Ушли клоуны, пришли слезы... - Иоганнес Зиммель 16 стр.


- "Мы пока даже представления не имеем, что человек способен сделать с человеком, во что его превратить". Скиннер прав. И мы должны выяснить это, Норма, мы трое. Ну, и Сондерсен с его ФКВ. Уверен, он давно догадывается. Или знает. Ему известно гораздо больше, чем нам. Вот почему мне необходимо посоветоваться с моими зарубежными друзьями и коллегами. Ты всегда будешь знать, где я нахожусь. У тебя будет мой адрес и номер телефона. Ты тоже должна сообщать, где ты и что ты. За дело, друзья мои, - самое время!

27

Было почти десять вечера, когда Барски с Нормой отъехали от "Атлантика". На почтительном расстоянии от них следовал черный "мерседес". Барски заметил его в зеркальце обзора и обратил внимание Нормы.

- Вот, значит, как выглядит тайное прикрытие.

Движение на улицах города было достаточно оживленным. Доктор сосредоточил все свое внимание на управлении машиной, и лишь после долгого молчания сказал:

- Извините, у меня есть одна просьба. Но если она будет вам неприятна, обязательно скажите.

- Просьба? Какая же?

- Мы летим завтра в полвосьмого утра. По крайней мере за сорок пять минут мы должны быть в Фульсбюттеле. Так что дочку я завтра утром не увижу. А мне так хочется попрощаться с ней. Давайте заглянем ко мне на минутку Ведь Еля давно будет спать, когда я вернусь из института.

- Ну конечно, заедем сначала к вам. Я подожду в машине.

- Ни в коем случае! - запротестовал он. - Вы подниметесь со мной. Умоляю вас! Я… я рассказал Еле о вас. Она мечтает с вами познакомиться… правда…

Нет, подумала Норма. Это опять ложный путь. Я не должна. Я не хочу. Я не имею права. И сказала:

- Хорошо, поднимемся, я пожелаю Еле спокойной ночи.

- Спасибо, - тихо проговорил Барски.

Когда машина остановилась перед домом на тихой Ульменштрассе, шедшей параллельно городскому парку, совсем близко от института, Норма изо всех сил старалась не думать о сыне. Метрах в ста притормозил черный "мерседес".

Квартира у Барски очень большая, современно обставленная. Книжные полки в кабинете доходят почти до потолка. Между ними, прямо напротив письменного стола - написанный маслом портрет молодой женщины. Узкое лицо, большой рот, темные глаза и темные, коротко подстриженные волосы. Лилового цвета блузка с открытым воротом. Фон - размытые очертания высоких серых домов и кусочек серого неба.

- Это Бравка, - объяснил Барски. - Портрет написала ее подруга. Дома должны подсказать тем, кто не знал Бравку, что она - горожанка, так как с детства живет в большом городе.

- Ваша жена была очень красивой, - сказала Норма.

- О да. А волосы у нее… прическа у нее была как у вас. Извините! Она была уже больна, когда писалась эта картина. Я только потом сообразил… Сперва подруга изобразила ее строгой, с поджатыми губами… Но Бравке это не понравилось. "Я хочу выглядеть веселой. Сделай что-нибудь, чтобы я выглядела веселой!" - просила она. "Я могу только заставить тебя чуть-чуть улыбнуться", - сказала подруга. С тех пор Бравка улыбается мне с портрета, - Барски долго не сводил с него глаз.

В комнату вошла женщина лет шестидесяти. Маленькая, кругленькая, седенькая, с широким лицом, приплюснутым носом и ослепительно белой искусственной челюстью, которую Норма заметила сразу, как только она заговорила. Мила Керб, домоправительница Барски, так и источала дружелюбие.

- Еля уже давно в постели, - проговорила она с отчетливым славянским акцентом. - Приняла ванну, легла и сказала, что хочет дождаться вашего возвращения.

- Значит, я не зря торопился, - сказал Барски. - Можете идти спать, Мила. Мне придется еще раз ненадолго уехать…

В детской комнате на тумбочке горела лампа с голубым абажуром.

