Она плечом прижала трубку к уху, снова отщипнула немного ваты, смочила ее лосьоном и, прикрыв глаза, освежила лицо. Потом перехватила трубку правой рукой, продолжая стирать крем, пока кожа не стала совсем чистой.
– Да, да, но послушай меня…
В дверь позвонили. Женщина замолчала и резко выпрямилась.
– Слушай. Они пришли. Разговор кончаю. Пожелай мне удачи… Да, потом перезвоню.
Не торопясь она подошла к туалетному столику, подправила брови, легонько похлопала ладонью по щекам. Снова раздался звонок. Из пульверизатора женщина спрыснула себя духами с нежным ароматом, за которые так дорого платят за границей… Скинула домашний халатик, открыла шкаф, достала брюки и свитер. Позвонили в третий раз. Все с тем же невозмутимым выражением лица женщина оделась. Затем плавным движением правой ноги сбросила тапочку, левая тоже отлетела в сторону, ударившись о банкетку. Босиком женщина выбежала в коридор, открыла стоящий там шкафчик и быстро выбрала обувь. Коричневые босоножки… да, они лучше всего подойдут к цвету ногтей на ногах… Она уже спускалась по лестнице своей двухэтажной квартиры, когда снова прозвучал настойчивый звонок.
Открыв дверь, женщина увидела перед собой молодого человека. Он спросил доктора Фабиолу Мендес и тут же протянул свое удостоверение сотрудника МВД. Брюнетка провела его в гостиную, жестом указала на кресло-качалку, а сама опустилась на канапе. Она знала, что в этой тщательно продуманной позе выглядит более непринужденно.
– Слушаю вас. – И не задумываясь ответила на первый вопрос: – Где сейчас Беттина, не знаю, хотя мы с ней и очень дружны. Последний раз я видела ее в четверг. В субботу вечером мне позвонил Александр и спросил, не говорила ли она, куда собирается ехать. А в воскресенье Днем он сказал, что в понедельник утром пойдет в полицию и заявит об ее исчезновении. Что ж… теперь о наших отношениях: мы знакомы чуть ли не со дня ее приезда. Познакомились в кафе "Кармело", что на Двадцать третьей улице, оказались за одним столиком и разговорились. Она дала номер своего телефона, я ей позвонила, так и завязалась наша дружба.
Женщина говорила очень спокойно, поигрывая кончиком косы, но глаза ее пытливо всматривались в молодого офицера, который был в штатском. На его новый вопрос она ответила не сразу – зажгла сигарету, закинула ногу за ногу. Правая босоножка соскользнула и, покачиваясь, повисла на пальцах.
– Почему вас удивляет, что Уго тоже бывал с нами? Мы всюду ходим вместе, но это вовсе не означает какой-то необыкновенно крепкой привязанности, мы оставляем за собой право провести часок-другой с кем-нибудь еще. По-моему, очень скучно цепляться за одних и тех же людей, рано или поздно станет не о чем говорить. Поэтому я считаю полезным время от времени встречаться с другими.
Фабиола была поражена тем, что интимные отношения между Беттиной и Уго уже не являются тайной для сотрудников госбезопасности. Она не ждала, что об этом узнают так скоро. Не иначе наведались в местное отделение Комитета защиты революции. Там-то всегда все известно! Впрочем, а какой в этом прок: между людьми частенько существуют и другие, скрытые от посторонних глаз связи, и в этих случаях не так-то легко отбросить то, что лежит на поверхности, и добраться до сути.
– Почему вы выделяете именно Уго и не спросите, что думает Александр о ее дружбе со всеми нами, или с Исмаэлем, или с Джонни? Чем эта дружба отличается от дружбы с Уго? Во всяком случае, Александр мужчина умный и умеет уважать в своей жене человека. Он не превозносит свои мужские достоинства, от чего так часто приходится страдать нам, латиноамериканским женщинам. – Она поднялась вместе с офицером, который поблагодарил ее за беседу. – Если я вам еще понадоблюсь, а меня не окажется дома, позвоните мне на работу, на фабрику мыловаренной и косметической продукции "Альбион". Я работаю там начальником смены в цехе химического анализа.
