Хивинский владыка, конечно, не состоялся. Большевики окрепли, набрались сил - вся голытьба за ними ринулась, поверили Советам и дайхане. А Джунаид-хан лишился опоры в народе, не пришли к нему на помощь и заморские батальоны. И кизыл аскеры быстро разгромили его двухтысячный отряд. Тогда и кончилась "дружба" Джунаид-хана и Атаджанова: два ножа в одном чехле не уместятся, хотя вместе были биты красными, вместе бежали в Иран. А там они разошлись, как путники в пустыне. Джунаид-хан подался в Афганистан, а Атаджанов остался в Иране. Обосновавшись в Горгане, он возглавил филиал Туркестанского национального центра, которым из Парижа руководил Мустафа Чокаев.
В тридцать девятом году Атаджанова арестовали иранские власти, предъявив обвинение в шпионаже в пользу Турции. На суде он отрицал свою принадлежность к турецкой разведке, по не скрывал, что мечтал присоединить к Турции иранскую Туркменскую степь, отторгнуть от Советского Союза Среднюю Азию, создать "Великое мусульманское государство", куда войдут еще Афганистан и Иран. Чем плохо для персов? Их и русские цари притесняли, и немцы на их свободу посягали. Англичане же до сих пор выжимают соки иранской земли, выкачивая из нее нефть.
Но судья не дослушал витиеватую речь Атаджанова, грубо прикрикнул на него и вынес приговор. До самого начала войны Германии с Россией просидел Атаджанов в вонючем зиндане, кормя вшей и блох. А освободившись по амнистии, подался в Туркменскую степь к своим дружкам. Пора-то какая настала! Рушатся Советы - творение шайтана. Скоро сгинут в тартарары большевики! Гитлер повел на красных свои железные дивизии. Он всю Европу положил к своим ногам, а уж с русским колоссом на глиняных ногах - так изрек мудрейший из мудрейших имам Гейдар - справится в два счета.
...Атаджанов вовсе не слушал главного ахуна, который наконец-то заканчивал затянувшийся молебен. Какие тут молитвы, когда от дум раскалывается голова! Англичане с большевиками в одном лагере, союзники? А кто еще вчера снаряжал против Советов басмаческие отряды, вооружая их пулеметами, винчестерами? Нет, этот союз ненадолго.
Главный ахун обернулся на шум открывшейся двери и увидел Мадера, который подошел к Черкезу и Ходжаку, тоже сидевшим на полу за молитвой. Немец окинул молящихся скучающим взглядом, а священнослужитель, оборвав молитву на середине, нарочито громко воскликнул приготовленные для ушей Мадера слова:
- Да будет милость аллаха! Тебе, милостивому, поклоняемся и просим помочь нашему спасителю и освободителю. Веди нас, имам Гейдар, по дороге прямой, избранной твоим гением!
- Аминь! Аминь! - гулко раздалось под высоким куполом мечети.
Не убрав за собой молитвенного коврика, ахун сломя голову ринулся к Мадеру и залебезил перед ним. Духовник даже не глянул в сторону Атаджанова, и тот, обойденный вниманием, обиделся на угодливого ахуна. Метюсуф все же заметил, как Мадер бесцеремонно вошел в мечеть: не разулся, гяур проклятый, в пыльных сапогах прошелся по коврикам, будто топча веру мусульман. Таким он раньше не был. Станешь, если у ног твоих вся Европа! А победителей не судят...
На просторной седловине предгорья, зимой теплой, летом прохладной, с наступлением жарких дней появлялись добротные белые юрты известного в округе феодала Пирли-бая, владевшего тысячными отарами и рыболовецкими судами на Каспии. Без его услуг во всей Туркменской степи и на всем побережье не обходились ни власти, ни вожди местных племен и родов. Даже советское интендантство заключило с ним договоры на большие подряды, и он исправно снабжал гарнизоны, войсковые части мясом, рисом, рыбой... Но это не мешало баю привечать заговорщиков, эмигрантов, всех, кто мечтал вернуть свои богатства в Туркмении. Они собирались на глухом становище, удобном тем, что никто из советской военной администрации до сих пор сюда не заглядывал.
