Дальберг... Дальберг... Фамилия показалась (и не в первый раз) Ермолину смутно знакомой, но ассоциировалась она в его памяти не с женщиной, а с мужчиной. Когда же? Стоп, стоп! Сороковой год. Таллин, столица только что образованной и вошедшей в состав СССР Эстонской Советской Социалистической Республики. Народное ликование и - угрюмое, затаившееся подполье. Бывшие белоэмигранты, их логово в небольшой двухэтажной гостинице на улице Виру, собственные эстонские фашисты, международные шпионы с консульскими патентами, журналистскими удостоверениями, визитными карточками иностранных бизнесменов. Был там какой-то Дальберг, точно. А еще жизнерадостный молодой парень, ему, Ермолину, ровесник, может, чуть постарше. То ли Риванен, то ли Ривенсон. Профессиональный разведчик. Прикрывался консульским дипломом не то Гондураса, не то Коста-Рики. Что с ним стало? Кажется, выслали. Он, Ермолин, был тогда всего лишь сержант госбезопасности, по-нынешнему лейтенант, носил в петлицах по два "кубаря", и начальство не спешило разъяснять ему подоплеку тех операций, в которых он участвовал. Тому таллинскому Дальбергу было лет пятьдесят, и он имел какое-то отношение к этому самому Риванену или Ривенсону. Какое именно?
А что, если посоветоваться с Никитычем? Архив архивом, а память у старика - восьмое чудо света. В Таллине он был лейтенантом государственной безопасности, по-нынешнему капитаном, и одним из руководителей ответственной операции, за успешное завершение которой и получил орден Красной Звезды. Ему, Ермолину, тоже вручили тогда его первую награду - именные часы швейцарской фирмы "Лонжин" в серебряном корпусе.
Генерал-майор Иван Никитович Петров, или просто Никитыч, как его называли за глаза многие, был ранее начальником и духовным наставником Ермолина и других молодых ребят, ходящих ныне в больших чинах. Лет пять назад он вышел на пенсию, но и по сей день сотрудники Комитета государственной безопасности нет-нет да и обращались к старому чекисту. Ермолин много лет проработал под непосредственным руководством Петрова, многое перенял от него, высоко чтил за ум, душевную чистоту, огромный опыт и по-сыновьему любил.
Никитыч, в свою очередь, с гордостью считал Владимира Николаевича, которого называл "филозоф", родным и близким человеком. Единственный сын Никитыча был когда-то другом Ермолина. Сержант государственной безопасности Владлен Петров погиб в июне 1941 года под Лиепаей при ликвидации десанта гитлеровских парашютистов.
Не заглядывая в записную книжку, Ермолин набрал номер.
- Вас слушают, - ответил Никитыч, тяжело придыхая и кашляя в трубку.
- Здравствуйте, Иван Никитович, Ермолин. Как живете-можете?
- Спасибо, неважно.
- Это почему же?
- Да понимаешь ли, всего неделю назад выписали из госпиталя. Там уж решили, что у меня четвертый инфаркт, в реанимации держали несколько дней. Теперь это, знаешь, модно. Ну, подлечили, выписали, и я тут же со стариками приятелями на рыбалку поехал. Переутомился малость. Вот и лежу, телефон под боком держу. Что-то давненько не звонил ты мне, зазнался.
- Еще как! Однако хотел бы все же подъехать. Посоветоваться нужно. Я не утомлю вас?
- Вот люди пошли! Все с оговоркой да с разрешения. Конечно приезжай. Только ты уж извини меня, я буду лежать, а ты сидеть возле.
- Так еду!
Ермолин вызвал машину, потом вынул из шкафа аккуратно перевязанный сверток и переложил его в портфель. В свертке были подарки старику. Уже две недели (а может, три?) дожидались они своего часа и вот наконец дождались. И снова понадобилось срочное дело, чтобы вырваться к Никитычу, упрекнул себя Ермолин.
Петров жил в доме на проспекте Мира. В прихожей, забитой книгами, гостя приветливо встретила маленькая, сухонькая Надежда Ефимовна.
