- Видите ли, - Задорина заволновалась, - старуха сказала, что она стояла спиной к куницынскому дому и ничего бы не увидела, если б не обратила внимания на квартиранта. Тот, как показала женщина, вдруг отчего-то забеспокоился, перестал отгребать снег, только скреб лопатой по расчищенному месту, а сам смотрел мимо нее. Глазырина оглянулась и увидела, как во двор бывшего савватеевского дома вошли двое мужчин: один в зеленом плаще, а другой в черном полушубке.
- Эта Глазырина и опознала потом Мокшина? - спросил Новгородский.
- Да. Старушка оказалась очень наблюдательной.
- Обыкновенное явление, - добродушно ухмыльнулся Сажин. - Эти деревенские старухи - народ известный. Все видят, хоть днем, хоть ночью. Глазасты. А чего не видели, так фантазией дополнят. У них все и интересы, кроме хозяйства, в одном: знать, кто куда пошел, кто о ком что сказал. Они нам уже не одно дело запутали. Сначала врет, а потом и сама начинает верить в то, что наболтала.
- Не упрощайте, Порфирий Николаевич! - Задориной не понравилась несерьезность Сажина. - Не превращайте Глазырину в заурядную сельскую сплетницу. Она хоть и стара, но действительно очень наблюдательна. Куница первое время квартировал у нее, и Глазырина почувствовала, что он странный человек, себе на уме. И после того как он купил дом, не переставала наблюдать за Куницей. Этот человек внушал ей страх.
- И что из того?
- Ее удивил любопытный факт. Когда Попов впервые приехал в Хребет, то встретился у вокзала не с кем иным, а с Куницей. Глазырина пришла к поезду, чтобы продать несколько литров молока, и сама видела, как они разговаривали за станционным зданием.
- Ну и что?
- А то, что впоследствии Попов с Куницей вели себя, как совершенно незнакомые люди. Даже не здоровались, встречаясь. Старуху это очень удивило. Притом Попов в тот же вечер пришел проситься на квартиру именно к ней.
- И что, старуха утерпела - не спросила Попова ни о чем? - Сажин продолжал благодушно ухмыляться.
- Спросила. - Задорина с вызовом вскинула голову. - Да, Попов сказал ей, что спрашивал какого-то толстяка, как пройти на лесозавод, объяснил, что попроситься на квартиру к ней посоветовали в конторе завода.
- Тогда чему здесь удивляться?
- И всё равно странно. Почему Попову встретился у вокзала именно Куница? Не Куница ли указал ему дом Глазыриной, где удобно снять квартиру? И главное, почему Попов при домохозяйке начисто отперся от всего, что они видели вечером второго декабря?
- Вы считаете, что в юридической практике это такой редкий случай? Мало ли обывателей, которые не желают ввязываться ни в какие подсудные дела даже в качестве свидетелей... - проворчал Сажин. - Наша хата с краю - кредо большинства обывателей. Разве вы этого не знаете?
- Знаю. Я и говорю, что явление довольно частое, но...
- Откуда приехал сюда Попов? - Напряжение спало с Новгородского. Подозрения Задориной не заслуживали серьезного внимания. Были только догадки, фактов не было. В конце концов, этот Попов мог столкнуться у вокзала с кем угодно, хоть с той же Задориной, и спросить дорогу на завод. Поняв это, Новгородский сразу успокоился и спрашивал уже из вежливости, не желая обижать девушку. - Кто его сюда направил?
- Не знаю. - Задорина пожала покатыми плечами. - Глазырина сказала, что командирован трестом, но я официально проверять не стала.
- Почему?
- Сама не знаю... - Девушка откинула наползающую на глаза прядку черных, жестких волос. - Мне почему-то подумалось, что этого пока делать не надо. Да и Глазырину предупредила, чтобы о наших беседах не проговорилась. Мало ли что...
- Так-с...
