- Работников тамошних хорошо знаешь?
- Еще бы... - хмыкнул Тихон Пантелеевич. - Сам начальник станции кумом приходится. Не забыл, поди, Нестора Прохоровича?
- Не забыл. - Володя помялся. - А новых людей на станции много появилось?
- Война, сынок. Война. - Тихон Пантелеевич хитро сощурился. - Что-то виляешь ты. Говори начистоту.
- Меня интересует новый стрелочник. Тот, который по ранению из армии демобилизовался.
- Стрелочник? - Тихон Пантелеевич заехал корявой натруженной пятерней в свои редкие рыжеватые волосы. - Да ведь на станции, почитай, одни бабы работают. Мужиков - раз-два и обчелся.
- Бабы? - огорчился Володя.
- Они. Кругом бабы. Хотя постой... - Тихон Пантелеевич наморщил лоб. - А ведь точно... Был у них такой. Вроде старшего стрелочника или путевого рабочего... Только он не на фронте раненый, а при эвакуации под бомбежку, сказывают, попадал...
- Кто такой? - не стерпел Володя.
- Дай вспомнить, - отмахнулся старик и стал думать, чуть пошевеливая толстыми бесцветными губами. - Был... Вроде и сейчас там. Только на другой должности. Не то весовщиком, не то диспетчером... Подожди... Ну да! Фамилия потешная такая. Домишко у Савватеевых купил. Хохол вроде бы. Ну да. Вспомнил. Куница - фамилия его. Я говорю - потешная фамилия!
- Где он живет?
- Я ж говорю, перед ноябрьским праздником домишко у Савватеевых купил. Ничего домишко. Большой, крепкий еще. А цену дал, как за барахло последнее. Выжига. Скупердяй. Воспользовался чужой бедой. Сам Савватеев на фронте погиб. Женка заболела. На пенсию в такое время разве прокормишься... Детей голодом морить не будешь. Продали домишко. К родне перебрались. Колхозом-то оно веселее...
- Где этот дом?
- Да ты что, не помнишь? - рассердился Тихон Пантелеевич. - Вроде бы не нашенский. У переезда, около шпалорезки. Такой веселый домишко! На шесть окон. Еще на воротах всякие загогулины. Круги не круги, яйца не яйца - леший их разберет.
- Ага. Вспомнил. Зеленой краской наличники выкрашены были.
- Ну да. Самый савватеевский дом. На отшибе.
- Понятно. Благодарю за службу!
- Но-но! Ты полегче, - проворчал Тихон Пантелеевич, между прочим, без всякой обиды. - Тоже мне - генерал выискался. Вот огрею ремнем!
Володя рассмеялся. Он видел: отцу очень хотелось утолить свое распалившееся любопытство. Ему стоило больших усилий молчать, не ронять достоинство бабьими расспросами.
- Молодец. Ничего не надо спрашивать, - одобрил Володя, и Тихон Пантелеевич смущенно почесал затылок: сын явно рос в его глазах...
- Я проверил твое описание, - сказал Мокшин, когда Володя вошел в спальню. - Все правильно. Можешь считать - первый блин испечен.
- Спасибо, Василий Гаврилович.
- Сам делал - себе и адресуй. - Мокшин устало потянулся, порылся в пикетажках. - Листочка чистого у тебя не найдется?
- Для чего?
- Письмишко черкнуть надо. Послушаю тебя. Буду кончать со своей... Ну ее к черту! - Мокшин вымученно улыбнулся. - Хватит. Действительно, стрелять таких мало.
- Это мужской разговор! - одобрил Володя и полез в свою полевую сумку за тетрадкой. - На такое дело и бумаги не жалко.
Мокшин взял листок и, не таясь, четким, убористым почерком написал несколько строк:
"Анна! Я все-таки решил написать тебе правду. Былого уже нет. Ты сама все растоптала. Тебе пора это знать. Между нами уже ничего нет и не может быть. Не жди меня. Мне больше нечего сказать. Это все. Прощай. В.".
- Правильно! - сказал Володя.
