С приходом зимы головные боли у Сент-Альбера улеглись, сошли потихоньку на нет, но дал знать себя кариес: Полю казалось, что челюсть прокалывают раскаленным гвоздем. Он пытался успокоить боль средствами из домашней аптечки, посмеивался над "этими проклятыми зубами", но Дюбуа настоял на враче, и Полю пришлось обречь себя на муки в кресле дантиста. Врач принимал по вечерам и франкам предпочитал натуру; Поль, жертвуя талонами, покупал ему у знакомого ресторатора мясо и овощи.
Смертные казни стали приметами дня, такими же, как имперский флаг над ратушей и тарахтение патрульных мотоциклов по ночам. Чем хуже шли у немцев дела на фронте, тем мощнее, набирая силы с каждым часом, становилось Сопротивление и, как топор гильотины, все ниже нависала над головами парижан угроза быть арестованными, расстрелянными, обращенными в дым кремационных печей Дахау, Майданека и Аушвица.
Всматриваясь в лица Дюбуа и Лео, Поль искал на них признаки страха или растерянности - искал и не находил. "Техник" в ответ на предупреждения насмешливо насвистывал такты "Марсельезы": "К оружию, граждане, равняйтесь, батальоны!" Радисты, по рассказам Пибера, тоже держались отлично и не жаловались на трудности. Рядовые французы, отцы семейств, они не были коммунистами, и Пибер, уважая их убеждения, не вел разговоров о политике; но к какой бы партии ни примыкали эти люди до войны - к социалистам или либералам, сейчас их объединила общая ненависть к фашизму, и бой, который они вели, был частью громадной войны, не знавшей ни передышек, ни пощады.
О содержании телеграмм они не спрашивали. Записывали чернилами или карандашом цифры, предоставляя кому-то, кого они не знали, расшифровывать их. Им важно было быть уверенными только в одном: телеграммы помогают бить наци, - и Пибер постоянно поддерживал в них эту вселяющую силы уверенность. Догадывались ли они, что помогают русским, а не англичанам или разведке полковника Пасси? Скорее всего да; но разве это имело для них значение - кому? "Каждый как может кует победу, не так ли, месье Пибер? Скажите кому следует, что нет оснований сомневаться ни в нашей скромности, ни в готовности воевать. О-ля-ля! Это же счастье - ложиться спать, будучи уверенным, что способствуешь победе!"
Цифры, цифры, цифры… Запросы Центра и ответы на них. От Директора. Кажется, что… источник хорошо осведомлен. Проверьте через него сведения о потерях немцев до настоящего времени, классифицируя их по видам и боевым операциям. Директор. - Сделайте выводы из провала… Перепроверьте все связи… Помните, что при определенных обстоятельствах они могут угрожать вашей безопасности… Директор. - Сообщите данные о новой технике. - Директору. Новый боевой самолет "мессершмитт" имеет на вооружений две пушки и два пулемета, установленные справа и слева в несущих плоскостях. Скорость до 600 километров в час. - Один немецкий офицер сообщает об увеличивающемся напряжении между итальянской армией и фашистской партией. Серьезные инциденты имели место в Риме и Вероне. Армейские инстанции саботируют указания партии. Не исключена возможность переворота в будущем. Немцы сосредоточивают войска между Мюнхеном и Инсбруком для возможного вторжения. - Дневное производство штурмовых самолетов - 9-10 штук. Потери в самолетах Германии на Восточном фронте в среднем 40 машин в день. Источник: министерство авиации.
И так - день за днем.
Молчала лишь рация Сезе - резервная, предназначенная стать основной в случае провала других. Еще одну рацию в "Зоне" имел Райт. Сент-Альбер с оказиями отправил ему части и детали для сборки еще нескольких передатчиков, но Райт, кажется, не собирался ими воспользоваться, ответил, что не располагает ни подходящими людьми, ни запасными радиоквартирами. Жил он в том же пансионе, что и Маргарет, на рю Жарден, 17–21, в другом крыле дома. Сент-Альбер время от времени посылал ему деньги. Идеальным источником данных в "Зоне" стал латышский генерал, увлекшийся Маргарет; латыш не благоволил к Советской власти, вынудившей его бежать из Риги в чужую страну, где, как он считал, говорят на опереточном языке и потрошат карманы иностранцев; но куда сильнее не любил он немцев, о которых судил по остзейским баронам, презиравшим латышей и грабившим Латвию. "Если таковы фольксдойчи, то что представляют собой рейхсдойчи?! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!.." Эти слова генерала и его "ненавижу", повторенное трижды, Райт привел в письме - симпатическими чернилами среди невиннейшего текста. Сент-Альбер посоветовал ему сдружиться с генералом, числившим среди своих постоянных партнеров по висту и бриджу префекта Марселя, начальника полиции и отставных военных, близко стоящих к Петену. Райт последовал рекомендации и обрел возможность насытить свои телеграммы Центру превосходными данными о взаимоотношениях третьего рейха и "Зоны Виши", строительстве укреплений, имперских заказах на вооружение, размещенных в "Зоне", и о многом другом, имевшем прямое или косвенное отношение к войне.
