* * *
Ночь. Но ослепительные щупальцы автомобильных прожекторов выхватывают из мрака все новые и новые участки извивающейся горной дороги.
Ночь. Но английские летчики высоко, у самых облаков, ведут "Виккерсы" с крадеными советскими звездами на крыльях. В маленьких чистых кабинках не спят. Спуститься? О, да, если бы это было в Англии!.. Здесь же, - здесь спуск может быть совершен только в определенный час и в строго ограниченном пространстве. Где и когда, и почему именно там и в такое время, знают лишь те, кому об этом знать надлежит.
Брегадзе, видимо, доволен. Перед тем, как задремать в удобном, слегка покачивающемся кресле, он вполголоса - сэру Смоллуэйсу: "Я рад, что, наконец, удалось развязаться с этим будто бы техником, Кирилловым. Я его узнал: чекист Петров… Тот самый, который… Шифр. Его не взяла пуля в Баку, но теперь их коллективы могут спокойно почтить его память вставанием".
Он не говорит об этом чистенькому директору, но в голове его бродит и другая, злорадно насмешливая мысль: "Пробовал ухаживать за Валентиной. Ну что же, поухаживай теперь…"
Охотно бы задал и сэр Смоллуэйс вопрос кое о чем, но в глазах этого, похожего на ястреба человека, видит он что-то такое, что не считает нужным расспрашивать его о том, о чем тот не рассказывает сам.
Ой, не нравится это воздушное путешествие старой Нине. Много видела она на своем веку, но чтобы так, не успев докипятить кофе, все бросив… лезть в такую шайтанову штуку и под облака… Ей нехорошо. Ей хуже, чем на море. А впрочем, раз князь сказал…
* * *
Петров очнулся. Непроглядный мрак. Абсолютная тишина. Несколько секунд лежал неподвижно, потом вдруг резко вздрогнул. Под ним что-то мягкое, поддавшееся под движением его тела. Протянул руку, ощупал… дрожь перешла в озноб; длинные мягкие женские волосы, отсыревшая ткань платья, маленькая, обнаженная и до ужаса холодная рука… Сам не помнил, как вскочил на ноги. О, какое счастье: в кармане френча и спички и электрический фонарик… Нажим кнопки, бледный конус белого света… Больно! Тов. Петров должен закусить губы, чтобы подавить готовый сорваться вопль: "Валентина".
Может быть, еще жива. Может быть, так же как он сам, не разбилась насмерть. Может быть… И словно ответ на его безмолвный вопрос, - острый, хотя и слабый, запах лимона… О! о! Разве можно сомневаться. Она убита так, как был убит Утлин. Да и как он мог забыть даже в такую минуту, - ведь именно этот запах привел сюда его из спальной Валентины.
Лимонный яд… Перед ним в неуловимое мгновение картина опознания трупа химиком… Разложение… О, какой ужас!.. Слабый луч фонарика, вместе с лихорадочным взглядом человека, судорожно заметался по влажным каменным сводам… Наверх… О нет, нечего и думать… Наверху только маленькое отверстие, круглый люк в вершине пятисаженного купола… Но зато вот там, в глубине, чернеет какое-то пятно, видимо, вход в другую пещеру…
Да, действительно, там другая пещера, целая подземная галерея… Есть ли из нее выход? Кто знает. Во всяком случае, оставаться здесь… Бррр… Да, который час? Но часы разбились при падении… Заживо погребенный. Но что же делать? Нет, только не сидеть так!.. Идти, идти в это отверстие…
А может быть, может быть… А вдруг?…
Галерея тянется бесконечно. Низкие, мерцающие искрами под лучом фонарика, своды… Сплошной гранит, то гладко отполированный водой, то торчащий острыми изломами первобытной породы…
Нельзя слишком много жечь свет… Кто знает, насколько нужно растянуть запас его в одной батарейке и коробке спичек. Но хоть ощупью, хоть шаг за шагом, только дальше, только вперед… Устал. Сел. Мучительно хочется пить. Голова кружится еще от падения… О, папиросы в кармане. Ну, хоть это… закурил, как будто стало легче… Теперь можно снова пуститься вперед… Долгое, долгое путешествие… Несколько раз мерещился свет, слышался какой-то настойчивый, хотя и слабый шум. Раза два принимался кричать… Но слишком невыносим человеческий писк под землею, - перестал тотчас же…