- Кончено с красивой, - отрывисто сказал Мокшин. - Все кончено. - Он вложил листок в конверт, подождав, когда Володя отойдет, написал адрес и с видимым облегчением вздохнул: - Гора с плеч! А это в печку! - Мокшин сунул конверт в сумку, сгреб со стола груду порванных писем, клочья знакомой фотокарточки и, мрачно насвистывая, пошел на кухню.
Пока он ходил, Володя успел вытащить конверт и прочитать адрес: "Сосногорск, главный почтамт, до востребования, Савицкой Анне Михайловне".
- Савицкой Анне Михайловне, - запоминая, пробормотал Володя и отошел к своему сундуку.
Вернулся Мокшин. Он молча прошел к столу, сел и обхватил голову руками. Володе вспомнилась дневная встреча с Надей, и ему тоже стало грустно. Захотелось пойти разыскать ее, поговорить или просто помолчать, разглядывая задумчивое лицо то хмурой, то затаенно-ласковой девушки. Ему все нравилось в ней, он все чаще и чаще думал о Наде, и каждый раз эти сумбурные думы непонятно волновали его. От одной только мысли, что маленькая строгая девушка когда-нибудь отвергнет его внимание, Володе становилось не по себе.
- Переживаешь? - с участием спросил он Мокшина.
Тот только пожал плечами: наивный вопрос.
- М-да... - Володе хотелось поговорить. - Конечно, не легко. Если любишь. Я понимаю... А эта... следователь... Правда, хорошая дивчина? - вдруг выпалил он. - Мы договорились, что я приеду к ней в Медведёвку. В субботу на танцы пойдем.
- Тоща больно, - равнодушно пробурчал Мокшин.
Володя передернулся, на него будто ушат воды вылили.
- Знаешь... ты... ты... - запинаясь от прихлынувшей внезапно злости, сказал он. - Ты, оказывается, того... скотина хорошая!
Мокшин с удивлением обернулся к нему. Такой злости от Володи он, видимо, не ожидал.
- Не дуйся, Володька! - поняв, что сказал что-то не то, поспешил извиниться Мокшин. - Я это так. Думал о своем и сболтнул черт те что. Не обращай внимания. Знаешь, бывает такое дурацкое настроение... На все и вся зол... Я ведь не знал, что у вас что-то серьезное.
- Чего уж там... - буркнул Володя.
Цинизм Мокшина покоробил его, он жалел, что пооткровенничал.
- Ладно, не сердись, - примирительно сказал Мокшин. - Извини. Беру свои слова обратно. Без всякого умысла ляпнул. Под настроение. Эта Задорина и вправду пресимпатичная деваха. Я давно заметил.
Володя промолчал.
Мокшина его хмурость почему-то обеспокоила.
- Я даже рад, что симпатизируете друг другу, - продолжал он с наигранным оживлением. - Дурак я. Ведь вы действительно здорово подходите друг другу. Такая пара! В субботу договорились встретиться?
Володя решил не ссориться.
- В субботу.
- Обязательно езжай! Такая дивчина... Отвлечетесь от будней. Ты на фронте, наверно, уж забыл, как по-человечески отдыхают.
- Посмотрим, - неохотно откликнулся Володя.
Ему не хотелось разговаривать. В невольном возгласе Мокшина не было чего-то чрезмерно грязного, ранее не слыханного, и он не мог понять, что в конце концов так жгуче задело его.
- Нечего и смотреть! - с энтузиазмом продолжал тем временем Мокшин. - Если у тебя нет выходного костюма - я тебе свой дам. И сорочку. Галстук подберем. Таким женихом оденем - вся Медведёвка ахнет! - Он рассмеялся. - Договорились?
- Договорились, ладно. Давай спать.
Володя лег первым. Раздевшись, Мокшин выключил свет и пошел к своей кровати. Вдруг он замер у окна. Потом оперся о подоконник и стал что-то рассматривать, вплотную прижавшись лицом к стеклу.
- Чего ты там увидел? - спросил Володя. Он уже не мог обращаться к Мокшину на "вы".