- Я в курсе дела, - снова вмешался Сажин. - В сентябре райком партии поддержал ходатайство руководства лесозавода об укреплении технической службы предприятия. Завод значительно расширялся, а специалистов не хватало. Тогда, помнится, трест "Сосногорсклес" командировал на завод несколько механизаторов. Попов, очевидно, из их числа. И наверно, пуганый, раз не хочет связываться со следственными органами, даже в роли свидетеля. Есть ведь и такие...
"Да, есть, - мысленно согласился с ним Новгородский, вспомнив, как часто следственные работники жалуются на различных молчунов и путанников, старающихся отклониться от дачи показаний даже по самому пустяковому делу, а то и умалчивающих важные факты - личный покой выше всего! Принимая участие в дознаниях по проведенным им операциям, капитан сан не раз сталкивался с такими трусливыми перестраховщиками. И в деле не замешан, а туману напустит своими выкрутасами... - Да, есть. Конечно, Сажин прав. Ничего серьезного. Мещан и перестраховщиков еще дополна!" - И Новгородский сморщил лоб, соображая, как бы ответить девушке поудачнее, чтоб она - упаси боже! - не обиделась снова.
Капитан улыбнулся и вежливо сказал Задориной:
- Интересный факт, хоть и нередкий. Благодарю за информацию, Надежда Сергеевна. Мы поинтересуемся этим молчальником.
- Ну, тогда разрешите откланяться, - повеселела Задорина. - Пойду готовиться к сдаче материалов. - Она забрала свою папку и покинула кабинет.
- Кажется, не обиделась, - с облегчением передохнул Сажин.
- Кажется, - согласился Новгородский и сразу приступил к делу. - Кроме той подводы, которую вы дали нашим людям на станции, завтра утром потребуются еще две. На время. Где мы сможем их взять?
- Где угодно, - сказал Сажин. - Хотя бы в зареченском колхозе. - Они стали обсуждать план ночной операции.
После допроса Булгакова и беседы с Огнищевым Новгородский собрал короткое совещание. Капитан был в хорошем настроении. Показания арестованного его удовлетворили вполне, а рассказ Огнищева о похождениях Осинцева даже развеселил. У капитана камень свалился с души. Все стало на свои места, оставалось только дать конкретные указания непосредственным исполнителям. Вырвавшееся у Вознякова замечание о Николашине хоть и предупредило Мокшина, но это случилось слишком поздно для него. Теперь никакие ухищрения не могли избавить шпиона от заслуженного возмездия.
Новгородский оглядел присутствующих и сдержанно улыбнулся. Ему было весело видеть, как удивлялись друг другу Стародубцев и Огнищев, особенно первый. Они сидели рядом, колено к колену, и чувствовали себя неловко, как два жениха, нежданно-негаданно пришедшие со сватами к одной невесте.
"Ничего. Привыкнете", - мысленно подбодрил их Новгородский и спросил для пущей убедительности:
- В какое время проходят пассажирские поезда через Хребет в сторону Сосногорска?
- В три часа дня, одиннадцать часов вечера и в семь утра, - ответил Клюев.
- Понятно, - сказал Новгородский. - Поскольку Возняков проговорился, Мокшин рассчитал свои действия верно. Выехать в пять утра из села, по дороге уничтожить Булгакова, затем разделаться с Куницей и сбежать с утренним поездом. Все верно. За маленьким исключением. Он не учел нас.
- Именно с утренним, - согласился Клюев, встряхивая огненно-рыжей шевелюрой. - На этот поезд всегда есть билеты, но и народу едет много. Легче затеряться в случае чего.
- Итак, выезжаем в двадцать три часа тридцать минут, - медленно, отчеканивая каждое слово, начал давать указания Новгородский. - Сначала будем брать Куницу. Садовников уже там. Ему в помощь Клюев и Стародубцев. Вперед пустить Булгакова. Своему Куница откроет безбоязненно. Брать без шума. Не стрелять ни в коем случае. Остальным быть у дома. Думаю, справимся. Званцева со станции снимать не будем. Мало ли что.
- Справимся, - сказал Стародубцев и сжал кулаки.
Над стиснутыми челюстями у него прыгали комковатые желваки.
