По дорожке шел относительно молодой человек, крепкого телосложения, в светлых летних брюках, голубой рубахе-распашонке и сандалиях. В левой руке он держал темную папку на молнии.
- Проходите! - приветливо проговорил Горовец. - Я, как видите, дома…
Ему показалось, что это новый директор школы в их поселке, Сидор Матвеевич видел его уже мельком.
"Будет просить выступить на станции юных натуралистов, - подумал он. - Или в отношении семян разговор…"
Когда гость вошел в кухню, Горовец понял, что ошибся: человека этого он никогда прежде не встречал.
- Горовец Сидор Матвеевич? - спросил пришелец.
- Он самый, - приветливо улыбаясь, ответил хозяин.
- Очень хорошо, - удовлетворенно кивнул гость. - Разрешите присесть?
- Да-да, - сказал Горовец, - садитесь, пожалуйста. Сейчас чаек сообразим. Или, может, квасу испьете? Домашний… У меня в холодильнике…
- Это потом, - отмахнулся крепыш в голубой распашонке и расстегнул "молнию" на папке. - Один живете?
- С супругой… Но Мария Ивановна гостит у сына.
- У Александра Сидоровича?
- У него… А что?
Горовцу вдруг стало тревожно.
- Скажите… С Сашей… Случилось что?
Гость рассмеялся.
- Да нет, ничего не случилось… У меня к вам дело, Сидор Матвеевич.
Он достал из папки конверт, вынул оттуда фотографию, глянул на нее, потом перевел взгляд на хозяина и вздохнул.
- Изменились вы, крепко изменились… Но узнать можно. Сходство налицо, Герман Иванович. Здравствуйте, "Лось"!
Горовец помертвел.
Он широко раскрыл рот, стал хватать им воздух, потом тяжело вздохнул и медленно опустился на стул.
- Нашли, наконец, - прошептал Сидор Матвеевич. - Нашли…
XXX
Генерал Вартанян раскрыл папку, взял лежавший в ней листок и снова перечитал расшифрованную экспертами-криптографами радиограмму:
квч Товар сохранности тчк Временно оставлен хозяина тчк Выхожу седельного мастера тчк Большой Джон квч
- Ну, хорошо, - сказал он начальнику научно-технического отдела, - с этой перехваченной депешей как будто все ясно, хотя из текста ничего понять нельзя. Какие в наше время седельные мастера?
- Наверно, это идиоматическое выражение, - неуверенно сказал глава экспертов.
- Назначьте лингвистическую экспертизу, - распорядился начальник управления. - А предыдущие две радиограммы?
- Пока не поддаются расшифровке, Мартирос Степанович… Применен двойной код повышенной сложности. Как утверждают наши специалисты, использована математическая модель Анри Мойзеса и Гиллебранда. Копии радиограммы в электронном центре.
- Пусть товарищи поторопятся… Боюсь я, что расшифровку мы получим, так сказать, пост-фактум, когда в ней и нужды не будет. Вы свободны, Анатолий Николаевич.
Генерал Вартанян подождал, когда начальник отдела покинет кабинет и повернулся к селектору, тронул тумблер, который соединял его с полковником Картинцевым.
- Валерий Павлович, - сказал он, - жду вас с группой Ткаченко.
Сейчас в группе Владимира, которому поручили расследование убийства радиста Балашева, работали капитан Вадим Щекин и старший лейтенант Сергей Гутов. Дознание по этому делу официально вела милиция, следствие находилось, как и положено по закону, в ведении прокуратуры, но в силу установленных обстоятельств к истории этой подключились и чекисты.
- Вы по-прежнему убеждены, что это заурядная уголовщина? - спросил генерал Картинцева.
- Знаете, Мартирос Степанович, начинаю сомневаться, - сказал Валерий Павлович. - Следы текста заявления, оставленного на журнале, странные пассажиры у этого дома с долларами в кармане, способ убийства, остатки неизвестного нашей промышленности сплава на замке… Нет, надо нам заниматься этим делом!
- И профессия убитого - радист, - добавил Ткаченко. - Плюс к тому же любитель-коротковолновик.
- Предполагаете, что убрали сообщника? - спросил начальник управления.
