– Смею опять же напомнить, что непосредственная вербовка упомянутого вами объекта была осуществлена не кем иным, как вашим покорным слугой.
– Слугой! А кто этому слуге все подготовил. Объекта в первую очередь.
– Это вопрос спорный. Но я не хочу сейчас углубляться в дискуссии.
– Естественно.
– Естественно! А кто чуть с треском не провалил этого агента? Из-за своего болтливого языка. А? Так что потом пришлось целую комбинацию плести, чтобы вывести его из-под удара. Когда он по самому, можно сказать, по лезвию... Буквально на волоске. Ну, что молчишь?
– А кто в этой вашей комбинации сыграл самую главную роль? А? Забыл? Что молчишь?
– Ты всего лишь исправляла то, что сама же накуролесила. И то еще неизвестно, исправила ли до конца или нет. Между прочим, ты знаешь, что вообще в нашей системе бывает с людьми за такие проколы? Следовало бы как-нибудь поинтересоваться. На досуге. И... между прочим... заодно еще и тем... сколько крови мне стоило выгородить тебя перед нашими боссами. Прикрыть. Об этом ты ведь тоже, как мне кажется, особенно сильно не задумывалась. Равно как и о своем ближайшем будущем. Которое на сегодняшний момент представляется в очень большом тумане. И отнюдь не розовом. Так что, девочка моя... с дядей Джеффом... лучше дружить.
На этот раз, закончив свой маленький монолог, Джефф не улыбнулся, хотя это стоило ему определенных усилий. Его мускулистая рука снова осторожно и медленно потянула вниз заветную простыню и снова, к его удивлению, столкнулась с сопротивлением то ли намеренно, то ли на сей раз просто инстинктивно вцепившихся в край этой простыни тонких женских пальцев. Джефф отпустил натянувшуюся материю и впился взглядом в лицо полусидящей, полулежащей напротив него строптивицы. Он увидел прямо перед собой нахмуренные брови, над опущенными вниз глазами, слегка раздувающиеся ноздри, поджатые губки в обрамлении едва заметного, только что пробившегося розоватого румянца щек и явственно ощутил, как в нем с новой силой просыпается уже немного затихшее желание. Странное дело. Капризы этой женщины, ее своенравие и непокорность, которые иногда доводили его буквально до белого каления, в то же время способны были пробудить в нем подчас такую дикую жажду обладания, которая уже сама по себе становилась для него источником невероятного наслаждения. А уж сломить ее, подчинить своей воле, своим прихотям... с этим по остроте ощущений он вообще мало что мог сравнить. И поэтому сейчас взглядом дикого животного он продолжал упрямо сверлить ее глазами, с каким-то ноющим сладострастием предвкушая момент, когда она, наконец, соизволит поднять на него свой взор. А в том, что этот момент обязательно наступит, у него не было ни малейших сомнений.
И Джефф не ошибся. Уже очень скоро он увидел перед собой ее глаза. Немного обиженные. Немного оскорбленные. Настороженные. И все понимающие. Последнее обстоятельство удваивало остроту испытываемых им ощущений. Обменявшись с Хелен продолжительным взглядом, в котором можно было столько прочитать, а можно было и не прочесть ничего, он, наконец, произнес, как ему самому показалось, вполне веским, хотя и миролюбивым тоном:
– Ну что, детка? Может быть, ты все-таки избавишься, наконец, от этого дурацкого покрывала? Сама.
Единственным ответом на поступившее предложение стали насмешливые искорки, мелькнувшие в раскосых серо-сине-зеленых глазах.
– А ну прочь эту тряпку, живо! Я кому сказал, – рявкнул, подавшись вперед, Джефф.
