И вдруг Пенни умолкла на середине фразы. Глаза ее удивленно распахнулись. Случайный луч солнца упал на ее лицо – и оно вспыхнуло, окруженное светящимся нимбом волос. Проследив за взглядом дочери, Эллен внезапно ощутила резкую боль в том внутреннем органе, который ошибочно называют сердцем.
На сей раз босые ноги Тима оставили на полу пыльные следы. На этом отличие с той самой, первой, встречей заканчивалось: рубашка выглядела ничуть не лучше, чем та, которую Эллен видела на нем весь прошлый месяц. Просто-напросто рослый и грязный мальчишка. Но восхищенная растерянность на его лице и затуманившийся взгляд... Эллен поняла, что на их глазах сейчас происходит то самое чудо, о котором тысячу раз она читала в романах, но в которое никогда на самом деле не верила.
Кто эта барышня?..
Ее сиянье факелы затмило.
Она, подобно яркому бериллу
В ушах арапки, чересчур светла
Для мира безобразия и зла.
Пораженная внезапно открывшейся истиной, она не удивилась бы, начни Тим повторять вслух сладчайшие речи Ромео. Но его реакция была более прозаической: едва внятное "Привет". Однако Эллен не обманулась. Это короткое слово благовестом прозвучало в ее ушах.
– Привет, – ответила Пенни.
Ее лицо освещалось не солнцем – оно горело изнутри.
* * *
– Вот та юная леди, с которой мы мечтали познакомиться, – приветливо произнес Норман. – Пенни, это Тим. Думаю, вы почти ровесники.
Эллен в изумлении уставилась на него: зачем он ведет себя так по-дурацки – неужели не заметил, что произошло? Или это ей все примерещилось? Теперь в поведении молодых людей не было ровным счетом ничего необычного. Тим шаркающей походкой проплелся через гостиную и упал на стул. Пенни протянула руку за очередной устрицей.
Остаток вечера прошел для Эллен как в тумане. Единственное, что она ощущала совершенно отчетливо, – растущую досаду на Нормана. Конечно, его хорошее расположение духа вполне оправдывалось тем, что Тим вел себя почти безупречно: он не блистал остроумием, но и не позволял себе оскорбительных выпадов, которыми был отмечен первый визит Эллен в этот дом. Она нашла бы радость Нормана даже трогательной, если в он не пытался изо всех сил поощрять контакт, возникший между двумя молодыми людьми. И когда после обеда Норман предложил им подняться в комнату Тима, чтобы посмотреть его коллекцию пластинок, Эллен не выдержала.
– Нам пора, – заявила она, решительно отодвигая стул. – Пенни все еще не отдохнула как следует с дороги, а нам завтра рано вставать.
Ее тон излучал ледяной холод. Норман дрогнул.
– Извини. Я не думал...
– Только на минутку, мамуля, – умоляюще произнесла Пенни. – Тим обещал дать мне на время ранний альбом "Битлз" – как раз тот, которого у меня нет.
Когда он успел это сделать? Весь вечер Эллен напряженно прислушивалась к каждому слову, которое эти двое сказали друг другу.
– Ладно, – неохотно разрешила она. – Но не задерживайся.
Тим промолчал. Казалось, он вообще не замечает окружающих. Когда они с Пенни поднялись по лестнице, Эллен повернулась к Норману.
– Давай начистоту. Я не собираюсь приветствовать эту дружбу.
– Итак, вот предел, перед которым твое милосердие останавливается.
– Раз это касается Пенни – да. Я по-прежнему готова помогать Тиму, и даже...
Ей очень не хотелось рассказывать о своем визите к Джиму Бишопу, ибо это сводило на нет все ее доводы, но честность не позволяла ей скрыть этот факт. И она выложила все, что услышала от Джима, пытаясь спрятать неловкость за оправдывающимся тоном.
– Если бы так поступил кто-нибудь другой, я бы возмутился. Впрочем, я и сам предпринял кое-какие шаги: один врач из Нью-Йорка согласился принять Тима. Правда, не раньше, чем через две недели, но я отволоку к нему мальчишку, даже если придется сделать это силой. Мне понятна твоя материнская тревога, но постарайся понять и меня и не винить за то, что я хватаюсь за любую соломинку. Может, дружба с Пенни – как раз то, в чем Тим в данный момент нуждается?
– Путеводная звезда? – саркастически спросила Эллен. – Я в состоянии постичь, на что ты надеешься, – мы просто читаем друг у друга в душе, не так ли? Но ты все еще веришь в сказки. Это только в викторианских романах любовь хорошей женщины помогает скверному мужчине вернуться на путь истинный. Если ты думаешь...
