Гузенко взглянул на портрет, который приемщик держал перед ним на столе, и замер, как загипнотизированный. С портрета на него смотрело знакомое лицо бывшего штурмбанфюрера Вуле. И он, почувствовал, что жуткий страх охватывает его так же, как охватывал много лет назад, когда эти глаза в упор впивались в него. Эти глаза, это лицо... С портрета на него глядело его прошлое, давно забытое, зачеркнутое, то, что он считал навсегда похороненным, как были похоронены те, кто знал его в давние времена. Так, по крайней мере, считал он, когда получал в Аргентине из рук советского консула визу на возвращение в Советский Союз. Указ многим прощал старые грехи. И Гузенко, которому надоело прозябать, не имея никаких перспектив, тоже решил вернуться. Он приехал в Нижний Тагил, в чужие незнакомые места, устроился на работу, обжился. У него жена и дочка. И жизнь. Да, многим простили тогда прошлое. Но то, что связано с именем человека, властно глядевшего на него с портрета, простить нельзя. Этого не простит никто и никогда. Кто же этот гость из прошлого?
- Кто вы? - собравшись с силами, спросил Гузенко.
- Э, милый, - сказал гость, опуская портрет на стол. - Пора и догадаться. Властям не сдам - не бойся. Не затем пришел. Привет тебе принес, - кивнул он на портрет. - С того света. Не из преисподней, с Запада. И черти новые владеют нашими душами - моей и твоей. Американские. Засиделся, говорят, так что принимайся за дело...
Вот оно что, понял Гузенко. Значит, не забыли, разыскали. И придется ему, Гузенке, новому хозяину жизнь свою прозакладывать. Снова потянутся дни и ночи, полные тревоги и мучений. И чего еще потребуют от него, какой службы? Может, опять крови. Но выхода нет. Прошлое глядит ему в лицо. И живой свидетель, которому известно все. Он отравит ему все оставшиеся годы жизни.
- Чего же хотят от меня? - спросил Гузенко устало.
- Да пока ничего особенного. Подписочку напиши. Сам знаешь. Новую к старым приложат для порядка. А потом и за работу потихоньку.
Казалось, холодный и грозный, как дуло пистолета, взгляд, смотревший с портрета, сломал Гузенко, лишил его воли к сопротивлению. Он сказал:
- Не думал я, по правде, что это вернется. Такая уж, видно, планида. Одной веревкой связаны мы, и вовек не развязать ее. Чего им нужно?
- Да что для начала сообщить можешь.
- Я многое могу. Город наш металлургический. На оборону работает.
- Пиши подписку, - сказал гость, подавая ручку и листок бумаги. - Кличка новая будет, "Вариола № 3".
- А как платят-то новые хозяева? - спросил Гузенко деловито, когда приемщик спрятал подписку в бумажник.
- Платят? Платят неплохо. По результатам. Сообщение первое свое подготовь. Через месяц зайду.
- Ты сейчас в город?
- Да.
- Оставайся у меня, - предложил Гузенко. - Жена в отъезде. Место есть, как видишь. Можешь в той комнатке маленькой лечь.
- Нет, - сказал гость. - У тебя не следует задерживаться.
- Как знаешь. Только темень. Автобусы ходят с пятого на десятое. До центра не скоро доберешься. Если у меня не хочешь, могу тут неподалеку к вдове одной проводить. У нее часто останавливаются командировочные.
Гость приостановился на пороге. И вправду уже поздно, и Гузенко, наверное, прав - автобуса часа два прождать можно. Да в гостинице мест может не быть. Конечно, он где-нибудь приткнется, но отчего ж не заночевать у вдовы, как предлагает Гузенко. Все удачно сложилось. Подписка в кармане, не побежит же доносить. Своя шкура дорога. За ним немалые грехи.
- Ладно, веди к своей вдове, - приказал он, принимая начальственный тон.
Когда они сошли с крыльца, собака соседей злобно рванулась на цепи и залаяла снова. Спустились к реке. Заводской сток, по которому текли нагретые отходы, не давал речке замерзнуть даже в большие морозы.
- Смотри не оступись, - сказал Гузенко, - тут мосток узкий. - Он первый ступил на скользкий настил мостика и сказал своему спутнику: - Давай руку!