Насмешливые искры в глазах женщины мгновенно сменились едва заметным презрительно-гневным блеском. В воздухе снова повисла напряженная пауза, но уже через несколько секунд батистовый купол, взметенный вверх неожиданно резким движением загорелой руки, плавно опустился на противоположный край кровати, а сама Хелен предстала взору человека, который решил всерьез и бесповоротно войти в роль ее безграничного повелителя, во всем завораживающем блеске своей нагой красоты. Она по-прежнему молча полусидела-полулежала, облокотившись спиной на подушку; ее правая нога была приподнята и чуть согнута в колене, на колене сверху в ленивом изгибе лежало тонкое запястье; в холодном взоре все так же поблескивало презрение, но уже презрение равнодушное. И позой, и всем своим видом она напоминала сейчас мраморную богиню, изваянную каким-нибудь Праксителем или Кановой. "Повелитель" снова непроизвольно сглотнул слюну. Несомненно, это была покорность. Но какая? Есть покорность желанная, которую женщина втайне жаждет, когда состояние униженности способно довести ее порой до самого невероятного пароксизма страсти и заставить боготворить подчиняющего ее мужчину. Есть покорность вынужденная, навязываемая внешними обстоятельствами. В этом случае уступчивость не более чем изнанка отвращения. Но Джеффа эти нюансы сейчас волновали мало. Важен был свершившийся факт. Он осторожно провел рукой по чуть согнутой загорелой ноге от икры до лодыжки. Снова посмотрел на не меняющее свое выражение лицо. И решил закрепить достигнутое.
– А ну-ка давай раздвинем наши сладкие ножки. Пусть дядя Джефф полюбуется нашим сокровищем.
Сначала дядю Джеффа немного покоробила слишком уж быстрая и, как ему показалось, абсолютно механическая реакция на его полураспоряжение-полупросьбу, но, слегка поколебавшись, он счел за лучшее отбросить ненужные мысли и сосредоточиться на более приятных и очевидных вещах. Насладившись созерцанием сокровища, он наклонил голову вниз и, как в замедленном кинокадре, осторожно, с придыханием провел языком по внутренней стороне сначала правого бедра объекта своих вожделений, затем левого, затем снова правого и, наконец, с урчащим стоном впился в само сокровище. Вдоволь над ним поворожив, он сделал пару резких пластунских движений вверх и, внимательно посмотрев на окаменелое лицо с закрытыми глазами в обрамлении огненно-медных волос, снова немного поколебался, но тут же накрыл плотно сжатые кораллы губ глубоким, жадным поцелуем. После этого поцелуи уже градом посыпались на щеки, шею, плечи, грудь, в то время как крепкие руки гладили, тискали, мяли все доступные и недоступные участки и части распластавшегося по кровати податливого тела.
Но тут случилась немного странная вещь, которую Джефф почувствовал не сразу. Вернее, почувствовать-то он ее почувствовал, просто некоторое время, по инерции, старался об этом не думать, а может, просто боялся себе в этом признаться. Вожделение, которое по всей логике должно было нарастать, неуклонно стремясь к своему апогею, внезапно начало плавно, но неуклонно уходить в каком-то неизвестном направлении, неизбежно сопровождаясь изменением соответствующих физических параметров наиболее ответственных жизненных органов. Джефф напряженно и сосредоточенно замер, внезапно прервав все свои движения и действия. И тут же в его мозгу с кристальной ясностью обозначился ответ на так еще до конца не сформулированный вопрос. И ответ этот был предельно прост. Под ним сейчас лежала не женщина. Под ним лежала мягкая, теплая, послушная и абсолютно безжизненная раскладушка. Она опять оставила его в дураках. Скифская тактика, когда перед врагом отступают, внушая ему уверенность в победе, превращающуюся в конечном итоге в его поражение и позор. Но нет, он не привык так просто сдаваться. Прильнув к маленькому аккуратному ушку, Джефф обдал его жаром.
– Тебе нравится, как я тебя целую? – И, не дожидаясь ответа, быстро выдохнул: – Теперь твоя очередь, детка.
