Мозг ценою в миллиард - Лен Дейтон


Содержание:

  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - Лондон - Хельсинки 1

  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ - Лондон 6

  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - Хельсинки 11

  • ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - Ленинград - Рига 17

  • ЧАСТЬ ПЯТАЯ - Нью-Йорк 24

  • ЧАСТЬ ШЕСТАЯ - Сан-Антонио 31

  • ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ - Нью-Йорк 37

  • ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ - Лондон 40

  • ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ - Хельсинки - Ленинград 45

  • ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ - Лондон 51

  • ПРИЛОЖЕНИЕ 1 - Советские военные округа 55

  • ПРИЛОЖЕНИЕ 2 - Советская разведка 55

  • ПРИЛОЖЕНИЕ 3 - Частные разведывательные организации 56

  • Примечания 56

Лен Дейтон
Мозг ценою в миллиард

Весна - красна девица,
лето - мать,
осень - вдова,
зима - мачеха.

Русская пословица

Две мифические страны - Калевала и Пойхола - ведут бесконечную войну. Каждой хочется заполучить волшебную мельницу, которая мелет соль, зерно и деньги. И то, что она мелет, никогда не кончается. Самый главный в этой войне - старик Вайнамойнен. Он колдун и мудрец, а еще музыкант, играющий мелодии на щучьих костях. Вайнамойнен добивается руки прекрасной девушки Айно, но она предпочитает утопиться, нежели выйти замуж за старика.

Из финского народного эпоса

Говорят, что мистер Поль Гетти как-то сказал, что нынче миллиард долларов уже не стоит того, что раньше.

Нубар Гульбекян

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Лондон - Хельсинки

Вверх-вниз, лентяйка мисс.
У парня новый хозяин…

Детский стишок

1

Сегодня мне исполнилось сто лет.

Я брился и в безжалостном свете лампочки видел в зеркале ванной старое усталое лицо. Конечно, можно было утешить самого себя тем, что такое же лицо и у Хамфри Богарта. Но он обладает еще и париком, полумиллионом долларов в год и дублером, который выполняет за него рискованные трюки. Я смазал порезы на лице. В странной перспективе зеркала мазок крема на щеке напоминал белый след ракеты над оборотной стороной луны.

Стоял февраль, и за окном шел снег - первый снег этого года. Расторопный агент по связям с публикой мог бы его преподнести журналистам как сенсацию. Снег искрился и плыл в воздухе, оседал на волосах девушек. Он был рассыпчатый и хрустящий, как свежие кукурузные хлопья к завтраку, посыпанные сахаром. Не было ничего общего между этим неестественно белым снегом и той дрянью, которая вызывает истерику у служащих Британской железной дороги. Этим утром, в понедельник, снег сминался под каблуками ботинок и высился белыми пирамидами вдоль стен конторы на Шарлет-стрит, где я работал.

Я бросил Алисе свое "доброе утро", и получил в ответ "да не топчитесь же!.." Это прекрасно отражало характер наших взаимоотношений.

Наша контора на Шарлет-стрит - это старая скрипучая трущоба. Обои на стенах пузырятся, в полу торчат металлические заклепки, потому что половицы починить уже невозможно. На лестничной площадке первого этажа висит табличка: "Комнаты для монтажа кинофильмов", а под ней - рисунок земного шара. Африка на этом рисунке, на мой взгляд, слишком узка. Из-за дверей обычно слышно, как работает кинопроектор, и сильно пахнет клеем для кинопленки. Следующая лестничная площадка была недавно покрашена зеленой краской. На одной из дверей - бланк с загнутым уголком, на котором написано: "Б. Айзекс, театральный портной". Одно время это казалось мне очень забавным.

Я слышал, как за моей спиной, пыхтя, поднималась по лестнице Алиса с банкой растворимого кофе. Из диспетчерской доносился рев духового оркестра. Долиш, мой начальник, постоянно жаловался на шум от этой пластинки, но справиться с диспетчерами не могла даже Алиса.