- Иди-ка сюда... - помолчав, почему-то шепотом позвал Мокшин.
Володя соскочил с сундука и подошел к окну.
- Смотри. - Мокшин ткнул пальцем в сторону реки, где возле заиндевелых берез одиноко чернел большой колхозный сарай, занятый партией под кернохранилище.
Володя вгляделся. Полная глазастая луна как бы растворила ночь в своем холодном молочном сиянии. За окном царствовали контрасты. Белое и черное, черное и белое - и никаких других красок.
- Красиво. Экая красотища! Видно как днем. Ты в Ленинграде учился: в белые ночи так же хорошо?
- Да смотри же! - прошипел Мокшин. - У кернохранилища.
И Володя увидел. Возле сарая стоял коренастый человек в полушубке и что-то разглядывал. Потом он сделал несколько шагов и опять встал. Что-то знакомое почудилось Володе в размашистых, резких движениях этого человека.
- Что он делает?
Мокшин промолчал.
А человек то подходил к дверям сарая, то отходил от них, то вставал у дороги и крутил головой во все стороны.
- Это же Стародубцев, - прошептал Мокшин.
Володя сразу узнал воинственного следователя.
- Что ему взбрело в голову плясать тут ночью?
- Не догадываешься? - тем же шепотом спросил Мокшин.
- Ума не приложу.
- А кто он по-твоему?
- Ясно - кто. Следователь.
- Молодо-зелено... Да это же чекист.
- Да ну!
Володя действительно изумился. Сознание того, что кроме него Новгородский мог послать в Заречье кого-то еще, было настолько неожиданным, что он на какое-то мгновение потерял над собой контроль. Володя не заметил, как его удивленное, хорошо видное в мерклом лунном свете лицо пристально разглядывает Мокшин. Убедившись, очевидно, в искренности его изумления, Мокшин облегченно вздохнул и уже громче, спокойнее сказал:
- Да ну его к черту. Пусть себе бродит. Давай спать.
- Давай, - согласился Володя, приходя в себя.
11. ВЕРНЫЙ СЛЕД
Новгородский был хмур и очень утомлен. До того утомлен, что забыл встретить Володю своей обязательной улыбкой. Приехавший с ним лейтенант Клюев, молодой рыжеволосый худощавый парень, тоже неудержно зевал и делал отчаянные усилия, чтобы не задремать.
Разговор происходил в кузнице.
Отец попросил зашедшего на обед сына помочь починить старые мехи. Молотобоец уехал в военкомат, а старику надо было делать какую-то срочную работу. Они уже подходили к кузнице, как неожиданно встретили Сажина. Обменялись обычными приветствиями.
- Топай, - сказал отец. - Я сейчас приду. Поговорить надо.
Володя пошел один. Открыв дверь кузницы, удивился. В углу, у маленькой печки-каменки, наслаждались теплом Новгородский и Клюев.
- Закрывай, - вместо приветствия, вяло сказал Клюев. - Тепло выпустишь.
Володя спешно захлопнул широкую, тяжелую дверь и запер на засов.
- Так-то лучше, - одобрил Новгородский и подвинулся. - Садись. Рассказывай.
Володя не замерз, но тоже распахнул полушубок и выставил растопыренные пальцы над пышущей жаром каменкой.
Выслушав его обстоятельный рассказ, Новгородский с Клюевым оживились, переглянулись.
- Вот оно что... - повеселевшим голосом произнес капитан. - Значит, Мокшин взял листок для письма у тебя?
- У меня.
- И Булгаков его определенно боится?
- Боится.
- Очень хорошо. Значит, считаешь, что Мокшин странный человек?
- Считаю. Во-первых, неясная еще зависимость от него Булгакова. Во-вторых, вчера он обманул меня. Сказал, что приезжал с участка за картой, чтобы отбить на местности точку для бригады Ушакова, а сам в конторе не был. Иначе Возняков видел бы его. Ведь карты лежат в сейфе. Сегодня я, между прочим, спросил Ушакова о месте следующей скважины. Тот сказал, что не знает ее местоположение. Спрашивается: зачем Мокшин приезжал, не связан ли его тайный визит на базу с появлением авансового отчета в столе Вознякова? И в-третьих, лично мне Мокшин что-то перестал нравиться. Вчера, когда смотрели на Стародубцева, он все шепотом говорил.