Приемщик протянул руку, Гузенко помог ему взобраться.
- Такой еще будет, - предупредил он. - Напрямик пошли. Зато близко.
Он шел впереди.
- Тут перил нет, - снова предупредил Гузенко.
- Темень-то какая, - ругнулся про себя приемщик, но уже спокойней протянул руку Гузенко. Сильный рывок вперед, и удар справа сбил его с ног. Он даже не успел вскрикнуть и с головой погрузился в ледяную воду. Гузенко постоял над сомкнувшейся черной водой и, вытирая вспотевшее лицо, быстро зашагал назад.
"С того света не принимаю, - шептал он злорадно. - Запрячь хотел - черти новые послали! Не желаю больше - ни новых, ни старых. В страхе пробуждаться. В ознобе трястись. Конец. Теперь уже, кажется, навеки. Не то вновь душу сосать стали бы. А ведь чуть было не раскис. Хорошо еще сообразил это дело с ночевкой, и тот пошел. Пошел, хотя мог и отказаться. Теперь время выиграл. Пока поймут, что к чему, - я далеко буду. Паспорт сменю. Сгину. Жаль только расписку второпях не выручил. Нужно было б стукнуть его поначалу. Вариолой-3 будешь. Я тебе дам Вариолу. Его потоком оттянет от полыньи, а там дальше теплый поток кончается, и он уйдет под лед, всплывет по весне, разбирай тогда, что за Вариола такая. Утонул, и все, подумают. Хорошо, что не стукнул. А то искать бы стали, улика бы осталась. Лишний повод для следствия. Нет, правильно все. И портрет вместе с ним плюхнулся. Илом затянет на дне Вариолу эту, будь она проклята!"
- Значит, уничтожить приемщика Николаева вы решили, только руководствуясь желанием избавиться от притязаний иностранной разведки? - спросил Андреев после рассказа Гузенко.
- Да, - ответил Гузенко, - и готов нести за это убийство ответственность! Но и сейчас я поступил бы так же, - добавил он упрямо. - Запрячь хотел. К тому, что было в жизни, с чем совесть не смирилась, новое привязать. Вариолой № 3 будешь, говорил. Это вроде как он меня в петле подвесил. От такого как оборониться? В полынью - и все тут.
- Вы были раньше знакомы с Николаевым?
- Нет. Никогда не встречал.
- А почему вы, Гузенко, не избрали другой путь и не пришли к нам?
- Устал я. Да и прошлое ворошить не хотел. Сам хотел с прошлым и с гостем незваным покончить.
- Это было большой вашей ошибкой, Гузенко. Вы, как видите, не покончили с воспоминаниями о прошлом, и должен вам сказать: не покончили с самим Николаевым.
- Как не покончил? - удивился Гузенко.
- Николаев жив. Он не погиб в полынье. Это нами установлено.
- Значит, я не убийца, и меня не осудят?! - вырвалось у Гузенко.
- Убийства не произошло. Правда, имела место попытка убийства, но ее в этом случае суд, возможно, отнесет к самообороне. Уголовно она не наказуема. Вот себя вы подвергали большой опасности, так как Николаев мог попытаться в свою очередь вас уничтожить, хотя мы вас оберегали. Правда, Николаеву сейчас было не до вас. Выбравшись каким-то образом из полыньи, он решил утвердить всех в мысли о своей гибели. Таким образом ему легче было замести следы. Я не думаю, что он в ближайшее время появится на вашем горизонте, но если бы это случилось, надеюсь, вы не повторите ошибки, - сказал Андреев, подписывая Гузенко пропуск на выход из здания.
"Вот еще одна вершина освоена, - думал Андреев, - а делу Рыбакова конца не видно. Вместо треугольника образовался многоугольник, по углам которого разместились Вариолы под разными номерами. Сколько их?
Вариолой № 3 назван был Гузенко, назвал его так приемщик Николаев. Незадолго до этого кличку Вариола № 2 получил от "хозяина" Мокасинов. Похоже, что Николаев и есть "хозяин". Во всяком случае, это один и тот же план, одно и то же руководство. Сколько еще работы нам с тобой, дорогой мой Савченко, пока мы доберемся до последней Вариолы!