- Доброе утро, - сказала моя секретарша Джин, рослая девушка лет двадцати пяти. Ее лицо всегда так спокойно, словно она принимает нембутал, а высокие скулы и тщательно уложенные черные волосы делают ее красивой безо всяких дополнительных ухищрений. Временами я думал, что влюблен в Джин, а временами казалось, что это она влюблена в меня. Но эти времена, к сожалению, никогда не совпадали.

- Хорошая была вечеринка? - спросил я.

- Думаю, вам она понравилась. Когда я уходила, вы пили пиво, стоя на голове.

- Не преувеличивайте, Джин. Почему вы сбежали домой без предупреждения?

- Пришло время кормить двух моих кошек. К тому же в полтретьего ночи я определенно привыкла ложиться спать.

- Жаль, - вздохнул я.

- Бывать на вечеринках с вами значит оставаться там в одиночестве. Вы усаживаете меня, обходите всех приглашенных, с каждым болтаете, а потом удивляетесь, почему это я с ними не перезнакомилась.

- Но сегодня вечером, - сказал я, - мы пойдем ужинать вдвоем - вы и я. В какое-нибудь тихое местечко.

- Не будем рисковать. Вечером я сама приготовлю дома юбилейный ужин - ваши любимые блюда.

- В самом деле?

- Если вы не против их отведать.

- Обязательно приду, - пообещал я.

- Да уж лучше не отказываться. - Она небрежно чмокнула меня и добавила: - Счастливого дня рождения.

Потом поставила на стол стакан воды и положила на мою промокашку две таблетки "Алка-Селтер" - отличного средства от изжоги.

- Сразу бы положили в воду, - проворчал я.

- Я побоялась, что вы не перенесете шума лопающихся пузырьков. - Она открыла корзинки для входящих и исходящих бумаг и принялась за огромную кипу корреспонденции.

К середине дня мы не очень-то продвинулись с работой, и я сказал:

- Мы даже со "входящими" не разобрались…

- Можем завести корзину "незаконченных дел"…

- Типично по-женски, - сказал я. - Лучший способ решить проблему - переименовать ее. Вы не можете сами просмотреть часть этих бумаг и передать их без меня?

- Я уже сделала это…

- Тогда отберите те, где помечено "только информация", завизируйте и передайте дальше. Это даст нам передышку.

- Так и будем обманывать сами себя?

- А вы придумайте что-нибудь получше.

- Я думаю, надо получить письменное указание из Организации. Тогда мы хоть будем уверены, что занимаемся только теми делами, которыми должны заниматься. А в этой корзине наверняка много бумаг, которые нас не касаются.

- Любовь моя, иногда мне кажется, что ни одно из этих дел нас не касается.

Джин посмотрела на меня отсутствующим взглядом, что могло означать неодобрение. Но скорее всего, она думала о своей прическе.

- В честь дня рождения идем в тратторию, - объявил я.

- Но я ужасно выгляжу…

- Конечно, - согласился я.

- Мне нужно причесаться. Дайте мне пять минут.

- Даю вам шесть! - Я был щедр. Она действительно думала о прическе.

Мы позавтракали в траттории "Терацца": домашняя лапша по-карбонарски, мозговая кость, кофе. В течение всего ленча - Пол Роджер. Марио поздравил меня с днем рождения и поцеловал Джин, чтобы подчеркнуть торжественность момента. Он щелкнул пальцами. Появился ликер. Я щелкнул пальцами, и снова зазвучал Пол Роджер. Так мы и сидели, пили шампанское с ликером "Стрега", щелкали время от времени пальцами и пытались постичь абсолютную истину и уверовать в собственную безграничную мудрость. Вернулись в контору в 3.45, и я впервые осознал, как опасен линолеум на лестнице.

Когда я входил в кабинет, селектор жужжал, как пойманная в кулак муха.

- Да? - сказал я.

- Немедленно, - потребовал Долиш.

- Немедленно, сэр, - осторожно отозвался я.