- Рада вас видеть, Володя! Шляпу повесьте сюда. Тесновато, говорите? Так ведь сами знаете, у Риты еще сынишка прибавился, пришлось книги сюда переселить. Проходите, пожалуйста. Никитыч заждался вас.
Ермолин, должно быть, оставался последним из былых сослуживцев старого генерала, который знал, но никогда не вспоминал о том, что Рита - неродная дочь Петровых. Иван Никитович и Надежда Ефимовна удочерили ее в сорок пятом, взяв из детского дома.
Накрытый клетчатым шотландским пледом, Петров лежал на застланной постели. На полу у изголовья неустойчиво громоздилась стопка книг и журналов. Морщинистое лицо старика с неожиданно блестящими карими глазами было строгим, как на старой иконе.
- Ну, вспомнил наконец! - ворчливо сказал Никитыч и протянул Ермолину худую руку.
- А я и не забывал вас, Иван Никитович. Только вот последний год по командировкам больше катаюсь. Туда-сюда... Все мы вас помним, не забываем.
- Говоришь, в командировках был? Это неплохо, неплохо. Не засиживаешься, стало быть, в генеральском кабинете. Ну, а там, конечно, все музеи обошел?
- Да почти что все.
- Молодец! А мне какой-нибудь проспектик или альбомчик привез?
- Всему свой черед, - загадочно ответил Владимир Николаевич.
- А здесь на выставке картин из собрания Хаммера был?
- Был.
- А я вот не был, болел как раз. А жаль. Надежда Ефимовна вот побывала. Рита на сносях ходила, так, их без очереди пустили. Говорят, впечатляюще.
- Они правы.
- Видать, молодость свою вспомнил этот Хаммер. Молодчина старик. Одним словом - молоток. Вот тебе еще одно доказательство, что разумных людей и в Америке хватает.
- Так это мы, уральцы, сделали Хаммера таким разумным, - полушутя, полусерьезно заметил Ермолин. - Когда он у нас по совету Ленина занимался восстановлением разрушенных в гражданскую войну асбестовых разработок.
- Да ну! - удивился Петров. - Не слышал. Знал о нем только по карандашам "хаммер", знатные были карандаши. Выходит, он почти твой земляк и человек, видно, неплохой.
- Похоже. Вносит свой вклад в дело разрядки. Такие, как он, прокладывают с той стороны путь к экономическому сотрудничеству. К своей выгоде, конечно, но это выгодно и нам.
- Что верно, то верно, Володя. А я, пока ты по ближним и дальним командировкам катался, звонил одному твоему боевому заместителю. "Здравствуйте, - говорю" - уважаемый Григорий Павлович. Петров говорит". "Здравствуйте, - отвечает, - простите, кто?" "Петров", - повторяю. "Какой такой Петров?" "Да тот самый, - разъясняю, - которому вы лично при проводах его на заслуженный отдых от имени коллектива управления транзистор вручили, обняли и поцеловали на прощание". "А, это вы, Иван Никитыч, - отвечает. - Чем могу?" Хотел я его попросить оказать кое-какую помощь вдове Коли Миронова, да после такого оборота раздумал. Уж если меня он еле признал, то что ему Колина вдова? Мало ведь нас, стариков, осталось. Хорошо, что ты заехал, не о себе прошу. О себе, знаешь, никогда не просил.
- Не обижайтесь, Иван Никитович. Видно, увяз без меня Турищев в текучке.
Надежда Ефимовна внесла в спальню поднос и, располагая поднос на журнальном столике, наказала Ермолину:
- Это только для вас, Володя, и коньяк ("А коньячок все же держит!" - улыбнулся про себя Ермолин), и кофе. Никитычу - один чай с печеньем.
- Иван Никитович жаловался тут, Надежда Ефимовна, что забыли мы вас. Так вот, примите от нас, ваших учеников-чекистов, эту скромную книжицу. Только что издана. В ней вас обоих вспоминают. Под другими именами, правда, но вы себя узнаете.
- Вот уж не ожидала! - радостно всплеснула руками Надежда Ефимовна и бережно приняла книгу от Ермолина.
