Хайльман познакомился с Шульце-Бойзеном в Берлинском университете, где Бойзен вел семинар. Хорст Хайльман вырос при национал-социализме, был предан его идеям, пока не познакомился с обер-лейтенантом.
Шелленберг не переставал удивляться тому влиянию, которое мог оказывать Бойзен на людей. Взять, того же Хайльмана! В короткий срок ему удалось из воспитанника гитлерюгенда сделать человека, который в марксизме видел настоящий, а не фальшивый социализм Гитлера, о чем Хайльман прямо сказал на суде.
Однако, можно сказать, что Хайльман, бесконечно преданный обер-лейтенанту Шульце-Бойзену, и погубил его.
Хайльман работал с главным специалистом службы радиоперехвата обер-лейтенантом Фауком. Приятелем Фаука был Траксль. Альфред Траксль дружил также с Хайльманом. Однажды он рассказал Хайльману, каких успехов добился его друг Фаук в розыске "пианиста". Хайльман, узнав об опасности, грозившей Коппи, а следовательно Бойзену, решил немедленно его предупредить. Он позвонил Шульце-Бойзену, но тот уехал в Ютеборг. Хайльман оставил свой служебный телефон домашней работнице и попросил передать обер-лейтенанту, что он ждет его звонка "по срочному делу".
Хайльман знал, что он нарушил инструкцию. Даже сообщение номера телефона секретного учреждения любому постороннему лицу, в каком бы чине он ни был, серьезное должностное преступление. Но его желание как можно скорее предупредить, а следовательно, спасти Бойзена, одержало верх.
Ответного звонка не последовало. Тогда Хайльман решил сам пойти на Альтенбургераллее. Дверь ему открыла Либертас. Они прошли в дом. И он, взволнованный, рассказал ей о том, что узнал.
Долгожданный звонок раздался в ночь на 30 августа. Трубку взял обер-лейтенант Фаук. Шульце-Бойзен назвал себя.
- Простите, я не расслышал? - переспросил Фаук.
- Хорро… Шульце-Бойзен! - Именно так он произнес: не Харро, а Хорро… У Фаука испариной покрылся лоб. Несколько радиограмм, расшифрованных им, были подписаны Х о р р о!..
Обер-лейтенант Фаук тотчас же доложил о своих подозрениях штурмбанфюреру Копкову. (Беккерт уже лежал в больнице.)
Копков вызвал комиссара Штрюбинга. Колесо завертелось.
Шульце-Бойзена арестовали прямо в штабе, где он работал.
Уже в середине октября начальник гестапо Мюллер решил, что дело закончено, и предложил Гиммлеру передать дело в суд. Гиммлер вместе с Шелленбергом поехали в ставку фюрера под Винницу.
- Большевики должны быть уничтожены в наших рядах раз и навсегда. И никакой пощады, слышите, Генрих, никакой! - прокричал Гитлер.
Гиммлер надеялся, что фюрер ему поручит руководить процессом, но он назначил Геринга.
Командный вагон Геринга в это время находился под Винницей. По приказанию рейхсмаршала туда прибыл советник военно-юридической комиссии Манфред Редер, который выдвинулся после расследования дела о самоубийстве в сорок первом году заместителя Геринга генерала Удета.
Геринг поручил ведение процесса Редеру. Сам же, как верховный судья, руководил процессом. Гитлер оставил за собой право утверждения важнейших приговоров.
16 декабря слушалось дело главной группы заключенных.
Приговоры поступили в имперскую военную прокуратуру 21 декабря.
Начальник тюрьмы Берлин-Плётцензее получил приказ срочно подготовить все необходимое для казни одиннадцати особо важных государственных преступников. До сих пор в Плётцензее приговоренных к смерти отправляли на гильотину.
В тюремном дворе срочно соорудили виселицу с восемью крюками.
24 декабря начинался традиционный запрет на казни, который заканчивался 6 января. Шеф военной прокуратуры болел, а без его подписи приговоры не могли быть приведены в исполнение.