- Ян! - восторженно воскликнула маленькая девочка, увидев Барски и Норму.

Она протянула отцу ручонки и улыбалась во весь рот. Он обнял ее и долго не отпускал. Норма отвела глаза, делая вид, будто ее заинтересовали разбросанные по всей комнате детские игрушки, куклы и зверюшки, а также пестрые детские рисунки на стенах.

- Это, Еля, фрау Десмонд, - представил Норму Барски, - я тебе о ней рассказывал.

- Спасибо, что вы пришли ко мне, - сказал ребенок, протягивая Норме руку.

- Я рада познакомиться с тобой, Еля, - проговорила она.

Надо держаться изо всех сил, подумала гостья, никаких сантиментов, никаких нежностей.

- А я как рада! Ах, Ян, какая у меня сегодня радость, знаешь? Меня посылают на экскурсию в Берлин! Из всего класса - меня одну!

- Какая ты у меня молодчина! - сказал Барски. - Вот здорово! Я тебе сразу сказал, что ты написала замечательное письмо!

- Да… Только я думаю, другие тоже написали замечательные письма, даже получше моего. А выбрали-то меня!

- Я должен объяснить это фрау Десмонд, - сказал Барски.

- Да вы садитесь! - предложила Еля. - На мою постель, пожалуйста! И ты тоже, Ян! С другой стороны.

Взрослые сели. Девочка сияла от радости. У нее были темные глаза и темные волосы родителей, а улыбка обнаруживала отсутствие верхних передних зубов - молочные уже начали выпадать.

- Объясни, Ян!

- Понимаете, после встречи в верхах Рейгана с Горбачевым двести двадцать пять тысяч детей написали этим ведущим политикам письма с просьбой начать наконец разоружение. Письма передадут им во время следующей встречи в верхах. Часть из них выставлена в берлинской церкви Вознесения, и сто пятьдесят детей пригласят в Берлин, чтобы поговорить с ними об опасности атомной войны.

- И со мной, выходит, тоже, - с неподдельной серьезностью сказала Еля. - Я буду говорить с политиками об атомной войне.

- День встречи уже назначен? - спросила Норма.

- Пока точно не сказали. Но думаю, это будет скоро.

- Ты бывала уже в церкви Вознесения?

- Нет! И вообще в Берлине. Поэтому я так и волнуюсь…

- А глазки-то слипаются, - поддел ее Барски.

- Хорошо, хорошо, я скоро засну… Да, Мила сказала мне, что ты завтра улетаешь… Пожалуйста, расскажи мне "Самодовольного великана"!

- Нет, маленькая, это очень длинная сказка! А мне нужно еще кое-куда съездить.

- Хотя бы кусочек "Великана"!

- Еля очень любит сказки! - сказал Барски Норме.

- И я ее понимаю, - ответила Норма.

- Вы тоже любите сказки?

- Очень, - сказала Норма.

Мой маленький мальчик любил сказки, подумала она. Особенно "Лягушачий король, или Железный Генрих". Как часто я читала ему сказки вечерами. И как часто он засыпал под них. Не смей думать об этом, приказала она себе. Не смей, и точка.

- У меня много сказок, - похвасталась девочка. - Я их все люблю. И сказки братьев Гримм, и Гауффа, и Андерсена, "Карлика-Носа" и "Самую прекрасную розу в мире", все сказки Корчака…

Это польский врач, который воспитывал еврейских детей-сирот и вместе с ними пошел в газовую камеру, подумала Норма.

- …есть замечательные польские, русские и чешские сказки. Но больше всего я люблю все три сказки Оскара Уайльда…

- Оскар Уайльд! Ты правильно произнесла его имя!

- Это Ян научил меня выговаривать его как положено. А три мои самые любимые вот какие: "Самодовольный великан", "Звездный мальчик" и "Счастливый принц". Все они - суперклассные! Ну пожалуйста, Ян!