ТОТАЛЬНЫЙ ПЛАН
Прошел всего час с тех пор, как Олег Рыбаков с документами на имя туриста Гарольда Джексона оставил теплоход "Либавию" и оказался в центре событий, следовавших одно за другим.
Все оборачивалось совсем не так, как предполагал Олег. Там, за рубежом, он считал: стоит ему только пересечь границу, оказаться на родной земле - и все. Дома-то он уже будет знать, что делать. Теперь он не такой дурак. Понял, в чьи руки попал. Надо играть прежнюю роль - пусть Тейлор, Шервуд, Кларк и все, кто стоят за ними, считают, что он верен им. Но необходимо предупредить своих в первый же час, как только ступит на берег Родины.
Кларк пытался запугать его встречей с каким-то человеком, который не будет вдаваться в дискуссии. Но его не запугать. Дома даже стены помогают. Он тоже не будет вдаваться в дискуссии, а покажет им, на что способен, кроме науки. Рассчитается с ними за все блага "свободного мира", за большую ложь. За свои заблуждения. За ту бездну отчаяния и обреченности, в которую они его толкнули.
Путешествие на "Либавии" доставляло ему большую радость. Он с трудом сдерживал себя перед отплытием, чтоб не обнаружить, как он действительно рад этой поездке, своему возвращению домой, на Родину. Пусть дома ждет его самое худшее, но он готов искупить свою вину и сделает для этого все, что может.
Во время плавания Олег был весел, как и все туристы, осматривал города и музеи, танцевал, плавал в бассейне. Так было до тех пор, пока уже перед самым приходом в Одессу случайный сосед Олега по каюте, закурив сигарету, сказал ему как бы невзначай:
- Дорогой друг, - Олег вздрогнул, но сосед продолжал будто ни в чем не бывало, - мне поручено передать вам кое-что.
Он назвал адрес, куда Олегу надлежало явиться за документами, и место, где его должен был встретить тот самый человек, о котором говорил Кларк. Потом, чуть понизив голос, продолжал:
- За время нашего совместного путешествия я успел привязаться к вам. Вы мне симпатичны, ваш острый ум, широкий кругозор, горячность молодости. Я старше вас и много видел на своем веку. На прощанье мне хочется дать вам совет - не вздумайте свернуть с намеченного пути. Например, позвонить, по телефону кому-нибудь из ваших друзей или зайти куда-либо - будь то частная квартира или учреждение. Нет, нет, я уверен, что таких мыслей у вас не было и нет. Но на всякий случай мне хочется поставить вас в известность, что ваш отец Артемий Максимович Рыбаков и Галя Громова находятся сейчас в укромном месте, у наших общих друзей, и с нетерпением ждут встречи с вами. Но, - в ласковом голосе соседа прозвучали жесткие нотки, - при некоторых обстоятельствах друзья могут стать врагами. Притом беспощадными. Не так ли? Впрочем, вам, я думаю, нечего беспокоиться о судьбе ваших близких. Их жизнь и покой надежно охраняют.
Олег растерянно смотрел на соседа, даже не пытаясь скрыть потрясения.
- Благодарю вас. Я и не думал ничего такого... Но при чем тут мой отец и Галя Громова? Почему они ждут меня?
- Почему? Да ведь цель вашей поездки - встреча с отцом, который поможет вам получить ваши записи, необходимые для того, чтобы, вернувшись, вы могли продолжать свою научную работу. Не так ли?
Олег кивнул.
- Ну вот, вам и представится возможность встретиться с отцом и с любимой женщиной. Я понимаю ваше волнение. О молодость!
- Но она... Откуда она узнала о моем приезде?
- Вы ведь сами написали ей письмо.
- Да, верно...