Когда Гитлеру доложили об этом, он сказал, что знать ничего не хочет: преступники должны быть казнены немедленно!
Главу имперской военной прокуратуры подняли с постели, и тот дрожащей от слабости рукой поставил свою подпись на одиннадцати бумагах.
Вечером 21 декабря приговоренных привезли в Плётцензее. Каждому разрешалось написать прощальное письмо.
В последнем письме к родителям, копия которого попала к Шелленбергу, Шульце-Бойзен писал:
"Эта смерть мне подходит. Каким-то образом я все время предчувствовал ее. Все, что я совершил, я делал по велению своего разума, сердца и в соответствии с убеждениями".
22 декабря их казнили.
Шульце-Бойзен на эшафот взошел молча, а Харнак, как передавали Шелленбергу, перед смертью выкрикнул: "Я ни о чем не сожалею! Я умираю убежденным коммунистом!"
19 января слушалось дело очередной партии заключенных из группы Шульце-Бойзена - Харнака. К смерти приговорили балерину Оду Шоттмюллер, Ганса Генриха Куммерова и его жену Ингеборг.
Прошло уже несколько месяцев после приговора, но он еще не приведен в исполнение. Шелленберг знал, что палачи медлили не по своей воле. Казнь отсрочили по приказу Кальтенбруннера, который надеялся что-либо выпытать у этих людей. Такая надежда у него появилась, когда в конце января тюремщики перехватили записки Куммерова, которые тот пытался тайно передать на волю. Шелленберг прочитал эти записки. Они были весьма любопытны и помогли бригадефюреру лучше понять "психологический механизм" людей "Красной капеллы".
"Выражение и понятие "шпион", "шпионаж" в обычном смысле не отражают сущности моего поведения, как и тысяч других людей, уже с 1918 года, - писал Куммеров. - Это поведение, позиция, образ действий органически возникли в коммунистических и сочувствующих им кругах с тех пор, как коммунистическое мировоззрение нашло свою родину в России. Речь шла о том, чтобы содействовать ее техническому развитию и оснастить в военном отношении для защиты от соседей, откровенно алчно взиравших на эту богатую, перспективную страну, население которой составляли замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но еще слабые в области техники. С этой целью их друзья во всем мире помогали русским единомышленникам делом и советом, передавая все необходимые им знания.
Все мы знали, что они никогда не будут использованы против миролюбивых народов (например, наших собственных), а послужат только для обороны, что является морально оправданным…"
Кроме этих записок, гестаповцам ничего не удалось получить от Ганса Куммерова. Стоял уже апрель, а он по-прежнему томился в тюрьме в ожидании казни. Не была казнена еще и Ода Шоттмюллер.
Еще не были закончены казни по делу "Красной капеллы", а уже начались аресты в ведомстве Канариса. Конечно, люди из окружения Канариса совсем не похожи на людей Харнака и Шульце-Бойзена. Бывший прокурор Гамбурга Донаньи и его сообщники ориентируются на Запад. Больше того, они противники большевиков. Но в целом это не меняет дела: Германию разъедает ржа… И будут еще новые разоблачения, новые аресты…
Что, если Гитлер узнает о тайных попытках Шелленберга установить контакт с Даллесом?
На очередном ежемесячном обеде с генералами СС фюрер неожиданно поднял бокал с минеральной водой за здоровье "нашего прошвейцарского генерала" и выразительно посмотрел на Шелленберга. Все присутствующие тоже как по команде повернули головы в сторону бригадефюрера. Шелленберг невольно покраснел. У него бешено заколотилось сердце. Откуда эта информация? Если от Генриха - все хорошо, но если от Кальтенбруннера?.. От этой "гориллы", как про себя называл шефа службы безопасности Шелленберг, можно было ожидать всякой пакости. Но на бледных, бескровных губах Гитлера приклеилась вялая, но не злобная улыбка. Шелленберг понял, что это реплика со слов Гиммлера. Значит, все в порядке! Шелленберг вскочил. Надо было выразить верноподданнические чувства.