В начале лета сорок второго года сюда съехались десятка два представителей туркменской эмиграции, а также гости из Берлина - девять немцев, сохранивших военную выправку даже под иранской одеждой. Правда, немцы заявились незванно, и их появление вызвало у Пирли-бая тревогу: прознают русские, расторгнут договоры, и вообще за это никто по головке не погладит - ни они, ни нынешние правители Ирана.
Закончилась трапеза, в китайских фарфоровых чайниках подали зеленый чай. Мадер хотел было заговорить, но, заметив, как сидящие в юрте смакуют янтарный напиток, воздержался. До недавнего времени в Иране туркменам не разрешалось пить зеленый чай - шахский указ позволял употреблять только черный, и непременно из маленьких стаканчиков, а не из пиал. С приходом советских войск глупый запрет предали забвению.
Хозяин дома, круглый, словно арбуз, коротышка, не спускал с Мадера спокойно-сосредоточенных глаз, отметил про себя, что этот немец воздержан и вежлив - не в пример белокурому Лоуренсу, некогда гостившему у него. Он даже молчит, пока все не поели, не напились чаю. Что, если нарушить его спокойствие, взять да и спросить: "Почему имаму Гейдару не удалось принять парад германского вермахта в Москве? Большевики так сильны?" Но Пирли-бай, в душе усмехнувшись своим мыслям, заставил себя вслушаться в правильную туркменскую речь Мадера.
- В начале тридцатых годов, - немец сквозь стекла очков буравил глазами потное, довольное лицо Атаджанова, - в пограничных с Туркменией районах мы насчитывали свыше тысячи людей, готовых сразиться с Советами...
- Половина из них туркмены, - не без гордости вставил Атаджанов, - остальные узбеки, персы, курды...
- Сколько вы сможете выставить дополнительно?
- Пятьсот джигитов.
- А вы как считаете, мой эфенди? - Мадер взглянул на Черкеза.
- Мы с Ходжаком проехали по всей Туркменской степи. - Черкез отодвинул от себя чайник. - От Кумушдепе до Хасарчи и столько не насчитали. Какие это джигиты? Любители терьяка, одурманенные и конченые люди. Им нельзя оружие доверить. На кого можно было положиться, те отшатнулись от нас после прихода в Иран русских. Многие бежали домой, в Туркмению, иные умерли, других мы не нашли...
- Вы перечеркнули всю нашу работу! - Атаджанов зло сверкнул глазами.
- Вот список! - Ходжак протянул Мадеру листок бумаги. - Двести с чем-то. Может, там есть люди, о которых говорил господин Атаджанов. Но у них нет оружия, да и условия ставят, торгуются.
- Иные господа забывают о наших джигитах на Трансиранской железной дороге. - Атаджанов не сводил злых глаз с Черкеза и Ходжака. - Англичане охраняют ее от Бендер-Шахпура до Тегерана. Поезда с грузами там под откос не сами валятся. А кто трехкилометровый тоннель Фирузкуха взорвал? Мои джигиты!..
Будь воля самого Мадера, он перебросил бы этих джигитов на север Ирана, за который теперь отвечает, ведь за здешние дела спросят только с него. Но сдерживал наказ адмирала Канариса, вызывавшего Мадера в Стамбул. "Не вздумайте отослать своих людей с юга Ирана, - говорил ему шеф абвера. - Там две дороги - Трансиранская железная и шоссейная. Это важнейшие для англичан и русских транспортные артерии. Они проходят по диким и пустынным местам, горам и ущельям. На трассах свыше двухсот тоннелей и тысячи мостов. Их одними проклятиями в адрес наших врагов не взорвешь. Там нужны отчаянные диверсанты, не боящиеся ни охраны, ни суровых условий... И боже упаси вас, Мадер, действовать по принципу - своя рубашка ближе к телу. Я-то вас хорошо знаю..."
- Русские уже начали перегонять английские и американские автомашины. - Мадер повысил тон, чтобы перебить хвастуна Атаджанова. - Скоро пойдут и самолеты. Смотрите, чтобы джигиты не хлопали ушами...
