- Sta bene? - спросил водитель.
- Нет. Еще жив. Вернись и закончи.
Водитель включил заднюю передачу и, глядя в зеркало заднего вида, повел машину к перекрестку.
- Давай! - приказал пассажир.
Машина устремилась вперед. Колеса дважды подпрыгнули.
Вытирая пальцы платком, подошел пассажир с переднего сиденья.
- Sta bene? - повторил водитель.
- Bene. - Пассажир сел на место и захлопнул дверцу. - Доложим в штаб-квартиру, - сказал он, когда машина медленно поехала вдоль трамвайных путей на широкой улице, - и я выпью полбутылки коньяку. Этот туман вреден для легких.
И только через двадцать минут к матери с криком прибежал ребенок, сообщив, что на улице лежит окровавленный мужчина.
1
Первопричины
В 1937 году я почти десять недель провел в Италии и именно о них собираюсь вам рассказать. Я должен рассказать, почему поехал в Италию, а главное, как оттуда выбрался.
Слово "должен" требует объяснения. Я не жалею о том, что сделал, но и не испытываю никакой гордости. Наверное, вы решите, что я вел себя глупо и во всем, что со мной произошло, могу винить только себя. Вынужден с вами согласиться. Но только из вежливости, ради соблюдения приличий. Мне захочется спросить: что, черт возьми, сделали бы на моем месте вы?
Я не очень уравновешенный человек и прекрасно понимаю, что предстаю в этой истории - хотя сам рассказываю ее - отнюдь не героической фигурой; конечно, никому не нравится, когда ему напоминают, что он кретин. Я и не пытался бы изложить все это на бумаге, если бы не одно обстоятельство: я хочу рассказать правду о профессоре Беронелли, ранее преподававшем в Болонском университете.
Просто изложить то, что поведала Залесхоффу и мне его дочь Симона в ночь перед пересечением югославской границы. Одних фактов будет недостаточно. Сами по себе они не в состоянии передать человеческую трагедию. Невозможно сократить "Эдипа" Софокла до абзаца газетной статьи, ничего не потеряв. Нельзя подробно рассказать о том вечере, не объяснив, как я там оказался. Так рассказ о Беронелли стал кульминацией моей собственной истории, хотя я обещал Залесхоффу вечно хранить молчание.
Я поделился сомнениями с Клэр. Пришлось все ей объяснять, хотя она уже кое-что знала о случившемся. Я подумал, что ей будут интересны подробности, и оказался прав.
Если изменить названия мест и имена людей, включая собственное имя, осторожно заметила она, никто их не узнает, и тогда меня, строго говоря, нельзя обвинить в нарушении клятвы.
- Кроме того, - с рассеянным видом прибавила Клэр, - твой Залесхофф шпион, а шпионы вряд ли читают шпионские романы.
Я был потрясен до глубины души и не замедлил ей об этом сообщить.
- В жизни не встречал такой циничной изощренности! Да и кто сказал, что это шпионский роман?
Клэр пристально посмотрела на меня.
- Знаешь, мой котенок, - наконец промолвила она, - мне очень повезло. Не каждой женщине достается в мужья обманщик, который не умеет лгать.
Итак, вот моя история.
Мне и в голову не пришло бы взяться за эту работу, если бы не отчаяние.
В начале января инжиниринговая фирма "Барнтон-Хит" решила закрыть большую часть своих проектов.
Первый удар обрушился на меня на следующий день после того, как я сделал предложение Клэр. В то утро я пришел на работу в хорошем настроении - строго говоря, беспричинном. Клэр обещала "серьезно подумать" и дать мне ответ. Тем не менее я обрадовался. Такая девушка, как Клэр, убеждал я себя, не стала бы думать, если бы собиралась мне отказать. Она очень красива и очень умна.
Ближе к обеду, когда я вместе с помощником просматривал калькуляцию, из головного офиса в Лондоне пришло сообщение: Харрингтон, наш генеральный директор, желает встретиться со мной после обеда.
Приглашения от Харрингтона были редкостью. Недоумевая, что все это значит, и недовольный, что меня отвлекают от работы, я сел в поезд, отправлявшийся в два сорок пять с вокзала Баритона. В половине четвертого я уже был у Харрингтона. А в четыре медленно брел по Куин-Виктория-стрит, и в кармане у меня лежало письмо, извещавшее, что "по не зависящим от совета директоров причинам" в моих услугах больше не нуждаются.
В ушах все еще звучали слова сожаления, тщательно подобранные Харрингтоном.