- Последнее особенно убедительно, - впервые за все время разговора улыбнулся Новгородский, а Клюев даже рассмеялся.
Володя застеснялся.
- Не тушуйся, - доброжелательно сказал Клюев. - Все дельно.
- Очень дельно, - подтвердил Новгородский и надолго задумался.
Володе уже стало казаться, что капитан уснул, разморенный теплом и усталостью, но тот вдруг спросил:
- Вещи Мокшина осмотрели?
- Нет... - Володя покраснел. Было неловко признаваться, что он никак не может заставить себя рыться в чужих вещах.
- Плохо, - сказал Новгородский и встал.
- Вялость и неоперативность в нашем деле недопустимы. Поскольку вам со всей очевидностью стало ясным, что Мокшин возможный враг - надо было действовать. Ведь мы несем ответственность за мероприятие огромной государственной важности! В такой обстановке нерешительность недопустима. Возле жизненно важных изысканий крутится подозрительная личность - а вы спите. Чего вы ждали? Почему тянули? Где фотография этой Анны? Она нужна нам!
Володя тоже встал, виновато вытянулся перед капитаном.
- Я уже доложил, что фотографию и письма Мокшин уничтожил.
- Безобразие! Люди тысячами гибнут на фронте, а лейтенант Огнищев изволит благодушествовать и играть в псевдоблагородство.
- Виноват, товарищ капитан.
- Виноват... - Новгородский снова сел, этой вспышкой раздражения как бы окончательно согнав усталость. - Оправданиями теперь ничего не поправишь. А если Мокшин собирается сбежать и заранее готовится к тому?
- Как это сбежать?! - изумился Володя.
Предположение, что Мокшин враг, все еще казалось случайным, надуманным.
- Очень просто. Как все сбегают. А по пути прихлопнет добряка Огнищева, если тот попробует ему помешать! - вставил Клюев, и его узкое, энергичное лицо стало злым.
- Вот что, Огнищев, - тоном приказа сказал Новгородский, - с Булгакова не спускайте глаз. Собирайте сведения о нем и Кунице.
- Вы обещали связь, а ее нет.
- Связь будет. Где вы можете развернуть портативную рацию?
- На сеновале, - быстро ответил Володя. Он давно все продумал. - Сено корове дает только отец. Больше никто туда не поднимается.
- Какое время всего удобнее для связи?
- Вечернее. С восьми до десяти часов.
- Добро. Вашему отцу, я вижу, можно вполне доверять. Через него передадим рацию и инструкции. Сажин это устроит.
- Очень хорошо.
- Связь будете держать с лейтенантом Клюевым. В случае его отсутствия, с вами вступит в связь центральный узел.
- Ясно.
- Надо бы как-то устроить, чтобы вы могли хоть раз в неделю бывать в Медведёвке. У вас есть там родственники?
- Есть. Дальние... - сказал Володя и оживился. - Я найду убедительный предлог бывать там каждую субботу.
- Какой? - Новгородский пристально посмотрел на своего юного помощника.
Тот смешался.
- Какой?
Путаясь и повторяясь, Володя рассказал о Задориной. Его рассказ развеселил Новгородского, начавший было зевать Клюев опять рассмеялся.
Володя рассердился и на них, и на свою болтливость.
- Не сердитесь, Огнищев, - весело сказал Новгородский. - Получается здорово. Лучше не придумаешь. Значит, Мокшин обещал костюм дать?
- Обещал.
- Замечательно. Приезжайте в Медведёвку. Наша беседа не затянется. Обещаю - весь вечер будете свободны. Надежда Сергеевна прекрасная девушка. Она того стоит. Правда, лейтенант?
- Точно, - очень серьезно сказал Клюев.
Володя обмяк, посмотрел на них дружелюбнее.
