После просмотра документов Батов вызвал своего помощника, майора Дорошенко, и поручил ему проверить в Одессе и в Харькове, известны ли там оба задержанные.
Вскоре поступили ответы…
Неожиданная встреча с Вознюком, которого полковник не видел около года, заставила его восстановить в памяти историю, время от времени почему-то напоминавшую о себе…
В полученной тогда из Одессы телеграмме сообщалось, что до войны там действительно проживал учитель географии Озеров Матвей Иванович и что он ушел на фронт добровольцем.
Заканчивалась телеграмма неожиданным для пограничников извещением, что в бою был Озеров тяжело ранен, в бессознательном состоянии пленен, а позже в гитлеровском лагере смерти, в Люблине, умер, не выдержав страшного режима…
- Вот это фокус! - воскликнул тогда Дорошенко, еще и еще раз прочитав телеграмму. - Клубочек начинает понемножку разматываться. Впрочем, - добавил он, заканчивая доклад, - я с самого начала догадывался, что здесь дело нечистое. Есть в нем что-то такое, в этом Озерове… Не лежит к нему душа…
Батов молча сделал в своем блокноте несколько пометок.
- Старый трюк, - задумчиво сказал он. - Вот что, майор: допрос Озерова на время отложите. С ним успеется. Займитесь Вознюком да посерьезнее. Думаю, что его показания будут для нас не безынтересны.
Батов поднялся из-за стола и подошел к окну.
С крыш срывалась изумрудная в солнечном свете капель. Ручьи талой воды весело бежали по улицам на радость малышам, пускавшим бумажные и деревянные кораблики.
- Весна, - мечтательно проговорил полковник, наблюдая за оживленной возней про-мокших, но счастливых ребятишек. Повернувшись ухом к открытой форточке, он на миг замер, даже глаза зажмурил от удовольствия: - Нет, вы послушайте, майор, ведь притопали безобразники, а? Конечно, они!
- Кто? - не понял Дорошенко.
- Да скворцы же! Не знаю, кому как, а мне весна всего милее. Вот и почки на деревьях не сегодня-завтра лопнут… - И вдруг без всякого перехода полковник суховато сказал, словно не он только что любовался солнечным апрельским днем - Я не собираюсь вас поучать, но советую всесторонне разобраться в обстоятельствах знакомства Озерова и Вознюка. Особо внимательно - в деталях побега из лагеря! Именно эти два обстоятельства наводят меня на некоторые размышления. Как только вырисуется что-нибудь интересное, прошу ко мне.
Час спустя Дорошенко приказал привести Вознюка. Поджидая задержанного, он мерял длинными ногами небольшой кабинет и думал над репликой полковника. Что значит "старый трюк"? Почему Батов придает такое значение обстоятельствам побега из лагеря и знакомству двух нарушителей, если есть вопросы поважнее?
Ввели задержанного. Среднего роста, широкоплечий, с правильными чертами открытого лица, он оставлял приятное впечатление. Вознюк прямо и доверчиво посмотрел в глаза майору.
- Как отдохнули? - осведомился Дорошенко.
- Телом, вроде, ничего, - ответил Вознюк, - а душой, как говорят, нисколько. Я вот все думаю, думаю… Всю ночь ни капельки не уснул…
Глаза Вознюка действительно были воспалены.
- Что же вас беспокоит? Расскажите, если не секрет, - пошутил Дорошенко, приглашая задержанного присесть у стола. Сам того не замечая, он копировал привычку Батова слушать собеседника, чуть наклонив голову к плечу.
Вознюк погладил ладонью давно небритую щеку.
- Боюсь, смеяться будете, а то и не поверите. Скажете, оговариваю человека, - все еще колеблясь, промолвил он.
- Нет, зачем же. Я вас слушаю. Рассказывайте.
- Возможно, я ошибаюсь, - начал Вознюк, - но мне кажется, что Озеров вовсе не Озеров. - На секунду умолкнув и перехватив удивленный взгляд майора, он продолжал смелее. - Я давно подозревал, что с ним дело нечистое. Еще в лагере мне казалось, что он чего-то темнит. Правда, я точно ничего сказать не могу, зря оговаривать человека не буду. Но вот вам факты. Сколько нас сидело за проволокой, никому за ворота ходу не было, а Озеров несколько раз отлучался в город… Затем как-то я приметил его с одним капитаном из охраны лагеря, о котором говорили, что он работает на разведку…
- Как фамилия капитана? - тут же спросил Дорошенко.
