- Женщины, все как одна, спокойны, неподвижны, со своими прическами и детьми. Спокойны. Очень спокойны. Как трава перед грозой. Перед ними будут проноситься другие мужчины, кто угодно, эти мужчины тоже будут пылать, но женщины останутся неподвижны и спокойны. - Он опять принялся что-то искать в карманах. - Что они делают со всеми деньгами? Моя жена глотает деньги, как соленый арахис, и никак не может насытиться. Деньги, деньги, деньги… Она больше ни о чем не думает.
- Что это? - спросил я.
- Лапка кролика. Говорят, она приносит удачу, - объяснил Харви, протянув мне жалкий высохший кусочек меха на косточке.
- Расскажи это кролику.
Харви кивнул. Он вытащил из бумажника помятую фотографию Сигне и посмотрел на нее. Наверное, чтобы удостовериться в ее существовании.
- Я должен поговорить с ней еще раз, - заявил он, повернув фото ко мне, чтобы показать, кого имеет в виду. - Она кричала, что больше не любит меня, но я знаю, что любит. Я увижу ее в Хельсинки и уговорю.
Я кивнул головой, но без энтузиазма.
- Тебе этого не понять, - сказал Харви. - Такое случается только раз в жизни. Ты посмотри, какие у нее волосы, какие гибкие руки, какая нежная кожа. Она - сама молодость.
- Это было у каждого из нас, - прервал я его восторги.
- Но не так.
- Не знаю…
- Я говорю серьезно, - перебил меня Харви. Очень мало, кто обладает этим качеством - молодостью, этим секретным достоинством. Меня самого это пугает. Она нежная, доверчивая, ранимая. Она - как раненый зверек. Я осмелился заговорить с ней лишь через несколько недель после того, как увидел в первый раз. Я возвращался домой и молился Богу, чтобы она полюбила меня. Пожалуйста, Боже, заставь ее полюбить меня. Пожалуйста, Боже, я тебя больше никогда ни о чем не попрошу, если ты заставишь ее меня полюбить. Даже сейчас, когда я ее вижу, то стою и смотрю на нее, как фермерский сынишка на высотные здания. В первый раз я увидел Сигне, когда она выходила из обувного магазина, пошел за ней и узнал, где она работает. Я слонялся рядом во время перерыва на завтрак и наконец однажды в ресторане заговорил с ней. Даже сейчас не могу поверить, что она полюбила меня. Я не могу в это поверить.
Харви отпил кофе.
Я вспомнил скептицизм Долиша и почувствовал удовлетворение от того, что прав в этом споре оказался я.
- Невинность, - сказал Харви. - Вот главное, что у нее есть, понимаешь? Для невинного все возможно. В его памяти не зафиксировано опыта, подсказывающего, что возможно не все. Понимаешь, невинность - это уверенность в том, что все позволено, а опыт - знание того, что уже запрещено.
- Опыт - это метод подтверждения предрассудков, - высказал я сомнительный афоризм.
- Нет, - возразил Харви. - Когда ты в последний раз обращался к своему опыту? Когда сомневался в своих шансах на успех. Не так ли?
- Выпей еще кофе, - сказал я.
Спорить с Харви было бесполезно. Он не понимал никаких доводов.
- У тебя маниакальная депрессия, Харви, - сказал я вполне серьезно, - причем в обостренной форме.
- Да, - ответил Харви, - я действительно болен.
- Болен? - переспросил я.
- Ты улыбаешься, а ведь у меня очень высокая температура.
- Откуда у тебя температура?
- У меня с собой градусник, вот откуда. Хочешь, я измерю ее снова?
- Нет, на кой черт мне это?
- Хорошо, что сам ты бодр и здоров. А измерю просто на тот случай, если со мной что-то случится.
- Если ты действительно плохо себя чувствуешь, я вызову врача.
- Нет, нет, я здоров. Я абсолютно здоров, - он сказал это тоном, который подразумевал, что Харви готов умереть на боевом посту.
- Ну, как тебе угодно, - сказал я.
- Просто в таком состоянии легко можно слечь в постель. Иногда я ужасно себя чувствую.
