- Через три дня зайдите на городскую почту и предъявите кредитку в пять франков с оторванным правым верхним уголком, цифра серии должна кончаться на ноль. Возьмете открытку.
- Да, месье Морель!
На этот раз Бариентос не повел и бровью. Протянул Герингу руку.
- Прощайте… Итак, через три дня!
2
11 ноября 1942 года германские войска оккупировали "Зону Виши".
Сент-Альбер узнал об этом несколько раньше большинства парижан - за полночь "Техник" позвонил Пиберу, а тот, в свою очередь, примчался к Полю домой. Все попытки связаться с Марселем и предупредить Райта оказались безуспешными.
Было решено, что Дюбуа попросит одного из радистов "присмотреть" за Райтом и его передачами Центру: в случае нарушения связи можно было догадаться, что в Марселе что-то стряслось. Райт не доставил им повода для беспокойства ни в первый день оккупации, ни в два последующих, но на четвертый пропустил вечерний и ночной сеансы. Радист, записывавший по поручению Дюбуа телеграммы из Марселя, прислал их Сент-Альберу. Поль внимательно прочел их, боясь найти среди текста аварийный сигнал, и, не найдя, успокоился. Скорее всего Райт предпочел свернуть передатчик до той поры, пока обстановка не прояснится. Пибер тоже считал, что оно так и есть, и называл эту меру разумной.
Вечером 14 ноября Райт снова вышел в эфир и заработал как ни в чем не бывало, а вскоре пришла открытка с условным знаком, извещавшим, что в Марселе все обстоит благополучно. Пибер, принеся ее с почты в контору, сказал:
- Вот видите, я был прав! Не стоило волноваться!
Сент-Альбер покачал головой: стоило!
Аламо…
Эрнстрем…
Деме…
Вендель…
Первые жертвы. К мысли, что друзей уже нет, трудно привыкнуть. Только недавно - кажется, вчера - звучали их голоса, руки сплетались в крепком пожатии, а сегодня - где они? Исчезли бесследно, и никто не узнает, как провели они последние в своей жизни дни и часы. У разведчика нет имени, нет дома, нет спокойного "завтра". Есть долг…
Покидая семью и землю, вскормившие его, уезжая в свою дальнюю, часто бессрочную, командировку, он ставит себя вне права и закона, не надеясь ни на снисходительность судей, ни на место в списке погибших в бою. Без вести пропавший! И, стоя перед взводом у рва, беззащитный и безымянный, единственно, чем утешится он на грани смерти, - мыслью, что воевал до конца и сделал все, что мог.
…С обратной связью радисты Сент-Альбера получили два новых запроса Центра.
От Директора. Соответствует ли действительности, что 7-я танковая дивизия ушла из Франции? Куда? Когда прибыл в Шербург штаб новой дивизии? Какой номер?
От Директора. Срочно доложите о формируемой во Франции 26-й танковой дивизии. Директор.
Все глубже увязая на Волге, немцы в поисках резервов перетряхивали свои тылы по всей Европе. Заслон, оставленный ими вдоль атлантического побережья, напоминал кисею - участки, занятые летом дивизиями, к зиме ушедшими на Восточный фронт, прикрывались батальонами ландштурма, плохо обученными и имевшими лишь легкое оружие.
Произошли изменения и в штабе Тодта. Взамен щеголеватых полковников и майоров, убывших на Восток, из рейха приезжали вислобрюхие старики с полевыми сумками, набитыми пилюлями. Основной темой разговоров в кулуарах штаба, помимо Сталинграда, стали болезни: застарелые катары, камни в печени и почках, ожирение сердца. Сент-Альбер намекнул некоторым из вновь испеченных офицеров, что располагает знакомствами на черном рынке, и обрел в лице почечников и гипертоинков закадычных друзей, не имевших секретов от человека, искренне пекущегося об их здравии. Взамен дефицитных средств он получал обильную информацию о строительстве оборонительных сооружений "Атлантического вала", с каждым днем все больше и больше убеждавшую его, что "вала", по существу, нет и в ближайшие месяцы создано не будет. Бюджет штаба Тодта во Франции по распоряжению Берлина был резко сокращен: основные подразделения строительных и инженерных войск, техника и склады убыли на Восток и поступили там в подчинение армейского командования. Это был многозначительный факт, характеризовавший изменение концепций ОКВ, и Поль сообщил о нем Центру.
