- Усики, - сказал Небеда, о чем-то думая, и пожал плечами. - Ну ладно, дед. Задал ты мне работу. Я, пожалуй, не пойду сейчас к Волобуихе, раз такое дело, а вернусь в отделение, доложу.
Небеда попрощался со стариком и пошел в отделение.
Начальник районного отделения милиции, которому Небеда рассказал о своем разговоре с Гавриловым, удивился так же, как и сам Небеда. Видимо, ему тоже ничего не было известно об этой операции Краснодарского ОБХСС.
- Странно, - пробормотал он, - весьма странно. Но ничего, сейчас выясним. - Он снял трубку и попросил Краснодар. Через несколько минут его соединили. Начальник отдела краевого ОБХСС ответил, что из их сотрудников никто не был в Виноградном и что вообще у них нет никакого дела Мокасинова. Тогда начальник районного отделения милиции высказал предположение, что обыск у Мокасинова производился органами краевого Комитета госбезопасности.
- Выясним, - пообещали из Краснодара.
Происшествие было странное. Кто-то произвел обыск и изъятие денег и ценностей у одного из служащих комбината, предъявив при этом документы Краснодарского ОБХСС. Но ведь никому из работников Краснодарского отдела такого поручения не было дано и никто не имел о нем понятия. Капитан Логинов действительно работал в краевом ОБХСС, но он также не выезжал в Виноградное и не вел никакого дела Мокасинова. В краевом управлении КГБ тоже ничего не знали о деле Мокасинова. Это вызвало удивление и тревогу. Районное отделение милиции получило приказ детально разобраться в случившемся.
На следующий день Мокасинов, вызванный в милицию, пришел тихий и хмурый. Сел на предложенный стул и глянул выжидающе на уполномоченного Сизикова и стоявшего рядом Небеду.
- Расскажите, что у вас произошло в ночь на третье июля, - предложили ему.
- Да что рассказывать? - пожал плечами Мокасинов.
- А все-таки?
- Ну вы же знаете, - сказал он.
- У вас как будто был обыск?
Мокасинов снова пожал плечами. Этот жест можно было понять как знак согласия, а может быть, и удивления.
- И что же у вас было изъято?
- Да что, - сказал Максимов, - Кое-что берег на черный день. Часики были две пары - мои и жены, да дочкины, что на свадьбу приобрел, ну и денег немного.
- Немного? - удивленно переспросил следователь, - А сколько именно?
Мокасинов назвал сумму. Следователь еще больше удивился.
- Двадцать тысяч? - переспросил он. - Всего?
- Всю жизнь собирал, - сказал Мокасинов. - Трудовые, кровные.
- Ну, а валюта, золотые монеты? Две сберегательные книжки.
- Какая валюта? - переспросил Мокасинов.
- А вот товарищ Гаврилов, бывший при обыске понятым, уверяет, что у вас были обнаружены золотые монеты в жестяной банке и что их было много.
- А он считал их, Гаврилов? В чужом кармане и не то насчитать можно. Каждая денежка за десять кажется. Пьян он был, должно быть, вот и уверяет.
- А книжки сберегательные? - спросил уполномоченный. - На них ведь двадцать тысяч рублей вложено?
- Какие книжки? Не было никаких книжек.
- Оставили они вам копию протокола обыска?
- Дали чего-то, - ответил Мокасинов.
- Где она?
- Засунул куда-то второпях, не найду никак.
- Откуда сотрудники были? - спросил Сизиков.
- Из центра края, сказывали.
- Как назывались?.
- Не вспомню, - сказал Мокасинов. - Запамятовал.
Сизиков и Небеда переглянулись.
Небеда сказал:
- Капитаном Логиновым назвался тот, что в форме, сторож говорит.
- Может, и Логинов, Митрич слышал, видно. Мне не до того было. По ошибке, видать, ко мне пришли. Сраму наделали. За мной делов нет никаких.
- Выйдите в коридор, посидите там, - попросил Сизиков.
