****
В середине 60-х годов в Москве было невероятно много японцев, причем не туристов, а представителей всевозможных фирм. У них была масса денег, и жизнь они вели довольно странную - казалось, что они ее прожигали. Кутежи, гулянки, девицы не очень прочных устоев, и в год одно-два посещения Министерства внешней торговли… Много позже кто-то из "Дома 2" объяснил нам, что японская экономика уже тогда была целиком сориентирована на экспорт: если фирма представит убедительные доказательства того, что она ведет экспортную работу (по крайней мере, имеет представителей за рубежом и оплачивает их содержание), то налоги с такой фирмы берутся гораздо меньшие, да и возможность получения правительственных дотаций разного рода резко увеличивается.
"Спецзадание" нашей бригаде - в то время уже ею руководил я - дали на двух японцев, представлявших некую фирму. Как нам говорили, у них в номерах был чуть ли не контейнер, набитый бытовой радиоэлектроникой - вожделенными уже тогда радиоприемниками "Сони". Пытаясь, в отличие от многих коллег, действительно продвинуть продукцию своей фирмы в СССР, наши японцы целыми днями колесили по различным учреждениям и в тех случаях, где это представлялось им целесообразным, одаривали советских чиновников японскими радиопрелестями.
Люди из "Дома 2" хотели выяснить, кто именно принимал подарки (приемники были дорогие, очень высокого класса), чтобы наказать взяточников, а возможно, и "вербануть" кого-то из них.
В один прекрасный день японцев чем-то заняли надолго, кажется, все в том же МВТ, и, пока на японские уши вешали русскую лапшу, "технари" из КГБ поместили в каждый из имевшихся у японцев радиоприемников крошечный кусочек какого-то радиоактивного вещества, излучение которого можно было "поймать" карманным счетчиком Гейгера в радиусе 3–5 метров от помеченного предмета. Счетчики, которые нам выдали, были снабжены бесшумными вибраторами, и наличие излучения можно было определить, не вынимая Гейгер из кармана.
По утрам, когда японцы выходили из гостиницы, кто-нибудь из нас приближался к ним и "слушал": если из портфеля или "фуросика" шел сигнал, ясно было, что сегодня возможны одаривания очередных счастливцев.
Через какое-то время все приемники были раздарены, все получившие их выявлены, приемники у них, понятное дело, отобраны, а из приемников радиоактивные кусочки извлечены, так как какой-то чисто теоретический вред - так нам объяснили в начале выполнения этого задания - они могли-таки нанести.
Извлечены все, кроме одного… В одном из приемников, который был "помечен" вместе со всеми остальными, после вручения его японцами советскому чиновнику метки не оказалось.
До сих пор не знаю, насколько действительно опасны были эти метки, но в гостинице, где проживали японцы, под предлогом ремонта - столь любимого Советами предлога - выселили постояльцев с двух этажей, и "технари" из КГБ приступили к поискам. Злополучный кусочек был найден за плинтусом одного из номеров этажом ниже (!), и все успокоились.
Вскоре стало ясно, что в нескольких районах города радиоактивный фон выше, чем в других; но на счетчиках не было градуировки, определить уровень фона было невозможно.
Как при любом спецзадании, никакой информацией с другими сотрудниками мы делиться не имели права.
Японцы нас немало забавляли - оба здорово пили, не вылезали из ресторанов - мы соответственно тоже, - а любители ресторанов и их знатоки в "наружке" имелись в достаточном количестве. Однажды мертвецки пьяного японца спасла от смерти горничная в гостинице - увидела, как из-под двери номера лилась вода. Беднягу вытащили из ванны уже синего, каким-то чудом откачали…
Нашему отделу с японцами работать приходилось нечасто, но даже мы чувствовали какую-то особенную "ауру" вокруг них.
Вроде бы ничего особенного - они работали, осматривали достопримечательности, веселились; как-то раз двое вышли из гостиницы "Ленинградская" с бейсбольными рукавицами и мячами и с полчаса перекидывались мячиками, от души хохоча. И все же они, как никакие другие иностранцы, выглядели здесь чужеземцами.