- А эти альбомы - в вашу библиотечку по искусству. "Пермская деревянная скульптура" - раз. Хоть мы, пермяки, и соленые уши, а все ж уральскую землю тоже украсили. Ну, а это - "Модильяни", издание ЮНЕСКО. Текст на шести языках, читайте на любом.
- Ох, и хитер же ты, Володя! Я и говорю: все вежливо, все с подходом. Нет, чтобы сразу книжки дать, не томить старика. Он, видите ли, дамы дождался. Ну, спасибо за память, если только в своей книжице не приукрасили чего.
Старик надолго закашлялся.
- Пожалуйста, угощайтесь, Володя, - заторопилась вдруг Надежда Ефимовна.
Петрова вышла, а Ермолин, сделав глоток коньяку и закусив трехцветной мармеладкой, перешел к делу.
- Хочу, Иван Никитович, потревожить вашу память. Не можете ли вы по причастности вашей к делам, с наукой связанным, припомнить такого металлурга - Сергея Аркадьевича Осокина?
- А чего его вспоминать? Я и не забывал. Это талантливый ученый, достойный всяческого уважения. Он уже перед войной среди наших специалистов по сталям считался подающим большие надежды. Редчайший случай - ему в Ленинградском политехническом за дипломный проект кандидатскую степень присудили. Познакомился с ним в связи с попытками противника добыть наши технические секреты в той отрасли, в которой Осокин тогда работал. У него сестра проживала за границей, в Финляндии. Муж ее, некий Дальберг, имел лесные угодья на Карельском перешейке. По нашим данным, он с давних времен работал на иностранную разведку. Заметь: не на немцев, а на союзников наших по прошлой войне. Чувствуешь, как далеко смотрел? - засмеялся Иван Никитович... - Что ж, - после паузы продолжал Петров, - если тебя это интересует всерьез, то в архивных делах кое-что сказано о муже сестры Осокина. О самом Сергее Аркадьевиче я лично сохранил самые светлые воспоминания. Умнейший и обаятельнейший человек. Если увидишь его - все бывает! - передай привет от меня.
Отлично понимая, что это именно то главное, зачем приехал к нему сегодня Ермолин, Иван Никитович подробно рассказал и суть той операции в предвоенном Таллине, и о важных научно-технических разработках, имеющих оборонное значение, которыми занимался Осокин в конце сороковых - начале пятидесятых годов.
- Теперь, надо полагать, он тоже не в стороне от серьезных дел, - заключил Петров.
- Именно так, Иван Никитович. Однако, я, кажется, утомил вас.
- Ну, это ты брось, вьюнош! - сердито обрезал Петров. - Да ты чего все на часы косишься? Пей лучше коньяк.
Ермолин и не думал смотреть на часы. Но Никитичу ничего не почудилось. Просто проницательный старик знал, что времени у гостя мало, и деликатно напоминал об этом сам.
- Мне и впрямь пора, - с сожалением сознался Ермолин. - А коньяк, что ж, подождет до другого раза. Теперь ваша очередь к нам в управление пожаловать. Молодых чекистов прибавилось. Грамотные, по-современному мыслящие ребята. Языки хорошо знают. Один на днях сказал мне, что не учит язык, а с великим удовольствием купается в нем. Одним словом, ребята с изюминкой. И мы, предки, это они между собой так нас называют, стараемся растить их в традициях Дзержинского и Менжинского. Вот и будете к нам приезжать и рассказывать, как работали при Феликсе Эдмундовиче и Вячеславе Рудольфовиче. А вашу первую беседу с молодыми поручу организовать Турищеву. Пусть он, сухарь, послушает.
- Согласен!
- А вдове Коли Миронова я сам позвоню, все выясню и что надо сделаю.
- За это особое спасибо.
Почувствовав, что гость собрался уходить, снова объявилась Надежда Ефимовна.
- Соне привет передайте, Володя. Почему она так долго к нам не заезжает?
- У нее тоже работы много в институте. Привет передам, а в следующий раз, обещаю, мы к вам вместе приедем.
- Вот и ладно...
Когда Ермолин уже был в дверях, Никитыч неожиданно окликнул его. Владимир Николаевич, держа в руках шляпу, снова вернулся в комнату.