- Не беспокойтесь, эфенди. Угонять, подрывать, портить - это наше дело. С большевиками у нас свои счеты!
- Не перестарайтесь, Атаджанов. Не подожгите по ошибке промыслы Англо-американской нефтяной компании. Они в целости и сохранности должны достаться рейху. Без нефти наши танки дальше Ирана пойти не смогут...
- Вы уже нас предупреждали, эфенди, - недовольно произнес Атаджанов.
- Повторенье - мать ученья, - жестко проговорил Мадер. - С англичанами воевать легче, они беспечнее русских. На их коммуникациях ваших людей немало, да и денег мы вам не жалели.
Глаза ахуна завистливо блеснули, с укоризной скользнули по лицу Атаджанова: "Немцы деньгу отваливают, а ты ни гугу... Небось к рукам твоим потным прилипли..."
- Сейчас меня заботит север Ирана, - продолжал Мадер. - Смотр сил, готовых пойти на любую операцию в Средней Азии, показал, что решительные парни все же есть. Но ими надо руководить, эфенди Атаджанов!.. Кончились трескучие морозы, спасавшие русских. Вот-вот развернется летнее наступление германских войск. Они уже на подступах к Кавказу, до осени ступят на земли Ирана и Туркмении.
- Я готов своим праведным словом воздействовать на правоверных. - Ахун поднял тонкий, как шило, палец. - Мы с Атаджановым тоже проедем по Туркменской степи, я скажу людям о том, что даже в Турции формируются отряды для борьбы с Советами.
- Мы благодарны вам, ахун-ага, - воскликнул Мадер, - за ваши страстные проповеди о Германии и ее великом фюрере!
Главный ахун что-то пробормотал, заискивающе улыбнулся.
- До прихода доблестных войск вермахта, - воспрял духом Атаджанов, - я сколочу отряд и нападу на Гасан-Кули и Кизыл-Атрек, угоню колхозные отары. Я доберусь до железной дороги Ашхабад - Красноводск, пущу под откос несколько поездов. Это будет наш салют славному вермахту!..
- А силенок хватит? - Пирли-бай спросить хотел спокойно, но вышло с ехидцей.
- Пойдем мы, за нами двинутся многие. - Атаджанову вопрос хозяина дома пришелся не по душе.
- У Германии и ее верных союзников, - Мадер высокомерно вскинул брови, - хватит сил, чтобы поставить Красную Армию на колени. Мы обойдемся без жалкого эмигрантского... - он чуть было не сказал "сброда", но тут же поправился: - ...без ваших отрядов. Но когда мы победим и создадим независимый Туркестан, вам, бай-ага, будет стыдно получать власть из рук немцев. На чужой спине в рай хотите проехать?
- Если Метюсуф, - со смешком ответил Пирли-бай, - полагается на таких, как мои сыновья, шалопаев, всякому делу верная хана. Кишка у них тонка, чтобы границу перейти или железную дорогу взорвать.
- Германское командование уже создало особый экспедиционный корпус для вторжения в Иран из числа иранцев-эмигрантов. Образовано и правительство "Свободного Ирана", которому теперь уже недолго осталось пребывать в эмиграции. Не знаю, как у туркмен, но у нас, немцев, хорошая гончая если начнет преследовать зверя, то не оставит его, пока не настигнет. Если даже ноги в кровь разобьет. А вы еще на старт не вышли, а уже хвосты поджали. Видно, не в каждом туркмене кипит кровь отважного аламана...
Все сидевшие в юрте притихли, виновато опустив головы. Это придало Мадеру еще больше наглости.
- Мне обидно за вас, туркмен, - продолжал резидент, норовя больнее хлестнуть по самолюбию собравшихся, - когда слышу от иранцев, что туркмены до того беспечны, безалаберны: не попив чаю после терьяка, сражаться не пойдут. Пусть дом сгорит, жен уведут или враг их топчет... Хорошо, если туркмены такие не дружные только в Иране.
