На душе у Евгена Степановича было невесело. В такое время остаться без рации! Правда, никто в этом не виноват, просто несчастливое стечение обстоятельств, но дело же не в том, чтобы искать виноватого. Нужна рация - и все! Нужна больше чем воздух, и он должен ее достать, чего бы это ни стоило.
Вчера, когда он, наконец, отыскал отряд Дорошенко и попросил его немедленно связаться с Центром, командир виновато сказал:
- Ты прости нас, Евген, но дело такое… Нет рации.
- Как нет? - ужаснулся Заремба. - Ты понимаешь, что говоришь?
- Понимать-то понимаю… Но случилось такое дело….. - И рассказал, как в последнем бою, который они вели с ротой карателей, рядом с рацией разорвалась мина, начисто уничтожившая аппарат.
- Что же делать? - разволновался Заремба.
Он должен передать сообщение Кирилюка, не теряя ни минуты, а тут…
- Рацию надо достать! - сказал твердо.
Дорошенко развел руками.
Евген Степанович попросил горячего чаю. Сидел в землянке и, дуя на темную дымящуюся жидкость в алюминиевой кружке, думал. Перебирал разные варианты, отклоняя их один за другим, и снова принимался думать. Вдруг он поставил кружку и позвал Дорошенко. Они долго шептались и сошлись, наконец, на том, что лучше трудно и придумать.
Утром молодой партизан запряг лошадей в крестьянскую телегу, положил автомат, прикрыв его сверху сеном, и доложил командиру, что все готово. Заремба забрался на телегу, и парень погнал лошадей. Ехали лесными просеками, всячески избегая оживленных дорог.
Солнце уже стояло высоко, когда лес кончился и вдали показалось село. Несколько в стороне от него среди фруктовых деревьев высилась черепичная кровля дома приходского священника. Заремба приказал ехать туда, и скоро телега остановилась на чистеньком дворе. Жили тут хозяйственно: возле сарая ходили индюки, из хлева доносилось сытое хрюканье свиней, а работник в заплатанном пиджаке запрягал пару сытых молодых коней.
- Отец Андрей дома? - спросил его Заремба.
- Егомосьць отдыхают после обеда, - охотно объяснил тот, - но, верно, скоро встанут, так как приказали запрягать.
- Уезжать собрались?
- На хуторе, - указал работник в сторону леса, - родился ребенок, то должны крестить.
- А кто это меня спрашивает? - послышался из сеней тонкий голос.
На крыльцо вышел мужчина в черной поповской рясе и, облокотившись на перильце, выставил вперед свой солидный живот. Поп весь лоснился. Расширявшаяся книзу его голова напоминала грушу - пухлые щеки свисали на белоснежный воротник. Хитрые, пронзительные глазки терялись где-то в узких щелках.
Заремба направился к крыльцу.
- Добрый день, - поднял шляпу.
- Слава Иисусу, - ответил хозяин. - Кто вы?
- Не узнаете, отец Андрей?
Тот сощурил глаза, отчего они совсем куда-то скрылись.
- Много вас тут шляется… - махнул рукой, но все же присмотрелся внимательнее: теперь крестьянская одежда ничего не говорит. Ох, сколько раз отец Андрей ошибался, судя о человеке по внешнему виду!..
- А я тебя сразу узнал, отче! - Евген Степанович остановился у крыльца, вытирая пот с лица.
- Заремба?! - В голосе священника почувствовались удивление и испуг, - Ты?!.
- Может, егомосьць пригласит меня в дом? - Евген Степанович искоса посмотрел на работника, который подошел ближе и с любопытством прислушивался. - А если бы еще угостил холодным квасом или узваром, то было бы просто чудесно.
- Ганна!.. Ганна!.. - позвал священник. - Когда-нибудь я с ума сойду от этой девчонки!..
Из дома донеслось шлепанье босых ног, и на крыльцо выбежала растрепанная девушка лет двадцати, со смазливым личиком.
- Ганна, дай гостю холодного кваса, - приказал хозяин, а сам отступил на шаг, пропуская Зарембу в сени. - Добро пожаловать в нашу хижину, - сладко пропел, ощупывая Евгена Степановича внимательным взглядом.