Харви снова потянулся к бутылке "Лонг Джона" и посмотрел на меня. Я кивнул, и он налил нам по полстакана виски и выпил залпом свою дозу.
- Эта девушка, - завел он снова свою шарманку, - ты даже не представляешь, что ей пришлось пережить.
- Так расскажи, - предложил я.
- Ну, - начал Харви, - хотя отец Сигне и не получил международного признания, именно он стоял за спиной создателей атомной бомбы. Его ум. А после войны это все на нем сказалось. Он чувствовал вину перед человечеством и стал очень замкнутым. Все, что ему хотелось, - это слушать Сибелиуса. Это было довольно богатое семейство, и поэтому он мог позволить себе многое. Допустим, нанять хороший оркестр, привезти его в свой огромный дом в Лапландии и слушать Сибелиуса. Днем и ночью. Иногда в доме не оставалось еды, а оркестр все играл и играл. Наверное, все это было ужасно, тем более что мать Сигне жила только при помощи аппарата для искусственного дыхания. Можешь такое представить?
- Запросто, - сказал я. - Запросто.
Харви продолжал болтать, заодно расправляясь с моими запасами спиртного. В девять часов я предложил пойти куда-нибудь поесть.
- Свари яйцо, - сказал он. - Мне не хочется есть.
Я достал из холодильника немного мяса и пиццу, а Харви тем временем что-то наигрывал на моем стареньком рояле. Он знал всего несколько песенок, причем весьма странных: "Две маленькие девушки в голубом", "Зеленая одежда", "Я заберу тебя домой, Катлин" и "Не хочу играть в твоем саду". Он пропел каждую из них до конца старательно и сосредоточенно. В трудных местах закрывал глаза, а его голос опускался до шепота, затем снова поднимаясь и доходя до хриплого рева. Когда я принес еду, Харви поставил тарелку на рояль и взял несколько аккордов, чавкая и не переставая говорить.
- Сделай мне несколько одолжений, - сказал он.
- Валяй.
- Первое. Можно мне сегодня поспать на твоей софе? Кажется, за мной следят.
- Ты не привел за собой "хвоста"? - с тревогой спросил я. - Ты уверен, что никого не притащил за собой к моему дому?
Я вскочил с места и принялся нервно ходить по комнате. Я так вошел в роль, что это, судя по всему, убедило Харви в моем неведении.
- Боже мой, нет, - воскликнул он. - Я избавился от них. Не волнуйся. Я ушел от преследования, но они знают, в какой гостинице я остановился. Если я вернусь туда, они снова сядут мне на хвост.
- Хорошо, - неохотно согласился я. - Но ты уверен, что тебя не выследили?
- Наверное, это люди Мидуинтера. Но они и так знают, где ты живешь, так что это не имеет значения.
- Это вопрос принципа, - пояснил я.
- Да, - сказал Харви. - Спасибо.
- Я оставлю тебя здесь, а сам уеду около одиннадцати, - сказал я. - Мне предстоит работать всю ночь.
- Что-то случилось?
- Нет, - соврал я. - Просто ночное дежурство. Меня назначили, пока я был в отъезде. Вообще нам, работающим на полставки, достается все самое худшее. Я вернусь примерно в полдень. Ты еще будешь?
- Мне бы хотелось остаться дня на три.
- Нет проблем, - сказал я. - Это меня устраивает.
Харви взял минорный аккорд.
- Что касается Сигне, - сказал Харви. - Знаешь, она очень уважает тебя.
Я не обратил внимания на эту заявку.
- Мне бы хотелось, чтобы мы вместе съездили в Хельсинки. Помоги мне уговорить ее. Я хочу, чтобы она была со мной. С твоей помощью, я уверен, мне это удастся.
Все шло слишком хорошо. Слишком легко, чтобы я воспринял это всерьез. Может быть, моя роль представилась мне в новом свете?
- Не знаю, Харви, - замялся я.
- Я больше не попрошу тебя ни о чем, ни о каких одолжениях, - сказал Харви. - Никогда. И ты станешь крестным отцом нашего первого ребенка.