Выполняя задания Центра, шедшие теперь, как правило, с грифом "Очень важно", Поль не упускал из виду и "Команду Панвица" на улице Курсель. В отличие от прочих частей и подразделений команда росла как на дрожжах. Парк машин пополнялся, и теперь автобусы радиопеленгаторной службы встречались на улицах Парижа, пожалуй, чаще похоронных катафалков. При взгляде на те и другие Поль темнел, прогоняя невеселые предчувствия.
Система, изобретенная им, в известной мере страховала пятерку радистов от пеленгации, но Сент-Альбер знал, что для специалистов любая система рано или поздно перестает быть тайной, и в предвидении этого искал новые варианты. На один из них - лучший - его натолкнули игральные кости, и Пибер, познакомившись с ним, пришел в восторг. Впрочем, ненадолго: осуществление нового плана требовало денег, а счет Поля в банке был почти исчерпан. Дюбуа, финансовый гений группы, испросив согласие шефа, пустился на рискованную спекуляцию строительными материалами и довел ее до благополучного конца, выручив при расчете несколько десятков тысяч рейхсмарок. Выгодно обменяв их на франки, он распределил их по трем счетам, два из которых Поль зарезервировал "про черный день".
В общих чертах новая система, названная Пибером "покерной", повторяла "эстафету", при которой радисты последовательно передавали одну телеграмму. Разница была в том, что теперь они делали это из разных квартир - для каждого было снято по четыре-пять комнат в различных районах Парижа. Порядок выбора квартиры для очередной передачи определялся цифрой на игральной кости, выбрасываемой самим радистом.
Около тридцати квартир и столько же передатчиков, да еще деньги на ежедневные переезды - средств на счетах могло хватить максимум на несколько месяцев! И все-таки Сент-Альбер ввел систему в действие.
Отныне пеленгаторам Панвица пришлось бы забраться в лабиринт, выход из которого им не нашла бы и сама Ариадна! Рация, еще позавчера отстукивавшая свои точки-тире на севере, назавтра перемещалась на восток, чтобы день спустя очутиться на юге. Все менялось - и менялось произвольно! - расстояние от улицы Курсель, направление, очередность приема "эстафеты", шифры и вдобавок само расписание!
Со стороны пеленгаторов опасность не грозила.
Но она была. И ближе, чем Сент-Альбер мог предположить.
Райт не случайно пропустил два сеанса. Часы, отделившие их от выхода рации в эфир, были часами допросов в казарме Дуан.
3
"Норд". 1. Пришлите сведения о конкретных мероприятиях ОКВ в связи с наступлением Красной Армии под Сталинградом. 2. Присылайте постоянно все сведения о планах и мероприятиях ОКВ в связи с нашими боевыми действиями… Директор.
(Из радиограммы Центра группе "Норд". Ноябрь 1942 года.)
День за днем. Год за годом. Дорн понимал, что живет в Женеве недопустимо долго для разведчика, но сознавал также, что замены не будет. Даже если бы Центр рискнул прислать нового руководителя и заместителей для Сисси, Лонга, Джима и радистов, легализация и передача связей заняли бы недели или месяцы, в продолжение которых поток информации сузился бы до размеров струйки, текущей из водопроводного крана. Поэтому Дорн, хотя и чувствовал усталость, смешанную с беспокойством, не позволял себе думать о смене, зная по опыту, как далеко могут завести подобные мысли.
