Весь июнь и большую часть июля Рик пытался найти объяснение провалу Толкачёва. Позже он скажет, что не видел никакой иронии судьбы в этой ситуации: офицер ЦРУ, являющийся шпионом КГБ, расследует, каким образом КГБ поймал шпиона ЦРУ. Выполняя свои обязанности в Управлении, Рик, как он признался позже, старался быть примерным офицером ЦРУ. Работая на КГБ, он делал все возможное, чтобы стать хорошим агентом. В его сознании теперь словно существовали два ящичка, на одном из которых стояла пометка "ЦРУ", а на другом - "КГБ". "Естественно, я таскал с работы телеграммы для КГБ, но не лез из кожи вон, чтобы достать то, что обычно не попадало ко мне на стол. Я никогда не вытягивал информацию из своих коллег. Это раздвоение личности было для меня средством самозащиты. Оно уменьшало риск, так как мне не нужно было выдумывать предлоги или запоминать свою ложь".
Несмотря на это, в то лето были моменты, когда Рик разрывался на части не только на работе, но и дома. В конце июня Розарио уехала в Чикаго на шестинедельный семинар по литературной критике. Оформление развода Рика и Нэн было назначено на 1 августа. Они с Розарио планировали пожениться 10 августа. В конце июля из Боготы должны были прибыть мать и брат Розарио на свадьбу и короткий отдых. Мать Рика, которая жила в Северной Каролине, собиралась приехать на встречу с семьёй Розарио. Помимо подготовки к свадьбе и работы Рик продолжал передавать КГБ документы во время завтраков с Чувахиным. "Если мы вербовали кого-то в Греции, я давал об этом знать КГБ. Если мы начинали какую-нибудь секретную операцию против Советов, я опять же предупреждал их об этом". В числе документов, которые Рик поставлял русским, были и его отчёты Герберу, связанные с расследованием дела Толкачёва. Рик ни разу не попросил у Чувахина или КГБ каких-либо сведений и никогда не предлагал КГБ свою помощь в борьбе против Управления. Подобные шаги были бы слишком рискованными. "Я изо всех сил старался играть по правилам". Он аккуратно докладывал о своих завтраках с Чувахиным Джону Мерфи, резиденту ЦРУ в Вашингтоне, и соответствующим сотрудникам ФБР. После каждого ленча он писал в своих отчётах, что его встречи с Чувахиным стоит продолжать, но пока русский не проявил ни интереса к шпионажу, ни каких-либо слабостей, которые можно было бы использовать против него. "в основном я просто повторял, что мне требуется больше времени на то, чтобы его обработать".
С каждым днём Рик все меньше боялся, что его поймают. Однако 31 июля КГБ выбил у него почву из-под ног. Прибыв в ресторан "Чадвикс", он обнаружил там Чувахина с ещё тремя русскими, которые намеревались с ним позавтракать. Хуже всего было то, что все они сидели за столиком прямо напротив окна! У Рика перехватило дыхание. А вдруг его кто-нибудь здесь увидит? Когда он выяснил, что одним из его соседей по столику был Виктор Черкашин, шеф контрразведки посольства, ему стало ещё больше не по себе. Он знал, что ФБР следит за каждым шагом Черкашина. Не исключено, что в этот самый момент агенты Бюро фотографируют всю их компанию! "Что я мог им сказать? "мужики, угадайте, с кем я сегодня столкнулся? Со стариной Виком Черкашиным! Мы с ним вместе перекусили"". Днём, вернувшись в свой офис, Рик никак не мог успокоиться. Он знал, что Управление и ФБР будут ожидать от него отчёта о ленче, но понятия не имел, что в нем написать. Умолчать о присутствии за столиком троих "незапланированных" русских он боялся. Его могли заметить в их обществе. Но если он упомянет о них в отчёте, ФБР обязательно поинтересуется, почему они пришли. "в итоге я вообще ничего не сделал. Я решил прекратить писать отчёты о своих завтраках. Я надеялся, что никто не обратит на это внимания".
