Был душный вечер в августе. Мой отец работал на пляже. Оранжевое солнце низко висело над морем, дюны горели теплом, а отдыхающие сидели на песке, потягивая вино, в ожидании прекрасного заката. Мне тогда было пять, и Анс велела мне быстро позвать папу. Сама она осталась с мамой, которая весь день пряталась в подсобке. Она сидела там на табуретке, что-то бормоча, и перетирала целые коробки столовых приборов. Я уже несколько месяцев старалась держаться от нее подальше, я ее боялась. Она могла ни с того ни с сего вцепиться в меня и потащить за косичку на кухню, где устраивала мне головомойку за пятно на платье или черные полоски под ногтями. А то вдруг усаживала себе на колени, начинала гладить по голове и причитать: какая же я красивая девочка и как ужасно, как же это ужасно, что папа хочет со всеми нами расправиться. Тогда я вырывалась и со всех ног бежала к папе на пляж. С ним мне было не страшно. Он был большой, сильный и добрый.
По крайней мере, так мне казалось тогда. Это теперь я понимала, что он был мерзавцем, закрывающим глаза на болезнь жены и перекладывающим проблемы на старшую дочь. Но тогда я его обожала. Как его загорелые мускулистые руки одним движением поднимали над головой пляжные стулья, как отважно он нырял в холодную морскую воду, как строил беседки, как спасал бестолковых тонущих немцев. Он был моим героем.
Я услышала очень сильный удар, звон и жуткие отчаянные крики. Потом ко мне подбежала Анс, вся красная и перепуганная:
- Позови папу! Сейчас же!
- Зачем? Что случилось?
- Ничего! Быстро! Бегом!
Я помчалась по дощатому настилу, мимо плетущихся обгорелых туристов. Бежала по вязкому песку к синему домику, где папа пил пиво и смеялся с каким-то толстым мужчиной.
- Папа! Папа, скорее! Там что-то упало! Наверное, что-то с мамой!
Он вскочил и побежал, прямо в плавках, а я понеслась за ним. Солнце уже наполовину опустилось в море, песок был таким теплым.
В пансионе дверь подсобки передо мной захлопнулась. Меня прогнали. Я слышала, как мама визжит и швыряет все на пол, а отец тихо успокаивает ее. Анс вышла оттуда, побежала по лестнице наверх и вернулась со стаканом воды и белой коробочкой. Не говоря ни слова. Я спросила ее, что же случилось.
- Иди отсюда! - сказала она мне.
Потом папа унес маму наверх. Она лежала у него на руках как тряпичная кукла. Лицо у нее было распухшее и все в пятнах. Она дрожала, а губы у нее были в чем-то белом. Пена. Она смотрела сквозь меня, как будто на лице у нее была маска.
Нам с Анс разрешили сходить за картошкой-фри. Мы молча ели, сидя на скамейке на площади.
- Что случилось?
- Ничего. Мама устала. Теперь она будет спать.
Ночью меня разбудили голоса на улице. Кто-то визжал.
Мы с Анс раздвинули шторы и увидели, как по улице туда-сюда носятся в пижамах и носках гости пансиона. В комнату вбежал папа и сказал, чтобы мы быстрее спускались вниз. Нас подхватил кто-то из гостей, и мы в панике помчались далеко-далеко от пансиона. Издалека мы смотрели на "Дюны". "Скорая помощь", пожарные, полиция с визжащими сиренами проезжали мимо.
- Что там такое? - спросила я у женщины, которая прижимала меня к себе.
- Газ, - сказала она. - Утечка газа. Еще чуть-чуть, и мы бы все взлетели на воздух.
Маму увезли в больницу "Сантпоорт". У нас в доме появилась Конни, славная молодая женщина, которая помогала в пансионе. С ней было уютно. Мы стали разговаривать за ужином. Гости были от нее в восторге. И мы с папой тоже. По воскресеньям мы ездили навещать маму. Она сидела, как зомби, в грязном плетеном кресле зеленого цвета и теребила юбку. В "Сантпоорте" она начала курить. Одну за другой, докуривая сигареты до фильтра. Через полгода она вернулась домой, и мы в слезах простились с Конни.