Глава восемнадцатая
На лист белой бумаги ложились цифры. На этот раз сообщение было довольно длинным. Был уже третий час ночи. После передачи предстояло расшифровать "китайскую грамоту". Утомленному за день Рёсслеру очень хотелось спать.
Передача закончилась, и Рудольф отложил в сторону карандаш. Он решил сначала выйти на воздух, немного освежиться, а потом уже колдовать над текстом. Если текст окажется не столь уж спешным, можно отложить работу на утро.
Крупные яркие звезды усеивали небо, а меж ними как бы дымилась серебристая звездная пыль. Такой прозрачный воздух стоял в предгорьях Альп на исходе зимы и ранней весной, когда еще было мало испарений. Воздух напоминал прохладную чистую влагу, которую пьешь и не можешь напиться. Отрезвляющая от сна прохлада проникла, казалось, в самые дальние клеточки мозга и легких. Ясной становилась мысль.
Вернувшись во флигель, где находился приемник, Рёсслер достал шифровальную книгу и уселся за письменный стол. Уже первые строчки радиограммы настолько встревожили его, что он понял: ему не уснуть.
Из радиограммы от Вертера явствовало, что Гитлер отдал приказ своим войскам оккупировать Швейцарию. Командование группой войск поручалось генералу Дитлю - лучшему специалисту вермахта по действиям войск в гористой местности.
Едва дождавшись утра, Рёсслер схватил такси и помчался к капитану Неувериту. Сотрудник швейцарской секретной службы сразу понял, что в столь неурочный час к нему могли привести Рёсслера только чрезвычайные обстоятельства.
Ознакомившись с текстом радиограммы, полученной из Берлина, капитан сам был взволнован не меньше своего помощника. Тотчас же он отправился к шефу, бригадному полковнику Массону.
Начальник швейцарской секретной службы более спокойно принял тревожное известие, чем его подчиненный. "Не является ли это простым шантажом?.." Думать можно было как угодно, но не придавать значения столь важному сообщению, полученному из Берлина, нельзя. Надо немедленно доложить главнокомандующему.
Генерал Гюсан встретил начальника швейцарской секретной службы стоя. Уже из телефонного разговора он понял, что Массон едет к нему с важным сообщением.
- Неужели час, которого мы так опасались, приблизился? - спросил он Массона, когда тот доложил о шифровке из Берлина.
- Сейчас трудно сказать с полной определенностью. По сведениям нашей разведки, генерал Дитль действительно прибыл в Южную Германию. Замечено также движение воинских частей и соединений. Но все это еще не в таких масштабах, чтобы начинать вторжение с надеждой на быстрый успех. Я отдал дополнительные приказы моим агентам. В ближайшие дни надеюсь получить дополнительные сведения, тогда можно будет с большей определенностью сказать, не шантаж ли это.
- Вы полагаете, что это может быть и шантаж? Ведь под приказом стоит подпись самого Гитлера.
- Шантаж не исключен, но я не настаиваю, что это шантаж. Однако я думаю, мой генерал, что настало время вам встретиться с Шелленбергом, ведь он давно просит меня устроить с вами встречу.
- И что это даст? - спросил главнокомандующий.
- По его реакции, по его поведению я сумею кое-что прояснить в этой ситуации. Я так полагаю. Ведь у меня уже есть некоторый опыт общения с этим человеком.
- Ну, раз вы так считаете, - неохотно согласился генерал Гюсан, - я готов.
* * *
Встреча состоялась неподалеку от Берна.
Шелленберг сразу повел разговор в открытую.
- Я надеюсь на то, что в случае необходимости Альпы станут южным бастионом германского рейха и его друзей. - Шелленберг саркастически улыбнулся. И тут же он обратился к генералу Гюсану: - Я рад, мой генерал, передать вам, главнокомандующему армией дружественной рейху Швейцарии, наилучшие пожелания от главнокомандующего германскими вооруженными силами, фюрера немецкого народа Адольфа Гитлера.
Эти слова явно вызвали замешательство, которое отразилось на лицах Гюсана и Массона. Гюсан промычал что-то невнятное в ответ.
Первую приготовленную насадку оба швейцарца проглотили: у Хользера в портфеле лежал записывающий аппарат. Хотя ни мимика генерала Гюсана, ни его бурчание не давали оснований толковать, что он разделяет слова, высказанные Шелленбергом, но ведь не было и другого: возражений. Швейцарцы ни слова не сказали против: Гюсан - солдат, не привыкший к таким проделкам, а полковник Массон не мог опережать своего начальника. Пока швейцарцы не опомнились, Шелленберг ловко перевел разговор в другое, нейтральное русло. С довольной улыбкой он сказал:
- Недавно фюрер в кругу высших чинов СС назвал меня "прошвейцарски настроенным генералом". Вы видели бы при этом лицо Мюллера, шефа нашего гестапо! А этот человек не пощадит никого, даже собственной матери. Друзья, - продолжал Шелленберг, - я оказал Швейцарии некоторые услуги. Вы об этом знаете. Теперь ваша очередь помочь мне.
- Правда ли, что Гитлер отдал приказ о подготовке вторжения в нашу страну? - спросил напрямик Гюсан.
"Боже мой, что он говорит?!" Массон нервно заерзал в кресле. Понял ли его швейцарский главнокомандующий? По лицу Шелленберга скользнула довольная улыбка. Шелленберг узнал то, что хотел узнать: утечка информации шла из самого ближайшего окружения Гитлера.
Уже разгромлена "Красная капелла", сотни людей отправлены на виселицу, а утечка продолжается, и на каком уровне!!
- До сих пор ни один приказ фюрера не был направлен против вашей страны, - уклончиво ответил Шелленберг.
- Я хотел бы услышать более точный ответ, - настаивал Гюсан. Массон молчал. Чего уж теперь, пусть говорит…
- Да, - чуть помедлив, набивая цену сказанному, как бы нехотя признался Шелленберг. И тут же заговорил, горячо оправдывая действия Гитлера: - Фюрер крайне обеспокоен положением, складывающимся на юге Европы. Наши неудачи в Тунисе, возможная высадка англичан и американцев в Италии, а это означает выход в наш тыл, - поводов для беспокойства больше чем достаточно. Фюрер не уверен, что Швейцария при этих обстоятельствах сохранит свой нейтралитет. Я, конечно, стараюсь делать все, чтобы разубедить его, удержать, но кроме меня на фюрера пытаются оказать влияние другие, которые стоят за оккупацию Швейцарии. Вот почему я и прошу вас о помощи: если я к фюреру приду не с пустыми руками, то моя точка зрения возобладает.
- Какую конкретную помощь я могу вам оказать? - спросил Гюсан.
- Мне нужна ваша гарантия, что Швейцария сохранит нейтралитет при любых условиях.
- Не понимаю, о каких гарантиях вы говорите? История моей страны является такой гарантией. Мы не позволили втянуть себя в первую мировую войну, не позволим и сейчас.
- Это только слова, генерал. А кроме того, нынешнее положение разнится с тем, которое было в четырнадцатом году. Большинство населения Швейцарии в настоящее время настроено антинемецки. В этом достаточно убедиться, даже читая ваши газеты.
- В вашей прессе я что-то тоже не находил комплиментов в наш адрес, - заметил генерал и продолжил: - Однако могу вас заверить: кто бы ни нарушил наши границы, мы будем защищаться!
- Могли бы вы дать мне письменное заверение в этом?
При этих словах Шелленберга Массон предостерегающе кашлянул.
Но Гюсан сориентировался сам.
- Я всего лишь солдат, а подобные заверения может дать только правительство. Однако по поручению моего правительства недавно я дал интервью одной шведской газете. В нем приведены буквально эти слова: мы намерены сохранить свой нейтралитет любой ценой и будем защищать свою территорию от любого агрессора.
- Это интервью скоро появится в печати? - спросил Шелленберг.
- По моим сведениям, послезавтра, - ответил Массон.
- Ну что ж, это успокоит горячие головы из окружения Кейтеля, - сказал Шелленберг.
- У вас есть еще вопросы ко мне? - спросил главнокомандующий швейцарской армией.
- Не столько вопрос, сколько просьба. На территории вашей страны действует группа разведчиков, работающих на Советы…
- Простите, это компетенция… вот полковника… Если у вас лично ко мне нет больше вопросов, я должен вернуться к своим прямым служебным обязанностям. - Гюсан поднялся. Следом встали Массон и Шелленберг. Бригадефюрер понял, что поговорить на столь интересующую его тему - о "Красной тройке" - на этот раз снова не удастся. "Что ж, поговорим в следующий раз".
* * *
Шелленберг и Массон в следующий раз встретились в отеле "Белая лошадь", но там разговора о делах не было. Шелленберг дал понять, что предпочел бы вести разговор где-нибудь в более "спокойном месте". Вышли на набережную реки Лиммат. Следом за ними плелись люди Шелленберга и Массона. Стоял ненастный день, и набережная была пустынна.
Шелленберг начал с того, что приказ Гитлера об оккупации Швейцарии все еще не отменен. Хотя после того, как он доложил Гиммлеру о встрече с генералам Гюсаном, а рейхсфюрер в свою очередь сообщил об этом фюреру, действие приказа приостановлено.
- При всей моей глубокой симпатии, я бы даже сказал, любви к вашей стране, - заявил Шелленберг, - я не смогу удерживать долгое время фюрера от рокового шага, если не будет неоспоримых доказательств того, что в лице Швейцарии мы имеем дружественную страну.
- Что я должен сделать? - спросил Массон.
- Я предлагаю вам обмен секретной информацией. Я считаю, что такой обмен будет полезен не только рейху, но и Конфедерации…
- Это невозможно! Ведь вы попросту предлагаете мне стать вашим шпионом! Интересно, за какую цену вы намерены меня купить?..
- Зачем понимать так грубо? Мне известно, что вы сотрудничаете с "Интеллидженс сервис", да и представитель генерала Донована Аллен Даллес не случайно толчется у вас в Швейцарии…
- Насколько мне известно, к Даллесу именно ваша служба проявляет повышенное внимание…
Шелленберг побледнел. Он недооценивал швейцарца. Если ему удалось узнать об одной из величайших тайн рейха, то этот человек действительно стоит многого. "Вот как повернулось дело: не он у меня "на крючке", а я у него", - подумал бригадефюрер.
- Не будем забираться в дебри, полковник, - миролюбиво проговорил Шелленберг. - Я уточняю свою мысль: мы хотели бы получать от вас информацию, которая ни в коей мере не может нанести ущерб вашей стране, но представляет для нас, европейцев, взаимный интерес. В ответ мы готовы, я вам обещаю, снабжать вас информацией о тайных действиях, направленных против вашей страны.
- Допустим, я согласен. Что конкретно вы можете мне сообщить сегодня и чем я могу быть вам полезен?
- "Красная тройка", - начал Шелленберг.
- Что?
- "Красная тройка". Под таким кодовым названием у нас проходит группа разведчиков, которые действуют на территории вашей страны и работают на Советы. В папке у Хользера, которую я вам передам, содержатся материалы, убедительно подтверждающие мои слова, а также фотографии лиц, подозреваемых нами. Нами установлено, что в Швейцарии действует три русских тайных передатчика: один в Лозанне и два в Женеве. Кстати, полковник, когда закончится обучение ваших радистов на передвижных пеленгационных станциях, которые мы передали вам еще несколько месяцев назад?
- Обучение заканчивается, - коротко ответил Массон.
- Кроме того, полковник, - глядя прямо в глаза Массону, продолжал Шелленберг, - знаю, что вы получаете информацию из главной ставки фюрера.