Когда Мокасинов вышел, Сизиков развел руками:
- Не пойму я пока. Гаврилов - одно, а Мокасинов - другое. Почему один понятой был при обыске? По закону двое положено. Может, ты не понял чего. Давай за Гавриловым быстра. Мокасинов пусть посидит в коридоре.
Небеда вернулся один. Вид у него был растерянный, Гаврилов внезапно и тяжело заболел.
Через несколько дней приехал и Волобуев, пояснивший свое опоздание необходимостью навестить родственников. А еще через некоторое время Мокасинов уехал из Виноградного к дочке в Армавир. История с обыском в его квартире осталась для местной милиции загадкой.
ВАРИОЛА № 2
Андреев задержался в Одессе, ожидая приезда Савченко. Он снова думал о загадочных событиях в поселке Виноградное.
Значит, Мокасинов поселился здесь, в Одессе, сразу после таинственного обыска, произведенного у него неизвестными лицами. Срочно продал имущество и дом, расстался с привычным уютом и начал создавать его на новом месте. Объяснимо, если представить, что человек на старости просто захотел пожить в большом городе. Но зачем, покидая Виноградное, Мокасинов всем сказал, что едет в Армавир к дочке. При выписке тоже указал новым местом жительства Армавир. От кого скрывал настоящий адрес? От кого и отчего ограждал себя? Чего боялся?
А эта история с обыском? Кто произвел его, если в Краснодарском крае никакие следственные власти не имели к нему отношения. А противоречия обстоятельств обыска? Понятой Гаврилов утверждал, что при обыске были изъяты крупные денежные суммы, ценности, золотые монеты и сберегательные книжки на большие вклады. Мокасинов же указал меньшие суммы изъятых денег, отказался от валюты и от сберегательных книжек. Савченко установил, что ни в Краснодаре, ни в Новороссийске в сберкассах вкладов на имя Мокасинова никогда не было. Кто прав? Мокасинов или Гаврилов?
Вопрос этот так и остался невыясненным. Гаврилов болел гипертонией и вскоре после отъезда Мокасинова умер. Нельзя сбросить со счета предположение, что вклады Мокасинова могли быть на предъявителя.
Операции по таким вкладам в крае производили только две сберкассы. Одна в Краснодаре, другая - в Новороссийске. Савченко и занимался сейчас исследованием их архивов за период, близкий к событиям в Виноградном.
После того как был задержан Бубенцов, стало ясно, что Мокасинов оказывал содействие враждебным силам. Кому? Кто стоит за Мокасиновым? Может, его переезд в Одессу и вызван необходимостью пособничать врагу. Нужно разобраться в его прошлом. В прошлом человека - корни его настоящего.
За Мокасиновым велось тщательное наблюдение, но ничего интересного оно не принесло. Большинство времени он проводил дома, в саду. Отлучался из дому только на базар, где изредка продавал свои фрукты. Казался издали хмурым и замкнутым.
Поиски "туриста" Джексона тоже не дали результатов. Он бесследно исчез. Связь Мокасинова с Николаевым пока тоже не удается проследить.
Андреев распахнул дверь и вышел на балкон. Гостиница стояла почти на самом берегу моря. С балкона была видна набережная, заполненная гуляющим народом. В этот солнечный воскресный день люди отдыхали, веселились, смеялись. Казалось, у них не было ни тревог, ни напряжения, ни беспокойных неотвязных мыслей. А он не мог себе позволить отбросить эти мысли, потому что чувствовал себя ответственным за их же покой и безопасность.
В пластмассовой коробке, несколько большей, чем портсигар, Савченко привез две сберегательные книжки с поперечным надрезом. (Согласно инструкции, книжки при изъятии всего вклада отбираются у предъявителя, надрезаются и хранятся в архиве вместе с карточкой учета.) Книжки были на предъявителя, и вклады по ним были изъяты в новороссийской сберкассе на следующий день после эпизода с обыском в Виноградном.
Беседуя с опытными сотрудниками сберкассы, Савченко узнал, что изъятие полных вкладов, особенно предъявительских, осуществляется редко. Обычно эти вклады хранятся долго, и операции по ним больше приходные, чем расходные. Такие вклады изымаются полностью только по чрезвычайным обстоятельствам - переезд, покупка недвижимого имущества, завещание.