Мой начальник Долиш занимал единственную в здании комнату с двумя окнами. Она была удобной, однако сверх меры заставленной не слишком ценной антикварной мебелью. Пахло отсыревшим пальто. Долиш был педантом и всегда выглядел как коронер короля Эдуарда. Тусклые волосы тронуты сединой, длинные тонкие руки. Читая, он водил кончиками пальцев по странице, как будто осязание помогало лучше понимать текст.

Он взглянул на меня из-за стола.

- Это вы падали на лестнице?

- Я споткнулся, - сказал я. - Снег налип на ботинки.

- Конечно, мой мальчик, это снег, - усмехнулся Долиш. Мы оба уставились в окно: снег пошел еще сильнее, ветер гнал его по улице и большие белые хлопья неслись вдоль сточной канавы.

- Я сейчас готовлю премьер-министру очередное дело № 378. Ненавижу эти дела по урегулированию - на них слишком легко подскользнуться.

- Это верно, - сказал я и обрадовался, что мне не придется это дело подписывать.

- Как вы думаете, - спросил Долиш, - этот парень ненадежен?

Дело № 378 было периодическим обзором лояльности "закрытых" особ - всяких важных химиков, инженеров и т. д. Я знал, что Долишу просто необходимо поразмышлять вслух, поэтому только хмыкнул в ответ.

- Вы же знаете, кто меня беспокоит. Вы знаете его.

- Никогда не занимался его делом. - Пока еще молено было выбирать, я постарался ясно дать понять, что ничего не знаю. Мне было известно, что у Долита имелась еще одна неприятная бомбочка под названием "Дело № 378, подраздел 14" - дело профсоюзных боссов. Прояви я малейшую заинтересованность, и оно окажется на моем столе…

- Что лично вы думаете о нем? - спросил Долиш.

- Способный молодой студент. Социалист. Получил диплом с отличием и очень доволен собой. Однажды утром он проснется обладателем замшевого жилета, двух детишек, работы в рекламном агентстве и закладной на 10 тысяч в Хемпстеде. Подписан на "Дейли Уоркер", так что может со спокойной совестью читать "Стейтсмен". Вполне безобиден. - Я надеялся сойти за неумелого болтуна.

- Очень хорошо, - сказал Долиш, переворачивая страницы досье. - Мы дадим вам эту работу.

Я никогда не полажу с боссом.

Долиш начертал распоряжение на первом листе дела и швырнул папку в корзину "Исходящие".

- Есть еще одна проблема, - сказал он, потянулся за тонкой папкой, открыл ее и прочитал имя:

- Олаф Каарна. Вы его знаете?

- Нет.

- Журналисты, имеющие высокопоставленных неосторожных друзей, называют себя политическими комментаторами. Каарна - один из них. Его информация пользуется авторитетом. Сам он - финн. С комфортом.

Последним словечком Долиш пользуется, чтобы подчеркнуть высокие личные доходы.

- Тратит уйму времени и денег для сбора сенсационной информации. Два дня тому назад он обратился к сотруднику нашего посольства в Хельсинки. Просил подтвердить пару мелких технических деталей для статьи, которую намерен напечатать в следующем месяце в "Кансан уутисет". Это левая газетенка. Если найдется что-то, способное нанести нам ущерб, то именно она может зажечь фитиль. Конечно, мы не знаем, что раскопал Каарна, но он утверждает, что имеет доказательства, будто бы британская разведка проводит в Северной Европе широкомасштабную операцию с центром в Финляндии.

Долиш улыбнулся, произнеся эту тяжеловесную фразу, и я улыбнулся тоже. Предположение, что Росс в Военном министерстве руководит огромной шпионской сетью, было весьма забавно.

- А что ответил ему сотрудник посольства?

- Бог его знает, - отмахнулся Долиш. - Но это дело надо выяснить. Несомненно, Росс пошлет кого-нибудь из своих. Министерство иностранных дел тоже в курсе, и вряд ли О’Брайан проигнорирует возникшую ситуацию.

- Это напоминает мне вечеринку, где все принимаются обсуждать ту девушку, которая ушла первой.