Звук шагов на лестнице заставил ее замолчать. Послушная дочь, Пенни не стала задерживаться.
Норман настоял на том, чтоб отвезти их домой. В его присутствии Эллен не могла задать Пенни вопросы, которые вертелись на языке. Сухо поблагодарив его, она проследила, как машина скрылась за деревьями, и лишь потом вошла в дом.
Пенни опустошала на кухне холодильник.
– Хочешь мороженого? – спросила она.
– После такого обеда? Спасибо, нет. Но чашку чаю выпила бы с удовольствием.
– Пожалуйста. – Пенни поставила чайник.
Сидя за столом и наблюдая за дочерью, Эллен почти успокоилась: внутренний свет больше не озарял лицо Пенни, если он вообще ей не привиделся.
– Ну и какого ты мнения о нем? – коварно спросила она.
– О твоем приятеле? – усмехнулась Пенни. – Твои подружки назвали бы его солидной добычей. Такой дом! И машина. Должно быть, у него водятся деньги.
– А он не показался тебе немного высокомерным?
– У него нет привычки общаться с людьми моложе тридцати. Да и откуда ей взяться? Вот если бы он имел троих сыновей, как Джек, и каждый день в доме толкалась бы куча народу, он умел бы разговаривать с молодежью.
– Да уж, опыта ему явно не хватает. Мне давно уже хочется взглянуть на комнату Тима, – хитро сказала Эллен. – Она бы могла дать представление об их отношениях, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Она дает представление о дядюшкиной щедрости, если ты это желаешь услышать. Боже, у этого парня есть все! Огромная коллекция пластинок, роскошный проигрыватель, собственный телевизор, великолепная гитара – что ни назови, у него это уже имеется.
– В самом деле?
– Угу. – Пенни все еще рылась в холодильнике. – Чересчур много дорогих вещей. Как будто дядюшка Норман пытается откупиться от собственного племянника, замаливая какой-то свой грех.
– Ну, Пенни...
– Знаю, знаю: не суди поспешно и так далее. Он ведь никогда не был женат, правда?
– Кто, Норман? – Резкая перемена темы несколько сбила Эллен с толку. Она не ожидала, что разговор пойдет таким образом.
– Мне кажется, – задумчиво произнесла она, – что он был влюблен в мать Тима. Он до сих пор говорит о ней так... в общем, довольно трогательно.
– Влюблен в жену собственного брата, не так ли? Голова Пенни все еще пребывала в недрах холодильника, поэтому голос звучал приглушенно, но тон покоробил Эллен.
– Ты напрасно пытаешься выглядеть циничной, – резко сказала она. – Это всего лишь мои предположения, и они вполне могут оказаться неверными. Но в любом случае, в этом не было ничего непристойного. Она не отвечала взаимностью. Норман говорил, что она лишь смеялась над ним, – и это мне тоже показалось трогательным. В какой-то мере его щедрость по отношению к Тиму понятна: он отчаянно пытается завоевать любовь мальчика.
– Какое благородство! – Пенни все еще не поворачивалась к матери. – Любой другой на его месте смертельно бы обиделся, если б любимая женщина посмеялась над ним.
Эллен решила, что пора пренебречь осторожностью.
– Что ты думаешь о Тиме?
– У него не все гладко, ты была права.
– Сегодня вечером он вел себя просто как пай-мальчик. Мне кажется, он увлекся тобой.
Держа в руке бутылку молока, Пенни обернулась. На ее лице было написано живейшее изумление.
– Мамуля, где ты набралась подобных выражений? "Увлекся" – с ума можно сойти!
– На твоем месте я была бы осторожнее. Эллен тут же пожалела о своей прямоте. Реакция Пенни оказалась такой, какой и следовало ожидать.
– Я сама прекрасно позабочусь о себе, – ответила девочка, вызывающе вскинув голову.
– Вечная ошибка молодости...
– А как насчет вечных материнских страхов?
Эллен промолчала. Запрещать Пенни видеться с Тимом не имело никакого смысла. Не могла же она ходить за дочерью по пятам, как охранник. Видимо, мучительная тревога отразилась на ее лице, потому что Пенни вдруг шагнула вперед и обняла ее.
– Мамуля, поверь – тебе не о чем беспокоиться.
– Разве он не показался тебе привлекательным?
– О, конечно. Но, видишь ли, твоя дочь достаточно опытна, чтобы не потерять голову при виде красавца-блондина. По-моему, ты говорила, что Норман показывал его нескольким психиатрам?
– Причем одним из лучших. Абрахамсону, например.