Когда дверь за офицером захлопнулась, Фабиола пошла в свою крохотную кухоньку, согрела себе кофе, закурила. Потом не торопясь поднялась в спальню и, растянувшись на кровати, сняла трубку телефона и набрала номер.
– Александр? Это я…
– Где мы поужинаем?
– Да где хочешь. В "Поросёночке", "На Башне". можно пойти к "Императору" – словом, куда твоей душеньке угодно. Монет хватит. – Лежа на кровати, Уго курил. Его красивое лицо вдруг озарила широкая озорная улыбка. – Представь, Фабиола думает, что я трушу, что слишком волнуюсь и в конце концов запутаюсь…
Громко расхохотавшись, он встал с кровати и поправил смявшиеся брюки. Исмаэль серьезно посмотрел на Уго. Он даже перестал бриться и теперь стоял с электрической бритвой в руке в дверях ванной комнаты.
– Слушай, Уго, не будь кретином. Сам знаешь, в таких делах любая мелочь может подвести. Вцепится в тебя какой-нибудь из МВД, и ты скиснешь. Всем прекрасно известно, что за штучка Беттина и… что она спит с тобой. К твоему сведению, они вот-вот к тебе нагрянут. А кто же не знает, если тебя прижать…
Исмаэль вернулся в ванную и снова принялся бриться. В зеркале он видел насмешливое лицо Уго, которого, казалось, совсем не тронули его слова.
– Исмаэль, я не имею ни малейшего представления, где сейчас Беттина, а если бы даже и имел, – его голос звучал вполне искренне, – мне на нее наплевать; да, наплевать, потому что я выберусь из этой передряги скорее, чем ты думаешь. Извини, я тебе не говорил, но мое дело на мази… И удивишься же ты!
Стоя перед зеркалом, Уго тщательно приглаживал светлые вьющиеся волосы. Вот он провел пальцами по загорелой коже лица, склонил голову набок, искоса оглядел себя и расправил воротничок легкой светло-зеленой нейлоновой сорочки, Потом еще раз окинул себя удовлетворенным взглядом. Его лицо не омрачилось и тенью тревоги. Он снова весело улыбнулся.
– Они сейчас, конечно, кинутся узнавать, кто из нас и в каком часу в последний раз видел Беттину. – Уго приподнял правую бровь, нахмурился и торжественно заговорил: – Скажите, гражданин, когда вы в последний раз видели прекрасную Беттину? Можешь не отвечать. – Тон его стал прежним. – Первой ушла блистательная доктор Мендес, ровно в восемь двадцать. Потом нас покинула пленительная юная Глэдис. Ну-ка, ну-ка, кто же ушел вослед…
Притворяясь, что вспоминает с трудом, Уго уставился в потолок, он строил уморительные гримасы, а Исмаэль, все еще не выпуская из рук бритвы, заливался громким смехом.
– Так вот, – продолжал Уго решительно, – потом ушел ты, гражданин, потому что ты поругался со мной. Как видишь, твое алиби в моих руках, и, если ты будешь плохо себя вести, я не стану его подтверждать.
Темное лицо Исмаэля вытянулось, стало серьезным. Он подошел поближе к приятелю.
– Уго, мне эта игра не нравится. Порой действительно начинаешь думать, что на тебя никогда нельзя положиться. Ты легкомысленно смотришь на вещи… – Он помолчал. – Пойми, ты в это дело влип не меньше нас. Обдумай все хорошенько, а то плохо будет. А меня ни тебе, ни кому другому не напугать.
– Ладно, малыш, ладно. С тобою, черт возьми, уж и пошутить нельзя! Я тебе тылы обеспечиваю, а ты злишься. В любом случае труднее всего придется нам с Джонни, ведь мы последние оставались с Беттиной.
– А кто из вас ушел первым?
Уго вновь захохотал, показывая, пожалуй, самое красивое, что у него было, – свои великолепные зубы.
– Вот ты и напугался! Не знаю. Как раз в ту минуту, когда мы распрощались, в "Гавану Либре" приехала куча туристов, и там образовалась настоящая пробка из носильщиков, вещей и всего прочего. Так что ответить на твой вопрос я не могу.