Комнаты в доме священника выглядели совсем по-городскому. Большие окна пропускали много света, солнце играло на полированной под орех мебели, около стены стоял коричневый, под цвет мебели, рояль.
"Недурно устроился отец парох ", - подумал Заремба, усаживаясь в мягкое кресло.
- Давно не виделись, святой отче. Как поживаете?
Отец Андрей ответил каким-то неопределенным междометием. Он думал: что нужно этому коммунисту? Может, выйти на кухню и послать Ганну за полицаями? Но решил, что это он всегда успеет. Зарембу он не видел лет десять. Слышал: при Советах тот занимал в городе приличный пост. Встречал в газетах его имя.
Евген Степанович посмотрел на священника. Как быстро пролетают годы! Неужели это Андрейка? Правда, и мальчишкой он был упитанным, его даже окрестили "Салом", но так располнеть! Видно, хорошо живется егомосьци…
- Выглядите вы слава богу, - нарушил он молчание. - Да и здесь, - обвел рукой гостиную, - порядок.
Парох протестующе покачал головой. Он всегда любил прибедняться. А дела его теперь шли неплохо, совсем не так, как при Советах. Те два года вспоминал, как сплошной черный день. Люди словно обезумели, не обращали внимания на наставления отца Андрея, полезли в колхозы, взяли моду ходить в клуб, где пели нечестивые песни и танцевали под нечестивую музыку.
И куда подевалось уважение к Иисусу Христу и святым угодникам? А что уж говорить про самого приходского священника! Сопливый мальчишка - и тот не уступал дороги. Шляпу снимать при встрече со священником перестали. Раньше хоть можно было прикрикнуть на невежу, а сейчас - боже сохрани: каждый стал таким умным, каждый все законы знает.
Особенно допекал его этот сопляк Иванко. Давно ли носился без штанов, а тут, оказывается, - комсомолия. Да еще и какая наглая! В воскресенье народ в церковь собирается, а он созвал таких же, как сам, разбойников и чуть ли не против святого дома заиграл веселые песни. Старые люди ругаются, а тем что - насмехаются: мол, культурно-массовая работа, а не какое-то там религиозное одурманивание трудящихся.
Отец Андрей хотел как-то пристыдить их, но что тут заварилось!.. Этот самый бродяга Иванко выступил вперед и сказал:
- Гражданин Шиш! - Заметьте, не отец парох, не батюшка, не святой отче, а вот так и сказал - гражданин Шиш… - У нас теперь церковь отделена от государства, и вы не имеете никакого права вмешиваться в наши дела. Мы не позволим срывать нам массовые мероприятия!
Ишь, слов каких нахватался: мероприятия, гражданин… Дать бы тебе по морде, щенок бесхвостый!..
Отец Андрей ничего не забыл и расквитался с тем босяком. Когда пришла твердая немецкая власть, поехал в город со списочком. Немного - лишь восемь фамилий. Среди них, конечно, и Иванко. Говорят, вопли были на селе, когда их вешали… Егомосьць дипломатически побыл еще около недели в городе, а когда вернулся и услышал про несчастье, сделал большие глаза и даже бесплатно отслужил панихиду.
Но в душе отец Андрей не жалел о своем поступке - совесть оставалась чистой. Власть должна жестоко карать нарушителей порядка. А то разреши только - Иваны в замасленных штанах и Маруси в заплатанных юбчонках на голову сядут. И все из-за таких умников, как этот Заремба.
- Живем мы людскими молитвами, - лицемерно вздохнул отец Андрей.
"То-то долго прожил бы!" - подумал Евген Степанович и сказал:
- Я к вам по делу, отче.
- Какие же могут быть дела у товарища Зарембы с простым сельским священником, - слово "товарищ" священник язвительно подчеркнул.
- Дело несложное, отче. Не смогли бы вы разыскать Ромку?
Отец Андрей передернулся в кресле и ответил неуверенно:
- Кто ж его знает, где он шатается…
- Жаль, - сказал Заремба. - А я хотел предложить вам хорошую коммерцию.