Позже Эймс заявит ФБР и ЦРУ, что в КГБ ему так и не объяснили, по какой причине на ленч подослали ещё троих русских. Но во время одной из своих поездок в Москву я беседовал с Виктором Черкашиным, и он признался, что это было сделано по его инициативе. "Нам было известно, что ЦРУ нередко заставляет своих сотрудников проходить тесты на "детекторе лжи". При этом их неизменно спрашивают: "Имелись ли у вас в последнее время неофициальные контакты с офицерами КГБ или ГРУ?" Этот совместный завтрак был задуман для того, чтобы обеспечить Эймсу алиби или дать ему возможность оправдаться на случай, если при ответе на этот вопрос он будет уличён во лжи. Он мог честно сказать, что однажды во время ленча в обществе потенциального объекта вербовки ему как снег на голову свалились ещё трое русских. Мы пытались защитить его".
В четверг, 1 августа, в двенадцатом часу дня, Бертон Ли Гербер получил срочную телеграмму из резидентуры ЦРУ в Риме с радостным известием. В то утро в американское посольство явился Виталий Сергеевич Юрченко и объявил о своём желании работать на Управление. Гербер тут же сообщил об этом Гасу Хэтэуэю, который стал главой контрразведки ЦРУ. Юрченко был, вероятно, самой крупной советской "рыбкой" за всю историю ЦРУ. Совсем недавно он занимал пост заместителя начальника отдела Первого главного управления КГБ. Это означало, что он помогал осуществить надзор над большинством секретных операций КГБ, а также его шпионами в Соединённых Штатах и Канаде. В полдень Гербер и Хэтэуэй были приглашены на приём по случаю ухода в отставку одного из офицеров. Приём был устроен в банкетном зале на седьмом этаже по инициативе директора ЦРУ Уильяма Кейси. Они оба прибыли туда, улыбаясь.
Виновником торжества был Эдвард Дж. О'мэлли, глава контрразведки ФБР, и в зале собрались лучшие офицеры разведки Соединённых Штатов, в том числе и директор ФБР Уильям Х. Уэбстер. Пробираясь сквозь толпу гостей, Хэтэуэй нашёптывал им новость, и за его спиной нарастал гул возбуждённых голосов. Кейси торжествовал. Побег Юрченко пришёлся как нельзя кстати, поскольку незадолго до этого конгресс резко пресёк попытки ЦРУ продолжать оказывать помощь "контрас" в их борьбе за свержение правительства Никарагуа.
Вернувшись в офис после обеда, Гербер сразу же вызвал на совещание своего заместителя Милтона Бердена и Родни Карлсона. Они договорились о том, что за допросы Юрченко будет отвечать Рик. Он разбирался в принципах работы КГБ, умел найти общий язык с высокопоставленными и нередко темпераментными русскими и быстро строчил отчёты.
Рика вызвали к Герберу и поставили в известность о перебежчике. Рано утром в пятницу Юрченко должен был прибыть на базу военно-воздушных сил "Эндрюс", расположенную к юго-востоку от Вашингтона, на борту военного самолёта США. Меньше чем через сутки Рик станет главным экспертом Управления по Юрченко. Другие позаботятся о подходящей конспиративной квартире и охране, а также о том, чтобы Управление и ФБР договорились между собой, как будет проводиться работа с перебежчиком. На Рика будет возложена ответственность за составление списка приоритетных вопросов. Ему не нужно было говорить, какой вопрос следовало задать первым: есть ли среди шпионов КГБ граждане США? Если да, кто они?
В тот же четверг, в половине девятого вечера, Гербер получил ещё одну срочную телеграмму из Рима. Юрченко сообщил, что осенью 1984 года в Вене некий американец связался с КГБ и передал Советам имена нескольких русских шпионов ЦРУ. Сам перебежчик никогда не встречался с этим предателем из США, которого он называл Робертом, но знал, что одно время этот шпион работал в ЦРУ и был неожиданно уволен во время подготовки к работе в Москве.