Хозяин дома исподлобья смотрел на Мадера, и тот, выдержав его взгляд, небрежно бросил:
- Вы, бай-ага, не смущайте людей своими незрелыми речами, а своих сыночков оставьте при себе, обойдемся без них. Мы призовем Эшши-хана и его восемьсот отважных всадников.
Чутье не обманывало Мадера: Пирли-бай не одобрял идею налета на прибрежные районы Каспия. Там немало родичей. Что с ними-то будет? Пирли-бай любви к большевикам вовсе не питал, однако в душе никогда не порывал с Туркменией, землей отцов, где родился. Об этих его чувствах Мадер и не подозревал, полагая, что тот дрожит за шкуры своих наследников. Но резидент не мог обойтись без этого влиятельного человека, за которым иранские туркмены пойдут в огонь и в воду.
- Хорошо, если Эшши-хан нас поддержит, - подхватил Атаджанов и, стараясь примирить Мадера и Пирли-бая, добавил: - Байские сыновья тоже славные парни. Им работа найдется и в Иране. Кроме всадников Эшши-хана, кое-кого с юга перебросим. Не всех, а некоторых, для закваски.
- Вот и займитесь этим, эфенди Атаджанов, - перебил Мадер, сделав рукою знак Черкезу. Тот достал из сумки свернутую полевую карту, расстелил ее перед немцем. - Через Небит-Даг проходит железная дорога, связывающая Красноводск с Ашхабадом, Ташкентом, Казахстаном и дальше. По ней к Каспию доставляются с востока страны войска, оружие и боеприпасы. Когда мы полностью овладеем Северным Кавказом, выйдем на Волгу, эта дорога станет для нас жизненно важной. А сейчас мы ее потревожим, используя опыт диверсий на Трансиранской дороге.
Черкез невольно потянулся к воротнику, словно сдавившему его шею, но тут же опомнился.
- Здесь, возле Небит-Дага, - Мадер ткнул пальцем в карту, - десантируем с воздуха специальные подразделения из числа военнопленных-туркестанцев, которые частично уже воюют против русских... Так вот, эфенди Атаджанов, вы поддержите их своими отрядами с земли, выведете из строя железную дорогу, ударите по Небит-Дагу. Колхозные отары, все добро отправите в Иран, а сами, слившись с десантом, перейдете к активным вооруженным действиям в Каракумах. К тому времени вермахт овладеет Сталинградом, Астраханью, Кавказом, ворвется в Иран и Среднюю Азию.
Мадер оглядел всех, словно хотел убедиться, насколько внимательно его слушают.
- Выдайте Атаджанову копию карты, - приказал он Черкезу и, глянув на Метюсуфа, продолжил: - А вы, мой эфенди, потрудитесь отыскать на ней отметки, где надо подготовить посадочные площадки. Сколотите из персов команды землекопов, подготовьте побольше лошадей, верблюдов, мулов. Как только высадится наш десант, смело можно реквизировать у населения все, что понадобится германским войскам...
Заерзав на кошме, Пирли-бай вопросительно взглянул на Мадера.
- Вы, бай-ага, можете не волноваться. - Мадер усмехнулся в душе, довольный, что сумел-таки задеть за живое этого спесивца, - вас это не коснется. Германское командование будет вам благодарно, если вы возьмете на себя подготовку судоводителей. С высадкой десанта в Красноводске мы захватим флот, и они нам понадобятся...
- У бая-ага отличные капитаны, - встрепенулся Атаджанов, - и команды для судов он наберет...
Пирли-бай промолчал. "Все это суесловие, - подумал он, - а пока что в Иране русские войска. Да и пустят ли они сюда немцев? Если же вдруг придут, то как поведут себя? Большевики вон на чужое добро не зарятся - покупают, золотом рассчитываясь, людей не обижая. А Мадер, свой десант еще не высадив, уже о реквизиции заговорил".
- А вы, эфенди Атаджанов, - Мадер будто не заметил выразительного молчания Пирли-бая, - свяжитесь с руководителями узбекских эмигрантов. Они сформировали Тамерлановский батальон, переплюнули вас, туркмен. Не мешает узнать, как узбеки сумели создать такую ударную силу. И берите бразды правления всеми делами в свои руки. Мы вам поможем...