Как он и предвидел, рыбка сразу клюнула.
- Какая сейчас может быть коммерция? - тяжело вздохнул хозяин, но глазки сверкнули и смотрели вопрошающе.
- Заработать можно было бы… - продолжал интриговать его Евген Степанович.
- Много?
- Да, полагаю, были бы довольны…
- А все же?
- На вашу долю, святой отче, несколько сотен перепало бы…
- Оккупационными?
- Как условимся. Можно и рейхсмарками.
Отец Андрей задумался. Если он выдаст этого коммуниста полиции, выгоды большой не будет. Да и кто его знает, может, этот Заремба спелся с новой властью - тогда стыда не оберешься. К тому же он предлагает какую-то коммерческую сделку, а коммерцию отец Андрей любил больше, чем даже крестины или свадьбы. Правда, неизвестно, как отнесется к этому Ромка. Ишь ты! Этот сопляк Ромка стал важной птицей. Как-никак, краевой проводник . Снабжением ведает, а умному человеку больше ничего и не надо - деньги сами плывут в карман, только считай! Даже Заремба к нему интерес имеет… Верно, пронюхал что-то и хочет с ним дельце обделать.
Ромка, факт, не рассердится - он знает своего родного брата! Во-первых, они старые товарищи с этим Евгеном - вместе в гимназии учились. Хотя на это наплевать: братик с удовольствием повесил бы коммуниста. Но там, где звенят деньги, политика отступает, и Ромка может даже разозлиться, если потеряет выгодного клиента. Это во-вторых. Клиенты сейчас под ногами не валяются, потому как, извините, война.
Заремба глаз не сводит с егомосьци. А тот словно спит, глаза зажмурил, даже не шелохнется. Но выдают руки. Положил на тучный живот, нервно вращает большими пальцами. Наконец вздохнул и прогундосил:
- Ну, ежели, говорите, рейхсмарками, попытаемся разыскать Ромку. Пан торопится или располагает временем?
- Кто же сейчас располагает свободным временем, святой отче? - улыбнулся Евген Степанович.
- Ганна! Ганна! - завопил отец Андрей. Девушка просунула нос в гостиную. - Позови мне Дмитра.
Когда в дверях появился работник, поп распорядился:
- Распрягай, крестить сегодня не поедем. А сам верхом подскочишь к… - и что-то шепнул на ухо. - Скажешь, чтобы сейчас же прибыл сюда.
Заремба вышел во двор и приказал парню распрячь коней: он был уверен, что до приезда Ромки ему ничего не грозит. Хорошо знал Шишей - были когда-то соседями - и помнил, какие жадюги братья Андрей и Роман.
Когда-то в Коломне старый Шиш держал небольшую лавку с ярко разрисованной вывеской: "Бакалея и колониальные товары. Шиш и К°".
Вот это "…и К°", прибавленное на вывеске для солидности фирмы, стало отличной рекламой. Люди смеялись, но покупали с большей охотой у Шиша, чем у одноглазого Боруха Гольцмана. Может, потому, что в лавке Шиша был больший выбор товаров, а может, проще было произнести: "Петрик, сбегай в К°", или "Скажи К°, чтобы записал, деньги потом отдам".
И братьев Андрея и Ромку тоже звали "К°". Они привыкли и не обижались. Братья всегда держались в стороне от других ребят. Старый Шиш заставлял своих детей помогать в лавке, и мальчики приучились из всего извлекать выгоду. Они крали отсыревшие конфеты и окаменевшие пряники, сбывая их мальчишкам со скидкой.
Андрей закончил духовную семинарию, а Ромка пошел по отцовской линии. Получив в наследство лавчонку, принялся расширять дело. Но времена настали не те - начался кризис, конкурировать с польскими и еврейскими коммерсантами было трудно. Они едва не задушили Ромку. Тут-то его осенила спасительная идея - объединить покупателей на национальной почве.
Роман Шиш выбросил лозунг: "Украинец покупает лишь у украинца!" Пожертвовал несколько сот злотых на развитие украинского движения в Галиции и стал одним из наиболее выдающихся националистических деятелей в Коломне.