- Не исключено, - ответил майор. - Я допросил девушку, в милиции, в кабинете Свешникова, она прибежала в городской отдел, едва до нее дошел слух об убийстве. Андрей Балашев был женихом Ирины Мордвиненко. Они собирались вот-вот отправиться в загс… Убитый только побаивался ее отца.
- Побаивался отца? - переспросил Вартанян. - Это любопытно… Кто он?
- Капитан-директор нашего знаменитого морского кафе, - пояснил полковник Картинцев. - Никита Авдеевич Мордвиненко.
- Я тоже слыхал о нем. Говорят, большой мастер своего дела. Кто-нибудь из наших беседовал с ним?
- Пока нет, - сказал Владимир Ткаченко. - Собираемся пойти вечером.
- Приятное с полезным… Ну-ну. И что же показала Ирина Мордвиненко?
- В эту ночь она оставила Андрея ночевать у себя, в сарае, где отец хранит сено. А убит он в собственной квартире на рассвете.
- Забавно, - сказал генерал. - Что-то заставило его покинуть среди ночи гостеприимный кров невесты. А как же отец?
- Его не было дома. Возил фронтового товарища по боевым местам.
- Кто он, этот товарищ? Установили?
Ткаченко виновато развел руками.
- Товарищем занимается старший лейтенант Гутов. Только он еще не вышел на след.
- А что думает об этой истории наш самый молодой коллега? - спросил Мартирос Степанович.
- Тут действует целая шайка, товарищ генерал, - заговорил Сергей Гутов.
- Так уж и шайка, - улыбнулся Вартанян.
- Непременно! Радиста Андрея Балашева, видимо, завербовали за кордоном, он и выполнял шпионское задание, тем более, радист… А тут девушка, любовь… Все это вызвало угрызения совести, психический стресс. Отказался работать, хотел прийти к нам с повинной. Да вот не успел… Бандиты выследили его, ликвидировали, ведь Балашев угрожал им разоблачением.
- А отец Ирины? Директор кафе "Ассоль"… Какова его роль во всей этой истории? - спросил Вартанян.
- Разрешите мне, - подал голос Вадим Щекин, скромный, малоразговорчивый капитан, которого все в управлении почитали, однако, как большого умницу. - Я занимался отработкой его алиби…
- Давайте, Вадим Иванович, - поощрил капитана начальник управления.
- Известно, что Андрея Балашева убили в пятом часу утра… Ирина Мордвиненко утверждает, что отец приехал утром. В котором часу? Конечно, мы спросим это у него самого, только нельзя зависеть от того, какое время назовет нам Мордвиненко.
- Видимо, ночью произошло нечто в доме директора кафе, и это неизвестное нечто заставило Балашева мчаться через весь город домой, чтобы сесть за составление заявления в нашу организацию, - задумчиво произнес полковник Картинцев. - Это главное сейчас, в чем мы должны разобраться.
- И еще шифровки, друзья мои, - заметил генерал Вартанян. - Одна уже расшифрована, две других пока слишком сложны для наших корифеев. Давайте увязывать все вместе. В зашифрованной радиограмме говорится о каком-то товаре. Шифр весьма остроумный, такой не по зубам спекулянтам, уголовникам и даже контрабандистам. Это работа серьезной фирмы. И если принять во внимание профессиональные "фокусы", которыми наследили убийцы Андрея Балашева, то наш молодой коллега Гутов, пожалуй, прав: тут действует настоящая шайка. И прибыла она за неким "товаром". Что это за "товар"? Секретные документы? Давайте смотреть на развернувшиеся события, как на звенья одной цепи.
- Пусть Ткаченко займется отцом Ирины Мордвиненко, а я съезжу в Лаврики и посмотрю их дом на месте, - предложил Валерий Павлович.
- Вы мне нужны будете здесь, - мягко возразил полковнику Мартирос Степанович. - Пусть туда поедет молодежь. Капитан Щекин поговорит еще раз с девушкой, а Сережа Гутов осмотрит окрестности. Уточните, капитан, когда приехал хозяин. Надо чтоб Ирина вспомнила об этом с предельной точностью. А вы, Сережа, осторожно расспросите соседей. Действуйте, друзья! Вечером сбор у меня. Может быть, наши криптографы добьются к тому времени успеха…
XXXI
По вечерним улицам города неторопливо двигался подшкипер Свирьин. Аполлон Борисович старательно разыгрывал фланирующего морячка, который только что пришел из рейса, находится при деньгах и теперь выбирает, куда бы ему закатиться, где бы вольготно провести вечерок.