- Чего не знаю, того не знаю, - развел Вознюк руками. - По правде сказать, так я из лагеря бежать не собирался: смелости не хватало. Надеялся, что рано или поздно дойдет очередь и меня возвратят на Родину официально… Думал так, пока Озеров со мною не познакомился. А он и побег организовал, и так здорово, что мы до самой границы без пересадки на своих двоих протопали! Вот и берет сомнение: почему все так легко обошлось? Не послали ли его сюда специально? В лагере ходил слух, что несколько человек ушло в Союз не без помощи капитана из охраны. А вдруг и Озеров из таких?
Дорошенко внимательно прислушивался к интонации, присматривался к выражению лица и глаз Вознюка. Говорил он уверенно, голос звучал негромко, но убедительно.
- Так, так, - кивнул майор. - Стало быть, вы думаете, что Озеров темнит?
- Убежден!
- Очень хорошо, что поделились своими сомнениями. Это говорит в вашу пользу, - подытожил Дорошенко и, взяв ручку, запротоколировал сообщение. - А теперь расскажите, как вы оба готовились к побегу. Пожалуйста, поподробнее.
Наморщив лоб, Вознюк некоторое время молчал, как бы восстанавливая в памяти все детали. И снова заговорил с прежней откровенностью.
Он упомянул одну интересную для следствия деталь: за день до побега Озеров на всю ночь исчез из лагеря. Но куда, зачем? - это оставалось тайной. Озеров же на первом допросе утверждал, что до самого побега находился за проволокой и из лагеря не отлучался.
- Еще один вопрос… Что о себе рассказывал Озеров, после того как состоялось знакомство между вами?
- Мне помнится, Озеров говорил, что сам он из Одессы и до войны учительствовал в городской школе. Еще он рассказывал, что родители умерли. Несмотря на это, он надеялся возвратиться именно в Одессу.
- Последний вопрос: как вы оказались в Германии?
- Очень длинная история, - вздохнул Вознюк, - но постараюсь быть кратким… Отец мой работал вагонным мастером на станции Харьков. Мать, как все матери, хозяйничала по дому. Перед войной я закончил техникум. Когда немцы подошли к нашему городу, отец добровольцем вступил в ополчение, а мне пришлось с матерью остаться, - болела она сильно. Сами понимаете, сложа руки никто из нас не сидел. Где листовку наклеишь, где и гранату подкинешь, провода телефонные резали. Компания у нас была хорошая, все комсомольцы. Но один, как видно, оказался предателем. Переловили ребят и - в тюрьму. Спасло то, что хлопцы, как их ни истязали, держали язык за зубами… Помучили нас, а потом и вывезли в Германию. Я сначала работал в Гамбурге на заводе, потом погнали в Нормандию на строительство "Атлантического вала". Там и "освободили" нас союзнички да и загнали в лагерь. Вот, вроде, и вся история…
Докладывая Батову о результатах допроса, Дорошенко решил, кроме коротких протокольных записей, поделиться и некоторыми своими выводами. В расчет брались и противоречия в показаниях обоих задержанных, и сообщение из Одессы, и ряд других сведений.
- Судя по всему, Озеров - агент иностранной разведки и собирается в Одессу, чтобы встретиться с другим шпионом. В лицо его Озеров не знает, поэтому паролем явится портсигар с пакетиком шведских лезвий.
- Допустим, это еще ни о чем не говорит, - заметил Батов. - Простите, перебил вас, продолжайте.
- Именно ради Озерова, ради того, чтобы версия о побеге выглядела правдоподобной, пристегнули к нему и Вознюка. Вот он, мол, живой и неподкупный свидетель! Парню дали возможность бежать из лагеря, надеясь, что о своем напарнике он ровным счетом ничего не знает, кроме сведений, о которых тот сам рассказал. Но Вознюк оказался наблюдательным человеком. Логично?