Атаджанов невольно принял начальственную осанку. Черкез и Ходжак едва заметно переглянулись: этот Метюсуф становится опасным.
- А как быть с Эшши-ханом? - Атаджанову идея с привлечением афганских туркмен явно пришлась по душе. - Кого на переговоры послать? Или вызвать?..
Мадер неопределенно кивнул, подумал: у Эшши-хана характер не мед. Вылитый отец, сам верховодить захочет. Атаджанов заерепенится. Но у того свои счеты с Советами, и он зол, как тысяча дьяволов.
Вечером Мадер, зашифровывая радиограмму, предназначенную Каракурту, который находился в Афганистане, спросил у Черкеза:
- Что, если свести Атаджанова, Эшши-хана и Бабаниязова, руководителя подпольной организации "Вера ислама"? Пусть договорятся о координации совместных действий.
- Но Бабаниязов в Ташаузе...
- Его можно вызвать, хватит в подполье киснуть. Русским сейчас не до границы. Они разрешили проезд в Ашхабад иранским купцам, торгующим продуктами питания. Пристегнуть бы Бабаниязова к кому-нибудь из торгашей.
Под утро Черкез, оседлав лошадь, уехал с рацией в горы. Опасаясь быть запеленгованным советской военной контрразведкой на севере Ирана, он выходил в эфир с разных точек, но это скорее делалось, чтобы усыпить бдительность Мадера, немецкой агентуры, все еще рыскавшей по стране. Черкез не знал точно, куда и кому передавал радиограмму, но догадывался, что она предназначалась Нуры Куррееву, тому самому наглому туркмену, с которым повстречался на вилле Мадера.
После передачи этой радиодепеши Черкез сразу же отстучал в Ашхабад на другой частоте сообщение о тайных фашистских складах оружия и взрывчатки в горах Копетдага, о готовящемся десанте легионеров, о формируемых бандитских отрядах, нацеленных для удара по Небит-Дагу и поселкам на побережье Каспия. Предупредив о замысле Мадера организовать встречу Эшши-хана, Атаджанова и Бабаниязова, попросил совета... Черкез имел и другие каналы связи, но воспользоваться рацией при удобном случае ему посоветовал Иван Розенфельд, оставшийся в Берлине.
Мадер, получив ответ от Каракурта, вновь затеял разговор о встрече, теперь уже только Атаджанова с Бабаниязовым, не вспоминая об Эшши-хане. Черкез не стал допытываться, почему резидент изменил свое решение.
- Боюсь, не раскачаем мы Бабаниязова, - высказал свое опасение Черкез, - не поедет он в Иран - трусоват. Это не Эшши-хан...
- Эшши-хан от встречи отказался. - Мадер, расшифровывая радиограмму, досадливо поморщился.
- Напрасно.
- Еще не все потеряно, - сказал Мадер, полностью ознакомившись с ответом Каракурта. - Если Бабаниязов согласится на встречу где-нибудь в приграничном районе, сумеет ли Атаджанов сам перейти на ту сторону и вернуться?
- Если хорошо организовать переход, то да. Он уже не раз переходил.
- Ходжака пошлем. Проводником.
- Он мог примелькаться на границе. Да и зачем Атаджанову нянька?
- А если вы его поведете? - Мадер испытующе глянул на Черкеза.
- Думаете, это менее опасно, чем для Ходжака? На том участке Сумбара меня, пожалуй, тоже хорошо запомнили.
- Откуда вы знаете, что я хочу перебросить именно там?
- А где же еще? Там Хасарча близко. Русские до этого аула еще не добрались. Кульджан Ишан поможет...
На Сумбаре Мадер уже пережил потерю одного ценного агента, но произошло это, по мнению резидента, совершенно случайно. Еще до войны, когда чекисты и не подозревали об активной деятельности абвера в Туркмении. А сейчас немецкие войска дошли до самого Кавказа, и гитлеровцы ослеплены своими победами. Эту самонадеянность поддерживала в них и геббельсовская пропаганда, надрывавшаяся во всеуслышание: Советы ждет неминуемый крах!