- Чертовски не повезло, Марлоу, но ничего не поделаешь. Проекты "Барнтон-Хит" не окупаются. Разумеется, к вам это не имеет никакого отношения. Наемный труд в окрестностях Лондона слишком дорог. Фелстед предупредил, что не сможет возобновить контракт по нашей цене, а в данный момент положение слишком нестабильно, и мы не вправе идти на риск, поддерживая производство. Нужно сокращать убытки. Разумеется, для вас это тяжелое испытание. Для нас тоже. Хорошие инженеры-технологи не растут на деревьях. У вас не будет трудностей с поиском работы. Если я могу вам чем-то помочь, обращайтесь.
Так-то вот. У меня был месяц, чтобы найти другую работу. Увы, "в данный момент положение слишком нестабильное". Возможно, инженеры-технологи не растут на деревьях, но и работа для них тоже. "Спад деловой активности", как писали в газетах. Насколько я понимаю, разница между спадом деловой активности и добрым старым кризисом не очень-то велика. "Если я могу вам чем-то помочь, обращайтесь". Да, кое-чем Харрингтон мог мне помочь. Найти другую работу. Но вероятно, он не это имел в виду. Харрингтон славный малый, да только малость перебарщивает с любезностью. Нет, черт возьми! Неправда. Я ненавидел его всеми фибрами души. Наверное, Харрингтон был очень рад избавиться от меня. Он так и не простил мне, что я выставил его в дурацком виде, когда обсуждался вопрос о начальной оценке проекта Фелстеда.
Ничего не поделаешь. Жалеть себя бессмысленно. Я знал многих людей, которые могли предложить мне что-то приличное. В любом случае не следует паниковать. Еще куча времени. Утром я позвоню Доусетту и выясню, знает ли он, что происходит. И еще нужно подумать о людях. Конечно, это забота Холлета, и он сделает для них все, что сможет, но все равно приятного мало. Девушки быстро разбредутся по соседним фабрикам - женские рабочие руки высоко ценятся в районе Баритона. У квалифицированных мужчин тоже не будет особых проблем: их возьмут военные заводы в двух милях от нас. Пострадают остальные: клерки, кладовщики, а также их жены и дети. Мне еще повезло.
Вернувшись, я направился к Холлету.
- Конечно, ты уже слышал новости.
Он усмехнулся:
- Да. Харрингтон хотел, чтобы я сам тебе сообщил, но я сказал ему, чтобы не сваливал на меня грязную работу. У него хватило наглости попросить меня, чтобы мы молчали об этом, пока есть работа, и объявили только за три дня до закрытия. Нужно еще доделать остатки заказа Фелстеда, он боится, что упадет производительность труда. Я послал его подальше. Не говоря уже о том, что многим надо хоть что-то отложить, девочки хотели организовать клуб и вроде бы собирались просить меня стать президентом. Да я не смог бы в зеркало на себя смотреть, если бы, зная обо всем, не остановил их.
Я кивнул:
- Ты прав. Я думал об этом на обратном пути. Мы с тобой единственные, кто может не волноваться.
Он с любопытством взглянул на меня.
- Надеюсь, ты прав, Марлоу. Лично мне нужно думать о жене, трех детях и закладной на дом. Боюсь, волноваться не о чем - как ты выразился - только Харрингтону, разжиревшему совету директоров и нашим дорогим акционерам. Ты видел баланс?
- Нет.
- Прямо сердце радуется. Пути богачей, Марлоу, неисповедимы. Кто мы такие - простофили-работяги, - чтобы ставить под сомнение их мудрость? Тем не менее я ставлю. Но я социалист.
Я ушел. И только потом вспомнил, что в семь встречаюсь с Клэр.
Новость я объявил за супом.
Клэр была в новой шляпке - данный факт я поостерегусь комментировать, - но не такой, за которой можно спрятаться, пока обдумываешь ответ.
- Плохо, Ники, - сказала она дрогнувшим голосом. - Надеюсь, ты не позволишь, чтобы это помешало нашей свадьбе.
Мы обедали в китайском ресторане. Говорят, китайцев трудно чем-либо удивить, но я помню, как повар - уроженец Кантона с фигурой, напоминавшей бочку, - удивленно таращился на нас через служебную дверь. К тому моменту, когда я вернулся на свою сторону столика, нас обсуждал уже весь ресторан. Кто-то смеялся.
Мы вновь принялись за еду.
- А теперь, - промолвила Клэр несколько минут спустя, - скажи, как ты собираешься содержать семью?
Меня захлестнула волна раскаяния.
- Послушай, так не пойдет. Теперь не время говорить о свадьбе. В данный момент дела обстоят довольно скверно. Может пройти несколько месяцев, пока я найду подходящую работу. Банк какое-то время будет проявлять понимание, однако перспективы туманные. Что скажет твой отец?
- Он скажет ровно то, о чем я его попрошу.
- Но…
- Послушай, Ники. - Клэр взмахнула палочками для еды. - Тебе тридцать пять, ты красивый и высокий. А самое главное, ты грамотный инженер. Так мне сказал Холлет в тот вечер, когда мы ужинали с ним и его женой. Почему бы тебе не найти хорошую работу? Возможно, времена теперь не самые легкие - но не для первоклассных же специалистов. Не говори глупости.
