Последняя акция Лоренца - Гладков Теодор Кириллович

Содержание:

• Глава 1 1

• Глава 2 3

• Глава 3 5

• Глава 4 8

• Глава 5 9

• Глава 6 10

• Глава 7 13

• Глава 8 15

• Глава 9 16

• Глава 10 20

• Глава 11 23

• Глава 12 24

• Глава 13 26

• Глава 14 28

• Глава 15 29

• Глава 16 30

• Глава 17 31

• Глава 18 35

• Глава 19 36

• Глава 20 38

• Глава 21 38

• Глава 22 39

• Глава 23 40

• Глава 24 43

• Эпилог 44

• Примечания 44

Последняя акция Лоренца

Книга посвящена советским контрразведчикам, ведущим мужественную борьбу с подрывной деятельностью спецорганов империалистических государств против Советского Союза. Образы контрразведчиков написаны ярко, убедительно. Они беззаветно преданы своему делу, показывают пример подлинной воинской дружбы, смелости, гуманизма.

Книга рассчитана на массового читателя.

Глава 1

Самолет международной авиационной компании "Северное кольцо" совершал обычный рейс в Москву, имея на борту восемьдесят шесть пассажиров. Рыжеволосая Ева Нойберт - старшая стюардесса - чувствовала себя спокойно: в салоне первого класса не было ни одной американской миллионерши с выцветшей от возраста невыносимого нрава болонкой и непрерывных по этой причине вызовов. Из VIP на борту находился один-единственный пассажир - моложавый и вежливый швед, заместитель министра. Он в первую же минуту полета попросил бутылку минеральной воды, разложил на столике бумаги, которые достал из видавшего виды портфеля, и уткнулся в них. Все, что ему требовалось, - время от времени менять пепельницы.

Население туристского класса также не предвещало особых хлопот. Человек девять похожих, как близнецы, финских инженеров. Летят куда-то за Урал монтировать оборудование для производства бумаги. В Москве у них пересадка на самолет "Аэрофлота". У всех девятерых в багаже складные алюминиевые лыжи и еще какое-то спортивное снаряжение. Чудаки ребята! У каждого из-под толстого, домашней вязки свитера выглядывают кожаные ножны "пуукко" - традиционного финского ножа. Когда полетят обратно, ножей уже не будет, можно ручаться. Пойдут на сувениры.

Двадцать голландских девушек-школьниц под присмотром двух учительниц. Летят на месяц в СССР для практики в русском языке. Счастливо щебечут, словно волнистые попугайчики в вольере зоомагазина. И такие же пестрые. Хорошие девочки, правда, придется убрать за ними вороха оберток от чуингама и леденцов.

Еще одна группа - двадцать три советских туриста. Возвращаются домой. С этими никогда никаких хлопот не бывает. Редко кто попросит стакан содовой. В прошлом рейсе один молодой русский полчаса с самым серьезным видом морочил ей голову, просил по-английски назначить ему свидание в Москве. Шутил, конечно, но весело и необидно. Жаль немного, что шутил. Она-то знает, что русские носят обручальные кольца не на левой, а на правой руке. У этого веселого тоже было на правой. В ее стране он мог бы сойти за вдовца.

Остальные пассажиры в туристском салоне были друг с другом уже никак не связаны. Рейс короткий. Подавать обед не придется. Все как обычно. Спокойно. Без хлопот. Без чрезвычайных происшествий.

Чрезвычайное все же случилось. В туристском классе, на местах 14а и 14в, где сидели две симпатичные русские дамы. С ними стало плохо. Позвонила соседка - с 14с. Тоже русская.

Поначалу Еве Нойберт показалось, что у пассажирок обычное недомогание от воздушной болезни. На реактивных самолетах это теперь редкость, но все же иногда случается. Она принесла нашатырный спирт, гигиенические пакеты. Потом раздавила пластиковые флаконы с патентованным средством, помогающим при обмороках. Пока возилась с тампонами, у пассажирок появилась икота, они резко побледнели, на лбу выступил обильный пот.

Срочно запросили по радио Стокгольм, Копенгаген и Москву. Медицинские специалисты не смогли по скудости симптомов подсказать ничего путного. Учитывая, как быстро развились у обеих женщин угрожающие признаки, предложили немедленно совершить посадку на ближайшем аэродроме.

Ближайшим портом была Рига.

В рижском аэропорту международный лайнер уже ожидала карета "скорой помощи". Рослые блондины с красными крестами на белоснежных шапочках, сопровождаемые не проронившим ни одного слова офицером-пограничником, вынесли из самолета уже потерявших сознание пассажирок.