Барски уже взял книгу и раскрыл на нужной странице. Взглянул на Норму, как бы призывая войти в его положение. Она улыбнулась и кивнула. Улыбка эта стоила ей неимоверных усилий.

- "Самодовольный великан", - прочел Барски. - "В тот день дети, вернувшись из школы, пошли в сад великана, чтобы поиграть там. Это был большой сад, ухоженный и красивый, с мягкой зеленой травой…"

Девочка переводила счастливые глазенки с отца на Норму.

- "…тут и там цвели на лужайке цветы, прекрасные, как звезды, двенадцать персиковых деревьев, распускающие по весне нежно-розовые и жемчужно-белые цветы, а осенью щедро плодоносящие. На ветвях сидели птицы и пели так сладко, что дети то и дело бросали свои игры и подолгу прислушивались. "Какие мы счастливые!" - кричали они друг дружке…"

Бейрут.

Отель "Коммодор".

Отель "Александр".

Невыносимая жара. Бомбардировщики. Ракеты! Руины. Убитые.

Как счастливы мы были!

Книга вторая

1

Рыжеволосая красавица. И красавица брюнетка. Светлокожий мужчина. И негр-атлет. Кровать огромных размеров. Обе пары стараются изо всех сил. Они любят друг друга всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Происходящее сопровождается драматической музыкой. Вскрики, стоны, тяжелое, прерывистое дыханье. Те немногие слова, которые они произносят, в любой стране понятны без перевода.

На широком экране показывают порнофильм класса "де люкс". В двенадцати задрапированных красным бархатом ложах сидит по молодому человеку, у каждого в руках по стакану и полотенцу, и все они занимаются одним и тем же. Кое-кто уже достиг желаемого результата.

- Вот это и есть наш эякуляторий, - объясняет доктор Киоси Сасаки, брат которого Такахито старается в Гамбурге получить с помощью рекомбинированной ДНК вирус, обезвреживающий зараженные раком клетки.

Доктор Киоси Сасаки маленького роста, хрупкого сложения, как и его брат, которого он на два года моложе. У него огромные очки в темной оправе. Оправа самая современная, безупречного вкуса: четырехугольные рамки для стекол и изящно выгнутая дужка. Доктор Киоси Сасаки - мужчина редкой красоты, и он тщательно заботится о своей внешности. На нем элегантный костюм цвета хаки, в нагрудном кармане пиджака коричневый платок, темно-желтого цвета рубашка, коричневый галстук в желтую полоску, светло-коричневые носки и бело-коричневые туфли из тончайшей кожи.

Он стоял между Нормой и Барски перед замаскированным под зеркало оконцем, через которое можно было заглянуть в эякулярий. Динамики доносили сюда шорохи, скрипы, вскрики, отрывистые фразы и музыку, чем-то напоминавшую Вагнера. Норма достала из сумки портативный магнитофон. Включила.

- Запись - да, снимки - нет, - сказал Сасаки при встрече.

А четверо на кровати неистовствовали. И музыка тоже. Это был фильм не чета той дешевке, которую демонстрируют на вокзалах в залах для ожидающих или секс-шопах в любом городе. Это было по-своему выдающееся произведение, причем можно даже говорить о его своеобразной эстетике, авторы ленты с большим мастерством и тактом следили за тем, чтобы при всей изысканности фильма ни на секунду не оставалось в тени необъяснимо примитивное и извращенное.

- Еще мы называем этот зал комнатой для игр, - сказал доктор Сасаки, поправляя очки, и позволил себе хихикнуть. - Некоторые доноры чувствуют себя скованно и предпочли бы принести семя из дома. Хотя у нас, - тут в его голосе прозвучали нотки укора, - всегда следят, чтобы комфорт был на высшем уровне, чтобы соблюдалась анонимность и секретность. Секретность - это значит тактичность, уважительность, бережное отношение, осторожность, интимность и так далее. Гм-м! При каждой ложе есть маленькая ванная, где донор может помыться и оставить свой стакан. Нам очень не нравится, когда донор приходит к нам с "даром" из дома. Дар - или деяние, подношение, презент, подарок, знак внимания и участия.