С помощью Центра "Геомонд" постепенно выкарабкалась из долговой ямы, и денежные вопросы сошли с повестки дня, перестав занимать Дорна. Предчувствие беды было связано не с ними и далее не с чем-то конкретным, а, образно говоря, напоминало настороженность многоопытного лося, распознающего в сложном букете запахов тонкую горчинку грядущего лесного пожара. Еще не представляя, где и когда займется пожар, Дорн поторопился подыскать для членов группы запасные квартиры. Сделать это было не просто: сам Дорн, как эмигрант, зарегистрированный в полиции и БЮПО, мог передвигаться по стране лишь в редких случаях, поскольку на каждую поездку требовалось отдельное разрешение. Помочь с квартирами могли Роза и Сисси, имевшие швейцарское гражданство, или муж Сисси - Бэтчер. Дорн, не колеблясь, остановил выбор на них двоих и не раскаялся: в течение недели квартиры были найдены и сняты на вымышленные имена. Для самого Феликса отыскали комнату в Берне у надежного человека, не проявившего излишнего любопытства.
Впрочем, при всей своей важности дело с квартирами было все же второстепенным, и Дорн уделил ему внимания не больше, чем требовалось. Главным по-прежнему было и оставалось - своевременно отвечать Центру на запросы, связанные со Сталинградом.
После почти недельного отсутствия из поездки по кантонам вернулся Лонг с известием, что ему посчастливилось наткнуться на целую группу немецких антифашистов. Во главе группы - некто Рот, человек, близкий к бывшему канцлеру Вирту. Рот готов содействовать в получении информации из Германии.
- Вирт за него ручается, - добавил Лонг. - Кроме того, люди Рота помогают американцам.
Дори невесело приподнял бровь.
- Даллесу?
- Точно не знаю. Это важно?
- Если Даллес участвует в деле, советую держаться от Рота подальше.
- Почему? Американцы - наши союзники.
- Не в этом соль, мой дорогой. Даллес беспечен и, кроме того, чрезмерно активен. И то и другое опасно.
- Но Даллес в Берне, а Рот и Вирт - в Тессине!
- Тем хуже: длинную связь легче проследить.
Лонг ушел расстроенный. Он был уверен, что Дорн не прав, и в жестоком споре выговорил разрешение встречаться с Ротом на свой страх и риск. Скрепя сердце Дорн пошел на это: он не ждал от Рота самородков, пусть будут хоть крупицы - Центр нуждался и в них.
19 ноября 1942 года начался второй этап битвы на Волге. В 7 часов 30 минут сотни орудийных стволов вспороли воздух снарядами, превратив степь под Клетской в подобие лунного ландшафта. Юго-Западный и Донской фронты, маневрируя, рассекли укрепленные рубежи и, расширяя прорыв, ринулись на юг.
Двумя днями позже Дорн с удовлетворением подвел первые итоги. Вертер через Люси известил, что возле Красноармейска 3 немецких и 5 румынских дивизий смяты и сметены. Штаб 4-й танковой армии едва успел бежать на западный берег; меньше повезло штабистам 5-го румынского армейского корпуса: их пленили в районе селения Перелазовского. "В ОКВ все исполнены пессимизма", - заключал Вертер.
Все эти дни и последующие Люси ухитрялся получать из Берлина по нескольку телеграмм кряду и пересылал их Дорну. Тейлор, точно челнок, сновал между Женевой и Люцерном. Черный от напряжения, он приобрел способность дремать на ногах. Через неделю силы его подошли к пределу, и он сказал об этом Дорну Вместо ответа Феликс положил на стол очередную радиограмму Центра:
"Норд". Срочно проверьте через Тейлора последнюю информацию о решениях ОКВ. Директор.
Тейлор медленно отстранил бумагу.
- Хорошо. Но и Люси измотался…
- Надо продержаться.
- Он это понимает… Глянули бы вы на него - кожа да кости.
Феликс отвел глаза: на это нечего было сказать. Тейлор уехал, выпив полгаллона кофе. Думая о нем и Люси, Дорн избегал смотреть на себя в зеркало - за последнее время он пугающе быстро старел, и знал, что это не только возрастное.
Вечером 11 декабря Тейлор позвонил с вокзала.
- Не сердитесь, Виктор, до вас не меньше часа ходьбы, а дело не терпит.