Никогда в жизни Ева Нойберт их больше не увидит, только прочитает коротенькую заметочку в газете, когда вернется домой, что стало с двумя русскими женщинами позже. Никогда не забудет она этого чрезвычайного происшествия еще и потому, что ей придется, и не раз, давать по этому поводу показания уже и своей уголовной полиции.

...Автомобиль "скорой помощи" с включенной сиреной мчал, не снижая скорости на мгновенно перекрываемых перекрестках, по улицам вечерней Риги. Опытные, видавшие на своем веку всякое врачи "скорой", не теряя ни одной секунды, тут же в "амбулансе" начали работать.

В приемный покой клинической больницы пострадавших доставили минут через сорок после, появления у них первых признаков непонятного заболевания. Над спасением женщин, по-прежнему не приходящих в себя, работала лучшая бригада врачей под руководством заведующей отделением Марты Эмильевны Спаре и главного реаниматора клиники Игоря Викторовича Калины. Коллеги, коротко обменявшись соображениями, единодушно пришли к выводу, что причина неожиданного и грозного приступа у обеих снятых с самолета женщин - неизвестное отравляющее вещество.

Срочно вызванные в клинику эксперты - специалисты из Рижского медицинского института - никакой ясности в диагноз внести не сумели. Ничего не дали и анализы. Ни один лаборант в своей практике или в литературе с загадочным ядом не встречался.

Через два часа одна из женщин скончалась. Вторую усилиями врачей удалось из коматозного состояния вывести. Самолет с другими пассажирами, задержанный в аэропорту, смог продолжить полет до Москвы. Места снятых пассажирок заняли настороженные врачи. Они сидели, не отрывая рук от служебных саквояжей, в нарушение правил поставленных на колени, и не спускали глаз с притихших пассажиров. Впрочем, ничего тревожного в самолете больше не произошло и медицинская помощь никому из туристов не потребовалась.

В Риге тем временем еще до того, как протокол о смерти в результате отравления был подписан, приступила к исполнению своих обязанностей старший следователь городской прокуратуры Эрна Альбертовна Крум. Крум начала с того, что установила личности отравленных. Погибшей оказалась Инна Александровна Котельникова, сорока двух лет, русская, замужняя, гражданка СССР, постоянно проживавшая в Москве. Второй жертвой была Юлия Николаевна Ларионова, пятидесяти двух лет, разведенная, также проживавшая в Москве.

И Котельникова и Ларионова работали в редакции одного и того же журнала, издаваемого в Москве Советом научно-технического общества. Котельникова заведовала отделом, Ларионова была заместителем главного редактора. Обе они входили в состав советской специализированной туристской группы, возвращающейся на Родину после двухнедельного пребывания за рубежом. Ранее никто из туристов ни Котельникову, ни Ларионову не знал, все они перезнакомились между собой уже во время поездки.

Эрна Альбертовна Крум была превосходным знатоком своего дела, но понимала, что расследовать этот необычный случай до конца ей скорее всего не дадут. Так оно и оказалось. Ввиду того что, по заключению врачей, советские гражданки получили яд не менее трех часов назад, то есть еще находясь за границей, дальнейшее расследование дела было передано в Комитет государственной безопасности Латвийской ССР. Сообщили о случившемся и в Главное управление по иностранному туризму при Совете Министров СССР.

В И часов утра следующего дня Эрна Альбертовна Крум встретилась с майором государственной безопасности Эвалдом Густавовичем Лусисом, которого много лет назад знала еще под именем Хитрый Эвалд. Оба они тогда были студентами Латвийского государственного университета, и Лусис считался звездой волейбольной команды юридического факультета. Его коварные удары с четвертого номера и принесли ему почетное прозвище. Оба они - и Крум, и Лусис - имели хорошую репутацию на службе. При редких, случайных встречах они охотно вспоминали былые университетские годы, интересовались здоровьем супругов и детей, но никогда не говорили о том, чем занимались повседневно теперь.

Как и Крум, Лусис в вещах Ларионовой и умершей Котельниковой решительно ничего, что могло бы привлечь внимание, не обнаружил. Обычный багаж женщин, отправляющихся в короткую туристскую поездку за рубеж, обычные, сделанные там на скромную валюту покупки и сувениры. Лусис приметил только, что в чемоданах Котельниковой и Ларионовой были платья разного фасона и цвета, но из одной и той же явно очень дорогой ткани, которая в СССР не производилась и не продавалась (это установили консультанты, специально приглашенные из министерства торговли). Платья были явно только что сшиты, их еще ни разу не надевали. Фирменных этикеток на платьях не имелось. Майор Лусис пригласил к себе Велту Меншикову - ведущего модельера знаменитого Рижского Дома моды. Только взглянув на вещи, Велта уверенно заявила, что платья сшиты на заказ в одном из лучших европейских салонов. Должны стоить больших денег там, на Западе... Нет, ошибки быть не может. Разве товарищ майор не видит эти линии?

Ничего особенного в таинственных линиях Лусис не узрел, но услышанное произвело на него впечатление. Сомневаться в авторитете Велты не приходилось - она была всесоюзной знаменитостью, о чем майор неоднократно слышал в определенном контексте от собственной жены. Взвесив некоторые соображения, он спросил Меншикову, у кого в той стране, где были в поездке Ларионова и Котельникова, могли быть сшиты платья. (Разумеется, фамилии этих женщин, равно как и повод, по которому вообще потребовалась консультация, не сообщил.)

Не задумываясь, Меншикова уверенно ответила:

- Там? Дукс, Дальберг иди Розенкранц. Больше некому.

Тут же Лусис получил краткую, но исчерпывающую характеристику названных владельцев салонов дамской моды, а также их адреса.

Опросить Юлию Николаевну Ларионову майор в этот день не сумел, так как женщина все еще находилась в забытьи.

За два часа, что самолет стоял в рижском порту, Крум вместе с дежурным инспектором уголовного розыска успела переговорить с несколькими туристами. Римма Вадимовна Маркина из Харькова, занимавшая кресло 14с рядом с Котельниковой и Ларионовой (это она подняла тревогу, когда тем стало плохо), твердо помнила, что никто из них ничего, кроме предложенных стюардессой конфеток, после старта в рот не брал. Оставшиеся конфетки, как и обертки от съеденных Котельниковой и Ларионовой, изъяли и подвергли химическому анализу. Никакого яда обнаружено не было. Впрочем, Крум на это всерьез и не рассчитывала.

Маркина сообщила также, что вроде бы видела своих соседок в аэропорту отправления в обществе переводчицы туристской фирмы "Евротур" госпожи Дарьи Нурдгрен, которая обслуживала группу в поездке по стране. Другие пассажиры подтвердили, что они также видели, как Ларионова и Котельникова о чем-то оживленно беседовали с Нурдгрен, которую, впрочем, все, кто был в группе, называли запросто Дарьей Егоровной - по просьбе ее самой. К разговору этому, к сожалению, никто не прислушался, так как в последние минуты перед посадкой в самолет каждый был занят своим делом. Однако, два пассажира настаивали на том, что видели, как Ларионова, Котельникова и Дарья Егоровна что-то пили в баре зала ожидания: не то кофе, не то какой-то прохладительный напиток. Это уже была хотя и слабая, но зацепка. Экспертиза следов алкоголя в крови обеих женщин не обнаружила, кофеин же в незначительном количестве присутствовал. Значит, они пили в баре действительно кофе. Можно было быть уверенным также, что использованная посуда в баре давно прошла через мойку-автомат и теперь уже не отличима от десятков других чашек.

Управление "Интуриста" немедленно оповестило обо всем случившемся фирму "Евротур", с которой было связано взаимным обслуживанием туристов много лет. Директор-распорядитель "Евротура" господин Рольф Окс был потрясен и глубоко расстроен. Кроме того, он понимал, какой удар мог быть нанесен престижу старой, уважаемой фирмы в результате трагического инцидента. Директор-распорядитель принес "Интуристу" глубокие соболезнования от имени правления фирмы и себя лично по поводу гибели госпожи Котельниковой и тяжелой болезни госпожи Ларионовой.

В отчете о работе фирмы с группой, в которую входили Котельникова и Ларионова (копия-ксерокс была немедленно переслана "Интуристу" директором-распорядителем "Евротура"), ничего примечательного не оказалось. Обычная поездка по обычному маршруту - столица, еще два города, замки, музеи, памятники, природные достопримечательности, снова столица. Одни и те же отели и рестораны, стандартное меню и программа развлечений. Никто из туристов ни на что не жаловался, врача ни к кому не приглашали. Походной аптечкой в автобусе также никто не пользовался.

Гид-переводчик Дарья Нурдгрен не является постоянным сотрудником фирмы "Евротур", сообщил далее господин Окс, ее привлекают к работе лишь летом, когда бывает наплыв иностранцев. Фирма "Евротур" знает госпожу Нурдгрен много лет и считает ее человеком, заслуживающим полного доверия. Свои обязанности гида-переводчика госпожа Нурдгрен всегда выполняла исключительно добросовестно и корректно, никаких претензий в отношении ее никогда не поступало. Она владеет несколькими языками, в том числе и русским, который является ее родным языком.

