- Завтра мы будем целый день вместе, моя дорогая, - поцеловала Дору в щеку.
Отправились пешком. Под вечер немного приморозило, но все равно в воздухе чувствовалось дыхание весны. Шли молча. Лотта почувствовала: мысли Германа где-то далеко… Осторожно взяла его под руку. Петро крепко сжал ее пальцы, словно боялся потерять, и Лотта пожалела, когда навстречу вдруг выскочило такси. Уже возле дома Петро потер лоб и спросил:
- Я не кажусь сегодня слишком мрачным?
Лотта засмеялась и покачала головой.
Мор явился к Доре в полдень. Петро опередил его и успел развесить картины так, чтобы на них падал рассеянный свет. Роберт сразу оценил это. Он отступил на несколько шагов и долго стоял перед картинами.
- Матейко есть Матейко! - произнес он, наконец, и присел на стул перед картиной. - Я люблю его ранние произведения. Когда-то в Кракове я побывал в музее Матейко - и, скажу вам, такого баталиста поискать надо. Не холодный летописец, а исполненный страсти художник; невольно кажется, что он сам был участником запечатленных им событий. А этот этюд принадлежит к позднему периоду. Очень характерный для Матейко того времени. Бывают же такие метаморфозы - зрелый мастер уступает юноше. И все же, - вздохнул, - Матейко остается Матейко!..
- А мне больше нравится пейзаж, - вмешалась Лотта. - Посмотрите, сколько в нем воздуха и простора!
- Прекрасный пейзаж, - согласился Мор. - Я слышал о Васильковском, но вижу его картину впервые. Ее мог написать человек, знающий и любящий степь. Глядите… - вскочил он вдруг со стула и сделал шаг в сторону. - Если отсюда посмотреть, то видно, как марево повисло над степью. Зной, все притихло, и только жаворонок купается в вышине… Красота неповторимая… Где вы достали это чудо, Шпехт?
- У одного краковского спекулянта - монополиста по сбыту картин. Это лучшее, что он мог предложить.
- Я ездил в Краков еще перед войной. Хотел посмотреть на Вавель и знаменитый скульптурный алтарь Ствоша в Мариацком костеле. Между прочим, - обратился вдруг к Петру, - где вы живете в Кракове?
- Вблизи Вавеля, на улице Мицкевича, - без запинки ответил Петро. Он неплохо изучил Краков - прожил гам неделю перед поездкой в Берлин.
- Прекрасный район. Много зелени, эти величественные башни крепости…
- В Кракове я никак не могу отрешиться от мысли, что попал в средневековье. Закрою глаза - и вижу рыцарей верхом на конях, яркие знамена… Прекрасный город! - Петру снова показалось, что Мор смотрит на него внимательным насмешливым взглядом. Впрочем, может быть, это всего лишь плод воображения, результат обостренной настороженности.
Роберт решил отметить приобретение новых картин и пригласил всех в ресторан.
- Только, - предупредил, - мне хотелось бы пригласить еще одного человека. Вы его знаете - штурмбаннфюрер Амрен. Он немного потворствует мне, а такое заслуживает поощрения.
- Это тот, который был с вами в Бреслау? - удивилась Лотта. - Он ведь типичный солдафон!
Петро не мог упустить случая встретиться со штурмбаннфюрером!
- Но ведь это нужно Мору, - сказал. - Да и я не прочь встретиться с Амреном.
- Пожалуйста, - легко согласилась Лотта, - мне все равно.
В ярко освещенном зале ресторана играла музыка, пели безголосые, но глубоко декольтированные девицы. За большинством столиков сидели военные; певицы им нравились, и они громко аплодировали. Много пили и громко разговаривали, смеялись и танцевали, спорили и хвастались своими подвигами.
Петро сел так, чтобы рядом осталось свободное место для Амрена. Тот вскоре появился, блистая новым мундиром.
- Вы сегодня сверкаете, как новая монета, господин штурмбаннфюрер, - подал ему руку Петро.
- Обер… - поправил Амрен.
- Что - обер? - не понял Роберт.
- Оберштурмбаннфюрер, - не мог скрыть счастливой улыбки Амрен. - Вчера получен приказ.