Карта оказалась козырной. В самом деле, почему украинец должен покупать не у Шиша, а у какого-то Гольцмана, пусть даже у того на грош дешевле? Дело же тут не в гроше, а в национальном сознании.
Покупателям было невдомек, что на национальные интересы Ромке Шишу было в высокой степени наплевать - ему лишь бы торговля шла как можно лучше. Люди не знали, что сам Шиш ведет дела не с украинскими, а с польскими коммерсантами, так как это выгоднее, и совсем забывает украинский язык, когда это может дать ему хотя бы один Злотый прибыли.
Теперь Ромка Шиш важная птица у бандеровцев. Через него идет снабжение многочисленных отрядов этой банды. И когда возник вопрос о рации, Заремба решил, что проще всего купить ее у Шиша. Гитлеровцы поставляют бандам оружие и все необходимое - значит, должны быть у них и рации.
Отец Андрей позвал Евгена Степановича с крыльца.
- Пан Евген, наверно, устал с дороги. Отдохните до обеда. Вам постелют на диване.
- Ежели егомосьць не возражают, то лучше бы здесь… - кивнул Заремба в сторону копны сена, которая высилась у амбара.
Опять отец Андрей звал тонким голоском Ганну и хватался за сердце, так как девушка не сразу откликнулась. Наконец, та вынесла косматую подстилку, и Евген Степанович растянулся на сене. Лежал на спине и смотрел, как в бездонной голубизне плывут белые тучки. Покамест все идет не так уж и плохо. Он и не надеялся, что Ромка где-нибудь под боком. Видно, успел обзавестись в родных краях солидным хутором. Надо думать, и здесь не отдыхает, а через брата обделывает свои делишки. Хотя бы его дома застали, черт возьми!
Роман Шиш, один из видных деятелей УПА (сам он величал себя генералом), прибыл к брату без промедления. Он сидел в рессорной бричке, а на узких козлах примостились два коренастых парня с автоматами на груди. Пан генерал был в зеленом жупане, синих шароварах и блестящих лакированных сапогах. Габаритами он уступал брату, но не очень, а в плечах так даже был шире отца Андрея. Разговаривал басом. Он хлопнул Зарембу по спине, показывая этим свое дружеское расположение, но Евген Степанович перехватил многозначительный взгляд, которым генерал обменялся со своими телохранителями - дескать, будьте настороже.
- Как раз и обед готов, - потирая руки, сказал отец Андрей и пригласил в дом.
Егомосьць предпочитал простую, но здоровую пищу. На столе стояли тарелки с холодцом, жареной рыбой, ветчиной, вареными яйцами и холодной поросятиной. Несколько бутылок с наливками и мутной жидкостью местного производства дополняли эту картину.
Ромка принялся разливать самогон. Заремба решительно накрыл рукой свой стакан.
- Не пью.
- А я слышал, большевики не гнушаются… - усмехнулся Ромка.
- Сухого закона у нас нет, но я в рот не беру даже сладкую, - и пояснил: - Сердце…
Младший Шиш, поколебавшись мгновенье, все же осушил свой стакан.
- Для аппетита, - оправдался, запихивая в рот изрядный кусок ветчины.
Евген Степанович проголодался и ел с аппетитом. Несколько минут жевали молча, пока не заморили червячка. Ромка снова потянулся к бутылке., но, посмотрев на пустой стакан Зарембы, воздержался.
- Сказали мне, - начал, вытирая рукой рот, - что ты был при Советах в большом почете. Вроде бы комиссар или как? Одним словом, продавал нашу Украину большевикам…
Евгену Степановичу не хотелось ввязываться в спор, и он сказал:
- Пустяки. Я работал в газете.
- Но ведь в коммунистической…
- Неужели ты думаешь, что я приехал в такую даль исповедоваться перед тобой?
- Прошу, прошу, господа, - поспешил вмешаться отец Андрей. - По-моему, лучше будет, если поговорим о делах.
