за письменным столом, держа возле уха телефонную трубку, жилет его был расстегнут, и рукоятки револьверов торчали, как рога, из-под мышек. Широкий в талии, он перекатывался при ходьбе, и от него несло джином и таблетками женьшеня.
И тем не менее в нем чувствовалась сила. Видно было, что он так и кипит от ярости. Повесив трубку, он с подозрением уставился на меня. Я инстинктивно почувствовал, что он смотрит так на всякого нового человека. Все мы знали больше, чем положено, и ему хотелось выяснить, что же именно мы знаем.
И конечно, он был прав. Мгновение спустя я уже понимал, что считается излишним знанием. Мне рассказали про берлинский туннель, и я знал о портрете бывшей жены Харви Либби, который сделал Гай Берджесс. И я был в свое время КУ/ГАРДЕРОБОМ. Так что у меня были основания чувствовать себя неуютно.
Харви кивнул. У полицейского есть свои причуды, и одна из них - давать людям понять свою силу. Показав, что я чувствую себя неуютно, я прошел первый тест. Из маленького, хорошо очерченного рта, так разрекламированного Киттредж, раздался голос - низкий, гулкий, невнятный. Мне пришлось нагнуться в кресле, чтобы расслышать моего шефа Харви.
- Жена сказала мне, что ты оʼкей, - объявил он.
- О, она замечательная леди, - поспешно откликнулся я. Слишком быстро. И понятно, что он с подозрением отнесся ко мне: инстинктивно я солгал Уильяму Кингу Харви. К.Г., как я уже решил, - уроженка Среднего Запада, а у Хаббардов закоренелое предубеждение против обитателей этой части Соединенных Штатов. У жителей Среднего Запада могут быть свои достоинства, однако замечательных леди можно пересчитать по пальчикам, пока едешь из западного Массачусетса в штат Нью-Йорк.
Но, так или иначе, К.Г. одобрила меня. И я решил, что она проявила при этом лучшее свое качество. Я повнимательнее вгляделся в выпученные, налитые кровью глаза Харви. Передо мной был не обычный муж. Ревность была для него хлебом с маслом.
Причем ревность безосновательная. Ибо К.Г., несмотря на все свое дружелюбие, ясно давала понять, что она - женщина замужняя. Конечно, я не собирался говорить это Харви. Я только что заметил на крышке каждого из трех больших сейфов, стоявших в кабинете, внушительные термитные бомбы. Возле правой руки Харви была панель со множеством кнопок. В ящике стола, наверное, еще кнопки. На столе стояли два телефона - красный и белый в черную полоску, похожий на аппарат, только что приземлившийся с Марса. Я не знал, которая из кнопок или который из аппаратов может задействовать бомбы, но мне было ясно, что комната может вспыхнуть в две пятых секунды.
- Да, молодой человек, - сказал он, - ты ей понравился. - Он немного натужно дышал, глаза его напряженно впились в меня - такой взгляд бывает у человека, который хочет выпить, но сдерживается. - А она мало кого любит.
- Дассэр.
- Не говори в моем присутствии "дассэр", если не собираешься взбунтоваться. "Дассэр" говорят, когда считают, что ты - дерьмо, но все же готовы лизать тебе задницу.
- Оʼкей, - сумел я выжать из себя.
- Я вызвал тебя для разговора. Мне нужна пара молодых ребят, чтобы они выполнили для меня пару заданий. Но я бы предпочел иметь дело с одним зеленым юнцом, а не с двумя.
Я кивнул. Никогда еще в жизни мне не хотелось так сказать "дассэр".
- К.Г. считает, что ты можешь с этим справиться, и я просмотрел твое досье двести один. Оценки по подготовке у тебя приличные. Там есть только один сигнальчик для меня. После подготовки тебя направили в Техническую службу, но в твоем досье нет переметной сумы. - Страшные слова, которых я ждал, были произнесены. "Переметная сума" было шифром. - Какого черта ты делал в Технической службе? - спросил Харви.