Цепкой хваткой впившись в предплечья своего строптивого антагониста, он откинулся на спину и, не без усилий перевернув и посадив Хелен на себя, заставил ее занять положение, предполагающее переход к гораздо более активным действиям.
– Ну, я жду, – с кривой ухмылкой посмотрел он на нее снизу вверх и, снова не дожидаясь ответа, с ощутимым усилием наклонил ее голову к своей груди. – Поцелуй меня сюда, у тебя это так хорошо получается.
Сначала он почувствовал лишь учащенное, прерывистое дыхание, обдающее его грудь легким приятным жаром, затем, через несколько секунд, осторожное, словно делающее одолжение, воздушное прикосновение губ. Джефф улыбнулся еще шире, чего, конечно же, не могла видеть его поставленная в весьма специфическую позу жертва, и, по-хозяйски сдвинув голову жертвы чуть в сторону, подвел ее губы к своему левому соску. Несколько секунд губы находились в полной неподвижности, затем они слегка, как бы нехотя, приоткрылись, и тут Джефф ощутил прикосновение языка. Он ликовал.
– Так, девочка... так... давай. Ты все делаешь правильно.
Почувствовав, как рот девочки начал делать полноценные, ритмичные всасывающие движения, он, уже не сдерживая себя, издал тихий протяжный стон и крепко впился пальцами во взъерошенную шапку шелковых рыжих волос. Вскоре его руки, потянув за эти волосы, указали ласкающим его губам новое направление – прямо и вниз, а еще через некоторое время он, вновь резко вернув свою партнершу в ее первоначальное положение, яростно набросился на нее для окончательного и решающего штурма ее последнего несдавшегося бастиона.
* * *
– А почему ты так не любишь заниматься любовью по утрам? – Джефф, стоя перед квадратом окна и погрузив свой взор в предрассветное молоко, задумчиво обозревал с высоты семнадцатого этажа серые контуры параллелепипедов, со всех сторон обступивших расположенную неподалеку Таймс-сквер, одновременно пытаясь не глядя, на ощупь, застегнуть левый рукав своей сорочки.
– А что? – с некоторым вызовом ответила Хелен и непроизвольным движением слегка одернула полу своего коротенького розового кимоно. Она снова лежала на кровати, только на этот раз поперек ее, на боку, подперев голову кулачком, и курила очередную сигарету.
– Да так. Интересно, – пожал плечами Джефф, справившись, наконец, со своей пуговицей. – Так почему же? – Он медленно обернулся и с легкой ухмылкой посмотрел на свою собеседницу.
– Потому. Потому что утром вы все предстаете в чересчур натуральном виде. Без мишуры. И позолоты. А это зрелище, надо заметить...
– Не для людей слабонервных?
– Не для людей с остро развитым эстетическим вкусом.
– Понятно, – вздохнул Джефф и в очередной раз быстро пробежал глазами по всей обширной поверхности застилающего пол плотного темно-зеленого ковра. – Куда же он все-таки делся?
– Ты меня сейчас уже доконаешь со своими носками. Можешь быть спокоен, лично я их не коллекционирую. Посмотри во второй комнате, в прихожей.
– А что он там-то может делать?
– Откуда я знаю. Посмотри в мусорном бачке. В унитазе. В мини-баре.
Джефф, поколебавшись, все-таки вышел во вторую комнату, служившую гостиной в этом просторном номере люкс, и, пару минут погремев там различными предметами мебели, вернулся с совсем уже хмурым видом.
– Вот что меня в тебе всегда восхищает, так это размах твоей натуры. Никакого минимализма, – произнес он, опустившись на одно колено и быстро заглянув под кровать.
– В смысле? – вздернула вверх брови лежащая на этой кровати дама.
– Что тебе было сказано перед отъездом в Нью-Йорк?
– Что мне было сказано перед отъездом в Нью-Йорк?
– Снять гостиницу поближе к центру, но без шика.
