- А у вас очень вкусное молоко, Джабар! Спасибо.
Обтерев губы платком, Савченко вытащил папиросу. Потом стал щупать свои карманы.
- Вот досада, кажется, спички забыл! У вас можно курить?
- Пожалуйста! Спички? Да вот они, на столе, - Саида услужливо подвинула коробку спичек.
- Постойте, вот беспамятный! Я же свою в боковой карман спрятал. - И, достав коробку,
Савченко вынул одну из найденных Бакиром красных спичек… - Я от своей прикурю, моя красивее!
- У нас тоже такие есть, - похвалилась Саида. - Мирза три коробки дал.
- Саида! Иди принеси дров. Печку пора топить, - хмуро приказал жене Джабар.
Возвращаясь на участок, Савченко с досадой думал о том, что узнал он очень мало. Одно ясно: красные спички были и у Байбекова. Что это за человек?
БЫКОВ ВЫСТУПАЕТ В РОЛИ РАДИОЛЮБИТЕЛЯ
В ущелье Хатынарт люди расчищали дорогу от снежных сугробов, работая группами на некотором расстоянии одна от другой.
Молодежная бригада во главе с Пулатом закончила расчистку на своем участке и взяла "на буксир" соседнюю группу "старичков".
Прокопыч молча глянул на подошедших, а работавший в нескольких шагах его подручный Савелий запыхтел еще сильнее. Сгребая снег лопатой, как снегоочистителем, к краю шоссе и потом перебрасывая его могучим взмахом по другую сторону кювета, он нажимал, чтобы не отстать от товарищей.
Работа подходила к концу. Кое-кто из соседней группы, воткнув лопаты в снег, стал раскуривать цыгарки. Вдруг оттуда послышалось:
- Эй, каменщики! Поднажать надо, не задерживать! Может и нас в подмогу возьмете?
Прокопыч повернул голову и молча пожевал губами, продолжая свое дело. Он сразу узнал насмешливый голос старшего рабочего Ивана Рябцева. Еще осенью тот посмеялся над ним. Прокопыч тогда доказывал, что дорожник из него никудышный. "Где же мне да на лопатку! Молоток - вот это мой инструмент. Тут давай посоревнуемся, а лопатой я не мастак!" Но на лопату всё же пойти пришлось и Рябцев не упускал случая подтрунить над каменщиками.
Прокопыч хотел было сказать в ответ Рябцеву что-нибудь язвительное, но передумал и только усиленней заработал лопатой. Сзади уже подпирали подошедшие машины.
Слегка прихрамывая, по дороге прошел мастер Быков. Он осматривал сделанную работу и отдавал распоряжения на следующий дань. За плечами у Быкова было охотничье ружье. Как видно, прямо отсюда он собирался на охоту.
Прокопыч со скрытым восхищением поглядывал на первоклассное ружье Быкова. Давно уже мечтал купить такое.
- Эх, и ружьецо!.. - Он даже причмокнул языком.
Савелий толкнул Прокопыча локтем под бок.
- Голодной куме хлеб на уме. Ты обрати внимание на другое. На пожаре не был. дескать, ногу натер, а на охоту отправляется. Не нравится мне почему-то этот Быков.
Но Савелий ошибся. В этот день Быков не охотился. Вечером он сидел за столом в сторожке Джабара и потягивал из кружки хмельную бузу. Саида, стоя у плиты, жарила солонину.
- Что сегодня так долго возишься, Саида? Товарищу мастеру пора уходить, - поторопил Джабар.
- Сейчас подаю.
- Парторгу не нравится новый радист, - пристально взглянув на Быкова, сказал Джабар. - Не доверяет парторг новому радисту. Я разношу молоко, кое-что слышу.
- Это интересно, - оживился Быков. - Надо будет зайти к нему на радиостанцию, познакомиться. Он мог бы здорово пригодиться!
Саида подала мясо. Они молча принялись за еду.
- Ты почему до сих пор не покормишь коз? Не слышишь - голодные кричат!
Сердито взглянув на мужа, Саида вышла во двор. Когда она возвращалась, Быков уже уходил, а Джабар собрался его провожать.
Саида с сердцем закрыла за ними дверь. Она невзлюбила этого молчаливого мастера с сердитыми черными, как ночь, глазами. Когда он приходит со своим ружьем, Джабар постоянно идет провожать его на охоту и часто подолгу не является домой. "Подумаешь! Товарища нашел. Охотник! За всё время ни одного убитого зайца не подарил. Видно - скупой! Впрочем, из него и охотник!.. Бузу только пить… Сколько всегда выпивает, а Джабар с него денег не берет!.."
- Так значит Савченко приходил? - говорил тем временем Быков, близко наклоняясь к Джабару.
- Да, мастер, приходил. И кажется мне, подозревает он что-то…
- Ты так думаешь? Придется мне познакомиться с ним ближе…
На участке уже зажглись огни, когда Быков, возвращаясь с охоты, подошел к домику радиостанции. Дверь оказалась запертой изнутри. Быков постучал. Радист Пальцев открыл дверь и остановился на пороге, закашлявшись глухим, отрывистым кашлем. Его бросающуюся в глаза худобу дополняли впалые щеки с нездоровым румянцем и взгляд мрачно поблескивающих из глубоких орбит глаз Прежнего радиста призвали в армию и Пальцев только недавно заменил его. Неприветливого и молчаливого Пальцева чуждались в Сарыташе и, не зная его прошлого, относились с некоторым подозрением. Оборудование на радиостанции было старое, потрепанное, запчасти доставали с большими трудностями. Бесконечные неполадки тормозили работу, приходилось самому изобретать, сидеть по ночам. Пальцев никак не мог наладить регулярные передачи. "Чорт его знает, сапожника какого-то прислали, а не радиста, - ворчали рабочие. - Последних известий, и тех не послушаешь". Пальцев это слышал и еще больше замыкался в себе.
- Вы стучали? - посмотрел он на неожиданного гостя.
- Я.
- Что вам угодно?
- Гм… Мне ничего не угодно, - замялся Быков. - Я просто познакомиться зашел. Слышу, новый человек появился, вот и зашел.
- Сюда вход запрещен.
- Ну, что за формальности! - засмеялся гость и шагнул через порог.
- Позвольте…
- Видите ли, я радиолюбитель, тоже увлекаюсь… Зашел, как товарищ к товарищу, посмотреть, как у вас тут, послушать, - сказал Быков, усаживаясь на табуретку возле стола с приемником. - Вы, кажется, усилитель ремонтируете? О, да вы тут новшества вводите! Интересно…
- Руками нельзя трогать.
- Послушайте, Пальцев! Я вижу, вы нездоровы. На кой чорт, спрашивается, вы над этой петрушкой здоровье свое гробите? Просиживаете ночи напролет! Наладьте трансляцию - и хорошо. Пока здоров-ты всем нужен, а как заболел, никто не вспомнит!
- У вас есть ко мне какое-нибудь дело? - сухо спросил Пальцев.
- Да нет же! Говорю, так просто зашел.
Скучища тут. Каждому новому человеку радуешься.
Минуту они изучающие смотрели друг на друга.
- Курите? - прервав молчание, спросил Быков и протянул радисту коробку папирос.
- Нет. Здесь курить нельзя. И потом… вы меня отрываете от работы.
- Сейчас уйду. Не ожидал, что вы встретите так нелюбезно… Я же к вам по-хорошему! Зашел с охоты, посидеть, поговорить, радио послушать. А вы…
- Я нахожусь на службе, - хмуро буркнул Пальцев.
Быков поднялся. Радист поймал на себе его колючий, испытующий взгляд.
- Ну, что ж. Я ухожу.
"Строит из себя службиста, или в самом деле! такой? - раздумывал Быков, выходя на шоссе. - Ладно, разберемся". Не заходя на участок, он направился обратно к себе на перевал.
ИРИНА
В холодное зимнее утро к зданию конторы участка подкатила грузовая машина, в кузове которой сидели пассажиры.
- Ну, вот и приехали, - весело сказал шофер, вылезая из кабины. - Это и есть Сарыташ.
Люди в кузове зашевелились, отряхивая густо осевший на одежду иней. Кто-то стал вытаскивать из-под лавки узлы. К машине подошли рабочие.
- Эй. дорожники! Принимайте новых поселенцев, - обратился к ним шофер.
Все с интересом посмотрели на вновь прибывших. Это были: пожилая, но еще крепкая женщина, ширина которой почти не уступала высоте, еще одна женщина, молодая, худенькая, с грустным усталым лицом, и мальчик лет десяти.
Толстуха не изъявляла никакого желания слезать на землю, а, воинственно подбоченившись, принялась отчитывать шофера:
- И куда это ты, ирод, завез нас, несчастных. Батюшки! Ничего не видать-одни горы. Ну и заехали. Прямо к самым небесам, в самое царство небесное попали!
Все вокруг дружелюбно рассмеялись.
- Ничего, ничего, мамаша, отсюда ближе в рай!
Рабочие кинулись стаскивать с машины вещи. Кто-то снял мальчика. Шофер захлопотал возле женщин.
- Осторожно! Осторожно, мамаша! Вот так, сюда, обопритесь ногой на колесо, так… - и он, подхватив "мамашу" подмышки, надсадно крякнул, опуская ее на землю.
- О-ох! Господи! Да полегче ты, верста коломенская! По воздуху кидаешь, прямо дух захватило! - рассердилась та.
- Мама! - укоризненно воскликнула молодая.
- Что - мама! Тут и так дышать нечем, воздуху не хватает… и куда ты нас завез, я тебя спрашиваю? - накинулась она снова на шофера, - А коли уже приехали, то куда идти? Где начальник?
Чернов видел всю эту сцену в окно и невольно улыбнулся. "Энергичная женщина!"
- Я - начальник участка, - сказал он, выходя на крыльцо. - Давайте знакомиться.
Неожиданное появление начальника вызвало растерянность у приезжих и они некоторое время молча рассматривали Чернова. Первая нашлась "мамаша".
- Ирина, ну что же ты стоишь! Подай начальнику бумаги.
- Потом посмотрим, успеется. Вы устали, замерзли, - мягко сказал Владимир Константинович, заметив, как дрожала от холода молодая женщина. - Сейчас мы вас устроим временно в комнате для приезжих. Мухтар! - окликнул он кладовщика. - Проводи товарищей…
- Мы - Дорошенки, - поспешила отрекомендоваться "мамаша". - Я - Аксинья Ивановна, а это невестка Ирина и внук Сережа.
- Очень приятно. Значит, полная семья!
- Полная да не совсем… Сын погиб на фронте, старший лейтенант, под Сталинградом…
Владимир Константинович не нашелся что ответить. Он встретился взглядом с грустными глазами Ирины, заметил ее усталое, бледное лицо. Она опустила голову, прижала к себе сына.
- Идите, отдыхайте, - сказал Чернов, с сочувствием поглядывая на молодую женщину. - Завтра поговорим о делах…
Ирина шла, еле передвигая ноги от усталости. Она тяжело дышала, с тревогой поглядывала на сына. Сказывалась высокогорность. Ей, жительнице степной Украины, с непривычки была непонятна странная скованность во всем теле, мешающая свободно двигаться. Это пугало. Как же они будут здесь жить? Крохотный кусочек долины, где сиротливо приютилось несколько домов, а вокруг-горы, горы… Она привыкла к бескрайним просторам полей, где так волнующе ощущается необъятность. А здесь всё замкнуто в тесном кольце оголенных скал. Они будто наваливаются на тебя… И почти не видно людей. Сколько их тут? Наверно очень мало. И найдется ли здесь для нее работа. Ведь она - педагог. А какая же тут школа?
Ирина с трудом сделала глубокий вдох и взглянула на своих. Им, как и ей, по видимому, было тоже не по себе. Аксинья Ивановна шла не торопясь, внешне строгая и спокойная. Только ее поджатые губы да изучающий взгляд, который она незаметно бросала по сторонам, говорили о волнении. Кто знает, что принесет им это новое место?
Комната для приезжих оказалась просторной и светлой. Здесь не было ничего лишнего. Четыре койки, заправленные чистым бельем, у стены - узенькая плита. Ирина окинула глазами комнату и, поставив чемодан, в изнеможении опустилась на стул.
"Измаялась! - подумала Аксинья Ивановна, внимательно посмотрев на невестку. - Похудела-то как, побледнела… Одни глазищи и остались!"-И шумно принялась хлопотать возле вещей.
Безучастная сейчас ко всему, Ирина сидела, закрыв глаза. После большого нервного напряжения, в котором она находилась всё время их утомительного трехмесячного путешествия, она почувствовала упадок сил. От сознания, что они, наконец, достигли цели, что их мытарства и лишения остались где-то позади, - не хотелось больше думать ни о чем.
Стук в дверь заставил Ирину вздрогнуть. В комнату вошла Елена Николаевна. Обе женщины с интересом посмотрели друг на друга.
- Что тебе, матушка? - спросила Аксинья Ивановна, отрываясь от распаковывания вещей.
- Простите, я только что узнала, что к нам приехали новые поселенцы, и вот пришла… познакомиться.
- Ну, проходи, будь гостем, садись, - доброжелательно пригласила Аксинья Ивановна, снимая со стула ворох всевозможных вещей и подвигая его Елене Николаевне. - А кто же ты будешь?
- Я работаю здесь заведующей детским садом.
- Детским садом? Откуда ж тут дети взялись, в горах этих?
- В Сарыташе живет почти половина дорожников с семьями. Дети у нас дошкольного возраста. А старшие - учатся в Оше.
- Вот как.
- А я думала, что здесь совсем нет людей, - сказала Ирина. - Мне показалось это место таким глухим и неприветливым.
- Мне тоже так вначале казалось, - улыбнулась Елена Николаевна. - Но здесь не так уж глухо и люди хорошие…
- Звать-то тебя как? - поинтересовалась Аксинья Ивановна.
Елена Николаевна снова улыбнулась и назвала себя. Ирине понравилась заведующая детским садом. Они разговорились и как-то сразу почувствовали взаимную симпатию.
- У меня так тяжело на душе, - призналась Ирина. - Что я буду здесь делать? Хоть бы какую-нибудь работу, только…
- А вы не согласились бы пойти воспитательницей в детский сад?
- Воспитательницей?.. - растерялась Ирина. - Но я не работала с маленькими детьми. Справлюсь ли?
- Будем работать вместе, я вам помогу…
- А начальник не будет возражать?
- Нет, что вы. Мне давно нужна помощница, а Владимир Константинович… он у нас очень душевный человек…
Ирина заметно оживилась.
- Это замечательно… Много у вас детей?
- Вот и определилась! - сказала Аксинья Ивановна. - А ты говоришь ничего и никого нет, одни горы да воздух…
- Да ведь ты то же самое говорила! - отпарировала Ирина.
Все рассмеялись.
Проводив новую приятельницу со двора, Ирина задержалась на крыльце.
День клонился к вечеру. Полыхали под солнцем снежные шапки вершин. От этого всё небо над Алайской долиной и над участком горело ярко-розовым заревом. Тени у подножий гор сгущались, меняя на глазах тона красок: из темно-голубых переходили в сизые, потом постепенно синели, становились темно-фиолетовыми и уходили в сумерки, окутанные дымкой тумана.
"А ведь тут красиво, - подумала Ирина. - Хоть и очень сурово". Она с восхищением и тревогой смотрела на это великолепие угасающего дня и думала, уживутся ли они здесь, в такой необычной для них обстановке. Ее радовала и тревожила предстоящая новая работа Маленькие дети. С ними, наверно, труднее, чем в школе. Справится ли она? Начальник - душевный человек, - сказала заведующая детским садом. Это хорошо. Он в самом деле приветливый человек. У него очень грустные глаза. Отчего бы?
Ирина долго стояла на крыльце со смутными, тревожными мыслями. Всё было ново и необычно для нее.
ЦОЙ
Капитан Мороз, мрачный, сидел за столом в своем рабочем кабинете на заставе и курил.
