- Если бы ваши русские друзья не опоздали, все было бы тип-топ, - огрызнулся Рейтер. - А сейчас - марш на место. Джерри, пристегни их!
Он потянулся вниз, отпустил тормоза, направил высотный корректор вперед и дал газу. Свист двигателей перешел в рев - винты набирали обороты. Самолет тронулся с места.
- Мы поднимемся, несмотря на погоду! - прокричал египтянин из салона. - Мистер Гиргис ждет нас к вечеру!
- Иди в жопу, чурка, - пробормотал Рейтер, выруливая с разворотом на пепельно-серую полосу. Штурман вернулся, закрыл дверь кабины и сел, пристегивая ремень.
- Как настроение? - спросил он, кивая на окно, за которым крепчал буран. Рейтер не ответил - только сбавил газ, мельком глянул на снежную круговерть и, сдавленно выругавшись, опять увеличил скорость.
- Берегите яйца, ребята, - процедил он и взялся за штурвал. - Сейчас будет трясти.
Самолет быстро набрал разгон, подпрыгивая и виляя на неровном покрытии полосы. Рейтер уперся ногами в педали, борясь с боковыми ветрами, - на открытом пространстве они прямо-таки сносили. При восьмидесяти узлах нос "Антонова" задрался вверх, но тотчас упал. Край взлетной полосы маячил так близко, что штурман заорал Рейтеру "отбой". Тот пропустил вопль мимо ушей и увеличил разгон до девяноста, ста, ста десяти. На последней секунде, когда стрелка показала сто пятнадцать, а полоса целиком исчезла под колесами, он рванул штурвал на себя. Нос "Ана" приподнялся, шасси несколько раз подпрыгнули на траве и нехотя оторвались от земли.
- Твою мать! - прохрипел штурман. - Ты, больной ублюдок…
Рейтер усмехнулся и закурил, выводя самолет сквозь облака к ясному небу.
- Расслабься, - сказал он.
Они заправились в Бенгази, на североафриканском побережье, и взяли курс к юго-востоку через Сахару. "Ан" шел на автопилоте, альтиметр показывал пять тысяч метров, пустыня внизу тускло мерцала в свете луны, словно отлитая из олова. Через полтора часа перелета они разделили на троих термос еле теплого кофе и несколько бутербродов. Еще через час откупорили бутылку водки. Штурман выглянул из кабины в салон.
- Дрыхнут, - объявил он и захлопнул дверь. - Оба. В полном отрубе.
- Может, заглянуть к ним в чемоданчик? - спросил второй пилот, отхлебывая из бутылки и передавая Рейтеру. - Пока они, как говоришь, в отрубе?
- Не лучшая мысль, - отозвался штурман. - У них пушки. Как минимум у Омара. Видел под пиджаком, когда его пристегивал. Не то "глок", не то "браунинг". Приглядываться было некогда.
Второй пилот закачал головой:
- Не нравится мне все это, ой как не нравится. Еще на взлете почувствовал - добра не жди.
Он встал, разминая ноги, прошел в тыл кабины, взял из стенного шкафчика брезентовую планшетку и уселся на место.
- Хочешь заснять мой хрен крупным планом? - спросил Рейтер, увидев, как тот, пошарив в сумке, достает фотокамеру.
- Прости, Курт, - объектив мелковат.
Штурман подался вперед.
- "Лейка"?
Второй пилот кивнул:
- "М-6". Купил пару недель назад. Думал, удастся поснимать в Хартуме. Никогда там не бывал.
Рейтер хмыкнул и, приложившись к бутылке, передал ее через плечо штурману. Второй пилот вертел в руках камеру.
- Помнишь бабу, которую я окучивал в последнее время?
- Толстозадую, что ли? - спросил штурман.
Второй пилот ухмыльнулся и помахал фотоаппаратом.
- Сделал с ней пару кадров перед вылетом.
Рейтер оживился.
- Каких кадров?
- Вроде художественных, - ответил второй пилот.
- Это как?
- Ну знаешь - художественных.
- Да не знаю я ни черта!