– Ваше приказание было исполнено в абсолютной точности. Если бы я захотела шикануть, я бы остановилась в "Мандарине".
– Но вместо стандартного номера тебе, конечно же, надо было снять апартаменты.
– А... других не было. В отеле полный аншлаг. Туристы понаехали. Японцы.
– Хватит врать. Я проверил, всё здесь было.
– Ах, ну да, конечно. Я забыла. Ты же всегда все проверяешь.
– Хе. А с вами, что, можно по-другому? Ну так... я жду объяснений.
– Господи, прямо такая проблема. – Хелен остервенело вдавила в пепельницу докуренную всего лишь до половины сигарету. – Разница-то всего каких-то двести баксов за ночь, а шуму. – Она резко поднялась с кровати и тут же плюхнулась в стоящее неподалеку массивное кресло.
– Не двести, а триста пятьдесят!
– Слушай, тебе самому не противно? Будь твоя воля, ты бы меня небось в Квинсе поселил, в каком-нибудь вонючем клоповнике. В конце концов, ну нельзя же быть таким... крохобором. У покойника медяки с глаз снимет.
– Я не крохобор! – фистулой взвизгнул Джефф. – Я не крохобор, и это не мои деньги.
– Вот именно, тем более.
– Это деньги не мои, а...
– Американских налогоплательщиков, – услужливо закончила за него фразу Хелен. – Я знаю. Я сама налогоплательщица. Правда, канадская. Но какая разница. В конечном счете мы ведь все работаем на одно общее дело. Всеобщее торжество демократии и наших незыблемых ценностей. Разве не так?
– Так, – после паузы сухо ответил Джефф и снова отошел к окну. Некоторое время, заложив руки за спину и ритмично перекачиваясь с пяток на мыски и обратно, он, глядя вниз, рассеянно следил за передвижениями мелких двуногих насекомых, торопливо снующих в обоих направлениях по бродвейским тротуарам; затем медленно поднес к глазам левое запястье. – Скоро восемь. Пора завтракать. – Не дождавшись никакой ответной реакции, он обернулся и вопросительно посмотрел на сидящую в кресле особу, которая уже с серьезным видом, поджав губы, усердно полировала аккуратной маленькой пилочкой свои коготки.
– Лично я есть не хочу, – выдержав положенный интервал, соизволила, наконец, ответить особа, не поднимая глаз. – Я не привыкла завтракать в такую рань.
Джефф вздохнул, отошел от окна и грузно приземлился в стоящее чуть поодаль второе кресло.
– А... когда ты привыкла?
– Ну... по крайней мере, хотя бы уж в девять. Тоже, конечно... извращение, но еще куда ни шло.
Лицо Джеффа скривилось в кислую гримасу. "Хрен с тобой, запомним", – подумал он и произнес:
– Ладно, бог с тобой, подождем до девяти. – Вверх опять взметнулось левое запястье. – Ну что ж, тогда, чтобы время зря не терять, доставай-ка свой ноутбук. Ты ведь вроде сказала, что отправила его сюда с парохода вместе со всеми шмотками. Если я не ошибаюсь.
– Надо же, вспомнил, – усмехнулась Хелен.
– Почему вспомнил? Я о нем никогда и не забывал.
– Даже вчера, когда мы сюда пришли?
– И когда пришли. И когда остались. И даже во время утренней сессии.
– Надо же, какое самообладание.
– Что ты. Ну, так и... где? Искомый предмет?
– Там, в шкафу, – ленивый жест указал пилкой в сторону длинного раздвижного, встроенного шкафа. – А что ты хочешь с ним делать?
– Ничего. Просто посмотреть.
– Что посмотреть?
– Ну так, вообще. Твой русский друг ведь проявил к нему очень живой интерес.
– Но мы же не знаем, залезал он туда или нет.
– Детка моя, этот паренек дважды побывал у тебя в каюте, пока ты занималась своей... хиромантией с этим старикашкой.