- Видите ли, мистер Харви, у меня не было определенного задания, а вскоре меня перевели на курсы ускоренного изучения немецкого. Поэтому клички я не имел.
- Не по уставу ускоренно изучать немецкий, когда еще неизвестно куда тебя направят. Вот уж чего бы я не хотел - научиться говорить как фриц, а оказаться потом на Филиппинах. - Он рыгнул. - Вообще-то язык не обязательно тут знать. Следует помнить, что это не немчура, а мы выиграли войну. Вполне можно обойтись, владея росо немецким. Я вот обхожусь.
Он действительно владел им плохо. Хотя я впервые видел Харви, но за последние две недели наслышался о том, как потешались на базе над немецким Уильяма Кинга Харви. А сейчас он поднял револьвер и прицелился чуть левее моего уха.
- Сдается мне, ты знал, что сюда поедешь.
- Видите ли, мистер Харви, - сказал я, - у меня были основания так считать.
- Откуда же ты мог знать о своем будущем, если не из Управления персонала?
Я помедлил, но лишь для того, чтобы ответ прозвучал внушительнее.
- Мне намекнул об этом мой отец.
- Старые семейные традиции?
- Дассэр.
- "Дассэр"? Ты что же, решил взбунтоваться? - Он хохотнул. Звук получился хриплый, булькающий, как у автомобильного стартера, который не хочет заводиться. - Надо отдать должное твоему отцу, - сказал он. - Все эти гостинные шаркуны больше не правят в Фирме, а твой отец держится. Думаю, он все еще может получить для своего сына назначение туда, куда хочет.
- Похоже, он считает Берлин тем местом, где мне следует быть.
- Почему?
Я почувствовал, что краснею. Я не знал, в какую сторону свернуть.
- Он говорил, что именно здесь много чего происходит.
- Хаббард, а твой отец говорил тебе что-нибудь про ВКью/КАТЕТЕР?
- Нет, я не знаю, что это или кто это.
Я действительно этого не знал, и хорошо, что так. Билл Харви, казалось, реагировал на твое словоизвержение с точностью детектора лжи.
- Думаю, ты говоришь правду, - сказал он. - Отлично.
В следующий момент я, однако, догадался, что ВКью/КАТЕТЕР означает, по-видимому, берлинский туннель. Если между операцией и ее кодовым названием можно установить связь по аналогии или образному сопоставлению, это не считалось удачным, но я понял, что ВКью/КАТЕТЕР во вкусе Короля Уильяма.
А он снова оглядел меня с ног до головы и сказал:
- Твоя пасть способна не раскрываться слишком широко?
- Я вообще-то неразговорчив. Мои кузены обижаются на то, что у меня рот на зажимах.
Харви вытащил револьвер из левой подмышки, открыл барабан, вынул пули, повернул цилиндр, снова вставил пули, закрыл казенную часть и сунул револьвер назад в кобуру. Из-под мышки на меня снова смотрела рукоятка револьвера. Он совершил эту процедуру легко и изящно, словно это была чайная церемония.
- Я собираюсь тебя использовать, - сказал он. - Ты еще недостаточно навострился, чтобы выпускать тебя на улицу, но я просмотрел часть материала, который ты получил от гостиничных работников. У тебя есть чутье для работы с сетью. Не всем это дано.
- Понял.
- Можешь, если хочешь, сказать "дассэр".
- Дассэр.
- Когда это начнет действовать мне на нервы, я тебе скажу.
- Есть.
- Что тебе говорили в Городском центре? Насчет моих требований.
Никто мне ничего не говорил. Однако у меня было такое чувство, что стоит придумать какой-то ответ.
- Говорили, что вам нужен поди-подай. Хороший поди-подай.
- Мне нужен отличный парень, но я соглашусь и на хорошего.
