Но это относится не к Рику, который в этот момент запирает церковную дверь изнутри на засовы. Мы с трудом различаем его в пронизанной пятнами света полутьме портала. "Щелк" делает первый засов, установленный так высоко, что Рик с трудом дотягивается до него. "Щелк" делает второй, находящийся совсем внизу, так что Рику приходится пригнуться. Наконец, к явному облегчению слабонервных, он соизволяет двинуться вперед, к помосту виселицы. Ибо к этому времени наиболее слабые из нас уже всецело зависят от него. К этому времени мы уже мысленно молим его, сына старика Ти-Пи, улыбнуться нам, заверяем, что ничего против него не имеем, осведомляемся о здоровье милой дамы, его бедной матушки, ибо эта милая дама, как всем известно, находится ныне не в себе и никто не в силах вывести ее из этого состояния. Она сидит, величавая вдова, в доме на Эйрдейл-роуд, в комнате с задернутыми занавесками, под гигантской цветной фотографией Ти-Пи с регалиями мэра и плачет и молится, чтобы ей вернули покойного мужа. А в следующую секунду - чтобы он оставался там, где он есть, и она была бы избавлена от позора. А еще в следующую - подстрекает Рика, словно старый понтер, каким она втайне является: "Выложи им все, сынок. Разбей их, прежде чем они разобьют тебя, поступи с ними, как поступил твой отец, даже ударь по ним сильнее". К этому времени наименее практичные служители нашего импровизированного трибунала уже были перетащены, если не подкуплены, на сторону Рика. И словно желая еще больше подорвать их авторитет, валлиец Филпотт в своей невинности совершает ошибку, поставив Рика рядом с кафедрой, на то самое место, с которого он с таким блеском и проникновением читал нам заданный на день урок. Более того: валлиец Филпотт сам подводит Рика к этому месту и разворачивает стул, чтобы Рик мог сесть. Но Рик не настолько послушен. Он продолжает стоять, удобно положив руку на спинку стула, словно намереваясь его усыновить. И заводит с мистером Филпоттом диалог на более легкие темы.
- "Арсенал" в субботу потерпел поражение, - говорит Рик. "Арсенал" в лучшие времена был второй великой любовью мистера Филпотта, как и Ти-Пи.
- Не будем сейчас об этом, Рик, - говорит мистер Филпотт в волнении. - У нас есть дело, о котором, как тебе хорошо известно, нам следует поговорить.
Наш пастор с несчастным видом занимает место рядом с Мейкписом Уотермастером. Но Рик достиг своей цели. Он установил связь с Филпоттом, хотя тот вовсе этого не хотел, он предстал перед нами человеком чувствительным, а не злодеем. И, сознавая, что он этого достиг, Рик улыбается. Всем нам сразу - грандиозно, что вы сегодня здесь, с нами. Его улыбка сплачивает нас - в ней нет нахальства, она впечатляет своим состраданием к человеческим слабостям, приведшим нас к этой злополучной ситуации. Только сам Мейкпис да Перси Лофт, великий стряпчий из Доулиша, известный как Перси-Писака, примостившийся с бумагами рядом с ним, сидят с каменными лицами, всем своим видом выражая неодобрение. Но Рику они не внушают ужаса. Ни Мейкпис, ни, уж конечно, Перси, с которым у Рика в последние месяцы установились отличные отношения, основанные, как говорят, на взаимном уважении и понимании. Перси хочет, чтобы Рик учился на адвоката. Рик склоняется к этому, а пока хочет, чтобы Перси дал ему деловой совет относительно кое-каких сделок, которые он замышляет. Перси, вечный альтруист, оказывает услуги бесплатно.
- Замечательно вы сегодня выступали перед нами, сэр Мейкпис, - говорит Рик. - Никогда не слышал ничего лучше. Эти ваши слова будут звучать в моей голове подобно райским колоколам, пока меня не призовет к себе Господь, сэр. Здравствуйте, мистер Лофт.
Перси Лофт выступает сейчас в слишком официальной роли и потому молчит. А сэр Мейкпис привык к лести и воспринимает ее как должное.
- Садись же, - говорит наш либеральный член парламента данного округа и мировой судья.
Рик тотчас повинуется. Рик - не противник властей. Как раз наоборот: он сам власть, как мы, колеблющиеся, уже знаем, - властитель и одновременно судия.
- Куда ушли деньги, собранные по Обращению? - спросил без дальних околичностей Мейкпис Уотермастер. - За один только прошлый месяц было пожертвовано около четырехсот фунтов. Триста за предыдущий месяц и еще триста в августе. По вашим подсчетам за этот период было получено сто двенадцать фунтов. Ничего из этой суммы не положено на счет, и нет наличности. Куда ты все это девал, мальчик?