Шла зима 1941/42-го. Мрак и туман повисли над Европой…
Часть II. Человек без биографии
1
Те из знакомых женевцев, что вели свою родословную от алеманов и остготов, называли его repp Дорн; другие, гордившиеся принадлежностью к романизированным кельтам, - месье Дорн, для итало-швейцарцев и ретороманцев он был сеньором Дорном или сьером Дорном. Здороваясь с ними, он отвечал на любом из четырех государственных языков республики - немецком, французском, итальянском или ретороманском, но мог, если требовалось, объясняться еще и на венгерском, испанском, русском и английском. И не мудрено: господин Феликс Дорн, владелец издательской фирмы "Геомонд-сервис атлас перманент", имел дело с географическими картами, и положение обязывало его в известной мере быть полиглотом.
Бригадный полковник Роже Массон из швейцарской разведки ХА, в чьем ведомстве сосредоточивались сведения об иностранцах, считал его обывателем, деятельность и убеждения которого не наносят ущерба Конфедерации. Отзывы о господине Дорне, данные контрразведкой полиции, были положительными.
Не менее положительно отзывался о Феликсе Дорне и Центр, получавший сообщения за подписью "Норд". В Центре его считали опытным и знающим сотрудником военной разведки и к сведениям, поступавшим из Женевы, относились с исключительным вниманием.
Вместе с Дорном и под его руководством в Швейцарии работали Сисси, Мод и Роза, что дало ему основание для шутки о милых старых дамах, организовавших клуб для совместного чаепития. С некоторых пор, правда, "клуб" этот распался, и члены его встречались, соблюдая особые меры предосторожности. Одновременно резко возрос спрос на продукцию издательства "Геомонд" - карты, схемы и планы, очень подробные и очень точные. Хотя Швейцария и не воевала, храня традиционный нейтралитет, это не значило, что швейцарцы не проявляли интереса к войне. Напротив, в каждом доме карты заняли почетное место, и отцы семейства, двигая флажки или вычерчивая линии, с опаской приглядывались к черным стрелам, прорвавшимся к самым границам Конфедерации и нацеленным на перевалы.
Нарушит Гитлер нейтралитет? И когда это произойдет? Об этом думали не одни обыватели. В военном департаменте Конфедерации срочно разрабатывали планы обороны, с отчаянием убеждаясь, что все они достаточно эфемерны - у Швейцарии не было сил противостоять солдатам, поставившим на колени две трети Европы и ведущим бои у самого сердца могучей России - под Москвой. Начальник военного департамента господин Кебальт на заседаниях Союзного совета с мрачной решимостью призывал защищаться до последнего патрона, но не мог ответить на вопрос: а как долго сумеет защищаться швейцарская армия?
После бурных дебатов в совете было принято соломоново решение: держать войска наготове в оборонительных редутах; помогать Англии военными материалами, не отталкивая при этом Германию и всячески демонстрируя дружбу с Берлином; и балансировать, балансировать, балансировать…
Совет также принял решение, ограничивающее свободу передвижений по стране для нешвейцарцев. Ввели правило об обязательной регистрации иностранцев в полиции и еженедельной личной явке в комиссариаты по месту жительства. Кроме того, для въезда в страну установили квоты - маленькие для англичан и американцев и еще меньшие для немцев. Считалось, что они помогут ограничить приток нежелательных и подозрительных лиц. Однако, как грустно заметил один из подчиненных Массона, в Швейцарии на каждых десятерых жителей пришлось по одному разведчику. Тысячи и тысячи агентов - в бюро бригадного полковника вели им учет и составляли особые списки.
Господин Феликс Дорн в этих списках не фигурировал. Фирма "Геомонд" - тоже. Не вызывали претензий ни деятельность картографа, ни его знакомства. Сотрудники секретной полиции, наблюдавшие за ним как за иностранцем, с чистой совестью подписывались под строчками рапортов: "В предосудительных поступках не замечен". Известно было только, что "Геомонд" испытывает финансовые затруднения, хотя господину Дорну и удалось получить заказы ряда влиятельных и богатых газет на схемы военных операций в Европе. Известно было также, что время от времени владелец фирмы встречается с Александром А. Ярдом, англичанином, служащим, но не имелось никаких данных о встречах с Эдмондом Гамелем, его женой Ольгой и другими лицами - ограниченным по численности кружком антифашистов.