- Золотые слова, - поддержал его Евген Степанович. - Слышал я, Роман, ты стал большим начальником и все в твоих руках. Вот и надумал предложить тебе одну выгодную сделку…
- С большевистскими элементами у нас один разговор, - отрезал тот, подняв кулак и повертев им под носом у Зарембы. - Вот какой!..
- Но ради нашей старой дружбы, - сказал отец Андрей, - можно было бы сделать и исключение.
"И когда это мы дружили?" - подумал Евген Степанович.
Ромка налил себе стакан самогона. Понюхал и выпил.
- Сегодня я добрый, - сказал. - Что тебе нужно? Если, конечно, деньги есть…
- Даже и не знаю, найдется ли у вас? - неуверенно произнес Заремба.
- Известное дело, у нас не армейские склады, но украинское воинство всем обеспечено!
- Ежели пану надобно даже оружие, - сладко вставил отец Андрей, - то можно и оружие достать, Трофейные автоматы…
- Оружие, говорите, - сказал с притворным удивлением Заремба. - За оружием я не осмелился бы приехать.
- А все прочее - тьфу! - хвастливо стукнул по столу Ромка, но тут же спохватился, вспомнив, что этим можно цену сбить. - Для кого - тьфу, а для кого и золото…
- За каким же бесом пан сюда приехал? - спросил священник.
- Чепуховая вещь, - небрежно махнул рукой Евген Степанович. - Мне нужна рация.
- Что?! - воскликнул вдруг Ромка, - А это видел?.. - сложил большой кукиш и сунул его Зарембе под нос.
- Я всегда знал, что ты невоспитанный человек, - спокойно отвел его руку Евген Степанович. - Чего ты испугался? Тоже мне редкость - рация!
- Чтобы пан, извините, переговаривался с Москвой? - Ноздри егомосьци задвигались. - Чтобы вы передавали туда информацию!..
- А то как же, для того и существует рация, чтобы передавать информацию. Разве для вас это новость?
Кровь бросилась Ромке в лицо, и он сунул руку в карман.
- Спокойно! - схватил его за руку Евген Степанович. - Я же не требую бесплатно!
- Да плевать я хотел на эти марки!.. - горячился Ромка. - Идея для меня дороже!
- А кто сказал, что я плачу марками? - удивился Заремба. - Для вас, господа, я нашел бы и доллары.
Ромка замер с открытым ртом.
- Что? - только и сумел он произнести.
- Пан не оговорился? - спросил отец Андрей. - У пана действительно есть доллары?
- А почему бы и нет, если предлагаю?
- Конечно, конечно… - наклонил голову егомосьць. - Я не сомневаюсь в кредитоспособности многоуважаемого пана, но хотелось бы увидеть собственными глазами.
- Нет дураков! - отрезал Заремба. - С собою денег не вожу. Во избежание всяких осложнений…
- Но если пан думает, что здесь отделение банка и он может рассчитываться чеками… - начал священник.
- Нет, - прервал его Заремба. - Пан так не думает. Рассчитываться буду наличными.
- Ой ли? Ишь ты! Наличными! - воскликнул потрясенный Ромка. - Не крути мне голову. Наскребли где-нибудь два–три десятка доляров и думают, что стали миллионерами…
- За исправную рацию с запасным комплектом ламп, - сказал Заремба, - заплатим триста долларов.
- О-о! Шлюхам морочь голову, а не мне, - не поверил Ромка.
Но егомосьць вытер губы салфеткой и быстро сказал:
- Четыреста!
Евген Степанович поднял глаза к потолку, как бы подсчитывая свои ресурсы, потом вздохнул и сказал:
- Триста пятьдесят…
Он бы дал и больше, но не хотел показать братьям, как остро нуждается в рации.
- Четыреста! - подхватил Ромка. - Четыреста - и ни одного доляра меньше!
- Но, господа, где взять столько? - не соглашался Заремба. - Это же доллары, а не какие-то там паршивые марки.
- Найдешь, - уверенно перебил Ромка. - Я тебя знаю захочешь - найдешь.
- Триста восемьдесят - хорошая цена, - подставил свою ладонь Евген Степанович. - Ну?