- Купил автобус, - говорит Рик, и Сид, сидевший вместе с остальными на скамье, чуть, по его собственным словам, не окочурился.
* * *
Рик говорил двенадцать минут по часам отца Сида, и, когда закончил, между ним и победой - Сид был твердо уверен - стоял один только Мейкпис Уотермастер.
- Пастор был завоеван еще прежде, чем твой папа открыл рот, Постреленок. Ну, иначе и быть не могло: ведь это он дал Ти-Пи первый раз выступить с кафедры. Старина Перси Лофт - ну, у Перси к тому времени были дела поважнее, верно ведь?
Рик уже заткнул ему рот. А остальные склонялись то туда, то сюда, вверх-вниз, как трусы у шлюхи: надо же было понять, куда прыгнет Их Светлость Высокочтимый Мейкуотер.
Прежде всего Рик великодушно объявляет о своей полной ответственности за все.
- Вина, - говорит Рик, - если она есть, - должна быть свалена у его порога.
Рассуждения о звездах и идеалах - ничто в сравнении с теми афоризмами, которые он бросает нам:
- Если надо нацелить перст указующий, нацеливайте его сюда. - И тычет в собственную грудь. - Если должна быть расплата, вот вам адрес. Я тут, перед вами. Пошлите мне счет. И пусть на его ошибках учатся те, кто его в это вовлек, если таковые были, - призывает он своих судей, ребром пухлой руки - для вящей убедительности - припечатывая слова.
Женщины любовались руками Рика до конца его дней. Они делали выводы на основании толщины его пальцев, которые он, жестикулируя, всегда держал вместе.
- Откуда он научился ораторскому искусству? - почтительно спросил я как-то Сида, когда мы сидели за "маленькой выпивкой", как они с Мег это называли, у камина, в их доме в Сербитоне. - С кого он брал пример, если не считать Мейкписа?
- С Ллойд-Джорджа, Хартли Шоукросса, Эйвори, Маршалла Холла, Нормана Биркетта и других великих адвокатов своего времени, - мгновенно ответил Сид, как если бы речь шла о лошадях. - Твой папа относился к закону с таким уважением, как никто другой. Он изучал речи адвокатов и воспроизводил их особенности лучше, чем молол языком. Он бы стал большим судьей, если бы Ти-Пи дал ему такую возможность, верно, Мег?
- Да он стал бы премьер-министром, - решительно заявила преданная Мег. - Кто мог сравниться с ним? Один только Уинстон!
Затем Рик переходит к изложению своей теории собственности, которую с тех пор он излагал при мне много раз во многих вариантах, но тогда, по-моему, он ее только раскрывал. Суть ее состоит в том, что деньги, проходящие через руки Рика, являются поводом для нового прочтения законов собственности, поскольку все, что он делает с этими деньгами, идет на благо человечества, чьим главным представителем он является. Одним словом, Рик не берет, а дает, и те, кто называет это иначе, просто не верят ему. Последний довод излагается посредством все нарастающей бомбардировки страстными, грамматически взрывными псевдобиблейскими фразами:
- И если кто-либо из вас, сегодня здесь присутствующих… может найти доказательство хотя бы какой-то прибыли… одной-единственной выгоды… будь то в прошлом, будь то припасенной на будущее… прямо или косвенно вытекающей из этого поступка… и пошедшей мне на благо… поступка, хоть и осуществленного из честолюбия, не будем ходить вокруг да около… пусть тот человек выйдет сейчас вперед, с чистым сердцем… и укажет перстом куда положено.
От этой речи всего один шаг до божественного видения - "Компания автобусов Пим и Спасение душ лимитед", приносящая выгоду благочестию и подвозящая прихожан к престолу.