Глобальная японская экспансия тогда только начиналась, о японцах вообще знали немного: Страна восходящего солнца, особенная жестокость во время войны, джиу-джитсу, кимоно, "Чио-Чио-Сан", гейши, традиционное восточное коварство, Хиросима, едят палочками, император, Фудзияма…
Сейчас японоведы-журналисты и ученые показали нам Японию в обрамлении цветущей сакуры, на фоне необыкновенных технических успехов, небывалого трудолюбия, национального единства и преданности идее. Но мне трудно свыкнуться с тем, что "цивилизованное" человечество из всех этих достоинств восприняло только узаконенную возможность неожиданно, ловко, смачно, по-японски ударить противника ногой в лицо.
"Запад есть Запад, Восток есть Восток…"
****
Итак, работа теперь соединялась с учебой. Изучение языка требует регулярных длительных занятий - гипнопедия, ускоренные курсы никогда не создадут глубокой базы знания и понимания языковых структур, не заложат в памяти той основы, которая даже после нескольких лет "молчания" позволит через два - три дня пребывания в стране языка вновь заговорить на нем.
Посещать институт нужно было вечерами, трижды в неделю: лингафон, лекции, семинары, контрольные работы. Все это часто накладывалось на вечерние смены в "наружке", постоянно приходилось договариваться с товарищами о подменах с последующей "отдачей" дневных смен. Видя, как относилось к нашей учебе руководство, товарищи всегда шли навстречу. Повезло и со слушателями группы, где я учился: подобрались совершенно разные, но невероятно трудолюбивые студенты - за время учебы две девушки в нашей группе вышли замуж, стали мамами и не взяли академических отпусков. С середины лекции или занятия они срывались с места и мчались кормить грудных отпрысков… Наверное, не только для меня учеба была единственным путем вперед и наверх.
Помогала жесткая самодисциплина: подъем в 5.30, зарядка, завтрак, иногда - по графику - поездка в гараж за опермашиной, потом - в отдел, инструктаж, оснащение техникой и проверка готовности бригады, восемь - десять, а то и двадцать часов работы, возвращение в отдел, отписка, перекус, в учебный день - бегом в институт и шесть часов занятий.
Прийдя к полуночи домой, смертельно хотелось "ухнуть в койку", но… Писать я могу почти так же быстро, как и читать - лекции записывал дословно, но разобрать что-нибудь на следующий день уже не мог, поэтому часто усаживался на кухне и вновь, не торопясь и разборчиво, переписывал. Мои записи были одними из лучших, и пользовались ими многие.
Выбираясь в кино, я чувствовал себя грешником, подсчитывая, сколько за это время можно было выучить, например, латинских слов…
Понемногу учеба становилась "идеей фикс". Воскресений для "наружников" не существовало, праздников обычно тоже: в праздничные дни работы было еще больше, и если снимали слежку с каких-либо объектов наблюдения, то лишь для того, чтобы расставить нас в тех местах, где "противник мог омрачить светлый праздник трудящихся"…
Те "трудящиеся", праздники которых могли быть бессовестно омрачены противником, прибывали на Красную площадь в лимузинах предпочтительно черного цвета и особо мягкого хода, как правило, в сопровождении других трудящихся, призванных охранять их "тела". Это была "девятка" - сотрудники 9-го Управления КГБ. Среди них было немало славных, храбрых ребят - некоторые переходили работать в "семерку", кое-кого я встречал позже и в 5-м Управлении, но в целом эта когорта производила неприятное впечатление своей бесцеремонностью по отношению к окружающим и каким-то восторженным раболепием перед охраняемыми "телами". Слов нет, служба ответственная и потенциально опасная, но и она не дает права на такую потерю лица…
Эта работа всегда носит какой-то истерический характер - обязательные гонки при сопровождении августейших "тел" с перекрыванием движения чуть ли не в половине города, расталкивание зевак и прохожих в редких случаях пешего передвижения "тел", грубые окрики…
А казалось бы - уж если обстановка столь "чревата", - посадите "тело" в скромную серую "Волгу" и отвезите потихоньку куда надо, но нет, подавай выезд с рысаками, и чтобы кучер кричал: "Пади, пади!"
Кто-то из древних заметил: "О политической обстановке в стране можно судить по скорости, с какой проносятся колесницы правителей по улицам столицы…"
****
Ланге - настоящая фамилия дипломата невысокого ранга, служившего в посольстве ФРГ. Полноватый, неприметный, похоже, очень трудолюбивый и аккуратный, он лихо водил свой серебристо-серый "форд-таунус", и вести наблюдение за ним было непросто. Не помню, передвигался ли он когда-либо пешком - почти всегда на колесах. Не помню и того, почему за ним велось наблюдение до инцидента, о котором собираюсь рассказать, - то ли был разведчиком, то ли в чем-то подозревали. Однажды утром, выйдя из общежития дипломатов на набережной Шевченко, он подошел к своему автомобилю и увидел под щеткой на лобовом стекле записку. Прочитав ее, немец изменился в лице и подбежал к милиционеру, охранявшему здание. Размахивая запиской, он что-то прокричал по-немецки (милиционер понял слово "провокацион"), разорвал записку перед лицом оторопевшего стража, бросил обрывки на землю и уехал.