На самом деле нервы ходили у подшкипера ходуном. Вчера он по каналу связи получил приказ выйти в обозначенное время на улицу Пушкинскую, заглянуть в сквер и сесть на скамейку, стоящую прямо за памятником поэту у самых кустов шиповника.
Так он и сделал, как было предписано ему неизвестным для Свирьина корреспондентом.
Вошел в сквер, деланно равнодушным взглядом окинул бронзовую фигуру Александра Сергеевича, потом взглянул на часы, оглянулся по сторонам, будто невзначай подошел к назначенному месту и уселся на скамейку. Потом, не торопясь, закурил.
В руках подшкипер держал "Неделю". Он развернул ее в одном месте, другом, потом отложил в сторону.
Начинало уже темнеть.
- Добрый вечер, Шорник, - послышался вдруг голос из кустов шиповника. - Вы опоздали на десять минут…
Свирьин вздрогнул от неожиданности, сигарета выпала у него изо рта.
- Спокойно, - произнес тот же голос. - Не дергайтесь, Аполлон Борисович, вы не на приеме у дантиста. Машину поставили там, где нужно?
- Да, - проговорил Свирьин. - На площади Монерон…
- Хорошо. Ключи от машины с собой?
- Так точно! - выпалил по-уставному подшкипер.
В кустах хмыкнули.
- Осторожно, не привлекая внимания, достаньте их и протяните назад.
Шорник повиновался.
Рука неизвестного Свирьину человека приняла ключи, и подшкипер не видел, конечно, как ловко, профессионально были сделаны оттиски на куске пластилина.
В это время в скверике появилась компания моряков с теплохода "Калининград". Они весело смеялись, обнимали девушек за плечи.
- Парни! Так это же наш Аполлон Борисович! - воскликнул Вася Подгорный, рулевой первого класса. - Какая встреча! Аполлон Борисович. Примыкайте к нашему каравану…
Подшкипер затравленно ухмыльнулся, глянул опасливо по сторонам.
- Кадру жду, ребята, - собрался он наконец с ответом. - Потом и до вас подамся…
- Он ждет Прекрасную Даму! - крикнула подруга Подгорного. - Только теперь наши рыцари их "кадрами" называют…
Все рассмеялись.
- Мы будем сидеть в "Зеленой скумбрии", Борисыч, - дал координаты Вася, и все прошли мимо.
Подшкипер нащупал платок в кармане, вытер разом вспотевший лоб. Ему очень хотелось повернуться и посмотреть, кто же там разговаривает с ним из кустов, но только Свирьин не посмел этого сделать.
- Берите ключи обратно, Аполлон Борисович, - сказал невидимый собеседник. - Машину оставьте на площади до утра. К утру в багажнике будет лежать небольшой ящик. Когда поедете на склад получать снабжение, уложите его так, чтоб незаметно провезти в порт. На борту судна аккуратно спрячьте среди подопечного вам имущества. В конечном порту рейса за ящиком придут. Вы получите дополнительное указание. Вам все понятно?
- Все, - кивнул головой Свирьин. - Понятно…
- А теперь поднимитесь и, не оглядываясь, идите догонять своих матросов.
- А кадра? Я ведь сказал, что жду…
В кустах опять хмыкнули.
- Не пришла ваша кадра… Найдете в ресторане другую. Ну, живо поднимайтесь и шагом марш за моряками…
XXXII
- Сразу возьмете? - спросил Горовец-Ольшанский. - Я ведь внука жду… Ушел купаться на море. Вот и пельмешков ему… Надо бы соседям наказать, чтоб отцу, Саше, сообщили: пусть заберут отсюда парня.
- Когда он придет, ваш внук? - спокойно спросил гость.
- Да с часик еще посидит в воде… Может, я пока вещички там… Кое-что приготовлю? Бритву захвачу… Хотя, что я говорю: какие бритвы в тюрьме!