"Этот с самим чертом справится!" - с уважением подумал Новгородский и продолжал:
- Затем самое главное - Мокшин. Во сколько он ложится спать? - Капитан посмотрел на Огнищева.
- Когда как, - сказал Володя. - Но спит всегда крепко.
- Не проснется, когда вы вернетесь домой?
- Не знаю. Но поскольку собирается удрать - обязательно проснется.
- Примем такой вариант. Во сколько он может ждать ваше возвращение?
- К утру. Не раньше. Он знал, что лесовозы с двенадцати ночи до шести утра лес не вывозят, но не сказал мне об этом. Я узнал, что порядок подвозки леса изменили только здесь, в Медведёвке.
- Как вы объясните свой ранний приезд?
- Скажу, что с аварийной машиной добрался.
- Сойдет, - одобрил Новгородский. - Тем более что рассуждать нам с ним долго нечего. Кто вам откроет?
- Отец. Он не ляжет до моего приезда.
- Очень хорошо. Он же вслед за вами впустит в дом Клюева и Стародубцева. Можно так сделать?
- Можно. Я дам знать отцу.
- Отлично. Выбрав удобный момент, вы прикажете Мокшину поднять руки вверх, и по этой команде остальные войдут в комнату.
- Ясно, - сказал Володя.
- Предупреждаю, шума не поднимать. Вещи не трогать. Обыск будем делать днем. Остальные указания будут даны после ареста. Вопросов нет?
- Нет вопросов, - пробасил Стародубцев. Он был расстроен тем, что Булгакова арестовали без его участия, и горел желанием поскорей приступить к делу. - Возьмем фашистскую сволочь. Не пикнут.
- Не сомневаюсь, - сказал Новгородский и посмотрел на часы. - Сейчас восемь вечера. Сбор в двадцать три ноль-ноль. Здесь же. Теперь отдыхать.
В районном Доме культуры давала концерт бригада Сосногорской филармонии. Концерт был нудным и, как всегда в таких случаях, очень длинным. Володя слушал бодрого толстячка, с тигриным рыком читавшего стихи о войне, и еле сдерживал зевоту. Видно, ни сам артист, ни автор стихов никогда не нюхивали пороху. Стихи были кричащими, шумными, полными пустого звона. Потом щуплый, вихлястый конферансье под аккомпанемент баяна пел пародии на военные темы, и эти пародии тоже были нудными, примитивными. Володя в который раз пожалел, что пошел в клуб, а не к Сажину на капустные пельмени. Порфирий Николаевич, кажется, здорово обиделся. Но не мог же Володя прямо сказать о причине своего отказа.
А отказался он совершенно напрасно. Зайти к Наде на квартиру он так и не посмел. Потоптался с полчаса возле дома, на который ему указала одна из местных жительниц, и ни с чем отправился в Дом культуры. Там Нади не оказалось.
Перед концертом в фойе вовсю шли танцы под радиолу, но Володю они теперь не привлекали. Он забился в угол, сел на стул и спрятал под него новенькие, вызывающе поблескивающие красной кожей мокшинские фетровые бурки. К великому Володиному облегчению знакомых среди танцующих не оказалось, так что не пришлось никому объяснять, зачем он сюда заявился столь пышно разодетым. Приглашение на танцы, сделанное Наде не однажды, казалось теперь Володе самым дурацким поступком, какой он допустил за всю свою жизнь.
"Пижон пустоголовый! - издевался над собой Володя. - Танцор! А глупее предложения ты сделать не мог? Блеснул интеллектом и изящным вкусом. Пригласил на танцы! Не мог ничего другого придумать!" - Володя издевался над собой, и лицо у него горело от жаркого внутреннего стыда. Он в самом деле чувствовал себя отвратительно.
Потом начался концерт, и Володе оставалось только терпеть да поглядывать на карманные отцовские часы, которые он предусмотрительно взял с собой.