На книжках, привезенных Савченко, хранилось двадцать тысяч. Гаврилов в своих показаниях тоже упоминал сумму, близкую к этой. Савченко предполагает, что это и есть те самые книжки, что были изъяты при обыске у Мокасинова. На них имелось много следов и пятен.
Дактилоскопическое исследование выявило следы пальцев разных лиц. Естественно, что большинство следов должно было принадлежать владельцу книжек, а остальные были оставлены, возможно, сотрудниками сберкассы, а возможно, и теми лицами, которые изымали вклады. Табло со следами, лежавшее перед Андреевым, как бы приоткрывало завесу над тайной Виноградного. Если подтвердится, что преобладают следы с дактилоскопическими особенностями Мокасинова, то он является владельцем сберкнижек. Это можно было сделать только путем сопоставления. Андреев поставил перед Савченко нелегкую задачу - добыть отпечатки пальцев Мокасинова, но так, чтобы сам Мокасинов ничего не заподозрил.
Такая возможность вскоре представилась. Однажды утром, когда Мокасинов разложил свои груши на прилавке Одесского рынка, подошедший к нему покупатель, улыбаясь, спросил:
- Почем, дед, твои огурцы?
Мокасинов покосился на веселого балагура и в тон ему спросил тоже:
- Ты про те, что на дереве растут?
- Точно, дед, пошутить люблю.
- Так они по гривеннику штука, - сказал Мокасинов, поправляя разложенные кучки груш. - Вишь, какие хорошие. А на вкус не сыщешь лучших.
- Хороши груши, - похвалил покупатель, - а по цене, как из золота.
- Запрос в карман не лезет, - парировал Мокасинов, - не хочешь, не бери.
- Дед, а дед, - доверительно заговорил покупатель, - скажи по совести, у кого купил груши? Сад у кого? Мне с веточки, свеженьких, в пакеты набрать для отправки на север. Приезжий я, отдыхающий.
- Ты что, ошалел, что ли. У кого купил? Что ж я спекулянт, по-твоему? Сам вырастил! Свой сад у меня!
- Так ты прости, дед. Тут на рынке и своим и чужим торгуют. А мне, свеженьких, с дерева, чтоб одна к одной. Я и заплачу дороже. Только чтоб с веточки, в эти вот пакеты, - показал Савченко на сверток в газетной бумаге.
- Что же, можно и с веточки, - примирительно сказал Мокасинов. - Пожди маленько, вот продам эти и сведу к саду, недалече. Там и выберешь.
Вскоре Мокасинов срывал с веток отборные плоды и, развернув сверток, отданный ему Савченко, укладывал их в пакеты.
Андреев был несколько удивлен, когда в ответ на вопрос, где он был полдня, Савченко поставил на стол корзинку с тремя большими пакетами, полными груш.
- Посмотрите какие, Михаил Макарыч, одна к одной. Свежие. Так и просятся попробовать. Сам Мокасинов с веточки срывал, сам в пакеты укладывал.
Андреев все понял. Толкнул своего помощника дружелюбно в грудь и распорядился отправить пакеты на дактилоскопическую экспертизу. Они накануне, по просьбе Савченко, были обработаны в лаборатории специальным составом, на котором оставались четкие отпечатки пальцев.
Прошло немного времени, и исследование подтвердило предположение Андреева. Дактилоскопические карты отпечатков пальцев, взятых со сберкнижек и с пакетов, были идентичными. Таким образом, доказывалась принадлежность этих сберкнижек Мокасинову. Зачем же он скрыл это два года назад? Скорее всего боялся вопроса о происхождении больших денег, нажитых, возможно, нечестным путем. И от найденных у него золотых монет отказался тоже потому, что боялся того же вопроса и ответственности. Конечно, большие деньги могут достаться и другими путями - кто-то получил наследство или выиграл по облигации госзайма или еще что-нибудь. Но любой такой случай будет зафиксирован в той же сберкассе, и владелец больших сумм всегда сумеет объяснить их происхождение. У Мокасинова, по-видимому, таких объяснений не было. Скопить же двадцать тысяч кладовщику с небольшой зарплатой невозможно.
Поэтому с большой долей вероятности можно допустить, что деньги добыты нечестным путем.
Настало время допросить Мокасинова. Но как это сделать без особого шума? Ведь не исключено появление вблизи дома его соучастников. Как задержать Мокасинова незаметно для окружающих, для соседей?
И снова Савченко с его добродушным обликом и непосредственностью взялся за эту серьезную задачу.
Вскоре он снова появился перед Мокасиновым на рынке и, поздоровавшись с ним, сказал:
- Сегодня я, дед, опять за грушами пришел. Много брать буду, чемодан целый.
- А чемодан где? - спросил Мокасинов.
- В машине он, возле рынка. К тебе поедем.
- Ну давай! - засуетился Мокасинов. - Тогда я эти и продавать не буду. Опосля продам. Не туда приехали! - забеспокоился старик, когда машина въехала во двор следственного изолятора.
- Правильно все, - сказал Савченко. - Приехали! Только не за грушами.
- А за чем? - спросил Мокасинов, ничего не понимая.
- За спелыми гранатами! - ответил Савченко, передавая Мокасинова дежурному, и увидел, как побелело лицо старика.
Вызванный на допрос к Андрееву, Мокасинов сразу же узнал сберкнижки, отобранные у него некогда при обыске.
Андреев прочитал вслух заключение экспертизы и сказал:
- Два года назад, Сидор Прокофьевич, в милиции вы отговорились. Тут не милиция. Тут Комитет государственной безопасности.
"Вон куда затянуло", - мелькнуло в голове Мокасинова.
На очной ставке с Бубенцовым, когда тот подробно рассказывал о своем визите за документами с паролем "спелые гранаты", Мокасинов взмолился:
- Не губите! Не виновен во многом! Принужден был! Все поведаю! Все скажу без утайки! Признаюсь!
- Повинную голову меч не сечет, - сказал Андреев, приготовившись слушать.
Из признаний Мокасинова он узнал о том, что случилось в Виноградном два года назад.
* * *
Стук был громким и настойчивым.
- Стучат, - сказала старая Мокасиниха, приподнимаясь и расталкивая мужа. - Стучат, - повторила она, тревожно вглядываясь в темное окно.
Старик Мокасинов уже и сам не спал, хотя лежал неподвижно. Всегда настороженный и подозрительный, он в этот раз не проявлял особого беспокойства. А чего ему, собственно говоря, беспокоиться? Живет он тихо-мирно. Дом в две комнатки, садик с огородом и цветами. Увитая виноградом терраска. И на работе, если кто спросит, дадут самый лучший отзыв. Он не то что другие. Есть же идиоты. Рестораны там разные, дачи, машины. А у соседей, что ли, глаз нет? Есть у них глаза, да еще какие завидущие! В чужом кармане каждая денежка за десять кажется. Глядишь - и пойдут толки: откуда да что? Живет не по средствам. А там и ОБХСС потянет: пожалуйте, голубчик, к ответу! А у него комар носа не подточит. Простой советский служащий. Еле концы с концами сводит. Иной раз жена к соседям ходит денег подзанять: на праздник, мол, потратились, или на холодильник в очередь записались. Так-то вот.
- Да оглох ты, старый, что ли, - сердито сказала жена.
- Цыц! - Мокасинов не спеша поднялся на кровати. - И кого это принесло среди ночи? Может, зять Валерий с ночным поездом?
Старик нашарил в потемках ногами тапки и, не зажигая света, выглянул в окно. Но никого не увидел. Стучавший стоял, видимо, на крыльце, а из окна крыльца не видать. Садовая калитка, как успел он заметить, была притворена. Может, и вправду Валерий? Мокасинов вышел в сени и спросил:
- Кто там?
- Откройте, - сказал мужской голос.
- Ты, Валерий? - переспросил Мокасинов.
- Открывай, Сидор Прокофич, - сказал все тот же голос, и тут Мокасинов узнал сторожа Гаврилова.
- Ты, что ли, Митрич?
- Да я, я, - ответил тот нетерпеливо. - Открывай, что ли, вот к тебе тут товарищи пришли.
Мокасинов отбросил крючок и отступил. На крыльце стояли сторож Митрич, а с ним еще двое - один в милицейской форме, а другой - в штатском.
- Мокасинов? - спросил тот, что в форме. - Сидор Прокофьевич?
- Он самый, - ответил Мокасинов, стараясь держаться спокойнее.
Непрошеные гости прошли в комнату и велели зажечь свет.
- Кто, кроме жены, находится у вас? - спросил штатский, обходя все комнаты.
- Никого нет, - ответил Мокасинов.
- Садитесь, - велел штатский, указывая Мокасинову на место за столом, и, положив перед ним бумагу, вынул из кармана красную книжечку. - Мы из Краснодарского ОБХСС. Вот постановление о производстве обыска. Ознакомьтесь согласно статье процессуального кодекса.
Мокасинов, не торопясь, надел очки и стал читать предъявленную ему бумагу. Буквы запрыгали перед глазами, "...капитан милиции Логинов, рассмотрев материалы о выпуске вина, десертных сортов на комбинате "Виноградное" из сырья, не оприходованного в бухгалтерии, из коих устанавливается хищение, постановил: руководствуясь ст. УПК РСФСР, произвести обыск (выемку) у гр. Мокасинова Сидора Прокофьевича, 1908 года рождения, кладовщика комбината "Виноградное", проживающего по адресу..."
Долго читал постановление Мокасинов, стараясь выиграть хоть несколько минут, хоть что-то сообразить. Откуда им стало известно о выпуске "левого" вина? Много ли знают или самую малость, и можно будет отвертеться. Обыскивать будут сейчас. Пусть. Ничего не найдут: важно понять, откуда ветер дует. Кто завалился.
- Ошибка вышла, - сказал он штатскому, отодвигая бумагу. - Не знаю я про вино разное. Работу несу исправно. В кладовых у меня порядок, - и, осмелев, поднялся из-за стола.
Штатский сурово взглянул на Мокасинова:
- В кладовых у вас, может быть, и порядок. Но ведь нам-то известно, где добыты этикетки для бутылок вашего нелегального розлива. Мы знаем, как вы достигали незаконной экономии сахара, винограда и других продуктов... Известно и о двух вагонах вина, отправленных вами в Воркуту.
Мокасинов, бледный, стоял у стола, молча жуя губами и лихорадочно соображая. Что им известно? Если только это, то еще полбеды. Тут можно еще, как говорится, отделаться легко. Сознаться. Да, мол, было такое дело. Но он лично, Мокасинов, - пешка, исполнитель чужой воли, мелкая сошка, он и сам не ведал, что делал. Ему приказали - и все. А вот если взяли Волобуева, тогда - тогда крышка. Но с Волобуевым он говорил только вчера по телефону, тот в Новороссийске, в полном здравии и благоденствии. Правда, это ни о чем не говорит: вчера так, а сегодня - этак. Но все же. Между тем тот, что был в форме, глядя в упор на Мокасинова, повторил настойчиво, непреклонно:
- Не тяните! Добровольная сдача денег и ценностей будет отмечена нами в протоколе обыска, и это облегчит вашу участь. О тайнике нам тоже известно.
Сторож Митрич, покашливая, неловко высморкался и громко вздохнул.
Мокасинов вспотел. Этот, в штатском, сказал про тайник. Действительно, в сенях есть тайник. Недавно он шкатулку перепрятал туда, совсем недавно, каких-нибудь три-четыре месяца назад, когда заподозрил зятя Валерия в том, что тот подбирается к его деньгам. Неужто им известно? Глаза штатского сверлили его в упор. И, словно подгоняемый этими глазами, Мокасинов поднялся и, тяжело ступая, вышел в сени:
- Здесь!
Милицейский отодвинул стоявший у стены сундук и сказал:
- Нужен топор.