- Что-нибудь забыли сказать, Иван Никитович?
- Мог бы уже заметить, что я еще кое-что помню, - пробурчал Петров. - Внимание твое хочу на одну личность обратить. В той истории таллинской под разными именами один парень путался. Как говорится, из молодых, да ранний. На пенсию ему, если жив, по моим подсчетам, рановато. Так что поинтересуйся им, очень советую. Ты, быть может, помнишь такого Риванена. Настоящая его фамилия - Ричардсон...
Глава 4
- Алло!
- Профессор Эминов?
- Слушаю вас.
- Здравствуй, Курбанназар!
Всех радостей земных светлей
Возможность быть среди друзей,
Горчайшая на свете мука -
С друзьями близкая разлука.
- Здравствуй, Володя! Если бы не узнал тебя, то принял бы за дух самого Рудаки. Чем обязан?
- Ты был с визитом у меня, теперь же сам прими меня.
- Гм... Бывают экспромты и удачнее.
- Не спорю. Но мне не до жиру, быть бы живу. Нужно повидаться с тобой. И срочно.
- Тогда приезжай.
Ермолин подъехал к старинному приземистому зданию на Ленинском проспекте через полчаса. Это здание за последние десятилетия так часто перестраивалось внутри, просторные некогда комнаты столько раз перегораживались, что уверенно ориентироваться в их лабиринте могли только старожилы академии. Свежему человеку найти здесь нужный кабинет без проводника было нелегко. Пришлось поплутать и Владимиру Николаевичу. С тех пор как он последний раз был у Эминова, какие-то коридоры, кабинетики, лесенки, закоулочки прибавились, а какие-то вовсе исчезли. Тем не менее он все же разыскал небольшой кабинет профессора на первом этаже, выходящий широко распахнутыми окнами прямо к столетним липам парка.
Эминов встал и поспешил навстречу гостю.
- Окно прикрыть?
- Не нужно, подышу свежим воздухом. Мой-то кабинет выходит на асфальт.
- Ну, дыши. А я попрошу Люсю приготовить кофе.
Когда Эминов вернулся в кабинет, Ермолин приступил к делу.
- Слушай, профессор. Нужна твоя помощь.
Коротко стукнув в дверь, вошла Люся, секретарь Эминова. Аккуратно разлила ароматно дымящийся кофе по чашечкам, открыла коробку с крекерами и вышла. Ермолин с нескрываемым удовольствием сделал глоток, позавидовал:
- Скажи: по какому рецепту Люся варит кофе.
- По рецепту своей мамы, польки по национальности. Но как именно - скрывает, словно она не моя, а твоя секретарша. На мои расспросы только смеется и говорит, что кофе должен быть похожим на поцелуй польки.
- То есть?
- То есть быть крепким, сладким и горячим...
Друзья рассмеялись. Затем Ермолин спросил:
- Ты знаком с металлургом Осокиным?
- Конечно.
- Очень нужно поговорить с ним, но так, чтобы он не чувствовал себя скованно.
- Такая возможность есть. Через два дня осокинский институт отмечает свое пятидесятилетие. Как говорится в торжественных случаях, я буду иметь честь зачитать и вручить поздравительный адрес от академии. Так и быть, возьму тебя с собой. Такой вариант тебя устроит? Я считаю, что тебе лучше сначала увидеть старика, так сказать, в окружении, а потом и разговор у вас с ним пойдет, какой надо. Человек он простой, большой умница. Общение с ним тебе доставит истинное удовольствие.
...Торжественный вечер, посвященный 50-летию института, возглавляемого с середины сороковых годов Осокиным, состоялся в большом зале НИИ. За двадцать минут до начала профессор Эминов встретил Ермолина у входа в институт, вручил затейливо оформленный пригласительный билет, провел в зал и усадил в четвертом ряду, где уже сидела его жена, работавшая в вычислительном центре этого же НИИ.
- Мне, дорогой, увы, положено находиться в президиуме. Но я тебе, в сущности, и не нужен. Вера в курсе всех институтских дел, можешь обращаться к ней за любыми справками.