В Центре, направляя Дорна в Женеву и ставя перед ним задачу, аналогичную той, что получил Сент-Альбер, - вести стратегическую разведку фашистской Германии, - знали, кого посылать на дальний рубеж: военный разведчик Генштаба РККА Феликс Дорн, "Виктор", обладал разнообразными и глубокими дарованиями. Прирожденный лингвист, отличный художник, широко и всесторонне образованный, он был, где надо, педантом, способным сутками сидеть над уточнением отдельной детали; и вместе с тем в общении с людьми он проявлял достаточную свободу взглядов и мягкость характера, несвойственные педантам по натуре. Наблюдательный и остроумный, он легко становился "душой общества", если хотел; но умел и молчать, слушая других, и не выдавать отношения к услышанному. "Опыт и знания Дорна были выше того уровня, который отмерен для 40-летнего мужчины, сына ремесленника" - так охарактеризовал шефа его бывший помощник по группе, и в этих словах не было преувеличения.
"Стальным характером", по отзыву того же помощника, отличалась Юлия, жена Дорна, друг, на которого он полагался всегда и во всем. Нежной и женственной была Роза - радистка и шифровальщица; вместе со вспыльчивой Сисси, хладнокровным Лонгом и рассудительным Тейлором они представляли несходный по компонентам сплав характеров и душ, спаянных в единое целое антифашистским долгом и стремлением выполнить этот долг.
Все они в разное время и с разных концов Европы съехались в Швейцарию, преодолев при этом трудности, о которых никогда не рассказывали даже в самом узком кругу. Военные разведчики, они считали, что трудности для того и созданы, чтобы их преодолевать, и Дорну не приходилось слышать от них ни жалоб, ни сетований.
…Первые радиограммы, подписанные "Нордом", Центр получил с началом второй мировой войны. До этого дня рации Дорна бездействовали, хотя досье, собранные им и хранившиеся в конторе "Геомонд", содержали немало ценных сведений о вермахте и люфтваффе. Но и после того, как немцы вошли во Францию, связь с Центром поддерживал только один передатчик - на его ключе работала Роза. Центр считал, что "швейцарцы" должны беречь себя до той суровой поры, когда слово "риск" окажется перечеркнутым реальной военной необходимостью.
Это были самые скверные для Дорна месяцы. Обреченный на почти полное бездействие, он обязан был не только сдерживаться сам, но и объяснять другим, почему приказ Центра подлежит неукоснительному исполнению. Сисси спорила с ним до хрипоты.
- Чего мы ждем?
- Приказа Центра, - отвечал Дорн.
- Он явно опаздывает. Нам здесь виднее, как поступать!
Самым сильным доводом в свою пользу Сисси считала сведения Пакбо. Они казались отличными, и она настаивала, чтобы Центр получал их вне очереди. Дорн был внутренне согласен с ней в оценке данных, но при этом отказывался нарушить приказ.
- А что мы знаем о нем?
И Сисси умолкала.
Действительно, что?.. Случайная встреча, обернувшаяся поначалу случайным знакомством, а потом, спустя два-три месяца, осторожная фраза Пакбо, что он хотел бы установить контакт с теми, кто борется с Гитлером. Для того чтобы делать такие намеки в надежде, что попадешь в цель, надо, очевидно, предварительно рассчитать, с кем имеешь дело! Откуда, спрашивается, мог знать Пакбо, что у Дорна есть связь с Центром? Или он стрелял наобум?.. Но, так или иначе, Пакбо угодил в "яблочко", причем информация, доставляемая им, похоже, поступает прямо из Берлина. На это он и сам прозрачно намекнул выбором псевдонима. Пакбо - по начальным буквам означало: Партийная канцелярия Бормана. Ни больше ни меньше!
Все это было достаточно подозрительно, и все-таки Дорн решил рискнуть. Роза сообщила о Пакбо Центру и получила ответ: присмотритесь и решайте.
Встретившись с Пакбо, Дорн попытался вернуться к разговору о Бормане. Пакбо вежливо выслушал его и, в свою очередь, спросил:
- Знают ли ваши о моих условиях?
- Что вы имеете в виду?
- Мой гонорар… Надеюсь, вас не шокирует, что я говорю о нем?
- Это улажено, - сухо сказал Дорн.
- Спасибо, но учтите: меня не интересуют ни марки, ни доллары. Только швейцарские франки.
- Хорошо.
- Где мы будем встречаться?
Они договорились о месте встреч и паролях на случай, если Дорн не сможет прийти и пришлет кого-нибудь, и разошлись. Идя по скверу вдоль берега озера и глядя на чаек, Феликс ломал себе голову над вопросом: кто он, этот Пакбо; антифашист, имеющий связи с подпольем в Германии, или провокатор высокой квалификации? Ответа не было. Но его предстояло найти, и как можно скорее, ибо от него зависело не только будущее Дорна, но и дело, порученное ему.