Биг Джон громко, от души рассмеялся. Сидор Матвеевич, он же Герман Иванович, удивленно смотрел на него.
- Вот так штука, - проговорил Биг Джон, обрывая смех и становясь серьезным. - Вы, оказывается, приняли меня за чекиста. Нет, дорогой "Лось", я прибыл к вам как ангел-спаситель. От ваших новых хозяев.
Сначала Ольшанский недоумевающе смотрел на него, потом сообразил, что к чему, и в глазах его возникло облегчение: пришла временная отсрочка. А ведь он приготовился к самому худшему. Собственно говоря, он готовился к этому всю жизнь.
Но Ольшанский не знал, что самое страшное испытание ждет его впереди… Он подвергнется ему через каких-то пять минут.
Но как бы ни было, а только стоял он на краю могилы, и вдруг… Смерть отодвинулась.
- Но что я теперь могу? - слабо улыбнувшись, спросил "Лось". - Старый и больной человек. Прошло сорок лет… Прежнего агента СД больше нет. Какая от меня польза тем, кто послал вас сюда?
- Польза от вас великая, Сидор Матвеевич, дорогой товарищ Горовец! Позвольте, я буду называть вас нынешним именем… Опыта у вас - дай бог каждому! Сорок лет успешно прятаться от КГБ - это надо уметь. Не будь вы секретным агентом Третьего рейха - самое место вам в книге рекордов Гиннеса.
Ольшанский скромно улыбнулся.
- Не моя заслуга. Просто меня хорошо законспирировали, - сказал он.
- Но дело сейчас не в этом, - остановил его Биг Джон. - Вы сами заслужили законный отдых, правда, не сделав ничего из того, чему учил вас шеф Легоньковского управления службы безопасности гауптштурмфюрер СС Гельмут Вальдорф.
- Вы знаете и о нем? - испуганно округлил глаза Ольшанский.
- Мы знаем все, что хотим узнать, - значительно произнес Биг Джон. - А с вашим шефом я сравнительно недавно пил виски. Но к делу… Вы лично нам не нужны, Сидор Артемьевич. Доживайте отпущенное вам богом время спокойно… Нам необходим ваш сын!
Ольшанский вскочил, опрокинув стул.
- Нет, - прошептал он и схватился за сердце. - Нет… Только не это!
- Именно это, - возразил Биг Джон. - И вы хорошо знаете, бывший нацистский агент, что другого выхода у вас нет. Таковы неумолимые законы разведки.
- Мерзавцы! - громко произнес вдруг Ольшанский-Горовец. - Мнят они, у печки сидя, что знают все, чем занят Капитолий: кто в гору там пошел, кто процветает, кто пал, кто с кем в союз вступил, кто в брак. Они лишь тех, кто им по нраву любят, а чуть кто им не люб - смешают с грязью.
- О чем это вы? - с любопытством глядя на декламировавшего старика, спросил Биг Джон.
- Так, - ответил "Лось". - Это я из Шекспира. Трагедия "Кориолан"…
Он кивнул на лежавшую на подоконнике книгу.
- Шекспир - это хорошо, - согласился Биг Джон. - Но давайте вернемся к нашим баранам.
- Первый баран - это я, - горько усмехнулся Ольшанский. - Надо было еще тогда пойти в НКВД с повинной. Теперь, увы, поздно… И вы сказали абсолютно точно: выхода у меня нет. Только зачем вам мой сын? Он ведь ничего не знает. И не станет с вами работать.
- И замечательно! - воскликнул Биг Джон. - Со своей стороны мы сделаем все, чтобы ни ваши родные, ни органы государственной безопасности ничего не узнали о вашем, мягко говоря, сомнительном прошлом. Мне попросту нужен выход на сына. Это последнее задание для вас…
Ольшанский - "Лось" вздохнул и опустил голову.
- Учтите, Сидор Матвеевич: мы куда богаче и щедрее нацистов, - продолжал Биг Джон. - Вам и вашему сыну заплатят большие деньги. Кроме того, организуем переброску на Запад и его семьи, и вашей. С хорошими деньгами вы заживете у нас по-настоящему. Сможете купить престижный особняк, до которого далеко этой сараюшке.