- Если вы имеете в виду меня, то уж я постараюсь.
- Сначала выслушай, что от тебя требуется. Мне поди-подай нужен не для того, чтоб он бегал за кофе. Он будет ездить.
- Сэр?
- Будет сидеть со мной в моем пуленепробиваемом "кадиллаке" из ультравысококачественного сплава, который, столкнувшись с советским бронебойным "ХРФ-70", окажется столь же пулепробиваемым, как сверхвысококачественная мокрая газетная бумага.
- Дассэр.
- Тебя могут убить, когда ты будешь сидеть рядом со мной. Советские ракеты весьма действенны. А их эквивалент совсем не похож на то, чем располагаем мы. У них оптический прицел имеет на конце цилиндрик размером с трехсотмиллиметровую телефотолинзу. Ты понимаешь, что я говорю?
- Думаю, что да.
- Как ты себе это представляешь?
- Террорист может одеться под фотографа. На перекрестке он может открыть свой ящик, вытащить базуку и дать залп по вашей машине.
- А ты сидишь рядом со мной.
- Дассэр.
Он хохотнул. И снова мокрота забулькала у него в горле. Мне на ум невольно пришла машина, которая продает драже в увеселительном парке. Когда мокрота поднялась вверх, Харви аккуратно выплюнул ее в платок и закурил сигарету. Руки у него были под стать изящному ротику, и он изысканно держал сигарету кончиками двух пальцев, подносил влажный конец к своему рту купидона и, вытянув губы, глубоко затягивался.
- Когда дверцу машины откроют, - продолжал Харви, - ты не всегда будешь выходить первым. Почему?
- Я не знаю ответа.
- Первым выходит охранник. Снайпер будет ждать второго человека. Что ты скажешь, Хаббард? Побоишься получить разрывную пулю в уязвимое место?
- Нет, сэр.
- Хорошенько посмотри на меня. Ты хотел бы умереть, сидя или стоя рядом с таким человеком? - Он произнес это так тихо, что я даже перегнулся через стол.
- Вы мне не поверите, если я скажу, что почел бы за честь.
- Почему? - не отступался он.
- Учитывая то, что вы совершили для нашего дела, мистер Харви, моя жертва не была бы бессмысленной.
Он кивнул.
- Тебе двадцать три?
- Дассэр.
- Для такого младенца ты неплохо добираешься до сути дела. Если хочешь знать правду, я попросил жену взглянуть на тебя, потому что мне понравилось, как ты пишешь свои докладные. И ты получаешь это место не потому, что понравился моей жене, а потому, что, как я считаю, ты можешь мне помочь. Закончи то, что ты делаешь в Городском центре, потом возьми младшего офицера, который приехал после тебя, введи его в курс твоих обязанностей и явись сюда в понедельник в девять утра для работы со мной. - Он приложил по пальцу к каждой стороне носа, как бы концентрируя все мысли. - Прекрати заниматься немецким. Ближайшие два-три дня поупражняйся в стрельбе. У нас есть договоренность с армией пользоваться их тиром в клубе для младшего комсостава. Поработай там несколько часов до понедельника. - Он поднялся, чтобы пожать мне руку, затем чуть скособочился и испортил воздух. - У французов есть для этого специальное словцо, - сказал он.
2
Я так добросовестно поднатаскал свою замену, что к концу недели он выполнял мою работу не хуже меня. А возможно, и лучше: он лучше меня знал немецкий. Каждое утро я неукоснительно отправлялся практиковаться в стрельбе из пистолета и начал думать, что могу стать приличным стрелком. Я представлял себе, как мистер Харви попадает в засаду, из которой он спасается по дороге, проложенной моей хладнокровной меткой стрельбой.