Директор-распорядитель Рольф Окс заключал пространный телекс выражением искренней надежды, что горестное событие не отразится на дальнейших деловых отношениях между фирмой "Евротур" и "Интуристом". Он заверял "Интурист", что возможные расходы после соответствующего заключения страховых обществ обеих стран будут незамедлительно оплачены.

Представитель "Интуриста" Юрий Иванович Козлов, как выяснилось, хорошо знал госпожу Нурдгрен - не раз встречался с нею на протяжении трех лет своего пребывания в этой стране, тоже называл ее Дарьей Егоровной. Он подтвердил все, что сообщил в своем телексе директор-распорядитель "Евротура".

Фирма по своей инициативе устроила встречу Козлова с Нурдгрен. Дарья Егоровна была совершенно ошеломлена трагической историей. Она рассказала, что, как обычно, загодя приехала в аэропорт со всей группой. Госпожу Котельникову и госпожу Ларионову она, конечно, знала, но ничем из числа других туристов не выделяла. Называла, разумеется, по имени-отчеству. Но это уже особенность чисто профессиональной памяти: ей достаточно один раз прочитать список группы туристов, чтобы запомнить все имена-фамилии и не путать. Потом забудет, но до конца работы с данной группой не ошибется ни разу, Дарья Егоровна подтвердила, что в прощальной суете они втроем действительно выпили по чашечке кофе в "эспрессо". Платила она, потому что у туристок, естественно, денег уже не было ни копейки. Она так и выразилась по-русски: ни копейки.

...На следующий день майор Лусис смог наконец опросить пришедшую в себя Ларионову. Юлия Николаевна была еще очень слаба, и врачи разрешили майору говорить с ней не более десяти минут, причем категорически запретили даже упоминать о смерти Котельниковой.

В одноместной палате усиленной терапии Эвалд Густавович увидел очень красивую, яркую блондинку, выглядевшую еще весьма молодо (именно молодо, а не моложаво) даже сейчас, в критическом состоянии. У Юлии Николаевны, когда она пришла в сознание, ничего не болело, она только чувствовала странную легкость и слабость во всем теле. Ничего из того, что произошло за минувшие сутки, она не помнила - полный провал. Последнее воспоминание - ей стало как-то нехорошо в самолете. Кажется, закружилась голова, кажется, она с кем-то говорила. Нет, болей вроде бы не было, А что было? И где она?

В серых глазах Юлии Николаевны мелькнул испуг. Она попыталась встать, ей мягко помешали, уговорили лежать, попросили не волноваться. Какая-то женщина в хрустящем белом халате (это была заведующая отделением доктор Спаре, не спавшая уже более суток) по-русски, но с акцентом сказала ей, что в полете она заболела, самолету пришлось из-за этого приземлиться в Риге, где она сейчас и находится в лучшей больнице.

Больная бессильно сомкнула веки.

- Вам придется немного подождать, - сказала доктор Спаре Лусису, тоже облаченному в накрахмаленный белый халат и такую же шапочку. - Сейчас она должна чуть-чуть отдохнуть, осознать, что с ней произошло.

Вторично раскрыв глаза, Юлия Николаевна смогла разглядеть, что она лежит на больничной койке в небольшой светлой комнате, заставленной непонятными аппаратами и приборами, где кроме нее находятся еще двое людей в белых халатах: женщина, чей голос она слышала, и мужчина. Между собой они говорили не по-русски. Юлия Николаевна сообразила, что, должно быть, по-латышски. Ну конечно же по-латышски. Ведь она в Риге.

Мужчина, уловив, что Ларионова смотрит на них, мягко улыбнулся и сказал ей:

- Здравствуйте. Вы слышите меня?

Больная попыталась кивнуть. Получилось плохо, но майор понял, что его слышат, обрадовался и тоже закивал.

- Я доктор Лусис, - сказал он. - А это доктор Спаре, ваш лечащий врач.

Ларионова снова дала понять, что все расслышала. Лусис продолжал говорить - медленно, с расстановкой.

- У нас есть подозрение, что вы съели что-то недоброкачественное и отравились.

Юлия Николаевна все хорошо разобрала. Господи, отравление! Врач, убедившись, что его поняли правильно, задал первый вопрос:

- Нам очень важно знать, когда именно в последний раз вы ели или пили что-нибудь. Что это была за пища, что за питье? Постарайтесь вспомнить все как можно точнее, в деталях, каждую мелочь. Хорошо?

Ларионова к этому моменту чувствовала себя, как ей, во всяком случае, казалось, совсем хорошо. Ее ничто не беспокоило, но она ни секунды не сомневалась, что врачу это действительно нужно знать, ведь он отвечает за нее, должен лечить дальше. Каким-то чужим, ватным голосом она стала рассказывать о событиях последнего дня за рубежом, едва не ставшего последним и в ее жизни: