Лаваль явился сюда за поддержкой. Он намеревается приступить к новому витку карьеры и выдвигает в качестве программы идею "нового Локарно" - но только без России. Англия, Франция, Италия - вполне достаточно. Новое средиземноморское Локарно. Идея, правда, пока недостаточно популярна, но уже многих заинтересовала. Нет, против Москвы она не направлена. Против Германии? Ни в коем случае! Зачем? Как раз на основе тройственных соглашений и нужно договариваться. Присутствие Муссолини как равноправного среди старых колониальных государств лишний раз продемонстрирует Гитлеру объективность подхода "Нового Локарно" к современным международным проблемам. Ведь признан же захват Италией Эфиопии. Более молодым государствам тоже нужны территории. Что тут такого?
- Боюсь, как бы Гитлер не устроил себе колонии рядышком с собственными границами. Зачем ездить далеко? Под рукой кое-что в Австрии, кое-что в Чехии, - съязвила Менар-Дориан.
- А… Вы о Судетском вопросе, мадам… - кивнул Лаваль. - Это совершенно пустой вопрос, который тоже может быть решен на основе "средиземноморского Локарно", уверяю вас.
Мадам Менар-Дориан откинулась в своем кресле, и Дворник поймал ее тяжелый пристальный взгляд на Лаваля - в нем было презрение. Потом она посмотрела на профессора и подбадривающе улыбнулась. А в глазах ее уже было сострадание.
3
Последнее время Дорн стал часто заходить в паб напротив пансиона "Меловый берег". Хозяин паба, мистер Чииз, уже дружески улыбался ему, наливая "мартини".
Дорн приветливо кивнул хозяину, взяв со стойки "хайбол" с соломинкой, на которой кокетливо сидела зеленая оливка. Занял место, с которого можно непринужденно беседовать с хозяином и одновременно незаметно поглядывать в зеркало бара - в нем через большое окно хорошо отражался вход в пансион.
- Да, "мартини" чудный, - удовлетворенно процедил Дорн, не выпуская соломинку изо рта.
- Я же смешиваю джин с красным вермутом, а обычно предлагают белый. И потом… Контрастный вкус сладковатого напитка с горькой маслиной… Как-нибудь заменю оливку маринованной луковкой, это тоже должно быть интересно.
- С удовольствием попробую, - улыбнулся Дорн, вглядываясь в фигуры выходящих из пансиона людей. Машек, обычно точный, опаздывал уже минут на пять.
- Полагаюсь на ваш изысканный вкус, сэр…
- Благодарю, - кивнул Дорн, отставляя стакан с замысловатым названием "хайбол" - ничем не отличающийся от тех граненых стаканов, что давно существовали в его студенческой ленинградской жизни. Правда, пили из них не "мартини" с оливкой или луковкой, а самый обычный крепкий чай.
Роберт Дорн в Ленинграде учился в университете на филологическом факультете на германо-романском отделении… Успел кончить только три курса. Роберт Дорн стал чекистом, советским разведчиком. Сергей Морозов - так звали его до того, как он принял сначала образ безработного немца из Южной Африки, потом надел форму штурмовика в гитлеровской Германии, а после "ночи длинных ножей", в которой уцелел чудом, с шведским паспортом как лесоторговец был направлен в Великобританию с заданием рейхсминистра Гесса - выяснить, какие политические силы могут помочь, а какие могут помешать Гитлеру в его борьбе за господство в Европе. Собственно, это был вопрос о союзниках и противниках Германии в будущей войне. Значит, это для советской разведки был вопрос о союзниках и противниках СССР в той войне, в которой Гитлер хочет разбить первое в мире государство рабочих и крестьян. Пока опасается, что один вермахт будет быстро уничтожен Красной Армией. В СССР об этом знали. Вопрос будущих союзников в антигитлеровской коалиции Дорн прояснял в Лондоне вместе со старшим опытным товарищем, Иваном Яковлевичем Багратиони, ушедшим в Англию по заданию Дзержинского еще вместе с Врангелем как белоэмигрант.
- Для сегодняшней погоды "мартини" как раз, - снова заговорил хозяин. - Не мешает согреться. Хотя многие считают, что в промозглые дни нет ничего лучше портвейна. Но портвейн - это примитивно.
Дорн согласно кивнул в ответ и опять глянул в зеркало. Вот он.
Как всегда, Машек, выйдя из пансиона, начнет озираться. Видимо, никак не привыкнет к лондонскому левостороннему движению. Дорн уже знал, что Машек осторожен до трусости. Убедившись, что машин нет ни слева, ни справа, перейдет улицу и придет в этот паб. Он всегда заказывает для своего патрона один и тот же поздний ужин: телятину, сыр, салат. Иногда спрашивает отварную рыбу, но отказывается, если рыба дорогая. Дорн уже понял: патрон Машека - человек с регламентированными расходами, значит, его нельзя подкупить. Продажные люди обычно сорят деньгами. Значит, Дворника не купишь. Это было самым главным для Дорна в профессоре, с которым он настойчиво искал контакта.
Каждый вечер профессор Дворник покидал пансион, и надолго. Дорн знал, где бывает профессор. Об этом Дорну стал сообщать Машек. Дворник посещал известные лондонские дома - салон леди Фавершем, бывал у Джонсона, настоятеля Кентерберийского собора, заглядывал к Веббам… Контакты Дворника могли поначалу показаться обычной системой светски-деловых визитов. Однако Дорн вычленил для себя в них главное: Дворник посещал тех людей, которые так или иначе могли быть связаны или были связаны наверняка с построением восточно-европейской политики Великобритании.
В Лондоне Дворник действовал весьма осмотрительно, явно не желая, чтобы кто-то догадался о его миссии.
Дорн ни разу не отметил ни одной встречи Дворника с промышленниками, биржевиками и военными. Он словно специально отсекал подозрения в том, что его интересует мнение людей, которые всегда стоят рядом с аннексиями, захватами, агрессиями - людей капитала и армии. Так Дорн сделал для себя еще один вывод, у которого имелась довольно скверная для Дорна частность: ему через Сити или биржу на Дворника не выйти.
И тогда Дорн стал искать выход на Машека. Он изучил расписание жизни этого человека - оно уместилось бы в полстранички ученической тетради. Утром Машек покупал хлеб и молоко, к вечеру после пяти заходил к Чиизу за поздним ужином для патрона, затем ловил такси. Никогда не сопровождал Дворника. Дважды побывал у портного и сапожника, еженедельно бывал у прачки. В отсутствие хозяина сидел в пансионате. Только раз был в англиканской церкви, видимо, из любопытства. В кино, театры, на концерты и выставки не ходил. Поэтому Дорн ежедневно около пяти появлялся у Чииза и выжидал. Он понял, знакомство с Машеком возможно лишь при условии, что тому внезапно понадобится посторонняя помощь. Особый расчет шел на то, что Машек осторожен до трусости. И такой случай, наконец, представился.
В тот день Машек, как обычно, сделал покупки и вышел из паба. Едва ступив на мостовую, он вдруг отпрянул назад и бросился в сторону. Дорн лишь увидел в окно паба, как промчалась красная "альфа-ромео". Дорн бросился на улицу.
В пяти метрах от входа валялась тренога, которую обычно выставляют водопроводчики при ремонтных работах. Из открытого люка виднелись голова и побелевшие кисти рук Машека. Дорн схватил его под руки и рывком вытянул на тротуар. Из лодыжки правой ноги чеха сочилась кровь.
Машек что-то лепетал, путая чешские слова с немецкими.
Дорн поволок его к своей машине. Усадил, вернулся, собрал свертки, которые уронил Машек.
- Здесь рядом, - сказал он Машеку по-немецки, - есть неплохая частная клиника. Вам необходим противостолбнячный укол. Поверьте, я имел дело с ранами, которые лишь на первый взгляд кажутся безобидными…
Врач настоятельно рекомендовал оставить пациента в стационаре хотя бы до утра. Дорн расплатился за услуги и суточный пансион, чем заслужил признательность в страдальческих глазах чеха.
- Добрый господин, не откажите еще в одной любезности: передайте записку в пансион "Меловый берег" профессору Дворнику из Праги…
Записку для Дворника Дорн передал портье.
Наутро Дорн явился в клинику пораньше и сам отвез Машека в "Меловый берег".
- Не ожидал от случайного встречного столь искреннего и бескорыстного участия, - со слезами на глазах сказал чех. - Не зайдете ли в пансион, добрый господин Дорн?
Дорн улыбнулся:
- Вы не совсем правы, господин Машек. Моя помощь вам входит в мои служебные обязанности. Мне поручена безопасность господина профессора. - Дорн сделал паузу. - И ваша, Машек, тоже. Только об этом господин Дворник не должен знать. Это приказ Праги. Вам же, господин Машек, надлежит помогать мне. Поэтому я должен знать о каждом шаге вашего патрона. - Машек изумленно смотрел на Дорна. - Именно поэтому я не могу принять вашего любезного приглашения. Вы меня поняли, господин Машек?
Дорн уже тогда твердо решил: он встретится с Дворником, человеком, ищущим гарантий суверенитета своей родины - союзницы Франции и СССР, - когда тот окончательно запутается в британской дипломатической демагогии.
4
Дворник рассматривал развешанные по стенам чертвелльской гостиной акварели. Под пейзажами с видом канадского озера Онтарио стояло факсимиле Уинстона Черчилля.
Миссис Клементина не без гордости объяснила:
- Да, эти картины писал муж. К живописи сэр Уинстон пристрастился еще в молодости, случайно. Но будь он меньше занят политикой, безусловно, в искусстве достиг бы успеха.
- И немалого, - польстил Дворник, - но пострадала бы политика Британии…
Сэр Уинстон появился внезапно - свежий и улыбающийся. Он только что поднялся с постели. С давних времен, когда был молодым лейтенантом и принимал участие в военных действиях испанской армии на Кубе, он перенял у испанцев привычку отдыхать днем в постели и пришел к выводу, что это полезная привычка. Пока Клементина оставалась в гостиной, Черчилль рассказывал визитеру о своем личном вкладе в усадебное хозяйство Чертвелла.
- …Мой бассейн оборудован теперь новой обогревательной системой, и гости могут в нем плавать в любую погоду. Вы не увлекаетесь? А вам показали моих свиней? На последней выставке скота мои свиноматки взяли несколько призов. Хотите взглянуть? - И довольно посмеивался, тряся тройным подбородком.
Но едва Клементина вышла, сразу посерьезнел:
- Вы уполномочены Бенешем? - спросил прямо. - Надеюсь, я говорю не с частным лицом? Вы ищете гарантов? И считаете одним из таких гарантов меня?
- Бесспорно, сэр.
Черчилль самодовольно улыбнулся.
- У вас есть к тому основания, - сказал он одобрительно. - Не скрою, я уже внес некий вклад в решение судетской проблемы в пользу Чехословакии. Они могли уже договориться в прошлом году. Я имею в виду Гитлера и наш кабинет, правительство Болдуина. И тогда сейчас нам с вами было бы просто не о чем разговаривать. Готовилась встреча Гитлера и Болдуина, основной целью которой - подумать только! - Черчилль сокрушенно покачал головой, - было два момента. Во-первых, как действенней оказать давление на пражское правительство, чтобы заставить его прислушаться к требованиям партии судетских немцев и выполнить их в целом. А во-вторых, заставить ведущие европейские государства, то есть прежде всего Францию, связанную с вами военным договором, отказаться от любых шагов, препятствующих разрешению проблемы Генлейн-Бенеш и проблемы Гитлер - Шушниг в пользу Германии. Тогда мне удалось убедить кабинет, в котором еще были мои единомышленники, Идеи, Остин Чемберлен, считающий своего брата Невиля ослом… Мне удалось убедить кабинет более трезво взглянуть на последствия подобных переговоров. Они поняли - для них урок Рейна не прошел даром, - что с Гитлером нельзя быть равным в переговорах. - Черчилль, конечно, не мог сказать Дворнику, что неуверенность в переговорах с Гитлером порождалась прежде всего недостаточным уровнем вооружения Англии и что он, Идеи, Остин Чемберлен и Эмери прямо заявили, что переговоры с Гитлером будут возможны и необходимы действительно только тогда, когда Англия закончит свою широкую программу вооружений и тем укрепит внешнеполитические позиции. Но сейчас в разговоре с Дворником он объяснял свою позицию морально-этической невозможностью переговоров "отцов" демократии с диктатором.
- Гитлер - это пират, который обманом берет на абордаж. Уверяю вас, я сделал все что мог. Кто может лучше… - добавил он по-латыни и улыбнулся плутовской улыбкой. - Убеждать нынешнего премьера Невиля Чемберлена… - Он усмехнулся. - Невиль считает, что можно ездить верхом на тигре. Я служил в Индии и знаю - это невозможно. Даже Маугли, хозяин джунглей, ни разу не оседлал Шер-Хана, правда, шкуру с него все же снял в итоге. - Опять неискренний, даже злой смешок. - Напомню, Шер-Хан был врагом Человека, хозяина джунглей. Но джунгли боялись и Шер-Хана. Так сказано у Киплинга. Впрочем, то, что сейчас делает Чемберлен, это прямая организация войны Гитлера с Россией… Я не сторонник большевизма, но… В эту войну будет втянуто слишком много стран, народов и правительств. И это не может не волновать… Но я уже сделал все, чтобы война с красной опасностью не затронула вашу страну. Болдуин понял, Чемберлен понять не хочет, что любые отношения с Гитлером, уступки ему неотвратимо повлекут за собой его новые требования. Не могут же эти требования длиться бесконечно…
- Следовательно, - сказал Дворник, - ваша точка зрения, сэр: никаких уступок Генлейну? Но на этих уступках постоянно настаивают официальные лица.
- А при чем тут Генлейн? - удивился Черчилль. - Я говорил о Гитлере. Кстати, чем сами-то вы располагаете? Ваше мнение?
У Дворника сложилось впечатление, что Черчилль не склонен искренне говорить с ним, обстоятельно обсуждая вопрос. И Дворник задумал маленькую месть. Конечно, сэр Уинстон - известный любитель произносить длинные монологи, но и он, профессор Дворник, умеет "держать время".
- Я привержен Версальской системе. И я хотел бы напомнить прежде всего, что в административном делении Чехословакии, определенном все тем же международным соглашением, не существует такой административно-территориальной единицы, как Судетская или, если угодно, судето-немецкая область. Есть просто пограничные с Германией районы, населенные преимущественно немцами. Преимущественно - подчеркиваю. Однако там же проживает значительное число чехов. Территория так называемой Судетской области - исконно чешская территория и никогда не входила в состав Германии. Почему наше государство должно терять ее? К тому же это высокоразвитый в промышленном отношении район, там находятся крупнейшие предприятия химической, легкой промышленности, там крупная сырьевая база, я уже не говорю об известных на весь мир курортах…
- Да, - крякнул Черчилль. - И как военный я могу добавить: вы должны дорожить этими укрепленными районами. Как я понимаю, именно там проходит основная линия ваших западных долговременных укреплений… - И проследил за реакцией гостя. - Но при чем тут Генлейн? Вы справедливо опасаетесь германской агрессии. Действительно, эта агрессия может спровоцировать всеобщую войну. И тут я ваш. - В сторону Дворника последовал театральный жест. - Но Генлейн? Чем грозит Генлейн? Наши шотландцы из века в век говорят о своей национальной самостоятельности. Очевидно, им это необходимо для кровообращения. Однако реальной опасности… Ну, а их право мыслить образцами рейха, издавать газеты геббельсовского толка… Это же все слова, слова, слова… Свобода слова - великое завоевание демократии. Почему же Бенеш не хочет дать судетским немцам их конституционное право?
- Генлейн требует не только свободы нацистской пропаганды, - возразил Дворник. - Он требует автономии Судет вплоть до отделения.
Черчилль помолчал, собираясь с мыслями, и опять начал издалека:
- Видите ли, сэр… Я понимаю вашу озабоченность судьбой родины. Понимаю вас как выразителя интересов чехословацкого населения этой части Европы. Признаюсь, я выслушивал и иную точку зрения. И так же был вынужден признать ее правоту, выражающую озабоченность судьбами немецкого населения… вашей страны. Не скрою, я несколько раз говорил с Генлейном. В принципе, его требования, на мой взгляд, не слишком должны шокировать президента Бенеша, ибо основной своей целью Генлейн считает борьбу с красной опасностью… Я даже полагаю, тут должны смыкаться интересы правительства и той партии, которую представляет Генлейн. Остальные же его требования тоже, на мой взгляд, достаточно разумны и умерены. Он является самым горячим сторонником умиротворения всех острых проблем, которые сегодня стоят перед странами Восточной Европы. Я считаю, что все проблемы Восточной Европы могут быть решены, если государства этого региона постараются наиболее трезво подойти к их совместному решению. Я, разумеется, не навязываю свою точку зрения. Но, кстати, Генлейн мог бы участвовать в этих переговорах. Я нашел его более приятным и разумным, нежели мог надеяться до встречи с ним.
"Болдуин оказал мне неплохую услугу, - думал Черчилль, - помешав втянуться в дурацкую путаную политику нынешнего кабинета. Я даже не могу объяснить ее, исходя из простых человеческих понятий и категорий. И уж тем более не могу объяснить эмиссару дружественного правительства, что персона нон-грата в Праге, Генлейн, дал понять мне и Ванситарту: судетские немцы главной своей целью считают вовсе не автономию нацменьшинств, а полное присоединение Чехословакии к рейху - как единственное радикальное решение судето-немецко-чешского конфликта… А мы при этом, я и Ванситарт, почти соглашались! Я не могу ему сказать, что, вероятно, Англия даже окажет помощь Германии, если на пути захватов Гитлер встретит вооруженное сопротивление Советов. Этот вариант вообще устроит их всех. Сейчас политическая конъюнктура неизмеримо хуже прошлогодней. Не говорить же об этом Дворнику! Чемберлен последние месяцы прямо-таки удила закусил поскорее "умиротворить" Гитлера. Такие люди, как этот профессор, и не представляют, в какой рудиментарный орган превращается у профессионального политика совесть!"
Черчиллю даже стало жаль неискушенного ученого-богослова. Он собирается бороться с Гитлером, но ему Гитлера не победить. "Я сам только недавно понял, какую опасность представляет Гитлер именно для Британии, - думал Черчилль. - Прежде мне даже импонировали в Гитлере и головокружительный политический успех маленького, неродовитого, небогатого человека, и его программа злейшего врага коммунизма. Но если бы Гитлер ограничился только пропагандой и подготовкой священной войны против России… Только очень недалекие люди, типа Чемберлена, могут полагать, что на русском походе Гитлер завершит свою программу. И тут начинается двойственность. Нам, и мне тоже, не чужда идея антибольшевистского похода… Но нельзя забывать, Гитлер с легкостью повернет на Запад, особенно если разгромит Сталина. Если случится последнее, не останется ни единого фактора, сдерживающего пирата. Но чтобы он пошел на Москву, ему нужен чешский плацдарм, - и тут такие дураки, как Чемберлен, не думая о будущем, помогут "фюреру всех немцев" заполучить его".
- Послушайте, профессор, - наконец сказал Черчилль, - а не кажется ли вам, что мы присутствуем при рождении очередного "драг нах остен", известного Европе со времен крестоносцев? Может быть, попытки договориться всем вместе - вашему правительству, Шушнигу, Беку, Титулеску, Генлейну, Зейсс-Инкварту, Гитлеру - приведут к тому, что станет видна цель, и малые страны Восточной Европы, пропустив через свои территории на Восток вермахт, смогут и дальше жить спокойно и самостоятельно?
- Все, кто шел на Восток, потом считали дорогу своей усадьбой, - ответил Дворник хмуро. - Если вам угодны исторические параллели.