После вихлястого конферансье грузная балерина танцевала какое-то адажио, тяжело прыгая по сцене, по-футбольному взмахивая толстыми ногами. Потом молоденькая жеманная девица спела несколько душещипательных песенок, и концерт наконец закончился. Шумная молодежь расставила кресла вдоль стен, и посреди зала снова начались танцы. Володя остался не потому, что было интересно, а потому, что времени еще было пол-одиннадцатого и к месту сбора идти раньше времени не следовало. Он примостился возле сцены и стал смотреть на танцующих.
И вдруг он увидел ее. Надя танцевала с каким-то военным. Вглядевшись, Володя узнал вежливого лейтенанта, того самого, который оформлял его документы в военкомате. Лейтенант галантно поддерживал партнершу и улыбался. Танцевал он легко и уверенно.
"Подумаешь. Тыловая крыса, - с внезапным раздражением и завистью подумал Володя. - Экий рысак!"
Он качнул все еще побаливавшей раненой ногой и с огорчением понял, что ни сейчас, ни раньше не умел танцевать так ловко и красиво. Приглашать Надю после такого партнера, ясное дело, не было смысла, и Володя запрятался подальше, чтобы она ненароком не заметила его. Стыд при мысли, что он показал себя перед Надей ограниченным лоботрясом, снова начал жечь Володе уши.
Володя никогда не видел Надю такой веселой и красивой. То была совсем другая девушка. Трудно представить это изящное существо в мешковатом полушубке, мужской шапке и с милицейской планшеткой. Гибкая, невысокая девушка, обтянутая бордовым шерстяным платьем, была человеком из другого мира, и Володя даже с облегчением передохнул, вспомнив свою нерешительность. Володя никогда не был высокого мнения о своей внешности, но только теперь впервые огорчился этому по-настоящему. В сегодняшней красоте Нади было много нового, чужого, отпугивающего. Он посмотрел на свой костюм, бурки и почувствовал себя прескверно.
Посмотрев на часы, Володя стал пробираться к выходу. Было немножко обидно за себя, за несбывшиеся надежды, но стрелки часов показывали без десяти одиннадцать.
Накинув в гардеробной полушубок, на ходу натягивая шапку, Володя заспешил через пустынное фойе к выходной двери. Вдруг его окликнули. Он остановился. Часто стуча каблучками по широким сосновым половицам, к нему бежала Надя. Вслед за ней вышагивал лейтенант и еще издали здоровался вежливым наклоном головы.
- Куда это ты? - удивленно спросила Надя. - А танцы?
- Танцы? - Володя чувствовал, что улыбается глупо, и ничего не мог с собой поделать. - Какие танцы?
- Но мы же договорились!
Володя не знал, что ответить. Он понимал нелепость создавшегося положения, но никак не мог подобрать нужных слов.
- Что же ты молчишь? - Надя перестала улыбаться. - Куда ты, домой?
- Домой, - с облегчением сказал Володя.
- Так рано?
- Путь не близкий, - пробормотал Володя. - Пора. Время.
- Никуда я тебя не отпущу, - вдруг просто сказала Надя и улыбнулась, повернувшись к лейтенанту. - Он богатым будет. Ведь я его не узнала. - И опять к Володе: - Это ты сидел в концерте на приставном стуле в третьем ряду?
- Я, - подтвердил Володя и вдруг по-настоящему обиделся.
"Видела. Не подошла. Не узнала вроде бы... Знаем. Не в первый раз. Улыбайся-ка ты своему лейтенанту, а мне пора".
- Давай раздевайся! - весело приказала Надя. - Я тебя все равно не отпущу. Раз приехал - ты мой гость.
- Да нет, пойду, пожалуй, - все еще пробуя растягивать в улыбке губы, сказал Володя.
Он вспомнил о времени и сразу обрел себя.
- Ты не останешься? - тихо спросила Надя и пристально посмотрела на Володю.
- Нет. - Он выдержал этот взгляд. - Дела.
- У тебя в самом деле срочная работа?
- Да. Очень. Я рано должен быть на участке.
- Тогда я провожу тебя! - вдруг решила Надя и хотела бежать в гардеробную, но Володя удержал ее.
- Не надо, - сказал он.
- Почему? - лицо Нади стало серьезным, строгим.