Он действительно написал Гале всего несколько слов о том, что он по-прежнему любит ее, надеется на встречу. Просит ее ничему не удивляться. Он все объяснит ей при встрече. По указанию Шервуда добавил, что письмо это ей передаст его близкий друг. Вот и все. Разве мог он предполагать, что события так обернутся! Значит, если этот тип не врет, отец и Галя... Ему недвусмысленно дали понять, что при малейшей попытке с его стороны связаться с кем-нибудь, они поплатятся жизнью. Отец и Галя - самые близкие, самые дорогие для него люди. И это он, Олег, невольно завлек их в западню. Шервуд воспользовался его письмом, таким невинным, коротеньким письмом. Что с ними теперь? Где они? Заподозрил ли что-нибудь Шервуд или это меры предосторожности, принятые на всякий случай.
Там, на теплоходе, он еще сдерживал себя, старался как ни в чем не бывало улыбаться своему соседу. Но как только он вместе с другими туристами сошел на берег, его охватило такое волнение, что он едва мог справиться с собой. Осторожно оглянулся. Его соседа по каюте нигде не было видно. Впервые за все время путешествия Олег был один, да еще на своей земле. А что, если все-таки попытаться... Нет, нет. Он не имеет права рисковать жизнью отца и Гали. Он будет продолжать игру. Сделает все, как ему приказано. Явится по указанному адресу, встретится в условленном месте с человеком Кларка. Пусть пока все идет, как идет. Лишь бы, наконец, увидеть отца. Он поймет и что-нибудь придумает. Его-то они не сумеют провести так, как провели Олега. Только бы поскорей увидеть отца! На этом он будет настаивать. Это не должно вызвать подозрений. Ведь встреча с отцом и для них является целью его поездки.
Расставшись с документами Джексона, Олег снова стал самим собой - Олегом Рыбаковым. В кармане пиджака лежал его собственный паспорт. Человек, встретивший его в условленном месте и назвавшийся Дмитрием Константиновичем Грачевым, сказал: "Вас никто не ищет на территории СССР, и безопаснее всего быть самим собой".
Грачев казался добродушным, простоватым. Олег только собирался было спросить у него про отца, но Грачев предварил его вопрос:
- В это время года в Аркадии многолюдно, много приезжих. Затерявшись в их среде, можно чувствовать себя в безопасности. Давайте поторопимся. Впрочем, я не думаю, что вы станете откладывать свидание с любимой женщиной, - сказал Дмитрий Константинович, весело хлопнув Олега по плечу.
- А как же?.. - начал было Олег, но Грачев прервал его:
- Встретившись с Галей, вы скажете, что остались тогда в Стамбуле по важным деловым обстоятельствам и сейчас возвратились, но пока еще продолжаете дела. Поэтому ваше возвращение временно не подлежит огласке среди знакомых. Скажете, что позднее ей все объясните, пока пусть не расспрашивает. А в остальном, я полагаю, моих советов не требуется. Красивая женщина, южное солнце... Счастливчик! Завидую вам... О наших целях я позабочусь сам.
Олег был ошеломлен. Неужели сейчас он увидит Галю? Как все это произойдет? Как она отнесется к нему? Многое он дал бы, чтоб не нужно было лгать. Ему хотелось говорить ей только правду. Правду о своей любви, о том, что она стала ему дорогим человеком. Правду о том, с какой душевной болью он оставил ее тогда в Стамбуле, как тосковал весь год, никогда не забывая ее. Правду о том, что любит ее и сейчас.
- Тореадор, смелее в бой, там ждет тебя награда и любовь, - вполголоса напевал Грачев, шагая рядом с Олегом. - А отец ваш, Артемий Максимович, ожидает вас здесь же, в Аркадии, на даче. Как он отнесется к встрече с вами? Захочет ли помочь? Не знаю. Впрочем, отец - всегда отец, - заключил он.
Олег согласно кивнул головой.
Они прошли к берегу, но не туда, где на песчаной полосе пляжа в тесноте лежали отдыхающие, а спустились к морю там, где никто не купался. Здесь было пустынно. В лучах заходящего солнца Олег увидел силуэт девушки, стоявшей у берега. Дмитрий Константинович не обманул - это была Галя.
- Ну, не робей, - снова хлопнул Олега по плечу Грачев.
Из-за шума прибоя Галя не услышала их шагов. Увидя внезапно появившегося рядом с ней Олега, вскрикнула от неожиданности.
Олег сказал:
- Не пугайся, пожалуйста. Это не призрак, это действительно я.