- А Осинцев, говорите, недолюбливает Мокшина? - спросил Новгородский.
- Да. И не скрывает этого.
- А может, он просто старается возбудить в людях недоверие к нему? С какой-то целью... Возможен такой вариант?
- Возможен, конечно, но... Но как-то не верится.
- Надо избавиться от старых предубеждений. Взгляните на Осинцева объективно, как на незнакомого человека. Может быть, появилось в нем что-то новое, настораживающее.
- Постараюсь.
- Не узнали, где был Осинцев второго ночью? - после недолгого раздумья поинтересовался Новгородский.
- Нет.
- Плохо. Надо это срочно выяснить.
- Понимаю.
- Хорошо, коль понимаете. И без лобовых вопросов. Умнее.
- Ясно.
- Итак, в следующую субботу жду в Медведёвке, - заканчивая разговор, сказал Новгородский. - Помните. И Булгаков, и Куница должны быть в поле вашего зрения. Мокшин с Осинцевым - особо. Понятно?
- Понятно! - вытянулся Володя.
- То-то! - удовлетворенно буркнул Новгородский.
После поездки в Заречье Новгородский повеселел. Основания тому были. Стало ясно, что Огнищев совершенно неожиданно напал на верный след, что враг нервничает. Эта нервозность и толкнула его на непродуманный выпад. Появление злополучного авансового отчета в столе Вознякова говорило о многом. Фашистский агент, сделавший это, очевидно, хорошо знал о рассеянности Вознякова, об его привычке рыться при людях в своем столе, отыскивая тот или иной брошенный туда документ. То, что этим агентом был Мокшин, Новгородский уже не сомневался. Капитан рассуждал примерно так.
В разговоре об истории открытия месторождения участвовали трое: Возняков, Огнищев и Стародубцев. Четвертый - Мокшин - только присутствовал. Именно после этого разговора и ослабло у Стародубцева недоверие к Вознякову. Он сам в тот же день рассказал обо всем Клюеву. Даже больше - вдруг категорически заявил, что кто-то "копает" под начальника партии. Конечно, бравый следователь не сумел скрыть перемену своего настроения и в конторе. Это все заметили. А раз стало очевидно, что следователь круто изменил свое отношение к "подозреваемому", кому-то понадобилось дополнительно скомпрометировать начальника партии. Кому? Свидетелями были трое. Огнищев и Стародубцев отпадают. Остается Мокшин. Предположение Огнищева о скрытой зависимости Булгакова от участкового геолога уже не удивило Новгородского. Оно только укрепило уверенность капитана.
И еще Куница... Этот человек оставался загадкой. Кто он, что он? В какой степени связан с Булгаковым и Мокшиным? Была необходима срочная проверка. Потому Новгородский в тот же день собрал в местных организациях все необходимые сведения об этих людях.
И Осинцев... Где был старший мастер всю ночь второго декабря? Это обстоятельство нарушало стройность предположений капитана, заставляло беспокоиться. Сообщив об Осинцеве, Огнищев будто занозу вогнал в напряженно работающий мозг Новгородского. О чем бы капитан ни думал, о чем ни говорил, его мысли то и дело возвращались к тревожному факту. Что за ним крылось: простое совпадение или... Новгородскому не хотелось спешить с ответом на это "или". Он решил подождать с выводами, так как не сомневался, что ближайшие дни принесут ответ на неожиданную загадку.
Но главное было в другом. Надо было нащупать вражеского резидента в Сосногорске. Капитан был уверен, что письмо Мокшина наведет на верный путь. Поэтому, уезжая из Медведёвки, он сказал Клюеву:
- Не зевайте, лейтенант. Сделайте все, чтобы письмо не проскользнуло мимо военного цензора. Мокшин может переписать адрес или вложить письмо в другой конверт. Глядите с цензором в оба!
- И так почти не сплю, - обиделся Клюев. Он был отличным работником и знал, что всем в отделе это известно. - Я боюсь одного, вдруг тот прохвост вздумает опустить письмо на станции - прямо в почтовый вагон пассажирского поезда или пошлет нарочным.