Ей почти удалось меня убедить. Во всяком случае, весь остальной вечер мы не вспоминали о таких вещах, как деньги. А если точнее, то пошли в кино, устроились в последнем ряду и сидели, взявшись за руки. Помню, фильм был ужасный. Нам он очень понравился, а домой к Клэр мы поехали на такси. Ее отец предложил мне виски с содовой и спросил, что я думаю о положении в мире вообще и перспективах оси Берлин - Рим и австралийском вопросе в частности. Своего ответа я не помню. Немного погодя он посмотрел на нас поверх очков, словно отец в семейной комедии, самодовольно ухмыльнулся и пошел спать. В конечном счете я отправился домой на ночном трамвае. В превосходном настроении, тихонько напевая себе под нос. Она права, благослови ее Бог. Я хороший специалист. Все будет в порядке. От "сокращения" деловой активности страдают неквалифицированные работники.
Я ошибался.
Для этого мне понадобилось два с половиной месяца - два с половиной месяца горьких разочарований, бесплодных собеседований и тщетной переписки. К концу моей последней недели в Баритоне мне предложили работу с жалованьем в две трети прежнего; я отказался. Шесть недель спустя я был готов отдать левую руку за такой шанс, но было уже поздно. Я понимал, что Холлет считал меня дураком, и тот факт, что обошлось без избитого "я тебе говорил", ничего не менял. Сам он согласился на пятьдесят процентов от того, что получал в Баритоне, и, похоже, испытывал облегчение. Я начал беспокоиться и, боюсь, сделался раздражительным.
Клэр держалась на удивление стойко, зато я, растерявшись, был склонен вбивать себе в голову невесть что и стал подозревать, что она теряет в меня веру. Клэр тоже волновалась - не столько из-за моих трудностей, сколько из-за того, как они на меня влияют.
А потом мы слегка повздорили. Сама по себе ссора была ничтожной, однако сопутствующие обстоятельства сделали ее особенной.
Мы пили чай в довольно мрачном настроении. Был вечер вторника, и Клэр ушла с работы на час раньше, чтобы узнать о результате моего собеседования с джентльменом из Бирмингема, который на день приезжал в Лондон. Результат был отрицательным. Гость из Бирмингема оказался очень любезен и дал мне рекомендации в две фирмы, в которых я уже получил отказ. Клэр выслушала новости молча.
- Ну, - с горечью прибавил я, - когда мы поженимся?
- Не говори глупостей, Ники. - Она помолчала. - Во всяком случае, я не понимаю, почему все это должно нарушать наши планы. Тот факт, что в данный момент дела идут не лучшим образом, не должен нас останавливать. - Клэр снова умолкла, а затем беззаботно прибавила: - В конце концов, у меня превосходная работа, и мне обещали прибавку.
- Очень мило, дорогая, - огрызнулся я. - А мне что делать? Сидеть в меблированной комнате, совмещающей в себе спальню, столовую и гостиную, и штопать тебе чулки?
Довольно грубые и неприятные слова, но это было только начало. Я наговорил кучу всяких банальностей: что мужчина должен иметь опору из чувства самоуважения, что жить за счет жены недостойно… хотя все это не имело никакого отношения к тому, о чем хотела сказать Клэр.
Она сидела молча, поджав губы, и ждала, когда я закончу. Потом сказала:
- Никогда не думала, что ты можешь быть таким ослом.
С этими словами Клэр встала и вышла из кафе.
Разумеется, мы помирились в тот же вечер. Но осадок остался, и мы оба это чувствовали. Когда я уходил, Клэр надела пальто и проводила меня.
- Знаешь, Ники, ты так много сегодня извинялся… Я чувствую себя неловко. На самом деле виновата я сама, правда. Будь у меня хоть капля воображения, я бы поняла, что у тебя и так хватает забот, а тут еще глупая девчонка нудит о замужестве.
Я остановился как вкопанный.
- Ради Бога, Клэр, о чем ты?
- Не останавливайся, дорогой, я все расскажу. - Мы двинулись дальше. - Помнишь, ты оставил в холле вчера вечером газету?
- Да, и что?
- Я ее просмотрела, Ники. Ты отметил объявления о приеме на работу. Помнишь?
- Да, смутно.
- Ну?..
- Послушай, не хочешь же ты сказать… - промямлил я.
- Почему бы и нет? В точности соответствует твоей квалификации. Как будто специально для тебя. - Когда я вновь принялся возражать, Клэр прибавила: - Послушай меня, Ники. Это может тебе подойти.