Леандро Сардиньяс относится к тому типу людей, о которых с первого же взгляда составляешь себе мнение – положительное или отрицательное. Поэтому я должен соблюдать осторожность, забыть пока, что он работник Министерства внешней торговли, и постараться понять, каков он на самом деле, даже если он и попытается что-то скрыть от меня. Он внимателен, впрочем, должность его обязывает. Уверен в себе. И хотя сказал, что весь день было очень много работы, выглядит свежим, словно только что принял душ и побрился. Впрочем, кожа у него желтоватая, наверное, много курит. Личное дело в порядке, ничто не обращает на себя внимания.
– Сложилась поистине неприятная ситуация, – говорит Сардиньяс, – и в личном плане, и в политическом.
– Вы давно знакомы с семьей Лефевров?
– Почти девять лет. В ту пору я ведал закупками, и меня направили в Бельгию для установления торговых контактов с автомобильной фирмой "Либекс". Лефевр представлял бельгийскую сторону. Мы очень хорошо поняли друг друга, подписали договор, и с тех пор между нами возникли дружеские отношения, выходящие за рамки обычной официальной вежливости. Каждый раз, приезжая в Бельгию, я бывал у него дома. Там я познакомился и с Беттиной; красивая, очаровательная женщина. Девять лет тому назад… Значит, придется проверить кипы документов и отчетов, встретиться с множеством людей, выяснить, не было ли каких-нибудь перемен в поведении Сардиньяса, не указывает ли что-нибудь на то, что он завербован…
– Почему Лефевр решил приехать на Кубу?
– В этом есть доля моей вины, – говорит Сардиньяс с легкой улыбкой. – Я в какой-то мере отвечаю за то, что он оказался здесь. Так случилось, что в системе Министерства внешней торговли я занимал различные должности, пока три года тому назад меня не назначили заведующим отделом капиталовложений. И все это время Куба поддерживала торговые отношения с фирмой "Либекс", чему весьма способствовал Лефевр. Этот прирожденный коммерсант понял нашу экономическую ситуацию, помог нам получить кредиты и добиться крайне выгодных условий их выплаты; более того, он убеждал и другие фирмы торговать с нами, следуя той же системе, – факт, как вы сами понимаете, немаловажный для нашей родины в кольце блокады.
Последняя фразочка мне не нравится, попахивает демагогией. Уж не оправдывается ли он?
– Заняв новую должность, – продолжал Сардиньяс, – я предложил создать на Кубе постоянное представительство фирмы "Либекс", что очень помогло бы развитию нашей внешней торговли, повышению профессионального уровня технического персонала и содержания машин, закупленных в Бельгии. Это означало бы и существенную экономию валюты, которая затрачивается на поездки наших товарищей в Брюссель и их более или менее длительное пребывание там. Моя идея встретила поддержку и с нашей, и с бельгийской стороны. Было организовано представительство – и кто же больше Лефевра, который и прежде торговал с нами, подходил на роль управляющего? Так наше знакомство получило свое продолжение уже здесь, в Гаване.
– А что за семья у Лефевров?
– Обычная. – Он снова улыбнулся. – Впрочем, обычная по европейским меркам, а у нас ведь они совсем другие. Каждый член семьи пользуется полной свободой, и в то же время их связывают вполне сердечные отношения, по крайней мере на первый взгляд. Сам Лефевр человек собранный, аккуратный, хороший семьянин, любит детей и жену. Беттина женщина красивая, утонченная, очень привлекательная и оригинальная, прекрасная хозяйка, обожает искусство. – Сардиньяс быстро и жадно затягивается. Он явно разволновался, когда заговорил об этой женщине. Что она для него значит? – Но материнство для Беттины не самое главное в жизни. Эта женщина создана для блеска… Я не знаю, видели ли вы ее фотографии. – Сардиньяс медленно встает, обходит письменный стол и направляется к окну, из которого видна набережная. – Беттине нельзя не поклоняться, она будит тщеславие в мужчинах, которые ее окружают… я бы сказал, пожалуй, что такой женщине, как Беттина, одного мужчины мало.