- Пожалуй, смысл есть, но пока версия строится на одних умозаключениях…
- А портсигар? - перебил Дорошенко. - Он разве ни о чем не говорит?
- Что - портсигар?
- Озеров-то не курит! Я в этом лично убедился! Хотя может показаться странным, даже глупым, что в качестве пароля некурящего агента снабдили портсигаром. Но и этому есть объяснение: шпион, живущий в Одессе, имеет такой же портсигар.
Дорошенко не забыл отметить и некоторые моменты, свидетельствующие о топорной работе хозяев Озерова. Подготовили они его очень плохо, будто заранее были уверены в его провале.
- В деле Озерова все просто и ясно. Остается выяснить, кто его ждет в Одессе… Думаю, на это много времени не потребуется.
Майор закончил доклад, закрыл папку с документами и встал, ожидая разрешения уйти.
- Сядьте, - сказал Батов обычным своим негромким баском. Но именно это ровное "сядьте" заставило Дорошенко усомниться в своих выводах. - Вам просто и ясно, а мне - не очень. Быть может, в приключенческих опусах так и бывает, но в жизни все сложнее. Нам с вами, дорогой Иван Андреевич, не приходится рассчитывать на глупость противника. Мне понятно ваше стремление идти к решению задачи кратчайшим путем. Но упрощать-то зачем?
Хмурясь, полковник закурил, и густая пелена дыма заволокла его лицо. Дорошенко заволновался: то, о чем говорил Батов, приходило на ум и ему самому.
Батов сделал несколько глубоких затяжек и притушил папиросу.
- Что вы думаете о Вознюке? - спросил он, присаживаясь напротив майора.
- Первое впечатление в его пользу. Думается, что не окажись на его пути Озеров, сидеть бы Вознюку в лагере до второго пришествия.
- Так ли? - усомнился полковник.
- Убежден в атом! Ведь именно он дал показания об Озерове, причем по собственной инициативе. Я его за язык не тянул.
Батов устало откинулся на спинку стула.
- Что ж, пусть будет по-вашему, только работать нужно и с Озеровым и с Вознюком…
Телефонный звонок помешал закончить мысль. Батов снял трубку.
- Слушаю… Да, у меня… Несите сюда. - Заметив вопросительный взгляд майора, пояснил: - Получен ответ из Харькова…
В сообщении говорилось, что вагонный мастер Вознюк действительно погиб на фронте, а сын его в 1941 году был вывезен в Германию. До угона в Германию Андрей Вознюк был комсомольцем и арестовывался гестапо по делу группы молодых патриотов. Мать Вознюка умерла год тому назад.
- Вот видите, товарищ полковник! - воскликнул Дорошенко.
- Не торопитесь, Иван Андреевич, - остудил Батов майора. - Я буду искренне рад, если оправдаются ваши предположения. А сейчас… Нет, лучше через полтора часа вызовите Озерова: побеседуем с ним вместе.
Глава третья
Дорошенко приготовился протоколировать показания задержанного. Очень интересно было ему понаблюдать, как поведет разговор старый чекист Батов, повидавший за долголетнюю службу не одного такого Озерова.
Полковник не торопился, давая возможность задержанному освоиться с обстановкой, прийти в себя.
"С чего он начнет?" - подумал майор, мысленно строя план допроса.
Батов полистал тощую папку с материалами задержания, подымил папироской и наконец спросил, обратясь к Озерову:
- Как дела, Матвей Иванович? Может, закурите? - он протянул ему пачку "Казбека". - Курите, не стесняйтесь.
Озеров поднял лысеющую голову, взял папиросу, неумело закурил.
- Дела? Хныковые мои дела, товарищ полковник. Как сажа. Устроили вы мне тут сандаловы муки…
- Танталовы, - поправил полковник бывшего "географа".
- А шут с ним, танталовы они или сандаловы! - угрюмо буркнул Озеров. - Шел на родину, душой рвался домой, а засел у вас.
- Зачем же так мрачно? Три дня у нас гостите, и уже хозяева надоели? Нехорошо, - пошутил Батов. - Обижаете нас.
Озеров бросил недокуренную папиросу в пепельницу, наморщил лоб - Я серьезно… а со мной, как с младенцем. Лучше сказали бы, когда отпустите.
Полковник резко наклонился вперед, посмотрел Озерову прямо в глаза.
- Какого числа вам нужно быть в Одессе?
Озеров отстранился, насмешливо щурясь:
- За кого вы меня принимаете, товарищ полковник? Или у вас так принято? Мне не до шуток.
- Так, так, - постучал Батов пальцами по столу и принял прежнюю позу. - От ответа ушли в сторону? Хорошо, мы еще вернемся к нему, а сейчас, быть может, назовете свою настоящую фамилию?
- Озеровым родился, - зло ответил задержанный. - От деда-прадеда Озеров Матвей Иванович…
- Давно ли из мертвых успели воскреснуть, Матвей Иванович?
- Не понимаю…
- И я не понимаю, - тем же ровным голосом признался Батов. - Не понимаю, зачем вы, взрослый человек, пытаетесь с самым серьезным видом… Впрочем, - перебил он сам себя, - скажите, на какой улице вы жили в Одессе?
Озеров не замедлил с ответом:
- На Ласточкина.
- А старое ее название помните?
- Кажется, Тираспольская, если мне память…
- Изменяет, изменяет. Каждый ребенок в городе знает, что старое название улицы Ласточкина - Лонжероновская. Слушайте, довольно вам! - твердо сказал Батов. - Никогда вы в Одессе не бывали и план города изучили плохо! Расскажите-ка, кто и зачем послал вас сюда. Это единственная возможность облегчить свою участь.
Озеров сразу обмяк. На лысине засверкали бисеринки испарины.
- Разрешите воды, - попросил он.
Дорошенко налил из графина стакан воды, подал. Не поблагодарив, Озеров выпил ее одним глотком, поставил стакан на стол. Пот стекал тонкими ручейками по его побагровевшему, вдруг ставшему злым лицу.
- Жду, - напомнил Батов. - Зря время тратите.
- Вот вы действительно понапрасну тратите время, - резко ответил Озеров. - Я с первого дня рассказал о себе все начистоту. Добавлять нечего. Если вам нужно, могу наговорить на себя, что угодно. Напишите в протоколе, что я шпион, диверсант, мировой империалист. Что ж вы не пишете, майор? Пишите, бумага все стерпит. А я подпишу. После такой встречи мне и жизнь не мила!..
Батов вышел из-за стола.
- Очень трогательно, - иронически промолвил он. - Но не убедительно. Слушайте, Озеров, или как вас там, бросьте притворяться! Ведь сами не верите, что у вас что-нибудь получится… Ведь ясно, что Одессы вы не знаете. Ну, кто поверит, что человек, прожив около тридцати лет на одной и той же улице, не знает, как она называлась по-старому?
- Убедили. Сдаюсь! - Озеров и в самом деле поднял руки кверху. - В Одессе я никогда не был и… не являюсь Озеровым. Настоящий Озеров вместе со мною сидел в лагере военнопленных в Бреслау. Он мне часто рассказывал об Одессе, о своей работе, даже многих знакомых называл, и я их запомнил. В сорок третьем году Матвей Иванович умер. Настоящая моя фамилия Кузьмин. Федор Дорофеевич Кузьмин. А документы и имя Озерова я себе присвоил…
- Зачем?
Кузьмин облегченно вздохнул, вытер рукавом вспотевшее лицо.
- Родился я в Серпухове. Там у меня и сейчас проживает жена с детьми. Но отвык я от них на чужбине, решил домой не ехать. Явишься, а там и начнется… алименты… "милый папочка"… А с меня какие алименты? Впору бы самому на дешевые хлеба пристроиться…
Дорошенко не сдержался:
- Не умно, Кузьмин. Врете!
- Вру? - вскинулся Кузьмин. - Да как вы можете? Я душу выложил… И вы не верите, товарищ полковник? - повернулся он к Батову.
Батов покачал головой:
- Нет! Сказочка для детей дошкольного возраста. Однако постараемся разобраться и в ней. Скажите, голубчик, за какие такие заслуги лагерное начальство к вам благоволило? Даже за пределы лагеря отпускало?
- Ложь! - выкрикнул Кузьмин. - Увидел бы того человека, что напраслину на меня возвел, на куски бы разорвал!..
В его голосе звучало столько неподдельного гнева, что Дорошенко даже усомнился в своих подозрениях. Батов перехватил взгляд майора, улыбнулся одними глазами.
- Что ж, такую возможность сейчас же и предоставим вам, голубчик Федор Дорофеевич. И пяти минут не пройдет. Прикажите привести Вознюка, - велел он Дорошенко.
Эффект этих слов не замедлил сказаться.
- Можно не звать, - выдавил из себя Кузьмин.
- Может быть, позовем все-таки? Или будете говорить правду?
- Правду, - буркнул Кузьмин, и лицо его стало жалким, просительным. - Видать, после этой правды девять граммов свинца мне отвалят?
- Думаю, нет, - успокоил Батов. - Видно, здорово вас напугали там? В Федеральной республике? Страхов наговорили о зверствах ГПУ…
- Говорили, - подтвердил Кузьмин, - Полковник Стивенс предупреждал… Ладно, чего там вспоминать, опишу я вам веселенькую свою биографию…
Биография, далеко не "веселенькая", повествовалась унылым голосом опустошенного человека.
- Родился в Петрозаводске, в семье богатого лесопромышленника. Отец в 1922 году умер, оставив в наследство дом да кое-какое имущество, уцелевшее от национализации. Был молод, не очень умен, к труду питал органическое отвращение. Очень скоро промотал дом и пошел катиться по наклонной. Десятки приводов в милицию, дебоши, хулиганство. В результате - тюрьма. По выходе из нее попал в армию. Мог стать человеком, но при первой же возможности сдался в плен. В лагере нашел "общий язык" с охраной… С тех пор и пошел по этой специальности…
- Говорите яснее! - прервал Батов.
- Ну, сообщал начальству, о чем заключенные говорят, кто порядки ругает.
- Какому начальству?
Кузьмин замялся:
- Всякому… Сначала немецкому, а потом, когда американцы нас освободили, им сообщал… Вы разрешите еще стакан воды?
Напившись, Кузьмин продолжал рассказывать. Жилось ему в лагере неплохо, пока не втянули его в знакомство с полковником Стивенсом.
- Может быть, товарищу полковнику эти подробности не интересны?
- Рассказывайте все!
- Рассказывать так рассказывать… Кроме Стивенса, пришлось побывать и у его шефа. Фамилию не помню.
Перехватив недоверчивый взгляд Батова, Кузьмин прижал руки к груди:
- Ей-богу, не помню! Короче говоря…
- Мы условились говорить начистоту!
- Разве не говорю я все? Все до единого слова верно!.. Полковник Стивенс дал шефу самую лестную характеристику обо мне. Под видом советского гражданина, бежавшего из лагеря, я должен был перейти советскую границу и выдать себя за жителя Одессы Озерова. Стивенс предложил напарника, которого ни в коем случае нельзя было посвящать в существо задания, а только уговорить на совместный побег. Он назвал фамилию Вознюка… Все остальное пограничникам известно.
- Все ли?
- О, простите меня! О самом главном забыл. В Одессе должен связаться с парикмахером Мазуркевичем. Мастерская, в которой он работает, расположена на Канатной, недалеко от мореходного училища. Портсигар и лезвия должны служить средством для опознания друг друга. Пароль: "Не купите ли шведские бритвы? Продаю по дешевке". Теперь все…
Кузьмин сидел усталый, с жалким осунувшимся лицом. Сейчас он ни о чем не просил, не заглядывал в глаза, как делал вначале, пытаясь вызвать жалость к себе.
Страницу за страницей он прочитал протокол и вывел под ним корявую подпись.
- Кажется, и я начинаю кое-что понимать, - сказал Дорошенко, когда Кузьмина увели. - Оказывается, все гораздо сложнее, чем мне представлялось.
Батов дружелюбно посмотрел. на своего помощника.
- Дошло, говорите? - и тут же перешел на деловой тон: - Срочно запросите Одессу, известен ли им Мазуркевич. Мне почему-то помнится, что парикмахерской водников на Канатной не было…