Я встала под душ. Горячая вода обжигала раны, но это было даже приятно. Боль отрезвила меня и прояснила мысли. Он не сведет меня с ума. Я вымыла волосы кокосовым шампунем Анс, и вся ванная сразу наполнилась запахом Стива, вечно натирающего себя кокосовым маслом с макушки до пяток. Он всегда садился голышом на белую пластмассовую табуретку и массировал пальцы на ногах после тщательной инспекции с щипчиками для ногтей, потом переходил к лодыжкам, бедрам, тщательно втирая сладко пахнущее масло, пока все тело не начинало блестеть. После этого он голый вставал перед зеркалом и, полный восхищения, любовался собой.
Воспоминания. Как моя мама мыла меня, терла мочалкой, а мыло лезло в глаза, и я кусала губу, стараясь не заплакать. Как мыльные пузыри, воспоминания летали у меня в голове и снова лопались.
Я надела джинсы, которые уже не сидели в обтяжку, а болтались на бедрах, натянула через голову черный свитер и осторожно расчесала волосы. Моя мама не понимала, что с ней происходит. Она отвергала любую помощь и лечение, отказывалась пить лекарства и твердила, что мы хотим от нее избавиться. Что у отца есть другая женщина. Что мы сговорились с ним против нее. Что никто не хочет ее слушать. Я посмотрела в окно на ныряющую чайку и вдруг к собственному ужасу поняла, что, может быть, она была права. А я даже не попыталась ее понять. И тут же прогнала эту мысль. Она была явным параноиком. Она пыталась убить отца. И у меня даже не осталось о ней ни одного приятного воспоминания.
Глава 27
Я решила не рассказывать сестре, что подозреваю ее мужа. Она лишь подумает, что я окончательно свихнулась.
Анс сидела с детьми за настольной игрой.
- Смотрите-ка, кто к нам пришел. Хочешь чая?
- Я налью сама, спасибо.
Я налила себе чашку чая и села к ним.
- Мне очень жаль… То, что было ночью… Это так странно. - Я на самом деле ничего не помню.
Анс повернулась ко мне, посмотрела сердито и покачала головой. Потом приложила палец к губам, кивнув на детей. Она встала, погладила Мейрел и Вольфа по голове и сказала, что поставит еще чая. Я пошла за ней.
- Нельзя обсуждать такие вещи в их присутствии, - начала она. - У них еще не прошел шок после того, что случилось сегодня ночью. Ты должна говорить с ними о простых вещах, чтобы они опять тебе доверяли.
- То есть как ты раньше ничего и никогда не рассказывала мне? Ты это имеешь в виду? И до сих пор ничего мне не рассказываешь. Просто молчать о проблемах, и тогда их как будто нет?
- Не надо нападать на меня, Мария. Не я здесь пациент, - усмехнулась она сквозь зубы.
- Я не нападаю. Я только не хочу, чтобы ты вмешивалась в воспитание моих детей. У нас нет секретов друг от друга. Если они о чем-то спрашивают, я честно отвечаю. Именно поэтому они мне доверяют.
- Ты на них опираешься, а это им слишком тяжело. Они чувствуют себя ответственными за тебя. Они испуганы. И я должна вмешаться! - сжала она губы.
Она схватила чайник и сунула его под струю воды. Потом зажгла газ и с шумом поставила чайник на огонь. Я прикурила. Вмешаться. Только через мой труп. Я сдержалась, понимая, что ругаться смысла нет. Она замкнется и устроит мне молчаливый бойкот, от чего меня просто тошнит.
- Скажи честно, ты считаешь, что я придумала все, что со мной случилось?
- Все, что ты переживаешь и чувствуешь, - это твоя правда. Я не думаю, что ты ни с того ни с сего выдумываешь что-то.
Она подвинула стул и со вздохом уселась.