- Красивых. Вкусных. Чулочки, подвязки, она лежит у меня между коленей, банан у нее на…
Рейтер выпучил глаза, похотливо сглотнул слюну. Штурман у них за спиной ухмыльнулся и начал мурлыкать себе под нос популярную песенку о толстозадых девицах. Второй стал подпевать, а за ним и Рейтер, пока вся троица не грянула хором, прихлопывая в такт по подлокотникам. Спели припев один раз, второй и уже шли на третий круг, когда пилот вдруг замолчал и вытянулся вперед, глядя за окно. Его товарищи вывели еще пару строчек и тоже затихли, сообразив, что Рейтер вышел из хора.
- Что случилось? - спросил второй пилот.
Курт Рейтер кивнул за окно. Вдалеке, прямо по курсу, словно гора выросла: плотная, клубящаяся мгла поднималась от самого пустынного дна высоко в небо и тянулась от горизонта к горизонту. Трудно было судить наверняка, но она будто бы еще и двигалась, шла прямиком на самолет.
- Это что? - спросил штурман. - Туман?
Рейтер промолчал - только прищурился, глядя, как тьма методично подступает ближе.
- Песчаная буря, - ответил он через минуту.
- Господи! - Второй пилот присвистнул. - Ты только глянь!
Рейтер ухватил штурвал и потянул на себя.
- Надо подняться выше.
Они взмыли на пять с половиной тысяч метров, потом на шесть с половиной. Все это время ураган неудержимо надвигался, засасывая землю, скрывая ее из виду.
- Черт, быстро наступает! - выругался Рейтер.
Он поднял самолет еще выше, под самый "потолок", почти на семь тысяч метров. Стена мглы подобралась так близко, что можно было увидеть ее очертания - гигантские пыльные складки и пуфы, налегающие друг на друга и беззвучно ползущие по пустыне. Самолет начало трясти и подбрасывать.
- Нет, не облетим, - произнес второй пилот.
Тряска стала ощутимее, в кабину проникло тихое шипение - песчинки и мусор стучали по окнам, корпусу.
- Если хоть горсть попадет в двигатели…
- Нам хана, - закончил за него Рейтер. - Попробуем сдать назад и обогнуть ее сбоку.
Буря, казалось, набирала обороты. Словно подслушав разговор в самолете, пыльное облако волной устремилось вперед и покрыло без того малую дистанцию. Рейтер начал закладывать вираж влево. У него на лбу сверкнули бусинки пота.
- Нам бы как-нибудь развернуться…
Его прервал громкий хлопок по правому борту. Почти одновременно самолет резко повело в ту же сторону и закрутило. Нос устремился вниз, индикаторы предупреждения ожили и замигали, как рождественская гирлянда.
- Боже мой! - всполошился штурман. - Господи!
Рейтер отчаянно выравнивал самолет, который стремительно кренился к вертикали. Из шкафчиков за спиной посыпалась аппаратура, опорожненная бутылка водки скользнула по полу и разбилась о выступ борта.
- Огонь в правом двигателе! - вскричал второй пилот, мельком озираясь на крыло. - Пышет будь здоров, Курт!
Тот отчаянно матерился.
- Подача топлива падает. Подача масла падает. Высота шесть пятьсот… и тоже падает. Уходи с разворота… Боже, огонь повсюду!
__ Глуши мотор и врубай огнетушитель! - проревел рейтер. - Джерри, мне нужно знать, где мы. Только быстро!
Пока штурман судорожно определял координаты, а второй пилот щелкал выключателями, Рейтер продолжал бороться с управлением. Самолет терял высоту, сорвавшись в широкий штопор. Буря подступала чуть ли не вплотную, мелькая перед окном кабины, как торец отвесной скалы.
- Шесть тысяч высота! - сообщил второй пилот. - Пять семьсот… шестьсот… пятьсот. Выравнивай нос и уводи нас отсюда, Курт!
- Еще предложения будут? - Судя по голосу, Рейтер был на грани паники. - Джерри, мать твою!
- Двадцать три градуса тридцать минут северной, - отозвался штурман, - и двадцать пять градусов восемнадцать минут восточной.
- Далеко до аэродрома?
- Что? Мы посреди Сахары! Какие аэродромы! До Дахлы триста пятьдесят километров, до Куфры…
В этот миг дверь кабины распахнулась, и внутрь ввалился давешний египтянин, хватаясь за штурманское кресло, пока самолет подбрасывало и крутило.