- Именно, - подтвердил Долиш. - Вот почему я хочу, чтобы вы отправились туда уже завтра утром.

- Минутку, - сказал я. Масса причин делала мой отъезд невозможным, но алкоголь еще туманил мой мозг. - Паспорт. Получим ли мы его в Министерстве иностранных дел или срочно затребуем у военного ведомства, в любом случае мы себя обнаружим. Они нас задержат, если захотят.

- Загляните к нашему другу в Элдгейте, - подсказал Долиш.

- Но сейчас уже полпятого вечера…

- Точно, - Долиш был непробиваем. - А ваш самолет вылетает в 9.50 утра. У вас в запасе еще 16 часов.

- Кроме того, я переутомился. - Это был мой последний довод.

- Переутомление - это просто состояние ума. Над некоторыми заданиями вы работаете гораздо больше, чем надо, над другими - наоборот. Нужно быть беспристрастнее.

- Но я даже не знаю смысла моей поездки в Хельсинки.

- Повидайте Каарна. Расспросите его о статье, которую он готовит. В прошлом он наделал глупостей - покажите ему пару страничек из его досье. Он будет благоразумен.

- Пригрозить ему?

- Великий Боже, ни в коем случае. Сначала пряник, потом - кнут. Если понадобится, купите его статью. Он вряд ли откажет.

- Это вы так считаете. - Я старался не показывать своего волнения. - В этом здании найдется по меньшей мере шесть человек, которые неплохо справятся с этой миссией. Даже если она и не так проста, как вы уверяете. Я же не говорю по-фински. У меня нет там близких друзей, я не знаю страны и не читал ни одного из связанных с этим дел. Почему же именно я должен туда ехать?

- Вы, - сказал Долиш, снимая очки и заканчивая дискуссию, - меньше других боитесь холода.

Старая Монтагю-стрит - это маленький грязный кусочек владений Джека-потрошителя в Уайтчэпел. Темные бакалейные лавки, непременные бочки с селедкой, магазин, где продается птица для еврейских праздников, ювелирные магазинчики. Развалины. Трущобы. Тут и там разбросаны свежевыкрашенные лавки с арабской вязью на вывесках - свидетельство новой волны обездоленных иммигрантов, наводняющих гетто. Три темнокожих малыша ездят кругами, быстро крутя педали старых велосипедов… За жилыми домами - снова магазины. В окне типографии - засиженные мухами образцы визитных карточек. Буквы полиняли и приобрели бледно-пастельный цвет, а сами карточки пересохли и висят на свету с закрученными углами. Велосипеды оставили на тонком снежном покрове замысловатые следы.

Дети наблюдали, как я вошел в типографию. Дверь перекосилась и открывалась с трудом. Над моей головой забренчал колокольчик, с которого посыпалась пыль. В маленькой передней стоял старый прилавок со стеклянной крышкой. Под стеклом - образцы различных материалов и деловых визитных карточек. На полке пылились пачки бумаги, всякая канцелярская мелочь, объявление, гласившее: "Мы принимаем заказы на штампы", и засаленный каталог.

Когда смолкли отзвуки колокольчика, из задней комнаты донесся женский голос:

- Это вы звонили по телефону?

- Да, я.

- Поднимайся, милок…

Затем очень громко и отнюдь не так любезно женщина крикнула:

- Он здесь, Санни.

Я обошел прилавок и поднялся по узкой лестнице.

Сквозь грязные окна задней комнаты я увидел двор, заваленный сломанными велосипедами и ржавыми ваннами, припудренными снегом. Комната показалась мне несоразмерно маленькой. Я попал в дом, построенный для гномов.

Санни Сонтаг работал наверху. Его комната казалась чище других, хотя хлама в ней было еще больше. Значительную ее часть занимал стол с белой пластмассовой столешницей, на котором стояли банки из-под джема с пуансонами, иглами и ракелями, гравировальными инструментами с деревянными ручками размером с ладонь и два блестящих оселка для работы с маслом. Вдоль стен располагались пронумерованные коричневые картонные коробки.