- Поздравляю!
Петро начал разливать коньяк.
- Выпьем за успех еще одного оберштурмбаннфюрера! - провозгласил Роберт.
Слова "еще одного" звучали явно иронически, но Амрен, купавшийся в лучах славы, ничего не замечал. Он снисходительно похлопал Петра по спине, спросил о его успехах и, не дожидаясь ответа, почтительно наклонился к Доре - с падчерицей группенфюрера Лауэра следует быть особенно любезным.
- За что вам присвоили такое высокое звание? - спросила девушка; глаза у нее лукаво блеснули.
- За службу, - не моргнув глазом, ответил Амрен. - Конечно, за добросовестную службу.
- Когда же вы успели так отличиться? Может быть, подвиг?..
- А почему бы и нет?..
- Ах, как интересно! Расскажите, пожалуйста!
- Нельзя, это тайна.
- Подвиг не может быть тайной! - с пафосом провозгласила Дора, незаметно подмигнув остальным. - Он должен стать примером для всех!
Амрен налил себе коньяку.
- Порою подвиг внешне не отличишь от обыденных, будничных дел, - начал он, - но если посмотреть глубже, то именно эти будничные дела и являются основой, так сказать, корнем подвига… так сказать… - Запутавшись, Амрен потянулся за коньяком и залпом выпил его.
Петро пришел ему на помощь:
- Оберштурмбаннфюрер имеет в виду массовый характер героизма в нашей армии, господа. Он, должно быть, хочет сказать, что сама служба в нашей армии есть подвиг! - добавил он двусмысленно.
- Вот! - Амрен поднял палец. - Лучше не сказал бы даже сам доктор Геббельс.
Лотта не удержалась и прыснула, а Дора сделала вид, что разочарована:
- А я думала, что вы по крайней мере поймали шпиона…
- Что шпион! - пыжился Амрен. - Шпиона я за полкилометра чую.
- Неужели? - наивно спросила Дора. - И как же это вам удается?
- У оберштурмбаннфюрера превосходный нюх, - ехидно заметил Мор.
- Шутите… - благодушно усмехнулся Амрен. - Но доля правды в этом есть. Хороший контрразведчик чувствует вражеского агента. Интуиция, так сказать… Опыт, ум. Я сказал бы - талант.
- И всего этого, - поднял бокал Петро, - не занимать стать нашему оберштурмбаннфюреру. Пью за ваш новый мундир!
Мор с интересом наблюдал за Петром. Потом обратился к Амрену:
- Вижу, что вы рады встрече со Шпехтом? В Бреслау, кажется, вы нашли с ним общий язык…
Петро почувствовал в этих словах какой-то неясный намек. Поднял глаза на Мора, выдержал его долгий взгляд.
- Шпехт - замечательный парень! - воскликнул Амрен. - Мы, как настоящие фронтовики, понимаем друг друга с полуслова.
- Вы были на фронте, господин оберштурмбаннфюрер? - удивилась Дора. - А я и не знала.
- На Восточном! - с гордостью подтвердил Амрен. - И не один коммунист пал от этой руки!
Он поднял вверх кулак.
"Сволочь! - подумал Петро, вспомнив, как Амрен стрелял в пленных. - Сволочь и палач!" Глаза у него побелели от гнева, губа нервно передернулась. Но в эту минуту он услышал голос Мора:
- Я также доволен, что встретился с вами, Герман!
Петро уже овладел собою. Мор впервые назвал его по имени. Что это - тонкий психологический ход или дружеская помощь?
- Вы не танцуете, Герман? - спросил Мор. - В таком случая позволю себе пригласить вашу даму.
Перед Дорой вытянулся молодой лейтенант, сидевший за соседним столом. Петро и оберштурмбаннфюрер остались одни.
- Наконец мы сможем спокойно выпить, - облегченно вздохнул Петро.
- Люблю женщин без претензий, - подмигнул ему Амрен.
- Меньше хлопот, - поддакнул Петро…
Оберштурмбаннфюрер пил, почти не закусывая, но пьянел медленно. Лишь глаза покраснели да откровеннее начал ухаживать за Лоттой.
- У вас серьезный соперник, Герман! - предупредила Дора.