Вдруг, когда совсем обезумел от отчаяния, жажды и усталости, - такое неожиданное, почти невозможное счастье: ноги охватил холод, за голенища полилась морозная струя… Вода, о, вода, вода… Пил долго, много, жадно. Откуда-то явились новые, новые силы, новая бодрость. Намочил горячую голову ледяной струей. Зажег фонарик. К пещере текла справа другая. Из нее, весело позванивая, - маленький темный ручей подземной воды - яркая молния мысли: 99 шансов за то, что у воды есть выход… Выход наружу… А если так… О, вперед, вперед…
Дальше и дальше… Ручей, с уступа на уступ, спускается куда-то вниз… Но, разумеется, так и должно быть: грот с радиостанцией высоко в горах, вода пробила себе ворота, где-нибудь внизу, в долине… Скорей… скорей… И вот уже свет… Слабый, страшно слабый, свет вдали… Значит, правда, значит, он спасен. Легко, как горный козел, прыгает по гранитным обломкам обессиленный, только что залечивший рану человек… Еще, еще немного… Что это? Что это такое? Пещера внезапно расширилась, фонарик больше не нужен. Пещера наполнена светом… В нем особенно красиво поблескивают ее стенки… Но это не дневной свет. Это странное, холодное, никогда не виданное Петровым, сияние, голубовато-зеленый флуоресцирующий туман… Откуда же оно исходит… Ниоткуда! Вокруг него равномерно, не ярко и не тускло, светится все: стенки грота, мокрые камни в русле ручья, самая вода. При этом свете можно свободно видеть все пространство вокруг. Ручей расплылся по расширившейся пещере, растекся маленьким, черным, как смола, озерком. Поверхность его совершенно спокойна, только в одном месте вода уходит куда-то за крошечной, точно выдолбленной в черном и зеркальном асфальте воронкой. Куда? Конечно, туда, на поверхность земли, к свету, воздуху, к солнцу… А он… И слабый обессиленный человек в таинственном голубом сиянии падает на песок на берегу подземного озера… Последняя энергия его, по-видимому, иссякла.
* * *
Шум… Может быть, аэропланы. Часовые насторожились: "Стой. Кто идет?". Из поворота с дороги прожектор. Оливковое торпедо ГПУ, храпя, как загнаный жеребец, подкатилось к посту. Отряд № 2 прибыл.
Никольский и начальник отряда докладывают председателю: "Убежали… На аэропланах. Никого… Петрова нет… Обыск не дал никаких результатов".
"До утра делать нечего… Там увидим… Я привез спецов… Теперь сами поищем "Революционит…" Эх, жаль, что этим сволочам удалось улизнуть. Но куда мог деться Петров?… Неужели он попался… Нет, парень не таковский, правда, горяч он… Ну, утро вечера, как говорится… Ложитесь-ка спать…"
* * *
Под утро, когда в молочной дымке земля видна достаточно ясно, а люди спят еще крепче, чем ночью, оба аэроплана бесшумно, с выключенными моторами с подоблачной высоты, как огромные совы, спустились в точно назначенное место. Пассажиры вышли. Летчики включили двигатели и… может, кто-нибудь шум пропеллера и слышал, так что ж в нем удивительного… и ввысь.
Что это за место? Далеко не все пассажиры знают, где кончился их несколько неожиданный воздушный рейс. Кто-то из них робко осведомился. Инженер Смоллуэйс недовольно пожал плечами, инженер Пальмерстон нетерпеливо дернул губой… Несколько коротких слов и маленькая группа растаяла в тумане.
Где они встретятся опять?…
* * *
С раннего утра рассыпались по лесной даче и снова зовут и кличут Петрова. Шарят в кустах… Что ж не пошлют Абрека искать своего хозяина?
Занят Абрек… Он вместе с председателем исследует квартиру инженера Пальмерстона… Что-то нервничает Абрек. Бьет себя хвостом по бокам и глухо лает. Короткая шерсть его щетинится. Что его беспокоит? Передается ли ему нервно-напряженное состояние окружающих людей или звериное чутье в этом смешанном запахе спальни ловит что-то, чего не замечают Пред. Аз. ГПУ и Никольский?
Инженеры и профессора ожесточенно роются в земле; на тех местах, где удается найти следы шурфов самшитовой компании, - в первую голову. Маленькие, по одному, по два партии разведчиков тоже рассыпаны по даче. Часть рабочих-англичан, державших себя несколько странно, взята под стражу. Признано за благо всех их, за явной бесполезностью, отправить за пределы дачи. Только несколько человек принято на розыскные работы, вследствие выраженного ими самими желания, и после тщательной проверки их искренности. Они вызвались показать профессорам места работ, не совсем похожих на лесные: странный, невиданный доселе самшит намеревались выкапывать из- под земли заправилы самшитовой компании…
"Абрек, тубо, Абрек, что ты делаешь?!"
Абрек с невероятным остервенением рвет, раздирает на клочки чей-то серый костюм, найденный им в одной из комнат…
"Чей это костюм?" "Хозяина квартиры, инженера Пальмерстона".
"Абрек, отдай". Пес неохотно послушался… Бросил костюм и теперь злобно рычит возле кровати. Вцепился в одеяло, стащил его с постели и, с ощетинившейся шерстью, с налившимися кровью глазами, треплет его на полу… Наконец, оставил, в сотый раз обнюхал пол, выскочил в дверь, обежал дом, заметался вправо и влево, среди множества натоптанных следов отыскал единственный ему нужный и ненавистный, вернулся обратно, осторожно - зубами за рукав председателя и, повелительно рыча, тянет его за собой…
По лесу, по лесу, вправо и влево. Собака впереди, часто поворачивая морду, точно проверяя, поспевают ли за ней люди сзади, стараясь не упустить ее из глаз. Неблизкий путь, - председатель, два сотрудника, Никольский совсем устали. Умный Абрек снисходителен к людской слабости, - замедляет шаг. Дикий овраг. Узкая тропинка в гору. Пес начинает радостно повизгивать. Темен собачий язык. Вот он уже опять злобно рычит, - почти воет. Забежал зачем-то в маленькую пещерку и долго, так непонятно радостно скулит… Чуть заметная тропка сквозь густые кусты, - в гору. Узкая щель - пещера. Служат свою службу электрические фонарики. "Ага. Радиоаппарат. Здорово дело поставлено". Смотрит, определенные следы борьбы. "Вот и вот. Ясно отпечатались ноги двух людей".
Но Абрека мало интересует электрический язык и уши. Он совсем тихо, стиснув пасть, медленно бродит от стены к стене. Совсем на брюхе подполз к темной нише, морду туда всунул и яростно залаял…
Бросили небольшой камень вниз, насторожились… Звука не слышно. Неужели так глубоко? Палка на веревке, вернее, не палка, а довольно длинный шест. О, совсем не так глубоко. Смотрят вниз с фонарем. Свет слишком слаб, - ничего разглядеть нельзя… Но одно страшно. Каждый раз, что они наклоняются вниз, - запах лимона… Неужели Петров? - мысль без слов у каждого.
Председатель распорядился принести большой фонарь с автомобиля, прочный трос, багры, и позвать еще несколько человек. Яркий свет ацетилена, восемь наклоненных над отверстием голов, общий вскрик… Женщина… мертвая женщина. Впрочем, может быть, жива еще. Скорее достать!..
Один спустился по веревке вниз. Обвязал петлю вокруг тела, крикнул наверх. "Да, да. Это жена Пальмерстона. Мертва".
Мертва. И от мертвой теперь уже совершенно отчетливо запах лимонного яда. А мысль невольно возвращается все к одному, - тов. Петрову. А Абрек все воет у ниши…
Этот день не дал больше никаких результатов. Поиски и исследования профессоров не увенчались успехом. Но зато следующие сутки оказались решительными. Утром под бараком № д была обнаружена лаборатория Компании, но кроме богатого ассортимента образцов почвы, - ничего: ни записей, ни реактивов. Однако и открытие пустой лаборатории сослужило свою службу. Председатель тотчас же приказал исследовать полы во всех помещениях.
Под складочным сараем, далеко в лесу (один из рабочих-добровольцев сейчас же вспомнил, что такой сарай существует), была найдена… аккуратно вырытая большая яма, нечто вроде начала железно-дорожного карьера, сильно расширенный шурф. В яме не нашлось ничего, но профессор, производивший поиски в этом месте, сейчас же констатировал необыкновенное богатство флоры этого уголка Ак-Мечетской дачи. Приехавший же на место председатель убедился при первом взгляде, что эта долинка, где стоял сарай, была именно той, которая описана в дневнике покойного Утлина.
Екнуло сердце. "Если "Революционит" еще есть, то он может быть или здесь, или нигде".
Быстрое исследование почвы лощинки в лаборатории бывшей Самшите-Концешн-Компэни. Чуть заметная, но вполне соответствующая утлинским описаниям активность. Или "его" уже нет, или он глубже. "Рыть!"
Петров не знает, сколько времени пробыл он в подземелье. Он знает только, что несколько раз терял сознание: рана, очевидно, слегка раскрылась. Из нее, правда, немного, но сочится кровь. И, несмотря на это, он чувствует себя не так уж плохо. В этом подземелье и свет и воздух таковы, что ему кажется, они как-то подкрепляют его, успокаивают нервы. Но что делать? Что делать? Он пытался пройти назад, в верхнюю пещеру к трупу… Увы, подземный обвал как раз возле него преградил туда путь…
О, насмешка судьбы… После многих часов ожидания, долгих томительных часов, одна ослепительная, как молния, мысль прорезает сознание Петрова. Крепостная, 7, таинственные явления таинственного дома… Голубой свет, тепло, "Революционит". Разумеется, это "Революционит…" Очевидно, пещера подходит под землей под то самое место, где нашел его Утлин… О… о! Значит, он здесь, совсем рядом… Если только они его еще не достали, не выкопали, не унесли… Оно рядом, а он бессилен спасти его для Республики Трудящихся. Оно рядом, и он должен умереть тут, у своей давно желанной цели… О! Это свыше его сил!..
Он мечется, как раненый зверь, бьется головой о голубую стену… Ему не хватает воздуха… Душно… душно… На берегу лазурного подземного озера несчастный снова лежит без чувств…
А время идет. Очнулся… Что это? Стук. Совершенно отчетливый стук. Здесь. Возле. Совсем близко.
Они. Это они. Они нашли. Они работают… Они сейчас его отнимут.
Бессильно сжимаются кулаки, бешено стискиваются зубы…
Он забывает даже, он не слышит, что удары с каждым мгновением все ближе, что, очевидно, стенка, отделявшая его от внешнего мира, тонка, что она вот-вот разрушится, что он… может быть, будет спасен. Он, заживо погребенный… Ах, что значит он и его жизнь? Мало ли ставил он ее на карту за дело трудящихся… Да, впрочем, и спасение ли еще несут ему эти удары английских кирок о каменный свод…
Страшный грохот. Целая огромная глыба рухнула в пещерное озеро… Струя холодного внешнего воздуха. Ослепительный солнечный свет. "Что такое? Кто здесь кричал?" - слышится растерянный голос со смешным иностранным акцентом.
А через час обезумевший от ужаса Абрек без конца, неотступно лижет руки и ноги лежащего на диванчике хозяина… Нет, не может быть… Нет, конечно, это не сон. И эта комната, и Абрек, и такое доброе лицо председателя, наклоненное над ним. Почему он так грустно-ласково смотрит на Петрова? Петров не видел себя в зеркале, не видел своего так страшно похудевшего лица… О, какое молодое измученное лицо, и над ним шапка - совершенно седых, серебряных волос…
Счастливые часы сменяются днями горьких разочарований. Опять Н.Т.У. становится неуловимой загадкой.
Печальную весть принесли профессора председателю Аз. ГПУ - "Революционит", несомненно, был в этом месте, но сейчас там его нет. Ни одной крупинки. Голубой свет в пещере, мощное развитие растительного царства, - все это результат его прошлого пребывания тут. Это только воздействие той, совершенно неуловимой и невыделимой эманации его, которую оно испускает. Нет, совершенно ясно, не подлежит никаким сомнениям - "Революционит" украден!!!
Тяжелое настроение царствует не только в Аз. ГПУ, но и в Москве, и вообще среди всех тех, кто хоть немного осведомлен о том, что такое, - дело Н.Т.У. Вот, значит, сбылись тяжелые предвидения Утлина. Свершилось то, чего он так боялся. Великий источник энергии и жизни в руках тех, кто из него сделает плеть и смерть. Так этого оставить нельзя. Ни один человек в СССР не сможет, не посмеет опустить руки перед ставшей внезапно такой реальной опасностью. Так значит, что же? Что же делать? Перенести борьбу туда, в неприятельскую цитадель. Применить против них их же способы борьбы. Трудная борьба, опасная. Очень мало шансов на успех. Но это-то, это никого не остановит. Нужна длительная, напряженная подготовка. Так что же? - к ней нужно приступить с сегодняшнего дня. Мы сознаем опасность, не скрываем ее, но и никогда, ни в каком случае не склоняемся перед ней.