2
В Женеве первое время Дорн тосковал. Город казался холодным и мертвым, как латынь. Ему не хватало московской веселой сутолоки - вечного торопливого движения, в котором поневоле убыстряешь шаг. Готика давила: она лезла в глаза фасадами домов, крышами, черными памятниками, стрельчатыми оградами, и Дорн злился, старался пореже выходить на улицу. Потом она примелькалась, вошла в быт; он притерпелся к ней, как привык к бриошам вместо хлеба и горько-соленой "виши".
Сначала хлопот было немного. В Центре было сказано: не торопиться, устроиться с квартирой и работой, приглядеться к обстановке. Явки и пароли для Ярда и супругов Гамель он получил месяца через три; потом появилась Роза, и курьер привез для нее расписание связи - два раза в неделю на волнах 18,2-19,8 и 21,3 (ночью) и 48,4-52,3 и 78,6 (утром). Время передач - 7.05 и 23.15. В экстренных случаях - 21.10 и 23.40.
У Гамелей был магазинчик, лавка радиотоваров, сам Эдмонд превосходно разбирался в схемах, а Ольга умела обращаться с ключом и делала это не хуже любителей-коротковолновиков. Дорн устроил у них запасную радиоквартиру, и Центр одобрил этот шаг.
…Известие о плане "Барбаросса" Дорн получил от Тейлора - Кристиана Шнейдера, служащего Международного бюро труда. Шнейдер близко дружил с Сисси, работавшей в том же бюро, считал нацистов бешеными собаками и, пользуясь своими связями с немецкими политэмигрантами, добывал порой важные сведения. В числе его источников были старые деятели социал-демократии, и среди них - бывший министр земли Гессен эпохи веймарского правительства.
Сведения о "Барбароссе" были туманными, расплывчатыми, хотя и получили косвенное подтверждение от Эрнста Леммера - Агнесс, представителя Риббентропа в Швейцарии, с которым у Дорна была связь через Лонга. Дорн попросил Сисси узнать, если удастся, хоть какие-нибудь подробности у бывшего рейхсканцлера Вирта, доживавшего свой век в качестве политэмигранта и сгруппировавшего вокруг себя отставных германских политиков; Вирт и его коллеги нелегально переписывались с друзьями в третьем рейхе. Сисси пообещала попробовать, но вскоре с разочарованием сообщила, что экс-канцлер в основном занимается проблемами формирования будущего правительства, в котором отводит себе главную роль; такие мелочи, как планы Гитлера, Вирта не занимали.
Все-таки кое-что Сисси сумела выяснить, но не через экс-канцлера, а все у того же Тейлора, упорно отказывавшегося отвечать на вопрос, откуда и каким образом он получает информацию. "Я дал слово", - отрезал Тейлор и как воды в рот набрал.
Дорн встретился с ним в кафе, пожертвовав своими продуктовыми талонами, и за обедом, стоившим чуть ли не треть голубой месячной карточки, потребовал откровенности. Тейлор, сутулясь, молчал. Потом сказал:
- Не сердитесь, Виктор, это выше моих сил. Так уж я устроен: даю гарантии и не нарушаю их. Возможно, позже я познакомлю вас с моим человеком, если он согласится. А пока возьмите это…
Дома Дорн открыл оставленный Тейлором спичечный коробок. На дне лежала бумажка: 31 июля 1940 года Гитлер на совещании с членами ОКВ произнес слово "Барбаросса" вслух. "Германия… станет хозяином в Европе, включая Балканы. А для этого должна быть уничтожена Россия. Дата нападения предусмотрена на весну 1941 года".
Дезинформация или правда?.. Времени для колебаний не было. Дорн почти бегом через всю Женеву поспешил к Розе…
В тот вечер они воспользовались экстренным расписанием. У Розы затекла и вспухла от напряжения рука; в конце передачи ключ выскальзывал из пальцев. Центр ответил "квитанцией" и вышел из эфира.
…С некоторых пор Дорн обратил внимание на статьи некоего Р. А. Гермеса, изредка появлявшиеся на страницах швейцарских газет. Этот "сын Зевса" был загадочным образом осведомлен о том, что составляло тайное тайных Гитлера, ОКВ и нацистской партии. Кто скрывался под этим псевдонимом?.. Во всяком случае, ясно, что автор статей получает данные не по официальным каналам и, уж конечно, не от ведомства Иозефа Геббельса. Любопытнее всего было то, что разведка бригадного полковника Массона, Бюро ХА, обычно не допускавшая публикации материалов, компрометирующих Гитлера и его окружение, пропускала статьи Гермеса без купюр: ни разу не случалось, чтобы в них вместо строк или абзацев появилось "белое пятно". Не связан ли Гермес с ХА? Кто он - штатный работник или добровольный сотрудник?