- Мистер Джолли, - сказал Санни Сонтаг, протянув мягкую белую руку, пожатие которой оказалось неожиданно сильным, как тиски. Я познакомился с Санни, когда он подделал для меня паспорт Министерства общественных работ на имя Питера Джолли. С тех пор, глубоко веря в собственное рукоделие, бывшее смыслом его жизни, он всегда звал меня "мистер Джолли".

Санни Сонтаг был неопрятным мужчиной среднего роста. Он носил черный костюм, черный галстук и черную шляпу с загнутыми полями. Шляпу он, по-моему, не снимал никогда. Под распахнутой курткой - серый кардиган ручной вязки со спущенной петлей. Когда он поднялся и подтянул кардиган, я увидел, что тот распустился еще больше.

- Привет, Санни, - сказал я. - Извини за поспешность.

- Ничего. Постоянный клиент заслуживает особого внимания.

- Мне нужен паспорт, - сказал я. - Для поездки в Финляндию.

Он напомнил хомяка в деловом костюме, когда, подняв подбородок и сморщив нос, пару раз повторил слово "Финляндия". Раздумывая, он бормотал: "Скандинавский паспорт нельзя - слишком легко проверить регистрацию. Нельзя и паспорт страны, в которой требуется виза на въезд в Финляндию, потому что у меня нет времени сделать вам визу". Быстрым движением он пригладил усы. "Западная Германия… нет…" Бормоча и морщась, он осматривал свои полки, пока не нашел большую картонную коробку. Локтем освободил место на столе и вытряхнул все ее содержимое. Это оказались несколько дюжин старых паспортов. Некоторые из них были разорваны, были паспорта с отрезанными углами, а от некоторых вообще остались разрозненные страницы, перехваченные резинкой.

- Этот хлам - для "раскурочивания", - объяснил Санни. - Я вынимаю из них страницы с нужными визами и подлечиваю их. Но это для дешевых подделок, для вас они не годятся. А вот где-то здесь у меня была прекрасная маленькая Республика Ирландия. Если вам понравится, то через пару часов все будет готово.

Он быстро просмотрел искалеченные документы и извлек ирландский паспорт. Я протянул ему три бледные фотографии. Санни внимательно рассмотрел их, достал из кармана записную книжку, поднес к глазам и прочитал микроскопическую запись.

- Демпси или Броуди, - сказал он. - Что вам больше нравится?

- Мне все равно.

Он опять подтянул кардиган, из которого вылезла длинная шерстяная нитка. Санни быстро намотал ее на палец и оборвал.

- Тогда пусть будет Демпси. Мне больше нравится эта фамилия. Как насчет Лайама Демпси?

- Просто великолепно!

- Я бы не стал говорить с ирландским акцентом, мистер Джолли, - укоризненно сказал Санни. - Он очень труден, ирландский акцент.

- Я пошутил, - улыбнулся я. - Человек с таким именем, как Лайам Демпси, и театральным ирландским акцентом получит все, что ему положено.

- Вот это правильно, мистер Джолли, - одобрил Санни.

Я заставил его повторить это имя несколько раз. Он хорошо разбирался в именах, а мне не хотелось бы перевирать собственную фамилию. Я встал к мерной линейке у стены, и Санни записал мой рост: 5 футов и 11 дюймов. Потом приметы - голубые глаза, шатен, смуглый цвет лица, видимых шрамов нет.

- Место рождения? - спросил Санни.

- Кинсейл?

Санни громко засопел, выражая несогласие.

- Никогда. Такое маленькое местечко… Слишком опасно. - Он втянул воздух через сжатые зубы. - Фиаско, - сказал с жалостью.

Я немного поторговался, но потом согласился.

- Ладно. Фиаско, - сказал я.

Он прошелся вокруг стола, неодобрительно хмыкая и приговаривая:

- Слишком опасно - Кинсейл, - как будто я пытался перехитрить его.

Дальше