Шеф отдела СВЕ Гербер был набожным католиком и педантом, который тщательно выбирал слова и почт не ругался.
Но, прочтя телеграмму, он воскликнул: "Проклятие! Он говорит про Эда Ховарда!"
Гербер снова призвал к себе Рика, на этот раз, чтобы проинформировать его о фиаско в связи с Эдвардом Ли Ховардом. Гербер хотел, чтобы Рик дотошно расспросил Юрченко о Ховарде, как только перебежчик прибудет в Штаты. Гербер не знал Ховарда лично, но был о нем наслышан. Ховарда уволили в мае 1983 года, когда выяснилось, что ещё до работы в Управлении, во время службы в Корпусе мира, он солгал, что раньше никогда не принимал наркотики. Он и его жена мэри переехали в Санта-Фе, штат Нью-Нью-Мексикои Ховард нашёл там хорошую работу, но так и не смог побороть в себе обиду на Управление. Он запил, стал беспокоить сотрудников ЦРУ странными телефонными звонками и впал в депрессию. В феврале 1984 года, во время перебранки у бара, Ховард достал пистолет и выстрелил. Его арестовали и в конце концов признали виновным. Но поскольку в прошлом судимостей у него не было, Ховарда освободили и приказали пройти несколько сеансов лечения у психиатра. В своих психических расстройствах Ховард обвинял Управление. В мае 1984 года, приехав по делам на восточное побережье, он зашёл в ЦРУ и потребовал компенсацию за своё принудительное психиатрическое лечение.
24 сентября 1984 г. Управление отправило двух офицеров в Нью-Нью-Мексикона встречу с Ховардом. Один из них был его бывшим коллегой, второй - психиатром ЦРУ. Во время встречи офицеры передали Ховарду конверт с 200 долларов на покрытие расходов на лечение. Ховард принял деньги и заверил, что больше не держит зла на Управление.
Затем Ховард сказал нечто, что потрясло их до глубины души. Он заявил, что осенью 1983 года, во время поездки в Вашингтон, несколько минут просидел на скамейке у советского консульства, раздумывая, не зайти ли ему туда, чтобы продать КГБ секреты ЦРУ. В конце концов, как он сообщил двум ошеломлённым гостям из ЦРУ, он решил этого не делать. Но эта мысль приходила ему в голову. Офицеры поспешили обратно в штаб, где повторили историю Ховарда старшим сотрудникам Управления. Как утверждали оба, во время встречи Ховард казался спокойным и вроде бы справился со своим гневом на Управление. По их словам, он был бодр и свеж. Гербер, который также слышал отчёт о Ховарде, в то время решил, что перемена настроения Ховарда - хороший знак. Но теперь, ознакомившись с телеграммой из Рима от 1 августа, содержащей данное Юрченко описание Роберта, Гербер заподозрил, что бодрость и дружелюбие Ховарда 24 сентября объяснялись тем, что он уже осуществил свою месть.(По всей вероятности, Гербер был прав. Позже ФБР и ЦРУ будут утверждать, что в сентябре 1984 г. Во время восьмидневной поездки в Европу Ховард связался с КГБ. Он вернулся из этой поездки 23 сентября, то есть всего за день до встречи с двумя офицерами ЦРУ! (Прим. авт.)
- Насколько Ховард осведомлен о наших операциях в Москве? - спросил Эймс.
Гербер сказал, что точно не знает, поскольку в то время, когда Ховард поступил на службу в ЦРУ, проходил подготовку и был уволен, он работал в Москве. Вдруг Герберу стало нехорошо. Все встало на свои места. Он внезапно вспомнил, что незадолго до увольнения Ховарда готовили на место "чистого" офицера в Москве.
- Толкачёва предал Ховард! - выдохнул он. - Я в этом уверен.
В репортажах, опубликованных после ареста Эймса, будет написано, что он прямо-таки трясся от страха, прибыв 2 августа на базу военно-воздушных сил "Эндрюс" на встречу с Юрченко. По версии некоторых писателей и журналистов, накануне Эймс напился до бессознательного состояния, так как ужасно боялся, что, шагнув с грузового самолёта С-5А на землю, Юрченко театрально укажет на него пальцем и провозгласит да это ты! Ты - "крот", внедрённый в ЦРУ!".
Но эти домыслы не имеют никакого отношения к действительности.
- Я был в полной безопасности, - сказал Эймс. - Было очевидно, что он ничего про меня не знал. Если бы знал, то я был бы одним из первых, кого он разоблачил в Риме.
Подойдя к перебежчику, Рик улыбнулся, протянул ему руку и повторил несколько фраз, специально заготовленных Управлением для подобных случаев.
- Мистер Юрченко, добро пожаловать в Соединённые Штаты! Передаю вам привет и наилучшие пожелания от директора Кейси. Как вы думаете, вам грозит какая-нибудь опасность?
Казалось, Юрченко слегка растерялся. Он бросил взгляд на хорошо охраняемый аэродром и отрицательно покачал головой.
- Отлично, - сказал Рик. - Пройдёмте с нами, мы приготовили для вас комфортабельное помещение.
Рик посадил Юрченко на заднее сиденье ожидавшей поблизости машины Управления и устроился рядом с ним. Туда же втиснулись два агента ФБР, боявшихся пропустить что-нибудь интересное. Рик назвался Филом. Когда машина тронулась, Рик достал из кармана карточку. Это тоже входило в стандартный сценарий ЦРУ. На карточке был напечатан текст на английском и русском языках: "Если вы располагаете чрезвычайно важной информацией, которой хотели бы поделиться только с директором Центрального разведывательного управления или другим высокопоставленным членом правительства США, скажите мне об этом, и вас сразу же к нему отвезут".
Изучив карточку, Юрченко по-русски сказал: "На"". Офицеру безопасности, который вёл машину, было приказано как минимум полчаса петлять по улицам, чтобы удостовериться в том, что их не преследует КГБ. Две "хвостовые" машины, набитые вооружёнными офицерами, составляли эскорт. Рик подумал, что эти манёвры - пустая трата времени.
Юрченко не смыкал глаз уже более 48 часов, и его следовало поскорее доставить на конспиративную квартиру, расположенную в Херндоне, Вирджиния, чтобы он смог отдохнуть.
Несмотря на то что Рик не должен был допрашивать Юрченко до прибытия на место, он решил окончательно убедиться, что перебежчик ничего про него не знает.
- Известны ли вам какие-нибудь действительно важные "зацепки" или намёки, указывающие на то, что в ЦРУ проник "крот" КГБ? - спросил он.
Позже Эймс вспоминал ответ Юрченко: "Юрченко взглянул на меня и сказал: "в апреле случилось нечто странное".
Он рассказал мне, что тогда был в Москве и до него дошли слухи о неожиданном визите в столицу шефа контрразведки советского посольства в Вашингтоне и его личной встрече с начальником Первого главного управления. Поговаривали, что в Вашингтоне произошло какое-то большое событие, но Юрченко сказал, что больше ничего об этом не слышал. Разумеется, я знал, что случилось в Вашингтоне. В апреле я впервые вышел на связь с КГБ. Причиной встречи был я!"
Когда они добрались до конспиративной квартиры, Юрченко признался, что падает с ног, но от перевозбуждения не может уснуть, поэтому Рик и сотрудник ФБР начали его допрашивать. Одно из первых откровений перебежчика содержало информацию о том, что и.о. резидента КГБ в Лондоне отозвали в Москву и посадили под домашний арест по подозрению в шпионаже на английскую разведку. "Я сразу же понял, что речь идёт об Олеге Гордиевском, и моей первой мыслью было: "О Боже, мы должны как-то его спасти! мы должны отправить в Лондон телеграмму!" Затем до меня дошло, что это я сдал КГБ Гордиевского. Его арестовали из-за меня! вот насколько раздвоилась моя личность! Разговаривая с Юрченко, я горел желанием получить у него как можно больше информации, чтобы спасти Гордиевского. Я искренне о нем беспокоился. Но в то же время знал, что именно я разоблачил его".
В тот вечер Рик вернулся домой поздно. Он сделал свои записи от руки. На следующее утро Рик собирался отвезти их в Управление, чтобы секретарша напечатала их, пока он продолжает допрашивать Юрченко. Естественно, он отложит копию и для КГБ. Рик уже знал, что Управление уличило Эдварда Ли Ховарда в шпионаже, но не чувствовал себя обязанным предупреждать об этом Ховарда или КГБ. Позже он заявит, что даже надеялся на то, что ФБР арестует Ховарда. "Я к этому относился так: "Этого ублюдка нужно обезвредить, пока он не натворил новых бед". Я знаю, что это ненормально, ведь я тоже был агентом КГБ, но я испытывал именно эти чувства".
В ходе последующих недель Юрченко сделал ряд сенсационных заявлений. Он разоблачил ещё одного агента КГБ - бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности, который продался КГБ в 1980 году. Не смотря на то что Юрченко не было известно настоящее имя предателя, ФБР выяснило, что это Рональд У. Пелтон. (Пелтона арестовали 24 ноября 1985 г. и позже приговорили к пожизненному заключению. (Прим. авт.)
На допросах Юрченко рассказал также о так называемом "шпионском порошке" - химикате, который КГБ распылял в машинах сотрудников посольства США в Москве. Химикат нельзя было увидеть невооруженным глазом - только через специальные очки. КГБ искал следы этого порошка на коже и одежде русских, которые подозревались в шпионаже на ЦРУ. Например, если офицер ЦРУ хотя бы раз подвозил доносчика на своей машине, на пассажире оставались крупинки "шпионского порошка".
Рик был очарован Юрченко. Хотя до их свадьбы с Розарио оставалось меньше недели, он так хорошо проводил время, что вечерами ему не хотелось уезжать из конспиративной квартиры. Юрченко также ему симпатизировал.
Когда русский узнал, что Рик берег выходной, чтобы зарегистрировать брак, он написал поздравление на пятирублёвой банкноте и презентовал ее Рику в качестве свадебного подарка. "Дорогой Фил, - гласила надпись. - в день вашей свадьбы я желаю вам счастья и удачи! Алекс".
Позже Эймс скажет мне, что передал КГБ копии всех записей, сделанных им во время допросов Юрченко. "Более того, я сообщил КГБ адрес нашей конспиративной квартиры и номер телефона на случай, если однажды ночью они захотят позвонить ему лично!" Примерно раз в две недели Рик встречался с Сергеем Чувахиным и вручал ему стопки украденных документов. Взамен Чувахин передавал пачки наличных. Как правило, оба прятали свои пакеты на дне продуктовых сумок и обменивались ими после завтрака.
Теперь у Рика было предостаточно денег, но он ими не сорил, боясь привлечь к себе внимание. Его свадьба, состоявшаяся 10 августа, прошла более чем скромно. Розарио принадлежала к римско-католической церкви, но ни один священник не соглашался их обвенчать, потому что Рик был разведён. Рик считал себя атеистом, но его мать, прихожанка Унитарной церкви в Оуктоне, штат Вирджиния, связалась с местным священником, и он согласился провести церемонию венчания. На свадьбе присутствовало около 20 гостей. Розарио была в белом коротком платье, которое она приобрела на распродаже в "Блумингдэйле". Рик купил несколько бутылок шаманского, а Розарио раздала гостям по кусочку традиционного колумбийского свадебного пирога собственного приготовления. Скудость угощения поразила их друзей из Нью-Йорка Дэйвида и Анджелу Блейк.