На экране, судя по движениям и шумам, четверка готовилась к грандиозному коллективному оргазму. Молодой человек, успевший сделать свое дело, исчез. Сейчас за ним готовился последовать второй.

- Только так мы можем быть уверены, что получим свежайший материал, - покашливая, объяснял доктор Сасаки. - Видите ли, у здорового молодого мужчины - а среди наших доноров весьма высок процент студентов - в одном кубическом миллиметре спермы есть несколько миллионов сперматозоидов. У нас, конечно, есть свои нормы. Ведь мы же первоклассная клиника! Нижняя граница находится на уровне трех миллионов сперматозоидов на миллилитр. Нижняя граница - лимит, предел, пограничная линия, ограничение по высшим или низшим показателям. Вы удивлены моим способом выражать свои мысли, сударыня? Я стараюсь совершенствоваться в немецком языке. Поэтому, запоминая какое-то слово, пытаюсь запомнить и близкие к нему по смыслу слова и выражения. Близкие по смыслу слова - синонимический ряд, не правда ли? Чтобы разобраться в остальном, прошу вас следовать за мной, - и он первым вышел из маленькой комнаты, служившей чем-то вроде наблюдательного пункта.

- А-ах! - воскликнула рыжеволосая. - Я умираю!

- Умирать или прощаться с жизнью, - говорил элегантный шеф клиники, вышагивая по мраморным плитам залитого светом коридора. - Или же уходить из жизни, сходить или ложиться в могилу, лежать на смертном одре, отдавать Богу душу, уходить в лучший мир, превращаться в прах…

Он открыл дверь в другое помещение, пропустил гостей вперед. На улице припекало солнце, а здесь благодаря кондиционерам было свежо и приятно. За столами с микроскопами или у морозильных установок сидели мужчины и женщины в белых халатах, с головой ушедшие в работу. Светились три больших телеэкрана, перед одним из них Сасаки остановился.

- Здесь вы видите каплю спермы, увеличенную в четыреста раз. Ее нам передали сорок пять минут назад - или доставили, вручили, предложили, она была нами получена, досталась нам. Благодаря таким упражнениям с синонимическими рядами я довел до блеска мой французский язык, потом испанский, английский и итальянский, - не сводя глаз с экрана, привычным жестом поправил очки. - Гм-м! Я считаю, что в данном случае мы можем говорить о в высшей степени концентрированном и активном семени.

Сперматозоиды, за которыми наблюдали Норма и Барски, напоминали извивающихся хвостатых головастиков. Некоторые едва двигались или плавали безо всякой видимой цели. Однако большинство так и носилось по всему экрану.

- Не меньше шестидесяти пяти процентов активно движутся вперед, - сказал Сасаки, не отводя глаз от экрана. - Этот вид всем нравится - то есть его любят, к нему вожделеют, его ценят, приветствуют, его обхаживают, за ним увиваются, к нему испытывают страсть или слабость, ему отдают предпочтение. Садитесь, прошу вас! - Сасаки указал на высокие табуреты. Сели.

Под окнами, как бы ограничивая зеленую лужайку, росли старые-престарые пальмы. По стволам карабкались плющ и жасмин с его белыми цветками, и еще бугенвиллии, эти колючие вьюнки с маленькими свернутыми овальными листочками и цветами всех оттенков фиолетового, красного и оранжевого. На одной из клумб росли петунии и герань - красная, белая и почти синяя. Из больших пузатых глиняных сосудов свешивались крохотные розы самого разного цвета, из других, повыше, тянулись вверх гладиолусы, красные, белые и оранжевые, пучки белых и желтых маргариток. На темно-синем небе ни облачка, солнце в зените, но свет от него удивительно мягкий, ласковый.