- Теперь ты послушай меня, милая. На свете существует много странных и абсурдных вещей, и…
- Хорошо. - Она извлекла из сумочки клочок газеты и сунула в карман моего пальто. - Вырезала на случай, если ты вдруг передумаешь. Спокойной ночи, дорогой.
Когда я наконец снова двинулся к остановке, то уже напрочь забыл о клочке газеты.
Прошла неделя, самые тяжелые семь дней в моей жизни. В первые шесть вообще ничего не происходило. Утром седьмого дня я получил письмо от известной инжиниринговой фирмы - ответ на мое обращение, которое, в свою очередь, являлось ответом на их объявление о вакансии директора на одном из их заводов. В три часа дня меня приглашали на собеседование.
К трем часам я был на месте. Вместе со мной в приемной ждали еще двое мужчин. Оба среднего возраста. И оба, как мне показалось, по тому же делу. Я не ошибся.
Меня директор принял последним. Поприветствовал с терпеливой благожелательностью.
- О да. - Он бросил взгляд на мое письмо, лежавшее перед ним на безупречно чистом блокноте с промокательной бумагой. - Господин Марлоу, если не ошибаюсь? Да, да. Я пригласил вас специально. Честно говоря, в том, что касается предлагаемой должности, мы считаем, что вы слишком молоды. - Директор устало пригладил усы. - Тем не менее, - продолжил он, - нам подошел бы молодой неженатый мужчина с вашей квалификацией в связи с контрактом, который мы только что подписали. Имейте в виду, я не делаю вам конкретного предложения. Если это вас заинтересует, мы можем продолжить обсуждение. Жалованье, естественно, не очень велико, в данный момент дела на рынке обстоят не лучшим образом. И разумеется, придется подписать четырехлетний контракт. Хотя вряд ли это остановит такого молодого человека, как вы. Боливия - превосходное место, превосходное…
Я прервал поток его слов:
- Куда?
Лицо директора приняло удивленное выражение.
- Боливия. Чакская война, - доверительно продолжил он, - продемонстрировала, что в военное время необходимо полагаться на собственные ресурсы. Цена вопроса - строительство двух заводов и создание на их основе производственной базы. Одного опыта…
Но я уже встал. Кажется, лицо у меня покраснело.
- Огромное спасибо, - сдержанно поблагодарил я. - Боюсь, мне пора. Хочу извиниться, что отнял у вас время. Уверен, вы без труда найдете нужного человека.
Директор пристально посмотрел на меня, затем пожал плечами:
- Естественно. Всего хорошего. Когда будете уходить, закройте, пожалуйста, за собой дверь.
Выйдя на улицу, я купил вечернюю газету, перешел на другую сторону, зашел в кафе-кондитерскую и заказал чашку чаю.
За соседним столиком сидел мужчина, которого я видел в приемной. Повинуясь внезапному порыву, я повернулся к нему:
- Прошу прощения, сэр. Надеюсь, вы извините мою назойливость; мне просто интересно - вам тоже предлагали работу в Южной Америке?
Вид у него был испуганный. Это был седовласый мужчина с крупным умным лицом и большими, сильными руками. Он с подозрением посмотрел на меня. Потом улыбнулся:
- Значит, они и на вас попробовали этот трюк? Мне предложили работу в Южной Америке - пять фунтов в неделю. Сказали, что я слишком стар для должности, указанной в объявлении. Боливия и пять фунтов в неделю! Мне! Я сказал ему, куда он может засунуть свое предложение. Вряд ли ему это понравилось.
- Значит, настоящая работа досталась тому, другому.
- Настоящая работа? - Мужчина насмешливо посмотрел на меня. - У них нет настоящей работы, друг мой. Это просто способ задешево нанять хороших специалистов. Они сокращают расходы, чтобы конкурировать с янки. Я бы и клюнул, но, к счастью, у меня есть запасной вариант - продаю слесарный инструмент. - Он указал на плоский кожаный чемоданчик на стуле рядом с собой. - Торговля вразнос.
Я угостил его сигаретой. Мы продолжили разговор. Слушая спокойный, почти непринужденный рассказ о том, чем занимался этот человек, я понял, что по части квалификации и опыта я и в подметки ему не гожусь. При прочих равных условиях любой руководитель, пребывающий в здравом уме, выберет его, а не меня. Тем не менее он продает слесарный инструмент. "Торговля вразнос". На мой вопрос о том, как идут дела, мужчина печально улыбнулся:
- Лучше не спрашивайте. Коммивояжер из меня неважный. Не такое это простое дело. Не хватает терпения и такта, я всегда настраиваю против себя людей, рассказывая им, как они должны вести дела. Кроме того, я не могу с собой справиться и честно говорю о том, какую дрянь я им предлагаю. Я пытаюсь изменить себя, но это трудно. - Он попросил счет. - Мне нужно идти. Рад был познакомиться.