- В покое и под наблюдением… Я хочу тебе помочь, Мария. Виктор может тебе помочь. А больше никому знать необязательно…
- Значит, ты не веришь, что я получала письма…
- Я верю в то, что вижу. Сегодня ночью я видела буйно-помешанную. Ты была совсем непохожа на Марию, которую я знаю…
- Я - не мама.
Анс поставила чайник на поднос.
- Конечно, нет. И время сейчас другое. Мы гораздо больше знаем. Лекарства стали лучше. Лечение сейчас гораздо эффективнее. С тобой так много случилось, Мария. Кто угодно помешался бы. Доверься, пожалуйста, Виктору.
- Анс, я твоя сестра, а не пациентка!
- Клиентка.
- Не надо говорить со мной как с больной. Хорошо, я проглочу эти дрянные таблетки, я поговорю с Виктором, но я не желаю, чтобы ты обращалась со мной, как с одной из своих "клиенток".
- Не нужно сердиться. Я сейчас съезжу в аптеку за твоими лекарствами, детей возьму с собой, а ты сможешь отдохнуть.
В напряженной тишине мы пили чай. Стук ложечки, звон фарфоровых чашек, осторожные глотки Анс, я с трудом выносила эти звуки. Когда она встала, чтобы уйти, я с облегчением вздохнула. Напоследок она настоятельно попросила меня прилечь. Покой, покой и еще раз покой, это то, что мне было нужно. Только тогда я поправлюсь. Я пообещала поспать.
Я смотрела им вслед, как они уезжали в ее черном "гольфе", и меня неприятно укололо, с каким доверием мои дети поехали с ней. Как они привязались к ней за эти несколько дней.
Глава 28
Ее кабинет находился в передней части дома, рядом с кухней, и, сидя за письменным столом, она могла видеть дюны. Даже карандаши у нее лежали в рядок на специальной подставке из орехового дерева. Резинка, точилка для карандашей и четыре маркера рядом со стопкой цветных папок - лаконичный натюрморт ее письменного стола.
Правая стена кабинета была занята книжным шкафом, полным специальной литературы. Тысячи книг, расставленных по темам. Целых четыре полки о детях и педагогике. Полка справочников по медицине и психиатрии. Бесконечные ряды феминистской литературы. Мерилин Френч, Аня Меленбелт, "комплекс Золушки" - весь тот хлам семидесятых годов, который другие женщины давно снесли на барахолку. Все беды, которые могут приключиться с человеком, стояли здесь, собранные по порядку.
На стене у окна висела фотография Мартина, загорелого и смеющегося, в оранжевом спасательном жилете. Я сняла фотографию со стены. Мне казалось, я хорошо знаю это лицо с густыми бровями и странным острым, ястребиным носом. Я вспомнила, что прошлой ночью тоже разглядывала его фотографию, и мне пришло в голову, что в нем есть что-то дьявольское. Сейчас я ничего такого в нем не находила. Это был обычный Мартин, который улыбался после парусной прогулки в прекрасную погоду. Это был тот Мартин, которому я доверяла, который вел дела по моему банковскому вкладу и не брал с меня ни цента за заполнение налоговых деклараций.
На первый взгляд, он совершенно не подходил моей сестре. Рядом с ним должна была быть веселая, общительная женщина, которая тоже любила бы яхты и гольф и разъезжала бы в кабриолете. Анс совершенно не интересовали подобные вещи. Ее главным хобби была уборка. Порядок. Систематизация. Раскладывать вещи по полочкам. В своем доме и в жизни других. Этим она занималась с детства, когда вечером перед сном расставляла свои ботинки в ряд перед кроватью, а потом по линейке проверяла, ровно ли получилось. Иначе она не могла заснуть.
Где же она держит ключи? Уж, конечно, не в старой, обшарпанной супнице, как я. А может быть, у нее вообще нет ключа от офиса Мартина. Он был уверен, что Анс будет рыться в его вещах, пока его нет дома, поэтому вполне мог припрятать что-то в своем офисе. До меня вдруг дошло, что это было очень странно, что Анс так безразлично реагировала на его исчезновение. Как будто она считала нормальным, что он так вот просто уехал. Что же действительно произошло между ними? Больше, чем она мне рассказала, это уж точно. Потому что лишнего о себе Анс никогда не скажет. Что-что, а молчать она умела с самого детства.