Он сыграл начало "Свадебного марша" Мендельсона.
- Ну хорошо, - решился я. - Мы поедем в Хельсинки вместе.
Харви взял несколько торжественных аккордов.
23
Я оставил Харви в квартире одного. Я был уверен, что он никуда не выйдет без меня, но сомневался, правильно ли я поступил, отозвав агента, наблюдавшего за моей квартирой. Из машины я позвонил в контору по радиотелефону. В мое распоряжение поступали Харримен и дежурный офицер. Дежурным сегодня был Чико.
Я позвонил Долишу и сказал, что хочу блокировать кражи из института микробиологических исследований. Для этого необходимо арестовать агента, работающего в экспериментальной лаборатории. Арест мы запланировали на утро. Что касается Пайка, то я вызвался доставить его в тюрьму сам.
- Пришлите за Пайком ко мне примерно в три часа ночи, - попросил я Долиша. - К этому времени я надеюсь получить его письменные показания.
- И что это будет за история? - поинтересовался Долиш.
- История без начала, - неловко сострил я.
- Как раз такую историю можно слушать без конца, - засмеялся Долиш. Ему нравились мои шутки.
Я отправился в загородный дом Пайка вместе с Харрименом и Чико. Ночью похолодало, и ветер неистово хлестал по стеклам машины. Дом Ральфа Пайка казался заброшенным, зато подъездные дорожки к особняку доктора Феликса Пайка были забиты машинами самых разных марок. В доме горели все окна, шторы на окнах были раздвинуты, и желтый свет лежал на лужайке перед домом.
В зале для приемов пили и разговаривали люди в вечерних костюмах, а в дальнем конце танцевали пары под музыку проигрывателя со стереоколонками. Слуга-испанец бросился было открывать перед нами двери, но заметил, что на нас не было вечерних костюмов.
- Вы поставили машину в неположенном месте, - сказал он.
- Здесь нет другого подходящего места, - ответил я, и мы вошли в дом без дальнейших церемоний.
- Где доктор Пайк? - спросил я у испанца.
- Он, наверное, занят, - ответил слуга. - Хозяин не докладывает мне, где он находится.
- Топай отсюда, - грубо сказал я. Он повернулся и повел нас сквозь шум гостей и сигарный дым. Харримен и Чико разглядывали гравюры на стенах и решительно отмахивались от подносов с коктейлями. Появился Пайк - в смокинге темно-бордового цвета с шелковой отделкой и набивными плечами. Это выглядело так, будто Пайк надел смокинг вместе с вешалкой. Он пригладил свой парчовый жилет и улыбнулся неизменной сжатой улыбкой, словно опасаясь, что его нижняя челюсть может отвалиться.
- Демпси! - воскликнул он, неожиданно встретившись со мной взглядом, как будто раньше не заметил меня из другого конца комнаты. - Чем обязан?
Я не ответил.
- Доктор Пайк? - повернулся к нему Харримен. - Доктор Родни Феликс Пайк?
- В чем дело? - воскликнул Пайк. Он поднял руку к горлу и потискал галстук-бабочку.
- Вы - доктор Пайк? - терпеливо переспросил Харримен.
- Да, - ответил Пайк. - Но вы, черт возьми…
- Думаю, нам лучше поговорить в более удобном для этого месте, - громко предложил Харримен, перекрывая чертыхания Папка. Минуту они молча разглядывали друг друга.
- Очень хорошо, - сказал наконец Пайк, повернулся и стал подниматься по лестнице.
- Джонсон, - окликнул он слугу, - пришли шампанское и цыплят на четверых в мой кабинет.
Только Пайк мог звать Джонсоном слугу-испанца.
Кабинет Пайка оказался комнатой, какие обычно предназначены для визитов фининспектора. Дубовую обшивку и развешанные над камином сабли и кремневые ружья освещала обычная лампа. На антикварном письменном столе лежали экземпляры "Сельской жизни" и стояли три графина из бристольского стекла.
Мы уселись в кресла, а Пайк подошел к двери и удостоверился, что она хорошо закрыта.