Милиционер подобрал уцелевшие клочки бумаги (часть их тут же унесло ветром), и вскоре они были "там где надо".
Анонимный текст гласил, что его автор готов передать важные материалы такого-то числа в такое-то время у гостиницы "Метрополь", где он, автор, будет прогуливаться с двумя толстыми тетрадями под мышкой.
И "Дом 2", и "наружка" встали дыбом: наблюдение за Ланге усилили, а к указанному в записке времени среди фланирующей вокруг "Метрополя" публики "прогуливались" сыщики нашей бригады, а среди них и я.
Примерно через полчаса молоденькая миниатюрная практикантка, прикрепленная к нашей опергруппе, девушка прелестная и, видимо, из хорошей семьи, непонятно, как попавшая в наш террариум, слегка сжала мой локоть.
Навстречу нам, не торопясь, двигался молодой человек среднего роста, с приятными чертами лица, скромно одетый. Под мышкой - две толстые тетради…
После заранее обусловленного сигнала в толпе прохожих произошли никем не замеченные перемещения: объект был показан остальным сыщикам, все мы перегруппировались и разместились таким образом, что уйти от наблюдения было невозможно. Краем глаза я видел, как наши водители медленно, аккуратно расставили машины "наперехват" любому транспорту и, по очереди выйдя из них, тоже "познакомились" с "Тихим" - так мы его назвали.
"Тихий" прогуливался еще с полчаса, затем двинулся к станции метро "Площадь Революции". Там он подошел к заказному автобусу и, что-то сказав водителю (передняя дверь была открыта), вошел и сел на одно из свободных мест. Подходили еще пассажиры - все примерно одного возраста и чем-то похожие друг на друга, и рассаживались. Я почувствовал, как от мелькнувшей у меня догадки "мороз заходил под тулупом", а был теплый летний день…
Автобус тронулся и не спеша начал отсчитывать московские улицы, выбираясь на шоссе Энтузиастов, которое вело в Балашихинский район.
Мы держались как можно дальше, чтобы не попасть на глаза "Тихому", но так, чтобы и не упустить его, если он выйдет. Вечерело.
Автобус долго тащился вдоль высокого забора, окружавшего большой участок леса с группой зданий в нем, затем, переваливаясь на неровностях дороги, въехал в зеленые ворота.
Я связался по радио с другими машинами и попросил всех, не приближаясь к воротам, собраться около поста ГАИ в паре километров от ворот.
Нечего было топтаться у этих ворот, не надо было выставлять наблюдение за огороженным участком и "выводить" "Тихого" на следующее утро. За воротами размещалась "школа 101" 1-го Главного управления КГБ при СМ СССР, где готовились кадры для советской разведки.
Не выходя в эфир и не запрашивая указаний, все мы, не торопясь, вернулись в отдел. Сводка наблюдения и приложенные к ней фотографии "Тихого" были немедленно отправлены в "Дом 2". Легко представить себе, какой эффект они произвели на руководителей контрразведки и разведки: сомневаться в том, что именно "Тихий" являлся автором записки, не было никаких оснований.
На следующий день нам был сообщен домашний адрес "Тихого" и приказано организовать наблюдение за ним по самому высокому классу. Началась и разработка "Тихого" внутри школы - специальными радиосигналами оттуда нас оповещали о его выездах в город.
Наблюдение за домом "Тихого" в районе Самотечной площади мы вели, находясь в одной из комнат редакции размещавшейся тогда на Самотеке "Литературной газеты". В дни, когда "Тихий" получал увольнительную в город, с помощью специальной оптики велось наблюдение за окнами квартиры, в которой он проживал с сестрой и матерью. Наблюдение было круглосуточным, что для меня представляло муки адские - я очень плохо переносил бессонницу уже тогда.