- Что с мамой?
- Ничего.
- Почему она всегда такая сердитая?
- Не знаю.
- А где папа?
- Во дворе.
- А ты что будешь сейчас делать?
- Не твое дело.
Меня, конечно, не удивило, что все ее ящики были заперты. Ключ от письменного стола должен был быть на связке со всеми ключами. Она носит ее с собой. Предположим, она ее потеряет? Этого, разумеется, не может быть, потому что Анс никогда ничего не теряет. Но ключи могут украсть. Поэтому у нее должны быть запасные. Где-нибудь в этом огромном доме должен быть запасной ключ.
Я пощупала пальцами под крышкой стола и под стулом, не делали ли они так, как раньше поступал папа, - прилеплял ключик клейкой лентой снизу. Ничего нет.
И вот когда я легла на пол, засунув голову под стол, я услышала шаги. Кто-то ходил вокруг дома. А я была одна. Я еще глубже залезла под стол. Сжалась, как могла, спрятала голову в колени, села на поджатые ступни и старалась дышать как можно тише.
Господи, что же я здесь делаю? Скорее всего, это Анс, она вернулась и может застать меня под своим письменным столом. Это еще больше убедит ее в мысли, что я совсем свихнулась. Или это почтальон. Или свидетели Иеговы. От сидения под столом у меня свело шею, а шаги тем временем нерешительно удалялись. У меня действительно начинается паранойя. Прозвенел звонок. Два раза. Короткий, длинный. От этого резкого звука сердце у меня ушло в пятки, все тело покрылось потом. Я вспомнила уроки пения. Госпожа Хюпке. Расслабь все мышцы, одну за другой, стряхни с себя все напряжение. Вдохни, задержи дыханье, расслабь живот как можно больше, подтянись, долой стресс. Создай себе пространство. Пространство в животе, во всех полостях, в голове, выпрями спину, опусти плечи.
Я вылезла из-под стола, выбралась из комнаты, подошла к окну в коридоре, чтобы из-за шторы посмотреть, кто стоит у двери.
Какой-то мужчина уже направлялся к серебристого цвета "ауди", припаркованной на дорожке. Он был примерно одного возраста со мной и со спины выглядел очень привлекательно. Стройный, каштановые волосы средней длины, джинсы, темно-коричневая кожаная куртка. Он снова оглянулся, посмотрел на дверь и на окна на втором этаже, как будто искал кого-то и точно знал, что этот человек дома, хоть и не открывает дверь.
Любопытство победило страх, и я бросилась к входной двери, чтобы окликнуть его. Он услышал мой голос сквозь ветер и повернулся.
- А, значит, кто-то все-таки дома. - Он пошел обратно, протянув мне руку.
Маклер, юрисконсульт, страховой агент, бухгалтер - промелькнуло у меня в голове. Он прямо излучал уверенность и несокрушимый оптимизм.
- Добрый день, меня зовут Гарри Меннинга.
Я показала ему свои забинтованные пальцы, и он испуганно отдернул руку, мельком взглянул на мой заплывший глаз и большой пластырь над ним.
- Скажите, а Мартина случайно нет дома?
Когда я сказала, что нет, его самоуверенность несколько дрогнула. Он снял черные очки, неловко покрутил их дужки, сунул правую дужку в рот. Морской ветер продувал мой свитер насквозь, и я плотно прижала воротник к горлу, пытаясь таким образом закрыться от ветра и от Гарри.
- Хм-м. А вы…
- Я - сестра Анс. Я у нее в гостях. Я могу что-то передать?