Во время его отсутствия на заставе случилось одно событие, которое, как ему казалось, имело связь с двумя пустыми ампулами, найденными при обследовании фермы в Сарыташе.
Шедшие из Сарыташа мургабские машины догнали невдалеке от моста через реку Маркан-су рабочего, который попросил подвезти его в Мургаб. На вопрос, зачем он туда едет, путник объяснил, что у них заминка с запчастями для тракторов и ему поручено получить недостающие детали в Мургабе. У рабочего был узелок, откуда он достал кусок хлеба и начал есть.
Возле высокой скалы, у ручья, как всегда, остановились на привал. Запаслись водой для радиаторов и питья, завтракали и обменивались новостями.
Оставив узелок в кузове, незнакомец тоже слез с машины. Опытному шоферу, подобравшему путника, личность нового пассажира показалась подозрительной и он решил, как только подъедут к заставе, мимо которой проходило шоссе, сказать о нём пограничникам.
Но едва машина остановилась, как шофер обнаружил, что незнакомый рабочий с узелком исчез. Бросившиеся по его следам пограничники до поздней ночи вели поиски в горах, но сбежавшего не обнаружили.
Капитан еще раз перечитал лежавшее перед ним заключение медицинской экспертизы, привезенное сегодня утром доктором Крымовым. Догадка Подтвердилась. В небольшом водоеме, из которого поили овец, обнаружен сильный яд. То же показало исследование крови животных. Действовать нужно немедленно. Враг ведет себя нагло, видимо, не боясь, что его обнаружат. Надо как можно скорее схватить преступников, иначе можно ожидать какой-нибудь новой беды.
В дверь постучали. Вошел ординарец Лукаш. Его веселое, румяное лицо дышало молодостью и здоровьем.
- Товарищ капитан, Цой пришел.
- Цой? Где он?
- Тут, товарищ капитан. Говорит, срочно надо. Сердится, что я не пустил к вам.
- Ну, зови, зови.
Цой! Давно его не было. В старике Цое пограничники нашли верного помощника и друга в опасной борьбе с контрабандистами. Он стал незаменимым проводником в горах. Родом из Северного Китая, Цой сорок лет промышлял охотой в горах, исходил все тропы, излазил все ущелья и перевалы от хребтов Маньчжурии до Тянь-Шаня. Нет такого места в горах, где бы он не смог пройти. Цой знал горные тропы так же хорошо, как знал свой маленький дворик с крохотным рисовым полем, затопленный в одну ужасную ночь наводнением. Тогда погибла вся его семья: мать, отец, младший брат, утонула невеста. Много горя причинило наводнение его родному селению. Мало кому удалось спастись. Молодой, еще полный сил Цой чудом уцелел, вплавь добравшись через бурную, разлившуюся реку до берега, С тех пор началась его кочевая жизнь. Был Цой и тигроловом, и искателем жень-шеня, и проводником научных экспедиций. Но в конце концов жизненные тропы привели его к профессии охотника. Сорок лет!.. Немало горя пришлось хлебнуть ему за свою жизнь, ох, немало… Но года четыре назад он перешел границу и сказал задержавшим его пограничникам: "Моя назад не ходи. Моя назад нет дорога…".
За всю свою бродяжническую жизнь Цой никогда не видел такого теплого, дружеского обращения, какое он встретил на советской земле. И теперь он всем сердцем полюбил свою новую Родину, людей. Поселили его недалеко от заставы, в кишлаке. Охота по прежнему осталась его главным занятием. Вот только нет-нет да и потянет его в Китай… Но нарушить закон Цой не решается. Он может часами смотреть куда-то в горную даль, вспоминая свою невеселую, полную приключений жизнь… Он ждет, когда Китай станет свободным…
Дверь открылась и Лукаш пропустил в нее Цоя. Это был высокий жилистый старик с худым безбородым лицом. Стеганый темно-синий, потерявший свой первоначальный цвет костюм был туго перетянут кушаком на очень тонкой талии, отчего и без того широкие его плечи казались непомерно раскинутыми в стороны. Чувствовалось, что этот человек обладает очень большой физической силой.