- Оставьте ваши байки, молодой человек, - резко оборвал его Ольшанский, лицо его затвердело, он жестко глянул на Биг Джона. - Не вешайте мне на уши лапшу… Да, я сорок лет прятался от чекистов и за эти долгие годы научился размышлять. Сорок лет дрожать и думать - неплохая школа. У вас такого опыта нет. Подобные сказки хороши для юных недоумков. А мне-то хорошо известно, что в жестоком мире разведки достаточно увязнуть в этих сетях один раз… Потом вы сами презираете тех, кого завербовали, но… Впрочем, зачем я вам все это рассказываю? Мне не нужны ваши деньги, но я сейчас в ловушке, вы держите меня за горло. И чтобы не узнали об Ольшанском - "Лосе", чтоб не проклял деда мой внук Гера… Принимаю ваше предложение. Дайте мне подумать до завтра…
- Могу вам дать только час. Через час - ну, скажем, полтора - я звоню вам и назначаю время новой встречи.
- Согласен, - сказал Ольшанский. - Буду ждать вашего звонка. Идите до калитки один… Не надо, чтоб соседи видели нас вместе.
- Старая добрая школа конспирации, - усмехнулся гость и, не прощаясь, вышел.
Через двадцать минут вернулся с моря двенадцатилетний Герман Горовец. Дед накормил его и сказал, что звонил из Дижура отец. Бабушка заболела, мама собирается в срочную командировку, отец занят на работе, надо Герману вернуться на пару дней домой. Он, дедушка, тоже приедет, но к вечеру.
- Вместе бы, деда, - сказал Герман, допивая холодный, принесенный из погреба, компот.
- Не могу, милый Герман, - с сожалением ответил Сидор Матвеевич. - Тут товарищ один скоро придет… Так я ему долг должен отдать. А ты собирайся - электричка через двадцать пять минут. Прихвати корзинку с клубникой, с утра для твоих сестренок приготовил.
- Хорошо, дедушка, - сказал Герман.
Он был послушным внуком.
Проводив Германа-младшего, человек, которого тоже когда-то называли этим именем, достал бумагу и сел с нею к столу.
Он хотел написать сыну, объяснить, как все случилось сорок лет назад, попросить прощения, но слова не рождались, и лист бумаги оставался чистым. Да и какие слова могли оправдать его давнишнее преступление?
Наконец, он вывел: "Дорогой сынок! Саша…" И все. Ольшанский не нашел сил написать всю правду о себе.
Он вынес из чулана старое, но хорошей "зауэровской" марки, охотничье ружье шестнадцатого калибра, достал из нижнего ящика коробку патронов, которыми в давние времена расстреливал тарелочки, тренируясь на стенде, усмехнулся возникшей мысли, что дробь чересчур мелка для такой крупной дичи.
Затем уселся на стул, помедлил минуты две, ни о чем не думая, решительно сунул стволы в рот и нажал на спусковой курок.
Умер Ольшанский мгновенно.
XXXIII
- Вы знаете… Мне кажется… Словом, я думала, что это приснилось…
- Что именно вам приснилось, Ирина Никитична? - вежливо спросил Вадим Щекин.
Вот уже около часа беседовал он с Ириной Мордвиненко в ее доме. Девушка часто принималась плакать, когда вспоминала о погибшем женихе, но капитан Щекин, как будто и не утешая Ирину, находил такие слова, которые помогали ей успокоиться, набраться душевных сил и отвечать на осторожные, тактичные вопросы Вадима.
- Снилось, будто папа приехал ночью, разбудил меня и попросил накрыть стол для него и друга, которого он возил по местам их фронтовой молодости.
- А друга этого вы видели во сне? Он вам снился?
- Нет, это я помню точно. Я ведь и в жизни с ним не встречалась…
- Как так? Никита Авдеевич не познакомил вас со своим фронтовым другом? - удивился Вадим Щекин.
- Он хотел сделать это по возвращении из поездки… Но когда вернулся утром, мне было уже не до знакомства с кем-либо.
- Значит, ваш отец вернулся утром?
- Да, когда я проснулась и поднялась с постели, папа возился с машиной во дворе. Было это в начале девятого…
- А его приезд ночью и просьба накрыть стол вам приснилось?
- Видимо так, - сказала Ирина, голос у нее был неуверенный.