Он собрался выйти, когда зазвонил телефон. Задание которое ему поручили, выполнить будет нелегко. Не так уж значительно его влияние, во всяком случае, он постарается. Времени терять нельзя. К счастью, у него всегда почва готова, придется лишь кое-где поднажать. Так или иначе, действовать предстояло с умом и чисто, не оставляя следов. Речь идет о подготовке "возможного выезда в случае крайней необходимости". Не будет нужды – не воспользуются, но готовиться надо…
Джонни полагал, что о таких вещах следовало думать заранее, а они не предусмотрели, что может возникнуть подобный вариант. Это еще раз подтверждало правильность его взгляда на людей, которые отнюдь не столь умны, какими себя считают. Он упрекнул себя за то, что пошел на поводу у других. Джонни направился к дверям, но тут снова раздался телефонный звонок. Он снял трубку.
Несколько минут спустя, недовольно хмурясь, Джонни шагал к остановке. В довершение всего еще придется ехать автобусом, Перучо приготовит машину только к среде. Вот несчастье-то! Джонни мысленно выругал механика. Впрочем, сам виноват – нечего было баловать пария. Теперь без хорошего подарка он целыми днями держит машину в мастерской, а его кормит всякими обещаниями. Больно капризен стал.
В автобусе Джонни прижали к хорошенькой девушке, и хотя, похоже, она не прочь, Джонни все же отодвинулся. Сейчас не до любовных приключений.
У нужной остановки, расталкивая пассажиров, он пробрался к выходу и, ругаясь сквозь зубы, спрыгнул на тротуар. Поправив узкую, из блестящей ткани рубашку, быстро пошел к маленькому скверу. По сторонам он почти не смотрел, лишь, проходя мимо кабаре "Лас Вегас", оглянулся на афишу.
Джонни не любил опаздывать. Не будешь являться вовремя, и к тебе тоже станут приходить с опозданием. Он всегда считал, что тот, кто не пунктуален, теряет много времени зря, впрочем, его лозунг "The time is money", похоже, на Кубе не очень популярен.
Джонни подошел ко входу в ресторан "Москва". У дверей никого не было. Он бросил взгляд сквозь стеклянные створки и увидел швейцара, который, стоя почти у самого лифта, беседовал с двумя мужчинами. Джонни вошел, направился к швейцару и о чем-то спросил его. Тот пожал плечами и показал на только что закрывшийся лифт. С явным нетерпением Джонни нажал кнопку и, когда лифт опустился, вошел в маленькую кабину.
Пересекая просторный ресторанный зал и не обращая внимания ни на кого из обедающих, он направился к бару, расположенному в глубине. Здесь он остановился, скользнул взглядом по столикам и решительно пошел к столику за колонной.
– Привет.
– Если меня спросят, скажи, что я сейчас вернусь. Схожу повидаться с приятелем на уголок.
Уго пересек короткий коридор, на белых стенах которого резко выделялись яркие краски картин. Он поцеловал сидевшую в приемной служащую и упругим шагом направился к центральному входу. Бросил взгляд на круглую витрину и поморщился.
Ему решительно не нравились последние модели Маноло. Противно даже показывать их на демонстрации мод. И спорить с Маноло о цвете рубашек – тоже только зря время тратить. Уго никогда не шел густо-розовый, а "творческая личность", как назло, только его и предлагает. Тошно подумать, но "этот кретин" – так Уго мысленно называл модельера – в конечном счете брал верх, ему принадлежало решающее слово. Внезапно мелькнула радостная мысль, что уже недолго ему – Уго – выносить напыщенные позы и непререкаемый вид знатока последних веяний моды.
Уго пересек улицу "П", вошел в боковую дверь Министерства внешней торговли и, наклонившись к девушке, сидевшей в бюро пропусков, назвал имя и этаж. Его здесь знали, он часто заходил к директору "Автоимпорта" Мигелю Моралесу, видели также, как они выходят вместе и уезжают в одной машине. Уго присоединился к группе людей, ожидавших лифта.
Мигель Мора пес что-то чиркал фломастером на отпечатанных на машинке листках. Это был мужчина лет пятидесяти, прилагавший немало усилий, чтобы казаться моложе, однако и безупречный покрой костюма не прибавлял ему обаяния. Что-то в нем было слишком кричащим, вульгарным, слишком бросающимся в глаза. А может быть, он просто был безвкусно одет.