- Ну… Я бы хотел поговорить с Мартином. Но никак не могу его застать. Ни по мобильному. Ни по е-мейлу. Анс все время говорит, что он уехал по делу на несколько дней, но я не могу дозвониться и на мобильный…
Я предложила выпить кофе. Мне хотелось верить ему. Он знал Мартина. Он не причинит мне зла. Я решила не поддаваться страху. Но когда вошла в комнату с двумя чашечками кофе, руки у меня дрожали так, что кофе пролился на бежевую скатерть. Гарри взял у меня чашки, а я бросилась за тряпкой, чтобы вытереть пятно.
- Зеленым мылом, - крикнул он мне вслед. - Только не пятновыводителем. А то будет еще хуже.
Я терла пятно, а Гарри сидел на краешке дивана и переливал пролитый кофе из блюдечек в чашки.
- Будет очень невежливо, если я спрошу, что с вами случилось?
Я поднесла руку к синяку на лице. Я как-то забыла, что ужасно выгляжу.
- Маленькая неприятность. И давай будем на "ты".
Гарри нахмурил брови, но дальше расспрашивать, к счастью, не стал.
- Ты друг Мартина? - спросила я.
- Да. Что-то вроде. Друг и коллега. Я - маклер. Мы познакомились с Мартином в бюро "ZHV", мы там вместе работали. Потом я начал свое дело. А теперь мы немного помогаем друг другу с клиентами. Мартин ведет мои финансовые дела. Мы вместе ходим на яхтах. Две недели назад мы собирались пойти с ним на матч "Аякс" - "Фейеноорд", но он не объявился. Анс сказала, что он заболел. Через пару дней после этого мы должны были ехать к общему клиенту, и он опять не появился. Пришел какой-то козел из "ZHV", которому он временно передал свои дела… Даже не поговорив со мной! Уж тут я разозлился. А сейчас… я считаю, что это становится все более странным. Как будто он исчез с лица земли.
Я глотнула остывшего кофе и предложила ему сигарету, которую он благодарно принял.
- Вообще-то я бросил курить, - улыбнулся он. - Я всегда думаю: раз я их сам не покупаю…
- Знаем мы вас. Вот такие-то курильщики меня и разоряют.
Он поднес к моей сигарете зажигалку своей маклерской компании, и мы оба затянулись так, как будто от этого зависела наша жизнь.
- Ну ладно. Анс, конечно, на работе? А она знает, куда он подевался?
- Не знаю, можно ли это рассказывать… Он немного запутался. Переутомился, уехал из дому и сейчас в Испании. Он звонил Анс из Мадрида и просил ее передать его работу в "ZHV".
- Переутомился? Это ерунда для Мартина… Да уж. Ну и дел он тут наворотил.
Странное напряжение пробежало по лицу Гарри. Он ужасно разозлился, но изо всех сил старался скрыть это и быстро качал ногой.
- Послушай, мне надо его найти. Это очень важно. Когда Анс придет домой?
- Не знаю. Может прийти с минуты на минуту, а может и через час.
Он вздохнул.
- А мобильный у него с собой? Может, он оставил какой-нибудь адрес или номер телефона?
- Нет, насколько я знаю, нет. Тебе действительно лучше спросить у Анс.
- Ну да ладно. Значит, он звонил? Может, мы как-нибудь можем по номеру телефона…
Он затушил сигарету. Его рука как будто дрожала. Ну вот, собрались два неврастеника. Этот Гарри знает что-то о Мартине, я чувствовала. Но как мне выведать это у него, у этого прожженного лгуна, каким, по моим представлениям, должны быть все маклеры?
- Я попытаюсь узнать его номер и сразу же позвоню тебе…
- Может, попробуем прямо сейчас?
- Ух, это не так просто. Может быть, он есть в записной книжке у Анс. Или записан еще где-то. Но ты ведь спешишь. А в чем, собственно, дело?
Я налила ему еще кофе. Он застонал, положив голову на руки, и помассировал виски:
- Это касается нашего бизнеса. Но если я не найду его как можно скорее, все пойдет коту под хвост. Если уже не пошло.
- Но он ведь передал свои дела? В бюро "ZHV" тебе не могут помочь?