- Что происходит? - заорал он. - Говорите, в чем дело!
- В бога-душу-мать! - проревел Рейтер. - Назад, ты, псих еги…
Продолжить он не смог, потому что в эту секунду буря ринулась вперед и поглотила их целиком, подбросив "Ан" в воздух и затем швырнув вниз, точно он был из бальсы. Египтянина приложило лицом о подлокотник кресла, рассекло голову. Левый двигатель зафыркал, кашлянул и сдох.
- Дайте сигнал "SOS"! - крикнул Рейтер.
- Нет! - прохрипел египтянин, ощупывая распоротый скальп. - Радиотишина! Мы так условились!
- Давай, Руди!
Второй пилот уже включил передатчик.
- "SOS", "SOS". Виктор, Папа, Сьерра, Майк, Танго четыре семь три. Нужна помощь. Оба двигателя вышли из строя. Повторяю: оба двигателя вышли из строя. Положение…
Штурман опять огласил координаты, а второй пилот продиктовал их в микрофон, потом повторил все сначала еще и еще, пока Рейтер выкручивал штурвал. И пока болтало без двигателей по воле бури, бороться было бесполезно. Они продолжали падать, стрелка альтиметра неугомонно кружила против часовой. Щелчок отметил высоту в пять тысяч, затем в четыре, три, две… Вой ветра снаружи стал еще оглушительнее, турбулентность - еще яростнее. Самолет несло в самый центр урагана.
- Снижаемся! - прокричал Рейтер, когда пролетели отметку в полторы тысячи метров. - Пристегните Омара!
Штурман бросил складное кресло на спинку сиденья второго пилота и втиснул туда окровавленного пассажира, затем пристегнул его и пробрался назад к себе.
До земли оставалось меньше тысячи метров. Рейтер опустил закрылки и включил крыльевые интерцепторы в отчаянной попытке сбросить скорость.
- Шасси выпускать? - прокричал второй пилот. Его голос почти потонул в завывании ветра и дробном стуке песка и сора по фюзеляжу.
- Слишком опасно! - отозвался Рейтер. - Внизу камни, нас кувыркнет!
- Шансы есть?
- Ниже нуля.
Он продолжал тянуть штурвал на себя под сдвоенный вопль "Аллах акбар!" из салона, а второй пилот и штурман, оцепенев от ужаса, как завороженные следили за стрелкой альтиметра, проходящей последние сотни метров.
- Если выберемся, Руди, покажешь мне свои снимки! _ проорал Рейтер за миг до удара. - Слышишь? Я должен увидеть эти сиськи и задницу!
Альтиметр показал ноль. Рейтер в последнюю секунду рванул штурвал, и нос самолета каким-то чудом приподнялся, так что они, несмотря на скорость четыреста километров в час, все-таки выровняли корпус параллельно земле. Раздался жуткий сокрушительный удар, от которого египтянина выбило из кресла и швырнуло сначала об потолок, потом об переборку. Его шея хрустнула, как сучок под ногой. Их подбросило и уронило снова. Огни кабины потухли, стекло левого борта брызнуло внутрь и сбрило Рейтеру пол-лица, будто скальпелем. Его истошный вопль потонул в яростном штормовом реве, сквозь пробоину ворвались удушающие клубы пыли и песка.
Почти с километр самолет несся по земле, подпрыгивая, но все же не сходя с прямой, как вдруг он будто задел незримое препятствие и сорвался в разворот. Четырнадцатитонный "Ан" закружило, точно лист на ветру. Огнетушитель оторвался от стены и угодил штурману в ребра: грудная клетка хрустнула, словно фарфоровая. Дверь стенного шкафчика слетела с петель и проломила Рейтеру затылок. Кабина вращалась, как центрифуга, и внутри уже нельзя было разобрать, куда и с какой скоростью они движутся, - все смешалось. Спустя, казалось, целую вечность (хотя на деле прошли секунды) фюзеляж сбавил обороты от трения днища по песку и вскоре замер, качнувшись носом кверху, точно на приподнятом скальном гребне.
На мгновение воцарилась тишина - только буря продолжала колотить по стеклам и обшивке, испускающей едкий запах раскаленного металла. Затем второй пилот, Руди, неловко пошевелился в кресле.