- Может быть, вы все-таки скажете мне, кто вы такие, черт побери? - наконец спросил он.
- Инспектор Симпсон, специальная служба, сэр, - представился Харримен и указал на Чико, - сержант Аркрайт.
- А этот парень? - покосился Пайк на меня.
- Дойдет очередь и до него, сэр, - отозвался Харримен.
В дверь постучали, и вошел слуга в белой куртке. Он внес на подносе бутылку шампанского, четыре бокала и полную тарелку бутербродов.
- Охлажденное, сэр, - кивнул он на шампанское. - Вам понадобится лед?
- Нет, не надо, - сказал Пайк. - Все в порядке.
Он стоял перед книжными полками и в раздумье крутил ключ в замке шкафа.
Когда официант вышел, Харримен указал Пайку на меня.
- Этого молодого человека мы задержали в связи с кражей государственного имущества из института микробиологических исследований в Портоне. Территория института является запретной зоной согласно Акту о государственных тайнах. - Харримен строго взглянул на Пайка. - Я обязан предупредить вас, сэр, что все, сказанное вами, может быть использовано против вас.
Внизу проигрыватель наяривал мамбу. Пайк изучал книги в шкафу.
- Я бы хотел взглянуть на ваши документы, - сказал он.
Ему предъявили документы.
- Мы у них в руках, Пайк, - заговорил я, - и нечего думать, что я отправлюсь на двадцать лет в тюрьму, а вам удастся отвертеться.
Пайк как будто и не слышал меня, повертел документы в руках и протянул их обратно.
Он направился к телефону, но Чико положил руку на трубку.
- А вот этого я вам не советую, - проговорил Харримен, - пока еще - не советую. Пока. В конце концов у вас внизу гости. Мы ведем себя очень культурно и спокойно. Ведь вам не понравится, если мы спустимся в гостиную и побеседуем с вашими друзьями.
- Что вам от меня надо? - спросил Пайк.
Дверь распахнулась. Официант в белой куртке заглянул в комнату.
- Сэр, в соседнем доме горит дымоход, - сказал он.
За спиной слуги стояла женщина с розовато-лиловыми волосами.
- Феликс, он горит ярким пламенем, - испуганно добавила она. - Разбудить Нигеля?
Музыка внизу резко оборвалась. Слуга попытался успокоить женщину.
- На вид огонь всегда страшнее, чем на самом деле, мадам. Это не опасно. - Он посмотрел на нас, ожидая указаний.
- Вызовите пожарную машину, - сказал Пайк. - Срочно. Им за это платят.
Он снова повернулся к книгам.
- Из дымохода летят такие огромные искры, - пожаловалась женщина с лиловыми волосами, - они падают на лужайку перед домом, а ведь я только что уложила Нигеля.
Она вышла из кабинета. Вскоре на первом этаже снова зазвучала музыка.
- Этот человек утверждает, что получил краденое от вас, - сказал Харримен и указал на меня.
- Что - краденое? - спросил Пайк.
- Яйца. Оплодотворенные куриные яйца, зараженные опытным вирусом. Вы знали, что это - краденое государственное имущество.
Пайк молча смотрел на книжные полки. В тишине громко тикали часы.
- Феликс! - позвал с лестницы женский голос. - Огонь все сильнее, а пожарные не едут.
Пайк стоял за моей спиной. В комнате было так тихо, что я слышал его дыхание, хотя внизу и гремела музыка. Женщина позвала снова, и опять ей никто не ответил.
- Я расскажу вам все, - заявил я Харримену, повернулся и в упор посмотрел на Пайка.
- Если вы собираетесь и дальше делать вид, - сказал я ему, - что сами снесли эти яйца, дело ваше.
Пайк пристально смотрел на меня, но молчал. Я повернулся к Харримену и еще подлил масла в огонь.