Волшебный ящик отперт. Отбросив крышку, Рик демонстрирует ослепительный набор перспектив и цифр. Проезд на двухъярусном автобусе из аббатства Фарлей до нашего престола ныне стоит два пенса. Проезд на троллейбусе из Тамберкомба стоит три пенса, проезд на такси вчетвером из любого из этих мест стоит шесть пенсов, а автобус фирмы "Грэнвилл Хастингс" стоит девятьсот восемь фунтов, если платить наличными; в нем тридцать два сидячих места и восемь стоячих. Только по воскресеньям, - а мои помощники, здесь присутствующие, провели, джентльмены, тщательнейшие изыскания, - свыше шестисот человек тем или иным способом покрывают общее расстояние в четыре с лишним тысячи миль, чтобы преклонить колени у этого прекрасного престола. Потому что они любят эту церковь. Как любит ее и Рик. Как любим ее все мы - не будем скрывать, - каждый мужчина и каждая женщина, присутствующие здесь. Потому что они хотят из периферии попасть в центр своей веры. Это одно из выражений самого Мейкписа Уотермастера, и Сид говорит, немного нахально было со стороны Рика сказать такое прямо перед ним. Еще три дня в неделю - на выступления Оркестра надежды, занятия Христианскими деяниями и собрания Группы Женской лиги по изучению Библии - покрывается расстояние в семьсот миль, и три дня остаются для обычных коммерческих операций, а если вы мне не верите, смотрите на мою руку, как я сметаю со своего пути сомневающихся конвульсивными ударами локтя, не разжимая согнутых пальцев. Глядя на эти пальцы, становится ясно, что вывод может быть только один:
- Джентльмены, если мы будем брать только половину обычной стоимости и предоставим бесплатный проезд всем инвалидам и пожилым людям, всем детям до восьми лет… с полной страховкой… при соблюдении всех прекрасных правил, которые по справедливости должны соблюдаться при эксплуатации коммерческого транспорта в наши более беспокойные времена… при наличии профессиональных шоферов, полностью сознающих свою ответственность, богобоязненных людей, набранных из нашей среды… учитывая амортизацию, стоимость гаража, ремонта, бензина, билетов и всего остального и полагая, что три дня коммерческих операций дадут нам лишь пятьдесят процентов заполнения… Фонд получит сорок процентов чистой прибыли и возможность всем угодить.
Мейкпис Уотермастер задает вопросы. Остальные либо переели, либо недоели и потому молчат.
- И вы, значит, купили его? - говорит Мейкпис.
- Да, сэр.
- Но вы же несовершеннолетние, во всяком случае половина из вас.
- Мы воспользовались посредником, сэр. Это превосходный адвокат из нашего округа, который по скромности желает остаться анонимным.
Ответ Рика вызывает редкую улыбку на неправдоподобно тонких губах сэра Мейкписа Уотермастера.
- Вот уж никогда не встречал адвоката, которому хотелось бы остаться анонимным, - говорит он.
Перси Лофт, насупясь, уставился рассеянным взором в стену.
- И где же он сейчас? - продолжает сэр Мейкпис.
- Что именно, сэр?
- Автобус, мальчик.
- Его красят, - говорит Рик. - Он будет зеленый, с золотыми буквами.
- И с чьего же разрешения вы приступили к осуществлению этого проекта? - спрашивает Уотермастер.
- Мы попросили мисс Дороти перерезать ленточку, сэр Мейкпис. И уже составили пригласительные билеты.
- Да кто вам разрешил? Мистер Филпотт? Или дьякон? Или Комиссия? Или я? Истратить девятьсот восемь фунтов из Фонда, из этих крох, предназначенных для вдов, на покупку автобуса!
- Мы хотели удивить всех, сэр Мейкпис. Мы хотели преуспеть. А если распустить заранее слух, чтоб пошли разговоры по городу, тогда из новости весь воздух выпустишь. А так о "Компании общественного вспомоществования" узнает ничего не подозревающий мир.
Теперь Мейкпис, по словам Сида, начинает играть в кошки-мышки.
- А где книги?
- Книги, сэр? Я знаю только одну книгу…
- Твои записи, мальчик. Цифры. Ты же сам вел всю бухгалтерию, как мы слышали.
- Дайте мне неделю, сэр Мейкпис, и я вам отчитаюсь в каждом пенни.
- Это не называется вести бухгалтерию. Это называется сочинять. Неужели ты ничему не научился у твоего отца, мальчик?
- Прямоте, сэр. Смирению перед Иисусом.
- Сколько же ты истратил?
- Не истратил, сэр. Вложил.
- Сколько?
- Полторы тысячи. Если округлить.
- А где сейчас автобус?
- Я же сказал, сэр. Его красят.
- Где?
- В Бринкли у "Бэлхема". Это фирма, которая строит автобусы. Величайшие либералы в нашем графстве. Истинные христиане - все до одного.
- Я знаю "Компанию Бэлхема". Ти-Пи десять лет продавал им лесоматериалы.
- Они выставляют честный счет.
- Ты, говоришь, намереваешься заняться обслуживанием публики?
- Три дня в неделю, сэр.
- И будешь пользоваться остановками общественного транспорта?
- Безусловно.
- А тебе известно, как отнесется к такому предприятию "Доулиш энд Тамберкомб трэнспорт корпорейшн" в Девоне?