Первая горячка этого задания через неделю прошла: в "Доме 2", поняли, наверное, что ничего суперсекретного сопливый слушатель разведшколы противнику сообщить не может, однако мы продолжали "притираться" к объекту наблюдения, приноравливались к режиму работы, узнавали о "Тихом" и его семье все больше и больше. Мама была, видимо, строга: сестра "Тихого" перед тем, как выйти на улицу, наводила макияж не дома, а в подъезде - мы видели это с помощью нашей оптики через открытые двери парадного. Одевалась и жила семья скромно.
Кое-что о "Тихом" рассказали люди из "Дома 2": честолюбив, необщителен (я узнал позже, что в "школе 101" и то, и другое считалось подозрительным), мечтает о покупке автомобиля, пописывает статьи для какого-то юридического журнала, хорошо успевает в "шпионских" предметах.
Нам он хлопот не доставлял, не проверялся - по крайней мере, мы таких попыток не фиксировали, передвигался в Москве городским транспортом или пешком. Регулярно посещал места, где продавались с рук мотоциклы и внимательно приглядывался к товару - может быть, мечтая о собственном автомобиле, хотел для разгона приобрести мотоцикл? В те времена автомашины имели немногие.
Время шло, ничего интересного мы не видели, на иностранцев и машины с дипломатическими номерами "Тихий" внимания либо не обращал, либо делал это так аккуратно, что зафиксировать подобный интерес не представлялось возможным.
"Дом 2" решил "активизировать разработку". Теперь около "Тихого" в периоды его пребывания в Москве постоянно дежурил высокий, прекрасно одетый красавец с головой, сильно "побитой серебром". Этот человек недавно вернулся из долгой загранкомандировки и должен был выступить в роли иностранца. Неподалеку был спрятан черный "мерседес" с дипломатическими номерами.
Задача состояла в том, что во время передвижений "Тихого" по городу мы должны были с опережением просчитать ситуацию, в которой ему на глаза мог попасться этот "мерседес" с сидящим в нем, выходящим из него или садящимся в него "иностранцем" и вызвать у "Тихого" желание установить контакт. По нашему сигналу красавец должен был выйти из "Дома 2", сесть в машину и, наводимый нами по радио, подъехать в подобранное для возможного контакта место, но то мы не угадывали, куда направлялся "Тихий", то красавец опаздывал прибыть в нужное место, то его вообще не могли найти по телефону - встреча не клеилась. Наконец, все сошлось: и место, и время, и красавец появился в поле зрения "Тихого" именно так, как было нужно, но "Тихий" и ухом не повел.
Через некоторое время эксперимент повторили - с тем же успехом.
Было ясно, что разведки "Тихому" уже не видать, как своих ушей, - поводов избавиться от него можно было найти сколько угодно. Приближался выпуск из школы, и его могли просто завалить на экзаменах.
Но какова же разгадка? Что случилось на самом деле? Прошло много, очень много лет, но иногда у меня перед глазами появляется молодой человек, неторопливо идущий по улице Горького (так называлась Тверская). Он одинок. Это не попало в сводки наружного наблюдения: там описывается не то, что чувствуют "наружники", а то, что они видят. Но чувствуют они многое. Он был очень одинок.
То ли он действительно хотел установить контакт с иностранцем на предмет передачи (продажи?) каких-нибудь казавшихся ему ценными данных, то ли хотел завязать самостоятельно оперативную игру и потом с блеском доложить руководству о завербованном им иностранном дипломате? Остается только догадываться.
Возможен и такой вариант: "Тихий" не нравился кому-либо из товарищей по учебе или преподавателей. Может быть, составлял конкуренцию в чем-либо, может, казался "больно умным". Человек, хорошо знавший его привычки, мог легко "слепить" простенькую комбинацию: зная время отправки автобусов и маршрут "Тихого", написать записку и сунуть ее под щетку на лобовом стекле автомобиля с номером посольства ФРГ - полагая, что за западными немцами присмотр осуществляется непременно.
Докопаться до истины можно лишь с помощью самого "Тихого", если он когда-нибудь прочитает эти строки, что маловероятно…
Оперативная работа - разведка ли это, контрразведка, или "наружка", или криптография, или что еще там у нас есть - в идеале работа творческая. В ней: редко удается получить исчерпывающий ответ на имеющийся вопрос, почти никогда тщательно спланированная операция не проходит точно по плану, а случается и так, что истина навеки остается тайной за семью печатями. Провалы спецслужб, как отметил много лет назад Аллен Даллес, часто свидетельствуют лишь о масштабах их деятельности и возможностей, а успехами спецслужбисты, понятное дело, не хвастаются…