Веру, жену Эминова, Ермолин тоже знал с далеких ленинградских времен. Она училась с Курбанназаром на одном факультете, но была на четыре года моложе. В сорок втором году Ермолин вывез ее, едва живую, из блокированного города, когда вылетал на несколько дней в командировку в Москву.
В институте Ермолин был впервые и с интересом разглядывал грандиозные фрески, украшавшие стены зала, - они отображали историю отечественной металлургии от времен Древней Руси и до последних эксперимент тов в космосе.
- Нравится? - спросила Вера Ивановна, хорошо знавшая давнее пристрастие Ермолина к изобразительному искусству.
- Идея - да, исполнение приличное, но, прямо скажем, тут потрудился не Сикейрос.
- А твой кабинет случайно не Ороско расписывал?
- Нет. Обыкновенный маляр из хозу. Но - строго по моим указаниям в смысле колера.
- Тогда не привередничай. Корпус проектировали выпускники архитектурного института, большой зал - они же. Оформляли - и стены, и потолок, и сцену - молодые строгановцы. Всем нравится. Но посмотри лучше на люстру, если остальное все не одобряешь.
Ермолин поднял голову и ахнул. Люстра была поразительной. Будто кто-то накинул на сноп света кружевную черную шаль.
- Чугунное литье? - догадался он.
- Точно. Подарок институту от металлургов Урала. Отливал знаменитый старик Скородумов. Его прадед еще на Демидовых работал.
- Здорово! Ничего не скажешь.
Между тем из бокового прохода на сцену стали выходить гуськом члены президиума. Вполголоса Вера Ивановна называла Владимиру Николаевичу фамилии министра, его заместителей, академиков, докторов наук, профессоров. Последним занял свое место за длинным столом Осокин. Ермолин легко узнал его по фотографиям в газетах. Осокин был высок, костляв, в движениях резок и размашист. Чертами крупного лица, а того более - венчиком седых волос он очень походил на знаменитого театрального режиссера Завадского. Грудь ученого украшали многочисленные награды, в том числе врученный ему накануне в Кремле орден Октябрьской Революции.
Торжественное заседание открылось. Министр тепло поздравил коллектив НИИ с "золотой" датой и кратко, но весомо охарактеризовал заслуги института и его директора перед отечественной наукой вообще, в разработке сплавов для новых, особо важных отраслей техники в частности.
Закончив речь, министр вручил Осокину адрес от коллегии министерства, выгравированный на двух скрепленных листах ослепительно сверкавшего золотистого металла. Ермолин отметил про себя, что во время этой торжественной церемонии ученый держался очень неловко, даже несколько растерянно.
Вера Ивановна шепнула Владимиру Николаевичу
- Жаль мне его. Он давний вдовец. Здесь в зале должна быть его единственная дочь Светлана. Она очень способный инженер, только очень невезучая в личном плане.
- Почему?
- Видно, родилась такой. Девочкой осиротела. В студенческие годы у нее погиб жених, в горах сорвался, как говорят альпинисты, "улетел" со скалы. Несколько лет она не выходила замуж, а когда вышла, муж оказался подлецом. Развелась, осталась с ребенком...
- Где она работает?
- Здесь же, в институте. "Эм-эн-эс", то бишь младший научный сотрудник. Способная, заканчивает диссертацию. Тема очень серьезная. Институт вообще сейчас занят исключительно важной проблемой. Исследования пошли по двум направлениям: первое ведет сам Осокин, второе - его заместитель. Светлана как раз в лаборатории у зама.
- В чем суть этих двух направлений?
- Точно судить не могу, это не моя прямая специальность. Но между Осокиным и его замом в последнее время возникли какие-то разногласия, даже трения. Это сказывается и на отношениях Сергея Аркадьевича с дочерью, а он ее очень любит...
Между тем вечер шел своим чередом по давно устоявшемуся сценарию для всех подобных мероприятий. Профессор Эминов вручил юбилярам адрес от президиума Академии наук. Затем зачитали приветствия профессор Ключников из смежного НИИ, член-корреспондент Савченко от имени украинских коллег, Герой Социалистического Труда знатный сталевар Киреев, доктор Гроссе из ГДР...