– Хиромантией! Да ты вообще хоть представляешь, что это на самом деле было.
– Да какая разница, – поморщился Джефф. – Повторяю, объект два раза забирался к тебе в течение часа. Два раза! Хотя, если бы он хотел просто порыться в твоем барахле, ему вполне хватило бы одного захода. Зачем лишний раз рисковать, светиться. Нет, куколка, он именно для того и приходил, чтобы сначала что-то взять, а затем, вернувшись, положить это на место. Каждый раз у него с собой была спортивная сумка. А что он мог взять? Только то, что представляло для него самый большой интерес. А что могло представлять для него самый большой интерес? Ответ очевиден. Тем более что ты перед этим, в соответствии с данными тебе рекомендациями, как следует этот его интерес разогрела. К данному предмету. Если мы тебя вчера правильно поняли.
– Вы меня правильно поняли.
– Ну вот.
– То есть ты хочешь проверить, есть ли там его отпечатки? Чтобы снять все вопросы?
– Молодец, соображаешь. Нет, на этот предмет твой ноутбук осмотрят другие люди. В соответствующих условиях.
– Вы что, хотите его забрать?
– Ну а как же. Да ты не беспокойся. Всего на какую-то пару-тройку дней. Вернем в целости и сохранности. А сейчас... сейчас мне просто хочется еще раз взглянуть на фотографии. Вернее, на одну фотографию. На ту самую, ради которой, собственно, всё и...
– Что, так понравилась, что забыть не можешь?
– Ну а то. Сколько над ней потрудиться-то пришлось.
– Не ты ж трудился.
– Да какая разница. А кто идею подал? А-а. То-то.
Хелен пожала плечами:
– Ладно, бери, смотри. Аккуратней только. А то еще чего-нибудь, не дай бог, сотрешь.
– Детка, ты меня обижаешь.
Джефф пружинисто поднялся с кресла и уже через минуту, положив на стоящий возле стены письменный стол извлеченный из шкафа плоский пластиковый корпус темно-синего цвета с надписью "Toshiba", подключил его к белеющей возле самого пола розетке. Закончив все приготовления, он откинул крышку ноутбука и, посмотрев на Хелен, сделал ей элегантный приглашающий жест.
– Что? – подняла брови та.
– Пароль... – развел руками Джефф. – Или ты предоставляешь мне право заняться частным взломом?
Хелен, вздохнув и покачав головой, с видом человека, делающего величайшее одолжение, подошла к столу и, наклонившись над компьютером, прострочила короткой очередью по буквенным клавишам, после чего опустила указательный палец на кнопку "enter". Откинутый экран мгновенно превратился в голубой аквариум, в котором лениво дрейфовали разноцветные экзотические рыбки. Владелица компьютера уже сделала было стоящему за ее спиной кавалеру приглашающий жест к аппарату, но тут же спохватилась:
– Стоп, подожди-ка. Я сейчас быстро почту проверю.
Она торопливо подсоединила тонкий черный проводок к вмонтированному над столом в стену интернет-гнезду, присела на кончик стула и, пощелкав беспроводной "мышкой", зашла на свой почтовый ящик в раздел "входящие". Там, на верхушке длинного столбца, она увидела три желтых конвертика, имена адресатов которых были выделены жирным шрифтом.
-Так, всего три за сутки. Не густо, – констатировала Хелен. – Кто это у нас? Та-ак. Ну, это сразу в корзину, не читая. Второе... от кого... – прочитав имя адресата: Danielle Belmot, она внезапно осеклась, быстро скосила глаза вбок, туда, откуда тенью нависала фигура Джеффа, и поспешно пробормотала: – Ладно, это потом... А это что за... PhotoPro... – прочитала она имя автора третьего послания и, собрав кожу лба в маленькую гармошку, негромко хмыкнула: – Интересно. Кто бы это мог быть?