Язык его заплетался, и Дорн подумал, что Тейлор пьян. В гневе он едва не наговорил Тейлору колкостей и был рад, что успел сдержаться. Шифруя сообщение для передачи радистам, Дорн привел его без комментариев. "Паулюсу. Начинаю завтра наступление, чтобы вас освободить. Рассчитываю на то, что проведу рождество с вами. Гитлер".
За полночь, укладываясь спать, Дорн с благодарностью вспомнил Гесслера. Тейлор передавал, что Адольфу становится все труднее ускользать от своих опекунов: Массон охранял его, как короля. С чем это связано? Неужели ХА считает, что Гесслер в опасности? Или здесь что-нибудь другое?
По иронии судьбы именно в эти дни бригадный полковник узнал о существовании Дорна. Криминалисты ХА и агенты БЮПО недаром ели свой хлеб. Каждый шаг Гесслера скрупулезно фиксировался в ежедневных отчетах, и Тейлор оказался в числе лиц, вызвавших подозрения. В ХА недолго гадали, кого он представляет: американцев, англичан, французское Сопротивление или русских. По следам Тейлора контрразведка добралась до "Геомонд". Несколько раньше, в конце лета, в списки ХА попали Роза и Мод.
Массон забил в набат. Если Гесслер работает на русских, то в первую голову следовало искать рации советской разведки. СД могло подобраться к ним раньше ХА и, пройдя по цепочке, ликвидировать Гесслера.
Агенты Массона проявили чудеса ловкости, стремясь не попасться на глаза радистам и Дорну, и если последнему удалось угадать приближение пожара, то это нельзя было отнести за счет промахов людей Массона. Не их оплошности, а выдающаяся интуиция предупредила Дорна о скрытой опасности.
Докладывая Гизану о результатах расследования, Массон не просил инструкций. Он знал - их не будет. Все, что генерал хотел сказать по поводу группы советских разведчиков, он сказал раньше, и не в его привычках было менять свои распоряжения. Дорна и других следовало арестовать не раньше, чем СД или абвер подберутся к ним.
Превентивные меры Массона можно было бы считать блестящими, если бы в РСХА полагались только на свою агентуру. Но Шелленберг не случайно заработал в кругах СС репутацию "ловкого малого". С ведома Гиммлера бригаденфюрер замыслил и осуществил комбинацию, которой мог гордиться: в ней, пожалуй, впервые в практике разведки вся государственная машина империи была поставлена на службу органам шпионажа.
Идея, родившаяся в голове Шелленберга и согласованная с шефом СС, была представлена на рассмотрение Гитлера, и фюрер пришел в восторг. В ставку ОКВ в Цоссене был направлен приказ приступить к разработке плана нападения на Швейцарию; Кейтель получил устное указание закончить все к середине января. В несколько дней штабисты представили свои соображения и после совещания у Йодля наметили кандидатуру командующего армией вторжения. Им стал Диеттл.
В субботу 30 января 1943 года взволнованный Гесслер приехал на виллу Штуц и потребовал свидания с самим Массоном. Ему пришлось подождать, пока бригадный полковник добирался из Берна до Костаниенбаума.
Гесслер сутуло склонился над столом.
- Немцы готовы напасть, полковник.
- На кого же? - спросил Массон.
- На Швейцарию! - был ответ.
Стрела, пущенная Шелленбергом из Берлина, достигла цели. Теперь бригаденфюреру оставалось недолго ждать. Если только он был прав в своих предположениях, считая, что ХА ведет двойную игру, то через считанные часы швейцарская армия должна была стянуться к границе. Всем заслуживающим доверия агентам СД было предложено проследить за этим передвижением.
Шагая по кабинету из угла в угол, Шелленберг ждал сообщений. Все продумано, и осечка исключается. Как только швейцарские войска стронутся с места, Массон из равноправного партнера по переговорам превратится в покорную жертву. Шелленберг продиктует ему свои условия, и главным из них будет пункт о немедленной выдаче русских разведчиков и тех, от кого "Русский оркестр" получает информацию.