- Разумеется, - объяснил любитель синонимов, - мы используем полученный материал только в том случае, если он выше нижнего предела. Вот там, видите, автоматические счетчики сперматозоидов. Если кандидат выдерживает тест на качество семени, - он погладил манжету с удивительно красивой и дорогой запонкой, золотой, с профилем восточного божества, - он получает щедрое вознаграждение за свои услуги. Многие оплачивают на эти средства свою учебу в университете. Не стоит и говорить, что мы тщательнейшим образом проверяем состояние здоровья наших доноров, исследуем их генетическое прошлое, стараясь по возможности дойти до четвертого колена. Мы фиксируем сведения о росте, весе, цвете волос, глаз, оттенках кожи, строении тела и группе крови, а также об этническом происхождении, вероисповедании, образовании, профессии и особых талантах. Пытаемся выяснить, не было ли у его родных склонности к наркомании, явных признаков неврозов. Например, судорожных подергиваний.

Норма заметила, что стоит Сасаки начать распространяться о своем человеколюбии, он принимается поглаживать манжету. Как сейчас, когда он заговорил о своей постоянной борьбе за лучший, во всех отношениях благоустроенный мир.

- Если клиент соглашается быть постоянным донором, он получает номер в нашей картотеке. И фамилия и номер кодируются в электронной памяти компьютера. Мы постоянно проверяем материал на устойчивость к замораживанию. По неизвестным пока причинам каждая четвертая доза плохо переносит заморозку. - Сасаки спустился с табурета и прошелся по лаборатории, чтобы проиллюстрировать свой рассказ, останавливаясь то и дело у столов работавших здесь специалистов. - Поэтому маленькая проба каждой порции материала погружается в морозильный аппарат, - вот сюда, видите! - сильно замораживается, а затем оттаивается, чтобы мы могли под микроскопом проверить, - вот тут! - хорошо ли она выдержала охлаждение. - Он продолжал прогуливаться по лаборатории. - Семя, которое будет заморожено, втягивается в пробирку из искусственного стекла, - вот в такую! - и потом оно используется для осеменения. Эти пробирки в свою очередь вставляют в гильзы, - вот, пожалуйста, взгляните! - которые напоминают алюминиевые оболочки дорогих сигар. Сначала сперму медленно охлаждают до минус тридцати пяти градусов по Цельсию, чтобы избежать шока охлаждения… А затем - убедитесь сами! - их переносят в жидкостные контейнеры охлаждения, где температура понижается примерно до минус двухсот градусов, то есть настолько низко, что прекращается всякий обмен веществ и не требуется больше кислород. Как только приходит заказ, - а, видит Бог, их постоянно приходит слишком много! - эти пробы пересылаются прямо в жидкостных контейнерах. Во все страны Европы, но и за океан тоже - в США, в Бразилию, в Мексику.

- Как долго семя остается плодовитым?

- Рождались уже младенцы с помощью семени, замороженного тридцать лет назад. Но открытым пока остается вопрос, как долго семя остается оптимально плодовитым. Пока что мы в основном храним замороженный материал до трех лет. Храним - сохраняем, спасаем, оберегаем, защищаем, держим про запас…

2

Мандариновые деревья. Лимонные. Агавы. Платаны. Сосны. Эвкалипты. Целые стены в цветах бугенвиллий. Дрок. Горошек. Коровяк. Гвоздики. Мимозы. Желтофиоль. И дивный воздух. Дивный! И дивный свет. И там, далеко внизу, море. Огромное количество белых парусов - словно бабочки со всех сторон слетелись! Я уже была здесь однажды, подумала Норма, прогуливаясь по аллеям парка клиники в сопровождении Барски и Сасаки. Огромная клиника, с большим центральным зданием и четырьмя корпусами. На авеню Белланда. Поначалу это название мне ничего не сказало. Но когда мы потом ехали сюда на такси из нашего отеля "Хиатт редженси", что на Английском бульваре, в этот район Симьез, во мне крепло ощущение, что я все это уже видела. Я была здесь с Пьером. Мы часто бывали в Ницце, и всегда в спешке. Только однажды никуда не торопились. И в тот раз оказались здесь, в районе этой клиники, и провели тут чудесный день. Это случилось поздним летом, когда все цвело, сияло и благоухало, как сегодня.

Назад Дальше