В понедельник в девять утра я явился к БОНЗЕ в контору. В тот день я не ездил в его черном "кадиллаке". Вызова не поступило. Весь день я просидел за моим новым столом, столь же пустым, как на моей работе в военном ведомстве; мистера Харви я увидел лишь во вторник днем. Проходя по коридору, он заметил меня, что-то недовольно буркнул, как бы желая сказать: "Что, черт побери, мы будем с тобой делать?" - и быстро удалился. В среду я вообще его не видел. Я сел на телефон и принялся обсуждать с парнем, сменившим меня, агентурную сеть в Восточном Берлине. Я скучал по Городскому центру.
В четверг днем мистер Харви тяжелой поступью, враскачку, быстро вошел в помещение, отыскал меня глазами, дернул большим пальцем, показывая, чтобы я следовал за ним, и я уселся рядом на заднее сиденье "кадиллака". У меня не было времени взять пальто, и я чувствовал холод февральского дня всякий раз, как приходилось вылезать из машины и куда-то идти с Харви.
Он затеял вендетту с Госдепартаментом и теперь пользовался любой возможностью все больше и больше расширять функции базы в Западном Берлине. Хотя мы по-прежнему занимали большое крыло в консульстве, где сидели почти все наши административные работники, Харви презирал консульство, что нашло свое выражение в том, как он прозвал его - Украина.
- Скажи главной заднице по снабжению в Украине - как его там звать?
- Фергюсон, - говорит помощник.
- Скажи Фергюсону, чтобы приступил к выполнению полученного по телеграфу заказа.
Помимо Украины, мы размещались в Городском центре, в БОНЗЕ, в ГИБРАЛТЕ и имели еще семь конспиративных квартир, а также бюро переводов возле Английского сада, именуемое ХРУСТИКИ, и еще одно звено возле аэропорта Темплхоф, названное ТРЕПЫХАНЬЕ (по-видимому, в знак того, что в работе таможни всегда происходят сбои). Кроме того, мы посещали еще с десяток мест, играющих вспомогательную роль. Мест самых разных - начиная с экспортно-импортного банка и кончая экспортером колбасных изделий. И все это мы объезжали. В моем представлении поездки с шефом, должно быть, походили на объезды, которые совершал генерал Пэттон. Возможно, Джордж Пэттон служил Биллу Харви образцом для подражания. Отец как-то сказал мне, что Пэттон мог судить о боевом духе подразделения, проехав на своем джипе по периметру его расположения. Однажды, посещая полевой госпиталь, он закатил пощечину солдату, который показался ему симулянтом. Что-то в плаксивом голосе больного навело генерала на мысль, что человек этот болен душевной болезнью, которая может подорвать дух Третьей армии. "Инстинкт никогда не подводил Пэттона, и он поступил соответственно", - сказал тогда мой отец.
Харви тоже всегда подмечал, что в том или ином месте не так. Это мог быть сломанный телеграф или телефонный коммутатор, больная секретарша или то, что начальник сектора собирается подать в отставку. Заметив это, Харви тотчас принимал меры. "Я хочу, чтоб ты подписал контракт еще на два года работы в Берлине, - говорил он начальнику сектора, - ты нам нужен", а уходя, отпускал на день больную секретаршу. Он мог дать пинка телеграфу, и, случалось, машина начинала работать. Он мог идти по коридору, где за восемью заваленными бумагами столами работало восемь младших сотрудников, остановиться возле одного из них, взять только что поступившую телеграмму, кивнуть, сказать: "Эта операция через пару дней начнет разворачиваться - следи за ней" - и двинуться дальше. Он мог бы быть богом, если бы бог был таким же высоченным, широким в талии и с выпученными глазами. Кстати, бог пил как рыба и почти не спал. Прошло какое-то время, прежде чем я понял, что положительные качества Харви часто оказывались его пороками. Он не был эффективен. Если инстинкт не подсказывал ему, как решить проблему, он мог не решать ее вообще. Но какой у него был инстинкт! Однажды, сидя в "кадиллаке", он сказал мне: