- Альтафини должен позвонить через несколько дней, - сообщил Витовченко, - и если у вас снова откажет телефон или вдруг начнется диарея, я обойдусь без вас, уважаемый мсье Ланьель.
- Не нужно меня пугать, - сказал с показным достоинством француз, - я и так делаю для вас все, что могу. Между прочим, это я познакомил вас с мистером Альтафини.
- Именно поэтому вы здесь сидите, - напомнил Витовченко, - и именно поэтому я пригласил вас для серьезного разговора.
Девушка сначала положила на стол две подставки для пива, а затем поставила большие кружки. Ланьель подвинул к себе свою.
- Мне нужно знать об этом типе все, что вы сможете узнать, - сказал Витовченко, - его связи, его прежнюю работу, его знакомых в Лондоне. В общем, полное досье. Оно мне нужно через три или четыре дня. Успеете?
- Конечно, нет, - ответил Ланьель, отхлебнув пива, - как это можно успеть собрать такой материал за три дня? Нереально. Давайте за десять.
- Тогда вы мне не нужны, - равнодушно заметил Витовченко, - допивайте и уходите отсюда.
- Почему вы всегда так торопитесь, - миролюбиво спросил француз. - Я столько сделал для вас хорошего, а вы готовы сразу меня сдать, как только появляется малейшая возможность. У вас нет чувства солидарности и чувства благодарности.
- Зато у меня есть чувство самосохранения, - огрызнулся Витовченко. - Почти все ваши знакомые были либо проходимцы, либо откровенные дураки. И поэтому я хочу знать, кто такой Альтафини. Он авантюрист или болван? Информация нужна как можно быстрее. Я могу дать вам от силы пять дней. Не больше. Успеете?
- Придется, - кивнул Ланьель. - Может, закажите мне еще кружку?
Витовченко хотел сказать нечто неприятное, но вспомнил, как он сам просил аванс у Жуковского. И неожиданно улыбнулся.
- По-моему, вы переигрываете, - убежденно произнес он. - Вы ведь не такой бедный человек, мсье Ланьель, чтобы не иметь возможности выпить кофе или пива. Но вам нужно показать мне, как вы несчастны, чтобы при возможности взять с меня как можно большие проценты. Я уже давно понял вашу игру Ланьель. И не говорите, что у вас нет денег на одну кружку пива. Я вам все равно не поверю.
Ланьель допил свое пиво. Достал носовой платок, не спеша вытер рот. И затем пожал плечами.
- Я не нищий, - гордо сообщил он. - Конечно, у меня есть деньги и на кофе, и на пиво, и на нормальную жизнь. Но почему я должен тратить свои деньги, если вы сами меня пригласили? Согласитесь, что это нелогично и глупо. Если вам хочется со мной общаться, то вы должны платить. По-моему, это правильно. Я ведь не беру с вас денег за проезд на метро. Или за такси, когда я вынужден брать такси.
- Одежду вы тоже выбираете, исходя из этого принципа? - не скрывая презрения уточнил Витовченко.
- Нет. Одежду я беру ту, которая мне нравится. И не нужно учить меня, как следует одеваться. Я все-таки француз, мистер Витовченко.
- Это я сразу почувствовал, - согласился Витовченко. - Значит мы договорились? Пять дней?
- Давайте закажем еще пива, - невозмутимо предложил Ланьель и сделал бармену знак, чтобы им принесли еще пару кружек. - Вы забыли о самом важном, - улыбаясь, пояснил он своему собеседнику.
- О чем?
- Деньги, - пояснил Ланьель. - Я ведь никогда не забываю рассказать вам о ваших гонорарах и моих процентах. А вы забыли сообщить мне, сколько хотите заплатить за мою трудную и самоотверженную работу.
- Тысячу долларов, - быстро сказал Витовченко.
- Пятьсот фунтов? - не поверил Ланьель. - За эти деньги я не могу даже слетать в Италию, чтобы собрать нужную информацию. Я надеюсь, что вы пошутили.
- Пять тысяч долларов, - зло прошипел Витовченко.
- Пять тысяч фунтов, - улыбнулся Ланьель, - и это без ваших комиссионных. Учтите, что я делаю вам колоссальную скидку из-за того, что испытываю к вам личную симпатию.
- За такие деньги я сам поеду в Италию и куплю его досье в полицейском комиссариате, - упрямо сказал Витовченко. - Вы, видимо, не хотите со мной работать.
- Вы не умеете торговаться, - вздохнул Ланьель, - я все понял. В вас неистребимо сидит бывший офицер КГБ. Вы считаете, что ваши слова и есть истина в последней инстанции. Но здесь Лондон две тысячи седьмого года, а не Москва шестьдесят седьмого.
- Я об этом всегда помню, - криво улыбнулся Витовченко. - Если бы сейчас мы сидели в Москве и в шестьдесят седьмом, ты бы со мной так не разговаривал. - Последнюю фразу он произнес по-русски.
- Что? - не понял Ланьель.
- Ничего. Семь тысяч долларов. И ни одним фунтов больше. Это все, что есть у меня на банковском счету. Даже если вы сейчас откажитесь или потребуете прибавку в сто фунтов, то и тогда у меня не будет денег, чтобы с вами расплатиться. Только семь тысяч долларов. Согласны?
- За такие деньги и такая огромная работа, - покачал головой Ланьель. - Но ради вас, мистер Витовченко, я согласен. Если вы закажите для меня еще одну кружку пива и выдадите аванс в тысячу фунтов.
- Никаких авансов, - твердо сказал Витовченко, вспомнив Жуковского, - ни одного пенса, пока вы не сделаете работу. А пиво я вам закажу. Можете пить его до тех пор, пока у вас не лопнет мочевой пузырь.
ЗА ПЯТНАДЦАТЬ ДНЕЙ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. МОСКВА
Проверки продолжались. Караев приезжал домой поздно, измученный и уставший. Он понимал, что взял на себя слишком большую ответственность, позволив себе составить этот список. Два генерала и два старших офицера, каждый из которых был близким знакомым самого Большакова. Нужно было доказать, что один из них является тем самым "кротом", который передавал информацию американцам. Проверка финансовых счетов всех четверых ни к чему не привела. Хотя Кучуашвили имел дорогую иномарку и трехэтажный загородный дом, это еще ничего не доказывало. В середине девяностых генерал Кучуашвили вложил часть своих средств в производство пластмассовых изделий и теперь владел акциями нескольких крупных компаний, которые приносили неплохой доход. Он официально платил налоги и указывал в декларациях свои доходы.
Остальные вели достаточно скромный образ жизни. Попов жил один, он давно развелся со своей супругой. У Писаренко было двое детей и трое внуков. Лучинский жил со своей супругой в скромной двухкомнатной квартире. Каждого из них проверяли так тщательно, как только могли. Два опытных офицера помогали Тимуру Караеву в его поисках. Один был бывший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Второй - бывший сотрудник аналитического управления Службы внешней разведки. Оба были достаточно опытными профессионалами и оказали существенную помощь в проверке деятельности всех четверых подозреваемых. Но никаких подвижек не было. Все четверо казались людьми абсолютно непричастным к любым утечкам информации. И вместе с тем повторная проверка еще раз подтвердила: только эти четверо могли знать подробности, о которых сообщалось по погибшему Фармацевту. Приходилось свыкнуться с чудовищной мыслью, что один из них должен быть предателем.
Большаков вызвал Караева ровно через пять дней после последнего разговора. Вид у него был достаточно мрачный.
- Мы выделили вам двух самых опытных сотрудников, каких только могли найти, - начал генерал, когда Караев сел напротив него, - и где результаты? Вы ничего не смогли найти? Я каждое утро просыпаюсь и думаю, кто может быть этим "кротом"? И вспоминаю всех четверых. Всех четверых офицеров, с которыми я знаком много лет. Перебираю каждого и понимаю, что не могу так ошибаться. Я привык доверять самому себе и своим друзьям. Это самые проверенные и самые надежные люди.
- Я попросил ваших людей проверить все мои данные, - прямо заявил Караев, - проверить результаты моей работы и попытаться найти ошибку. Они ее не нашли. Они тоже считают, что "крот" находиться среди этой четверки. Только среди них. Про миссию Фармацевта знали эти четверо, и один из них предатель.
- Кто? - не выдержал Большаков. - Скажите мне, кто? Вы понимаете, в каком состоянии мы все находимся? Мы не можем никому доверять, не знаем, как себя вести. И у нас нет никаких гарантий, что этот "крот" и сейчас не передает свою информацию американцам. Что нам делать? Закрыть организацию? Или ждать, пока вы наконец найдете предателя?
- Есть проверенный способ, - тихо сказал Караев, - его часто применяют в подобных случаях. Нужно только решиться.
- Какой способ? - поморщился Большаков. - Арестовать всех четверых и отправить их к врачам, чтобы выяснить, кто из них предатель? Так можно сделать, но после этого я не смогу смотреть в глаза остальным троим нашим офицерам. Не смогу им объяснить, почему мы подозревали честных и порядочных людей в предательстве. Вы это мне предлагаете? И потом, я не знаю как они отреагируют на врачебное вмешательство. У Павла Писаренко больное сердце, ему нельзя волноваться. Лучинский вообще инвалид, сидит на препаратах, а у Попова вечная депрессия, он ходит к нашим врачам. Только Кучуашвили среди них здоровый. Хотя я думаю, что и он возмутится, когда узнает о возможной проверке. Что вы предлагаете?
- Не столь радикальный метод, о каком вы говорите, - сказал Караев. - Нужно всего лишь сообщить некую информацию всем четверым. И выяснить, какая именно информация стала известна американцам. Вот и все. Когда есть четко очерченный круг подозреваемых, это довольно просто сделать.
- А если вы ошибаетесь и ни один из них не является "кротом"? - уточнил Большаков. - Что мы будем делать тогда?
- Продолжим наши поиски. Но мы уверены, что "крот" среди этой четверки.
- Ваши предложения. Более конкретно.
- Насколько я знаю, мы готовим операцию в Лондоне. Против Гордиевского, который давно там живет. И, видимо, американцы об этом уже знают. Можно подготовить четверых сотрудников организации, которые вылетят в Лондон. Время и рейсы указать различные. А группа прикрытия будет проверять, за кем именно американцы и англичане станут следить.
- Так просто. А если не сработает?
- Нужно дать время. Несколько дней. Отправить их через разные города и различными маршрутами. И прибытие в Лондон должно быть в разное время и разными рейсами. В этом случае мы получим более объективную картину. И выясним, чья информация поступила к американцам.
Большаков нахмурился. Затем недовольно произнес:
- Будем считать, что я принял ваш план. Кто будет его выполнять?
- Мы. Я и мои помощники.
- Кто о нем будет знать?
- Никто. Только вы и я. И больше никто. Даже мои помощники не будут знать всех деталей. Только мы двое, Иван Сергеевич. И "крот", которого мы ищем.
Большаков мрачно посмотрел на него.
- Действуйте, - разрешил он, - и учтите, что, если мы провалим нашу операцию, я спрошу лично с вас. Значит, ваши выводы оказались ошибочными. Сколько человек нам нужно подготовить?
- Четверых сотрудников, которые прилетят в Лондон, и группу прикрытия, - сообщил Караев. - Я думаю, человек восемь-десять.
- Сколько дней, по-вашему, займет эта операция?
- Я думаю нужно дать им время. И тщательно все подготовить. Две недели. За это время мы все успеем.
- И через две недели мы будем знать, кто из нашей четверки работает на американцев? - спросил Большаков. - Неужели "крот" находится среди них? Если это действительно так, значит, я совсем не разбираюсь в людях. И мне нужно подумать о пенсии.
- Я бы не ставил вопрос так резко, - возразил Караев. - Судя по нашим выводам, "крот" начал работать совсем недавно. Возможно, в его жизни произошло некое событие, которое заставило его пойти на такой шаг.
- Вы разве не проверили всех четверых.
- Проверили. Видимых причин нет. Но кто может сказать, что творится в душе каждого из них.
- Да, - согласился Иван Сергеевич, - посмотрим, что у нас получится. И насчет Гордиевского нужно будет подумать. Я полагаю, что мы вообще должны отменить эту операцию, если она стала известна американцам. Не нужно подставлять организацию из-за человека, который уже подставил столько наших разведчиков еще четверть века назад. Скажите, Караев, только откровенно, вы уже подозреваете кого-то конкретно из этой четверки или они все для вас одинаковы?
- Всех четверых, - безжалостно ответил Тимур. - Вы дали мне поручение, и я его выполняю. Я подозреваю всех четверых и никого конкретно. Я не имею права на личные пристрастия, Иван Сергеевич. Я обязан проверить всех подозреваемых. Мне нужна ваша санкция на проведение оперативных мероприятий по разоблачению возможного предателя в наших рядах.
- Готовьте ваши сообщения, - разрешил Большаков, - а я попрошу продумать маршруты наших сотрудников. Четыре маршрута для тех, кто полетит в Лондон. Давайте посмотрим, когда это может быть. - Он взглянул на календарь, лежавший перед ним. - Как раз в пятницу. Ровно через пятнадцать дней. Так будет надежнее. Дадим возможность "кроту" передать его сообщение, американцам подготовиться к встрече нашего сотрудника, а нам выбрать людей, которые полетят в Лондон. Ровно через пятнадцать дней, - повторил генерал.