- Не надо, - повторил он и пожал ей руку. - Прощайте. Идите, Надежда Сергеевна. Вас ждет кавалер.
Надя беспомощно оглянулась на лейтенанта. Тот только удивленно развел руками. В это время хлопнула входная дверь. Володя ушел. Надя постояла, подумала о чем-то, а потом с пасмурным лицом пошла одеваться.
- Я сама оденусь. До свидания, - сказала она лейтенанту.
Дорога до станции показалась Володе недолгой. Он сидел в темной тряском кузове между Сажиным и Булгаковым, думал о том, что произошло в клубе.
Девушки никогда не баловали его вниманием, он давно к тому привык и никогда не относился серьезно к столь обидному обстоятельству. Кратковременные студенческие увлечения быстро проходили, и Володя потом весело рассказывал о своих сердечных неудачах. Приятели беззлобно хохотали, острили, называли тюленем. Володя не обижался. Его влюбчивые сокурсники далеко не все были удачливыми в любви, и эти неудачи воспринимались как нечто неизбежное, само собой разумеющееся.
Другое дело Надя. Несмотря на очевидную ясность, что делать в Медведёвке ему больше нечего, Володе не хотелось мириться с этим. Наоборот, было обидно, что все кончилось так нелепо. Собственно, он понимал, что ничего и не начиналось. Володя ругал себя за дурацкие приставания с приглашениями на танцы, за тот нелепый вид, который придало ему щегольское мокшинское обмундирование, за глупейшее поведение в фойе. Но поправить было уже ничего нельзя, и он только вздыхал да ерзал на скамейке.
- Что с тобой? - добродушно спросил Сажин. - Или заноза кой-куда попала?
- С чего вы взяли?
- Сидишь больно беспокойно.
- Да просто так...
- Не волнуйся. Все будет в порядке. Никуда Мокшин не денется.
- А я и не волнуюсь.
Володя в самом деле не волновался. Когда дом Куницы был оцеплен, а на крыльце затаились Садовников со Стародубцевым, он спокойно подтолкнул Булгакова пистолетом и приказал:
- Давай.
Булгаков втянул голову в плечи, сгорбился, потоптался на месте, а потом решительно махнул рукой и полез на высокую завалинку. Держа пистолет наготове, Володя внимательно следил за ним. У противоположного угла белел полушубок Сажина.
Булгаков потянулся к крайнему окну, еще раз оглянулся, постучал. Володя прижался к воротам. Булгаков постучал еще раз. Володя ничего не слышал, но по тому, как вздрогнул Булгаков, понял, что к окну кто-то подошел.
- Это я, Павло Тарасыч, открой, - тихо сказал коновозчик и спрыгнул с завалинки.
Дальнейшее произошло в считанные секунды. Стукнула на крыльце открываемая дверь, кто-то ойкнул, что-то упало, и все стихло. Рядом на лесозаводе пели пилы, взахлеб переговаривались пилорамы, а в доме за высоким плотным забором - тишина. Володя спрятал пистолет в карман. За Булгакова он не беспокоился. Долговязый коновозчик боялся темноты и не думал убегать. Он жался к Володе, как пугливый жеребенок к матери.
Клюев открыл со двора калитку и тихо сказал:
- Порядок.
Новгородский и Сажин вошли во двор, вслед за ними Володя ввел Булгакова. Поднялись по скрипучему крыльцу. В обширных темных сенях стало тесно. Новгородский закрыл дверь и включил маленький фонарик. Спросил Булгакова, освещая лежащего на полу связанного человека:
- Он?
- А кто еще! Он, гадюка! - Булгаков совсем освоился со своим новым положением, ткнул валенком в перекосившееся от злобы и отчаяния толстое, тонкогубое лицо Куницы.
Тот промычал что-то заткнутым ртом и забился всем своим огромным телом на загудевших половицах.
- Хорош битюг! - процедил сквозь зубы Стародубцев и вдруг изо всей силы ударил кулаком по груди предателя.
Куница ёкнул и сразу затих.
- Прекратить самоуправство, - запоздало сказал Новгородский и приказал: - Заносите!