- Притом, что это удовлетворяет нужды публики - они не смогут воспрепятствовать этому, сэр Мейкпис. За нас сам Господь Бог. Как только они увидят, какой возникнет подъем, почувствуют пульс, они отступят, дадут нам возможность выплыть. Они не могут остановить прогресс, сэр Мейкпис, и не могут остановить поступательное продвижение христиан.
- Значит, не могут, - говорит сэр Мейкпис и пишет какие-то цифры на лежащей перед ним бумажке. - Отсутствует также арендная плата в количестве восьмисот пятидесяти фунтов, - замечает он, не переставая писать.
- Мы и деньги за аренду тоже вложили в дело, сэр.
- Это же больше полутора тысяч.
- Считайте две тысячи. Накругло. Я думал, вы хотите знать только про деньги Фонда.
- А пожертвования - как с этим обстоит дело?
- Кое-что и оттуда тоже.
- Если сосчитать деньги из всех источников, какой получится капитал?
- Включая индивидуальных вкладчиков, сэр Мейкпис…
Уотермастер разом выпрямился.
- Так у нас, значит, есть еще и индивидуальные вкладчики? Ну и ну, мой мальчик, что-то ты перехватил. Кто же это?
- Частные клиенты.
- Чьи?
У Перси Лофта такой вид, будто он сейчас заснет от скуки. Веки у него опущены, а козлиная бородка уткнулась в грудь.
- Сэр Мейкпис, я не волен это раскрывать. Если "Компания общественного вспомоществования" обещает держать что-то в тайне, она выполняет свое обещание. Наш лозунг - прямота и честность.
- Компания зарегистрирована?
- Нет, сэр.
- Почему нет?
- Из соображений защиты. Надо держать все шито-крыто. Как я и говорил.
Мейкпис снова начинает что-то писать. Все ждут дальнейших вопросов. Но ничего не происходит. Мейкпису явно не по себе, и в то же время он всем своим видом дает понять, что точка поставлена, и Рик чувствует это прежде остальных.
- Все равно как на приеме у старика доктора, Пострел, - рассказывал мне потом Сид. - Он-то уже понял, отчего ты загибаешься, только ему надо сначала выписать тебе лекарство, а уж потом он сообщит тебе добрую весть.
Снова говорит Рик. Хотя никто его об этом не просил. И голос у него такой, какой бывает, когда он загнан в угол. Сид услышал тогда, я же потом слышал лишь дважды. Приятным это звучание никак не назовешь.
- Я, собственно, мог бы принести вам всю отчетность сегодня вечером, сэр Мейкпис. Понимаете, счета в сейфе. Мне надо вынуть их оттуда.
- Отдай их полиции, - говорит Мейкпис, продолжая писать. - Мы здесь не детективы, мы - церковники.
- Мисс Дороти, возможно, думает иначе, может ведь она иначе думать, сэр Мейкпис?
- Мисс Дороти не имеет к этому никакого отношения.
- А вы ее спросите.
Тут Мейкпис перестает писать и немного резко поднимает голову, говорит Сид, и они смотрят друг на друга - маленькие, как у ребенка, глазки Мейкписа глядят неуверенно. А у Рика в глазах вдруг появляется блеск стального острия, обнаженного в темноте. Сид так далеко не заходит в описании этого взгляда, потому что Сид не хочет касаться темных сторон того, кто был героем его жизни. А я зайду. Это взгляд ребенка сквозь прорези маски. Он отрицает все, что отстаивал мгновение назад. Это взгляд язычника. Взгляд аморальный. Ему жаль, что вы приняли такое решение и что вы смертны. Но выбора у него нет.
- Ты что же, хочешь сказать, что мисс Дороти внесла какой-то вклад в этот проект? - говорит Мейкпис.
- Можно ведь внести нечто большее, чем деньги, сэр Мейкпис, - говорит Рик словно бы издалека, а на самом деле стоя совсем близко.
Дело в том, говорит тут Сид довольно поспешно, что Мейкпису не следовало вынуждать Рика использовать этот аргумент. Мейкпис - человек слабый, а держаться старался жестко, - хуже таких людей просто не бывает, говорит Сид. Будь Мейкпис разумнее, будь он человеком, способным поверить, как остальные, и относись он чуть лучше к бедному сыну Ти-Пи, вместо того чтобы не верить в него и заодно подрывать веру всех остальных, он мог бы все уладить по-дружески, и все могли бы радостно разойтись по домам, веря в Рика и в его автобус, а ему это было очень нужно. Вышло же так, что Мейкпис оказался последним препятствием к достижению цели и у Рика не оставалось иного пути, как уничтожить его. Так Рикки и поступил, верно ведь? Вынужден был, Пострел, это же понятно.