- Нас поймали, так что делать нечего, - раскалывался я. - Брат Пайка…
Тут я получил сильный удар по голове, зубы у меня лязгнули, комната поплыла перед глазами, как кадры в нечетком фильме. Я потряс головой с ощущением, что она сейчас отвалится и покатится под книжный шкаф, так что придется доставать ее оттуда шваброй. Я прижал ладонь к затылку. В ушах стоял неприятный шум, а комната расцветилась волнами ярко-синего света с красными искрами. Харримен крепко схватил Пайка за локоть, а Чико направил на него старинный пистолет с блестящим дулом. Снизу снова позвала женщина. Комнату заполнили звуки сирены и яркие синие вспышки.
- Ради Бога, - сказал мне Пайк, - ну неужели у вас настолько нет чувства собственного достоинства?
За окном завывала сирена пожарной машины. Я видел, как цистерна с водой приближается к дому, и мерцающая синяя мигалка на кабине пожарной машины озаряет все вокруг.
- Если вы собираетесь делать вид, что сами снесли эти яйца… - снова сказал я Пайку и потер голову.
Пайк дернулся, но это не было серьезной попыткой вырваться из рук Харримена. Женщина снизу снова позвала:
- Феликс, дорогой, тебе лучше спуститься сюда и поговорить с пожарными.
Она не дождалась ответа.
- Наверное, он не слышит, - донесся ее голос.
- Я надеялся на сотрудничество, доктор, - сказал Пайку Харримен.
- Я занят, дорогая, - крикнул вниз Пайк.
На первом этаже снова зазвучала музыка. Проигрыватель выдал песню "Когда я влюблюсь". Послышался звук аплодисментов: гости Пайка демонстрировали несгибаемое мужество.
- Неужели вы собираетесь отрицать, что встретили меня з парке и привезли в свой дом, где познакомили со своим братом? - спросил я.
- Мне было бы интересно услышать ваш ответ, сэр, - вежливо сказал Харримен.
- Мне нечего сказать вам, - заявил Пайк.
Харримен оглядел комнату, как бы удостоверяясь, что на месте все действующие лица этой сцены. Чико заворачивал старинный пистолет, которым доктор меня тюкнул, в грязный носовой платок.
- Вооруженное нападение, - сказал я, - это тяжкое преступление.
Харримен отпустил Пайка и заговорил с ним очень спокойным тоном.
- Честно говоря, сэр, я не испытываю никакого уважения к подобным людям, - он кивнул в мою сторону. - Подонки общества. Так и выискивают, чем бы разжиться. Но нужно отдать им должное - они хорошо знают наши законы. По закону о государственной собственности этому человеку не грозит серьезное наказание, он отделается отсидкой за мелкое преступление. И я бы хотел использовать ваше свидетельство, чтобы надолго отправить его за решетку. Но он пытается повернуть это дело в свою пользу и выйдет из него невредимым. Видите ли, идеалисты вроде вас страдают за чужие прегрешения. Так уж всегда получается.
Раздался резкий стук в дверь, она открылась и женщина втолкнула в кабинет раскрасневшегося пожарного.
- Скажите, что ему надо спуститься вниз, - с отчаянием попросила она.
В открытую дверь ворвалась музыка, звучавшая гораздо громче, чем раньше, стало слышно, как говорили по радиотелефону в кабине пожарной машины, донесся шум работающего вхолостую насоса.
- Мне не хотелось бы тревожить ваших гостей, - сказал пожарный, - но огонь распространяется, сэр.
- Что, по-вашему, я должен делать? - повысил голос Пайк.
- Опасности нет, сэр, - сообщил пожарный. - У нас уже готовы пожарные рукава, но чтобы подключить главный рукав, надо подогнать машины ближе к дому, на лужайку. Мы застряли на улице, потому что машины ваших гостей перегородили дорогу. Опасности нет, но нам необходимо место для маневра.
Пожарный провел пальцем по ремешку каски.
- Им нужно место для маневра, - повторила женщина. - Ты понимаешь, Феликс?
- Подождите минуту, - отмахнулся Феликс Пайк. - Подождите. И вообще - делайте внизу все, что хотите.
Он выпроводил жену и пожарного за дверь, закрыл ее и повернул ключ на замке на два оборота.
Харримен продолжал разговор, как будто ничего и не произошло.
- Вы знали, сэр, что эти яйца были отправлены в Советский Союз?