Взяв Галю за руку, он почувствовал, что она дрожит. На Олега смотрели огромные изумленные глаза.
- Какой-то сон, - произнесла Галя. - Как ты здесь оказался? И что приключилось с тобой в Стамбуле?
- Ты права, Галинка. Какой-то сон. О том, что произошло, долго рассказывать. Поверь только, я никогда не расставался в мыслях с тобой. Пройдет какое-то время, все узнаешь и поймешь. А сейчас не расспрашивай.
Галя и не расспрашивала. Она не могла не верить Олегу. Вчера вечером, когда она возвращалась в санаторий, где отдыхала, ее кто-то окликнул. Человек был незнакомый, но он знал ее имя и отчество.
- Не удивляйтесь, Галина Петровна, - сказал он, улыбаясь, и представился: - Сотрудник Комитета госбезопасности Дмитрий Константинович Грачев. Я к вам от майора Андреева.
- Андреева? Что-нибудь об Олеге? - воскликнула Галя.
- Да об Олеге Рыбакове, и весьма радостные для вас сведения, - отвечал Грачев. Взяв Галю под руку и прохаживаясь с ней по пустынному переулку, он рассказывал, понизив голос: - Олег Рыбаков выполнял важное задание секретного характера. Вы не должны на него сердиться за его неожиданный поступок и молчание.
Галя и не сердилась. Она была счастлива. Значит, сердце правильно подсказывало ей, что Олег не предатель.
- А как же Андреев? - Галя встревоженно посмотрела на Грачева. - Почему он ничего не знал?
- Тогда не знал, - отвечал Грачев, налегая на слово "тогда". - Ведь вы с ним давно встречались.
- Год назад, когда... когда я вернулась из поездки. Он вызвал меня. И других вызывал, кто был с нами на теплоходе. И Артемия Максимовича.
- Знаю. Потом Андреев знал уже, в чем дело, но не имел права говорить. Теперь тоже не нужно никого посвящать в наши дела. Олег Артемьевич очень просил об этом. Вот его письмо к вам.
Галя не знала, как благодарить Грачева. Прочитав письмо от Олега, она вскрикнула:
- Как обрадуется Артемий Максимович. Он ведь тоже верил, что все обернется к лучшему, и не терял надежды на появление Олега. Ой! Он так будет рад, - повторила она.
- Я понимаю ваши чувства и желание поскорей сообщить отцу радостную весть, но очень прошу вас не предпринимать ничего самой. Жаль, что Артемию Максимовичу пришлось столько пережить... Но ничего нельзя было сделать. Впрочем, вскоре все уладится. Завтра вы увидитесь с Олегом. Да, да, - закивал Грачев в ответ на изумленный взгляд Гали. - Очень удачно, что вы оказались в Одессе. Правда, нам пришлось поискать вас.
- Это один папин знакомый художник помог мне приобрести сюда путевку.
- Отлично, - сказал Грачев. Он и в самом деле был доволен. Художник Логинов, тот самый, что помогал проводить обыск у Мокасинова, по заданию Николаева - Грачева познакомился с семьей Гали Громовой. Вообще-то Логинов, большой любитель выпить, был не очень надежным помощником. Но в этот раз все прошло удачно. Он познакомился с Галиным отцом, собиравшим репродукции. Общие интересы сблизили их. Вскоре художник стал бывать в доме Громовых. От него Грачев узнал о дружбе Гали с Рыбаковым-старшим, о том, что девушка, к огорчению родителей, продолжает любить Олега, узнал и кое-что об Андрееве. Когда Галя собиралась в отпуск, Логинов, по распоряжению Грачева, достал ей путевку в один из домов отдыха под Одессой.
- А сейчас мы с вами вместе пойдем на переговорный пункт, - сказал Грачев. - Позвоним Артемию Максимовичу. Вы, надеюсь, не откажетесь содействовать встрече отца с сыном? - добавил он шутливо. Галя только радостно кивала в ответ.
И вот Олег перед ней. Он говорит, что весь этот год жил мыслями о ней. А у нее столько наболело, так измучили ее эти сомнения и тревоги. И дав волю чувству, Галя крепко обняла Олега, прильнула к нему.