4
На первых порах Райта допрашивал Геринг, сменивший штатский костюм "Эссекса" на мундир капитана контрразведки. Бёмельбург по военному телефону связался с Панвицем и получил указание ни в коем случае не применять к арестованному методов физического воздействия.
- Внушите ему мысль, что мы согласны считать его военнопленным. Иначе он замкнется, как Аламо, и мы потеряем бездну времени.
- Может быть, для страховки арестовать и Маргарет Барча?
- Не стоит. Лучше покажите ее "Маленькому шефу" будто невзначай… из окна машины, что ли… Можете сказать ему, что жизнь и свобода красотки зависят от него.
- Понимаю.
Райта содержали в подвальном помещении казармы Дуан, чистом и сухом, но лишенном окон. При аресте у него отобрали пояс, галстук и некоторые мелочи, включая записную книжку, оставив сигареты, спички и даже часы. Геринг полагал, что человека умного такое отступление от правил наведет на некоторые мысли, и Бёмельбург был с ним согласен, считая, что никогда не поздно изменить обращение и перейти к обычным приемам СД. Перед началом допроса он позвонил в казино и распорядился доставить в кабинет коньяк и хорошие сигареты.
Геринг встретил Райта у двери. Поддерживая под локоть, проводил к столу и указал на кресло. Сел сам, сцепив пальцы на колене. Бёмельбург стал за его спиной под портретом фюрера.
- Коньяк? - спросил Геринг.
Райт с тоской смотрел в окно. Городской шум, накатывая волнами, врывался в комнату; осеннее мягкое солнце растекалось по крашеному паркету. Геринг, позевывая, повторил вопрос:
- Коньяк?
Бёмельбург не торопясь наполнил три рюмки. Придвинул Райту одну.
- Выпейте. Это "Мартель".
Райт отвел взгляд от окна.
- Хотите купить?
- Нет, - сказал Геринг. - Вы ведь не продаетесь, не так ли?
- А вы?
- Ну, ну, - сказал Бёмельбург. - Не грубите! Выпейте-ка лучше, и поговорим. Еще не все потеряно, сеньор Бариентос.
- Для меня - все.
- Что вы имеете в виду - жизнь или свободу?
Райт поднес к губам рюмку, отпил глоток.
- Что с Элей… с госпожой Барча?
- Она на свободе!
- Не верю!
- Хотите повидаться?
Райт махнул рукой.
- Может быть, вы и не лжете…
- Разумный подход, - сказал Бёмельбург. - С нами всегда можно договориться. Только не надо темнить.
Геринг наполнил пустые рюмки.
- Приятно видеть, что вы понимаете с полуслова.
- Ну, а если нет?
- Тогда - смерть. Но не сразу. Медленная и очень мучительная. И разумеется, показания, которые мы получим в любом случае.
- Ну, а мои друзья?
- Думайте о себе.
- Думал.
- Ну и как?
- Никаких подписок!
- Естественно.
- Никаких документов.
- Их не будет.
- Я могу рассчитывать?
- Слово офицера, - сказал Геринг. - Только не мелочитесь.
Бёмельбург засмеялся: схватывает на лету! Все еще посмеиваясь, он обогнул стол и, подойдя к Райту, похлопал по плечу.
- Англичане и французы, попадающие к нам, не спешат на тот свет. Хотите поговорить с ними? Среди них немало хороших профессионалов, и тем не менее они сотрудничают с СД.
Геринг, отогнув рукав мундира, посмотрел на часы.
- Господа, мы увлеклись частностями. Я предлагаю построить разговор следующим образом: сначала наш гость с полной откровенностью расскажет о способах и технике связи, потом - перейдем к людям и в заключение договоримся о будущем.
- Очень дельно, - сказал Бёмельбург. - Протокола не будет, я сам запишу, что надо.
Райт, нервничая, пощелкал ногтем по рюмке.
- Вы уверены, что я соглашусь?
- Да, - сказал Геринг. - Вы же хотите жить.