– М-м-м. – Пенни, казалось, совершенно утратила интерес к разговору. – Знаешь, я немного устала. Ты не будешь возражать, если я поставлю ту самую пластинку совсем негромко.
Откровенность дочери как будто бы успокоила Эллен, но тайные страхи дали о себе знать во сне, который приснился ей этой ночью.
Она бежала по ночному лесу, в кромешной тьме, под вой собак. Двигаясь на ощупь, едва переставляя налитые свинцовой тяжестью ноги, боясь опоздать и с ужасом сознавая, что все равно не поспеет вовремя, она спотыкалась и падала – и этот мучительный бег длился, казалось, вечность. Наконец она увидела псов, склонившихся над поверженным телом. Чудовищные твари призрачно светились, озаряя небольшое пространство поляны. Эллен не видела, кто лежит на земле, – лишь разбросанные руки и крыло черных волос. Но псы вдруг исчезли – и открылось лицо несчастной жертвы. Это была не Пенни. Эллен знала, кто эта женщина, хотя никогда прежде не видела ее, но ужас и отчаяние не уменьшились от этого узнавания. Склонившись над распростертым телом, она мучительно ждала чего-то – ив этот момент кошмар достиг апогея. Глаза мертвой ведьмы внезапно открылись, и она зловеще расхохоталась.
Задыхаясь от ужаса, Эллен проснулась. Жуткий смех все еще звучал в ее ушах. Пошатываясь, она выбралась из постели и на подкашивающихся ногах побрела через холл.
В спальне Пенни горел ночник – ее любимый, сохранившийся с детства, в виде диснеевского утенка Дональда. Рассеянный свет падал на ее безмятежное лицо. Ровное дыхание чуть вздымало оборки коротенькой ночной рубашки.
А где-то в глубине дома по-прежнему раздавался зловещий хохот.
Глава 10
Эллен поневоле становилась специалисткой в объяснении жутковатых странностей своего дома. Конечно же, зловещий смех был всего лишь слуховой галлюцинацией, порожденной ночным кошмаром. Но все же Эллен не могла отделаться от мысли, что все привидевшееся являлось предостережением – только не из потустороннего мира, а из глубин ее собственного подсознания. И кое-что предприняла.
Она постаралась заполнить дни до отказа – так, чтобы у Пенни не оставалось ни минутки для уединенных прогулок. А на ближайший уик-энд пригласила друзей с сыном-подростком, которого Пенни, правда, терпеть не могла, но все остальные разъехались на каникулы.
Все это напоминало войну с призраками. Эллен даже не была уверена в обоснованности своих опасений. Какими доказательствами она располагала? Всего лишь мгновенная вспышка внутреннего света, озарившего лицо ее дочери, мимолетное выражение в глазах Тима... и немой вопль интуиции, заглушавший все доводы разума. Или это был просто страх? Вечный материнский страх, как назвала его Пенни.
И все же каждое утро, просыпаясь, она находила внизу приколотую записку, кратко сообщавшую: "Ушла гулять". Когда Пенни возвращалась, ее ноги были исцарапаны, а пальцы испачканы ежевикой. Она охотно признавалась, что случайно повстречала Тима в лесу – и это несколько успокаивало Эллен. Впрочем, вопросы, которыми засыпала ее дочь после таких прогулок, тоже не давали повода для тревоги: они носили скорее медицинский характер, нежели свидетельствовали о романтическом увлечении. Но окончательно у Эллен отлегло от души, когда Пенни, как будто забыв о Тиме, заинтересовалась тем, что именовала "ведьмииыми штучками".
– Пора как следует разобраться с теми твоими предсказаниями, – заявила она как-то за завтраком. – Я хочу, чтобы ты в деталях припомнила, о чем говорила тем ребятам.
– Что ты задумала? – с любопытством спросила Эллен.
Ценой мучительных усилий Пении наконец извлекла из заднего кармана неимоверно тесных джинсов потрепанный блокнот.
– Я веду следствие, – с достоинством объяснила она. – Сосредоточься и вспоминай, а я буду записывать.
Чрезвычайно довольная тем, что интересы дочери приняли столь безобидный характер, Эллен повиновалась. Прилежно склонившись над столом и поминутно отбрасывая длинные пряди волос, спадающих на глаза, Пенни старательно строчила в блокноте.
– Это все? – спросила она наконец. – Отлично. А теперь – могу я взять машину?
– На ужин у нас будет вишневый пирог? – невинно поинтересовалась Эллен. Пенни усмехнулась.
– Вишня уже закончилась. Скорее всего, пирог придется печь с малиной. Как тебе всегда удается понять, что я замышляю?