Не дав себе труда постучаться, Уго вошел в кабинет: секретарша сказала, что Мигель один.
– К тебе уже приходили с допросом?
– Нет. Пока нет. А потом, я ведь не был на вашей последней вечеринке. Узнал что-нибудь новое?
– "Поли", как выражаются гангстеры в американских фильмах времен Хэмфри Богарта, сейчас делает смотр ее друзьям. А тут еще Александру взбрела на ум гениальная идея отправить Кеннета и Нэда в Брюссель; девчонки пока остаются здесь, почему – не знаю. Он говорит, что Кеннету пора готовиться к экзамену на бакалавра, да и Нэд будто бы отстал в учебе. Не напоминает тебе это крыс, удирающих с тонущего корабля? По-моему, он решил выйти из игры и постепенно вывозит своих крысяток.
Уго показалось, что от его слов Мигель сразу как будто постарел, и сам он тоже нахмурился.
– Чего ты состроил такую мину?
– Попридержи язык, Уго. Между той "поли" и этой – огромная разница. Учти, я говорю серьезно. Кто-нибудь услышит тебя и додумается до чего не надо. Не бросай слов на ветер, они всегда долетят до нужного уха. И пойми раз и навсегда, что эта, как ты ее называешь, "поли" умеет искать: потихонечку да полегонечку собирает и собирает себе всякие сведения, и в один прекрасный день… тебе крышка…
В дверь вдруг постучали, собеседники тотчас умолкли. Мигель слегка дрогнувшим голосом разрешил войти, и в дверном проеме возникла тоненькая фигурка девушки, которую они совсем не ждали. Она была молода, невысокого роста, с обычным, но очень правильным лицом, которое не привлекало к себе внимания. Гладкие волосы, сколотые на затылке заколкой с цветком, рассыпались по плечам. Пожалуй, лишь огромные колеса лиловатых очков обращали на себя внимание; казалось, сними она их – и ее вообще не различишь в толпе.
– Потрясающе! Да у вас лица настоящих заговорщиков! – рассмеялась Глэдис.
– А не должна ли ты в это время быть на работе? – прервал ее Мигель.
Но девушка, не дожидаясь приглашения, села и взяла сигарету из пачки "Супер Ройял", лежавшей на столе у Мигеля.
– Во-первых, у меня сейчас перерыв. Во-вторых, я не знала, что вы с Уго рассуждаете тут о непреходящих ценностях, поскольку твоя секретарша сказала, что вы просто болтаете. В-третьих, ты никогда не имел ничего против моих визитов, так что не становись придирой. А в-четвертых – и на это я обращаю особое внимание, – мне неспокойно. – Она с минуту помолчала, вглядываясь в лица мужчин. – Не по себе, хотя вы можете и не верить. – После недолгого колебания Глэдис продолжала уже совсем серьезно: – Я порой думаю, что Беттина портит мне жизнь. Это несправедливо. У нее всегда было все, а мне пришлось вести нелегкую борьбу, и все же я так и не стала тем, кем хотела бы стать. Нет-нет, это несправедливо. Она всю жизнь пребывала в уверенности, что достойна самого лучшего, что смысл ее существования – везде быть первой. А нам, прочим, остается только служить ей обрамлением, фоном, хором, чтобы великая звезда блистала еще ярче. И теперь, – прибавила Глэдис с горечью и легкой завистью в голосе, – если уж кому и исчезать, то, разумеется, ей… Она снова первая, снова главная героиня.
– Ах ты паршивка, – заметил Уго. – Кто бы мог подумать, что наша юная дамочка не согласна со своей ролью. Ты не чувствуешь, Мигель, как ее слова отдают ревностью? Да ты, Глэдис, оказывается, честолюбивая! Обвиняешь Беттину, а ведь сама мечтаешь оказаться в центре внимания и для этого, пожалуй, позволила бы себя четвертовать. Но придется обуздать горячий нрав, детка. Как бы ты ни ненавидела Беттину, своих – проблем ты не решишь.
Глэдис вскочила на ноги и подбежала к креслу, в котором сидел Уго.