От вина она разрумянилась, глаза блестели, и Петро подумал: девушка не так уж и некрасива, как ему поначалу казалось.
- Я не боюсь соперников, - ответил он.
Лотта поблагодарила его едва заметным движением руки, а оберштурмбаннфюрер погрозил пальцем.
- Кабы ты не был моим другом, - сказал с пьяной откровенностью, - отбил бы я у тебя фрау Геллерт.
- Но ведь ты мой друг!
Мор с любопытством наблюдал за ними.
- Как быстро сходятся люди, - то ли насмешливо, то ли с завистью промолвил он. - И становятся друзьями…
- Не все такие нелюдимы, как вы, - упрекнула его Дора. - И не ждут, пока девушка пригласит их танцевать.
Вечер прошел быстро. Петро даже удивился, узнав, что уже первый час. Амрен развозил их в своей машине. Прощаясь с Петром, напомнил:
- Мы скоро встретимся. Я позвоню.
- У вас уже общие дела? - удивился Мор.
- А почему бы нет? - отрезал Амрен. Мор пожал плечами и ничего не ответил.
…Проходили дни, а Петру никак не удавалось установить дружеских отношений с Мором, хотя встречались они чуть ли не ежедневно. Осторожно, чтобы не показаться назойливым, прощупывал он Роберта. Мор бывал разговорчивым, смеялся, даже позволял себе рискованные высказывания, но когда Петро касался вопросов, связанных с его работой, умолкал или отделывался шуткой.
"Умный мужик, ничего из него не вытянешь", - думал Петро, но не отступал, рассчитывая на какое-нибудь случайно оброненное ученым слово. Он по опыту знал, как неожиданно порой попадает в руки то, за чем тщетно охотишься целыми неделями. Не забывал он и про Амрена. Они еще раз встретились в ресторане, и эсэсовец познакомил его там с молодыми, красивыми девушками. Намечалась встреча в более интимной обстановке, но оберштурмбаннфюрер позвонил и сообщил, что на несколько дней выезжает из Берлина.
Пятнадцатого марта, в день, назначенный майором Скачковым, ровно в три часа пополудни Петро уже был в центре города. По широкой Унтер-ден-Линден проносились автомобили, мальчуган-газетчик охрипшим голосом выкрикивал последние новости. На углу Фридрихштрассе Петро увидел блиставшую золотом вывеску фешенебельного ресторана. Зеркальные витрины защищены мешками с песком и крест-накрест заклеены бумажными лентами. Одной буквы на вывеске не хватало. На противоположной стороне еще дымились свежие руины - вероятно, бомба угодила в здание во время вчерашнего налета. Пожарники разбирали еще не успевший остыть кирпич, отыскивая в руинах ход в подвалы. Люди шли мимо, не обращая внимания ни на пожарников, ни на пожилую женщину, которая плакала, сидя на куче какого-то тряпья… У каждого сейчас свои заботы, и, может быть, завтра придется самому плакать…
Петро сделал вид, что заинтересовался работой пожарников, даже отбросил в сторону обгорелый кирпич. До чего же медленно тянется время, когда ждешь! Постоял у входа в ресторан, как бы раздумывая - зайти или нет, но решил, что лучше стать в очередь за такси: их теперь приходится долго ждать. Он притворялся, что в нетерпении высматривает такси, а на самом деле внимательно следил за прохожими.
Вон мелькнула фигура в темном пальто - кажется, он. Петро сделал было шаг навстречу, но тут же вернулся на место - обознался. Достал из кармана газету. Снова пишут о сокращении линии фронта - кому не ясно, чем вызвано это сокращение. Закурил, поглядел на часы - пять минут пятого. Неужели майор опоздал? Но Скачков не появился и через полчаса. Напрасно Петро ждал его, как было условлено, и в последующие два дня…
На третий день Петро ждал майора чуть ли не до шести часов вечера. Зашел в ресторан, посидел над кружкой пива, следя в окно за улицей, потом вышел, слонялся по перекрестку. Знал: майора не будет, но не мог примириться с этим… Перед глазами стоял маленький человек с мясистым носом и светлыми добрыми глазами, а в ушах звучали слова, сказанные как бы шутя: "Если не явлюсь, считай, что ты счастливее меня…"
Но почему счастливее? Потому, что он еще ходит, засунув руки в карманы, по Унтер-ден-Линден и имеет возможность заказать в ресторане кружку пива? А тем временем гестаповцы, быть может, уже напали на его след, но не торопятся схватить, надеясь, что удастся выследить сообщников.
От этой мысли Кирилюка пробрала дрожь. Но он и в самом деле замерз - с трудом шевелил пальцами в легких ботинках. Надо уходить, довольно мозолить глаза.
И Петро решительно повернул в сторону Шарлоттенбурга.
Настал апрель, на деревьях набухли почки. Лотта получила письмо от отца - он торопил ее обратно в Бреслау.
Однако Лотта и слышать не хотела про разлуку со Шпехтом.
Петро нервничал. Он тяжело переживал провал майора Скачкова. Угнетало и то, что до сих пор ни на шаг не продвинулся вперед.
- Где Амрен? - спросил он как-то Мора.
Они сидели в гостиной, курили и лениво перебрасывались словами. К Доре пришла портниха, и женщины оставили их наедине.
Роберт пустил кольцо дыма, проткнул его сигаретой и сказал:
- А вы знаете, за один такой вопрос можно поплатиться головой.
- Что вы имеете в виду? - Петро все понял, но прикинулся простачком. - Чьей головой?
Мор подошел к окну.
- Во дворе сейчас пахнет весной. Давайте пройдемся по саду, - сказал он.
Они вышли в небольшой садик позади особняка. Роберт присел на скамейку рядом с Петром, поднял с земли веточку и, начав что-то чертить ею, сказал, не поднимая глаз:
- Вы мужественный человек, Шпехт, но это вам не поможет…
- Не люблю, когда говорят загадками, - проворчал Петро. - У вас сегодня настроение такое, что ли?
Мор сломал веточку, швырнул обломки на газон.
- У нас в Германии, - не обращая внимания на слова Петра, продолжал он, - и стены имеют уши. Я пригласил вас сюда преднамеренно, ибо разговор у нас будет не для чужих ушей. Между прочим, продолжать вас звать Шпехтом или вы откроете мне свое подлинное имя?
- Уж не спятили ли вы, Роберт?!
- На вашем месте я действовал бы точно так же. Но скажите, куда вы дели тетрадь покойного Геллерта?
Петро пожал плечами.
- Дора дала мне прочитать письмо Лотты, написанное сразу же после вашего отъезда из Бреслау. Итак, вы были единственным посторонним человеком, в руках которого побывали бумаги Геллерта. Стало быть, вы и забрали тетрадь.
- Почему же вы сразу не заявили в гестапо? - усмехнулся Петро.
- По двум причинам. Во-первых, у Лотты и ее отца возникли бы большие неприятности. Может быть, они не избежали бы даже концлагеря. Во-вторых, я был счастлив, что тетрадь не нашлась.
- Почему?! - вырвалось у Петра.
- Потому что я потерял интерес к своей работе. Больше того, я вообще с радостью прервал бы ее…
- Это ваше личное дело, - махнул рукой Петро. "Разговор что-то очень смахивает на провокацию, - подумал он. - Следует быть осторожным".
- Не говорите… Вы много сейчас отдали бы за возможность узнать о работе нашей лаборатории. Но вы играете с огнем, и вам просто везет, что гестапо до сих пор не заинтересовалось вашей личностью. - Заметив протестующее движение Петра, он насупился. - Я - не гестапо и все же довольно легко установил, что в Кракове никакой Герман Шпехт не проживает. Для этого достаточно было запросить адресное бюро. Не говорю уже о мелочах, которые усилили мое подозрение. Возможно, я не обратил бы на них внимания, если бы не эта история с тетрадью. Возьмем, к примеру, такую "мелочь". Как-то во время беседы с Дорой, в моем присутствии, вы привели слова Пушкина, - правда, не называя их автора. Но какой же немецкий коммерсант, даже образованный, знает Пушкина?! А ваши заигрывания с Амреном? Разве можно поверить, что общество этого негодяя может быть кому-либо приятно? Просто он вам нужен… - Мор потянулся к яблоне, отломил веточку. - Хватит? - спросил, подбрасывая ее на ладони.
Петро понял: играть в прятки больше нет смысла.
- Пожалуй, хватит. Вы, надо признаться, положили меня на обе лопатки. Но зачем вам все это нужно? - Мор непонимающе посмотрел на него. - Ну, эта игра?
- И вы до сих пор не догадываетесь?!.
- Я нужен вам, как и вы мне. Так?
- Почти так… Я не хочу вложить адское оружие в руки безумцев - они поднимут в воздух весь мир.
- Ваши условия? - быстро спросил Петро. - Если надо, мы переправим вас через линию фронта.
- Я немец, - с достоинством произнес Мор, - и не покину свою страну. Слушайте меня внимательно, Шпехт, или как там вас. Вы действуете безрассудно - Амрен не так уж прост, как кажется. В институт вам не проникнуть, если даже этого захочет оберштурмбаннфюрер, - у нас тщательнейшая система охраны, и от Амрена не все зависит. Кроме того, в Берлине не весь институт, а лишь филиал. Если бы вам и удалось здесь что-либо разузнать, вашим специалистам очень трудно будет установить главное - объем и состояние работ.
- Вы недооцениваете наших специалистов, - возразил Петро.
- Возможно. В конце концов дело не в этом. Я хочу вам сказать нечто более важное… Делаю это потому, что не хочу гибели миллионов мирных жителей, разрушения цивилизации… - Мор волновался, на лице у него выступили красные пятна; он все время облизывал сухие губы. - Вы запомните мои слова?
Петро наклонил голову. Волнение Мора передалось и ему. Слушал, отпечатывая в памяти каждое слово.
- Для создания нового оружия на базе энергии атома необходимы колоссальные запасы тяжелой воды. Завод по изготовлению этой воды расположен и фиордах Норвегии. - Мор назвал город. - От него на юг в скалах проложено трехкилометровое шоссе. Завод запрятан в пещере. Есть подходы с моря, гавань удобная, но, вероятно, заминирована. Все… Остальное довершат ваши военные…
- В каком состоянии работы по изготовлению оружия? - спросил Петро. - Есть ли у вас какие-нибудь чертежи, расчеты, схемы?
Мор покачал головой.
- Я не ударю палец о палец, господин Шпехт, чтобы помочь вам ускорить создание такого же оружия. Ведь у вас также работают над ним… Материалов этих у меня нет, да если бы и были, все равно я не дал бы их вам. Я немец - и этим сказано все.
- У немцев есть Тельман… - начал было Петро, но Мор оборвал его:
- Я не коммунист и вообще далек от политики. Просто не хочу жить с грязными руками… - Роберт поднялся и, не оборачиваясь, направился к крыльцу.
Петро остался сидеть на скамье, рассеянно сдирая кору с веточки, брошенной Мором. Непроизвольная детская улыбка блуждала по его губам. Потом двинулся за Мором. Из дверей выглянула Лотта.
- Вас к телефону, - позвала. - По-моему, ваш солдафон…
Действительно, звонил Амрен, Его бодрый бас гудел в трубке так, что Петро вынужден был держать ее на расстоянии. Оберштурмбаннфюрер сказал, что только сегодня вернулся в Берлин и желает встретиться. Лучше всего в девять, возле ресторана, потом - к девушкам…
Петро хотел было сослаться на головную боль, но передумал. "Черт с ним! - решил. - Посидим, а там пусть сам едет… И все - кончаем с Амреном!"
Дора ждала гостей, и Петро, сославшись на срочные дела, оставил у нее Лотту, а сам двинулся в центр. Он шел не торопясь, с наслаждением вдыхая свежий весенний воздух. Вдруг прозвучал сигнал воздушной тревоги. Передвигаться во время воздушного налета запрещалось. Петро свернул в тихую боковую улочку и, дожидаясь отбоя, присел на гранитную тумбу под высоким забором. Ничего не поделаешь - придется переждать.
Голубые сверкающие лезвия прожекторов полосовали небо. Застучали зенитки. Где-то на горизонте вспыхнуло красное зарево.