– Просто я сама собиралась сделать это, – призналась Эллен. – Поговорить по очереди с каждым из ребят, чтобы из первых рук выяснить, что на самом деле произошло. Но ты не боишься...
– Конечно нет, – с оттенком презрения сказала Пенни. – Кроме того, судя по твоим письмам, они все чрезвычайно милые. Особенно Джойс. С нее я и начну.
– Ладно, вреда от этого не будет. Идея действительно неплохая. Когда люди видят, что кто-то записывает их слова, они непроизвольно обуздывают фантазию.
– Верно.
На этот раз Эллен поджидала дочь скорее с любопытством, нежели с тревогой. Пенни явно понравилось в саду: она вернулась, сгибаясь под тяжестью корзин с таким количеством ягод, что Эллен невольно ахнула.
– Нам никогда не съесть все это! Ты собираешься варить варенье?
– Испечем побольше пирогов к уик-энду. Этот мерзкий Морри, от которого у меня мурашки по коже, их обожает.
И Пенни энергично принялась перебирать ягоды. Наконец любопытство Эллен взяло вверх.
– Ты удачно съездила?
– Смотря что считать удачей. Джойс – просто прелесть. Мне она очень понравилась. И она просила передать тебе несколько слов.
– Неужели?
– Она сказала, что хотела навестить тебя, но побоялась навлечь на тебя еще большие неприятности. Ей жаль, что все так получилось, но... – Пенни подняла глаза. Взгляд ее был серьезным. – Она напугана. И не она одна. И мне трудно винить их. Знаешь, что во всем этом самое жуткое?
– Пруденс, – не задумываясь ответила Эллен.
– Ах да, эта... – Пенни разделалась с Пруденс одной пренебрежительной усмешкой. – Я специально зашла в аптеку, якобы для того, чтобы выпить кофе, и посмотрела на нее. Обычная психопатка. Помнишь Бет Барнс?
– С которой вы вместе играли, когда вам было всего четыре года? И которая вопила как резаная, если ты пыталась забрать свои собственные игрушки? Помню. И также помню процессы над салемскими ведьмами, казненными лишь на основании показаний нескольких истеричных молодых особ.
– Конечно, такие люди бывают опасными, – согласилась Пенни. – Но с ними все понятно. Нет, самое жуткое – то письмо, которое Чак Ятс получил из Гарварда. Ты знаешь, он повсюду таскает его с собой.
– Это неудивительно.
– Зато удивительно другое – что он вообще его получил. Сначала, когда Джойс рассказала мне, до чего этот парень тупой, я подумала, что кто-то над ним подшутил. Но он показал мне письмо.
– И?
– Оно на стандартном типографском бланке. Действительно из Гарвардского университета.
В голосе Пенни звучало какое-то странное удовлетворение.
– Я еще не видела подвеску Сью Энн, – продолжила она, – но мне ее подробно описали. Жемчуг настоящий – родители носили его к ювелиру. Никто из ребят не смог бы себе позволить такую дорогостоящую шутку.
– Ты действительно многого достигла, – с уважением произнесла Эллен.
– Вот почему мне пришлось купить всю эту кучу ягод, – объяснила Пенни. – Я должна была задобрить владельца сада. Он внезапно появился и начал орать на ребят, обзывая их бездельниками. Кстати, Джек ведь обещал приехать как раз сегодня, верно?
Эллен отнеслась к перемене темы с заметным облегчением: у нее уже не было сил обсуждать таинственные совпадения.
– Верно. Думаю, завтра он позвонит.
На самом деле, она была уверена, что Джек не станет ждать так долго, и не ошиблась: телефон зазвонил уже вечером, около десяти. И едва заслышав знакомый голос, Эллен поняла, что все минувшие недели не изменили ее чувств ни на йоту.
– Я в аэропорту, – объяснил Джек. – Не вытерпел. Что? Да, конечно, за мной прислали машину, и в данную минуту шофер расхаживает перед будкой, демонстративно поглядывая на часы, так что придется мне быть покороче. Ты можешь завтра приехать к ленчу?
– Я – с радостью. Но ты уверен, что не будешь занят? Может, лучше к обеду?
– Лучше всего и то и другое. Но при условии, что здесь и заночуешь. Я не хочу, чтобы ты возвращалась на машине так поздно.
– Тогда пусть ленч, а там посмотрим, – сказала Эллен, махнув рукой на доводы здравого смысла. – Знаешь, здесь Пенни.
– Эта чертовка? – спросил Джек, прекрасно слышавший шумное дыхание у параллельного телефона наверху. – Ну, если тебе не удастся от нее отделаться, так и быть, можешь захватить ее с собой.