- Курт! - крикнул он в пустоту. - Джерри!
Ответа не было. Он вытянул руку, коснулся чего-то теплого и липкого, начал расстегивать ремень, как вдруг самолет накренился. Руди замер, подождал немного и снова занялся пряжкой. Избавившись от лямок, он собрался было подняться, но в этот миг нос кабины снова качнулся - вверх-вниз. Второй пилот замер, пытаясь определить, что происходит, вглядываясь в темноту. Самолет опять качнулся вниз, однако в этот раз со скрипом и скрежетом задрал нос почти вертикально, а остальной частью поехал вниз. На мгновение что-то его задержало, но уже через секунду он сорвался и рухнул хвостом с обрыва. Буря рассеялась, за окнами вспыхнул свет и замелькали стены каменного мешка. Самолет швыряло и несло кубарем вниз, пока он не приземлился "на брюхо" в густой древесной заросли под оглушительный хруст веток и исковерканного железа. Через некоторое время сквозь скрежет и скрип просочились другие звуки: шорох листвы, приглушенное журчание воды и тихие трели птиц. Они становились все смелее, и вскоре их щебетание наполнило теплый вечер.
Из растерзанного самолета донесся тихий стон:
- Курт! Джерри!
Вашингтон, здание Пентагона. Тем же вечером
- Спасибо всем собравшимся. Прошу прощения за срочность, но у нас… возникли осложнения.
Говоривший затянулся сигаретой и помахал перед собой, чтобы развеять дым, пристально глядя на семерых мужчин и одну женщину, сидящих за тем же столом. Зал был полупустой, без окон - глазу не за что зацепиться, - словом, такой же, как сотни других в тесных пентагоновских катакомбах. Единственное, что его отличало, - это карта Африки и Ближнего Востока шириной во всю стену освещенная старой лампой на кронштейне. В помещении стоял густой полумрак.
- Сорок минут назад, - глухо продолжил председатель, - один из наших радаров поймал радиосигнал из Сахары. - Он сунул руку в карман и извлек лазерную указку. На карте посреди Средиземного моря возникла дрожащая красная точка. - Его послали отсюда.
Точка скользнула вниз и застыла в юго-западном углу Египта, неподалеку от пересечения границ с Ливией и Суданом, над словами "плато Гильф-эль-Кебир".
- Он исходил с борта транспортника "Антонов", позывной "VP-SMT473". - Помолчав, председатель пояснил: - Сигнал бедствия.
Приглашенные заерзали в креслах, кто-то пробормотал "Господи".
- Что нам известно? - спросил один из них, лысеющий толстяк.
Председатель сделал последнюю затяжку и ввернул окурок в дно пепельницы на столе.
- На этом этапе - немногое, - ответил он. - Сейчас изложу.
Говорил он минут пять, водя указкой по карте - от Албании к Бенгази, назад к Гильф-эль-Кебиру, то и дело сверяясь с кипой бумаг на столе. Потом прикурил другую сигарету, а от нее - еще одну, отчего в зале стало едко и тяжело дышать. Едва председатель закончил, все разом встрепенулись, затараторили, подмешивая возбужденные голоса к общей какофонии, из которой выскакивали отдельные слова и полуфразы, в целом ничего не поясняющие: "…Знал, что это безумие!" - "Саддам!" - "Третья мировая!" - "Дело "Иран-контрас"" - "…катастрофа!" - "Подарок Хомейни!" и так далее.
Женщина по-прежнему сидела, задумчиво постукивая ручкой по столу, потом подошла к карте и присмотрелась к ней. Тень стройного силуэта упала на стену, короткие светлые волосы засияли в свете лампы.
- Надо просто найти его, - сказала она.
Голос прозвучал негромко, едва различимо в пылу бомбардировки доводами, но в нем было столько скрытой силы и властности - той, которая требует немедленного внимания к себе, - что спорщики замолкли и в зале наступила тишина.
- Надо просто найти его, - повторила она. - Пока кто-то другой не нашел. Полагаю, сигнал бедствия шел на открытой частоте?
Председатель признал, что так и было.
- Значит, пора за работу.
- А как, позвольте узнать, вы предполагаете это сделать? - спросил толстяк. - Позвонить Мубараку? Дать объявление в газету?
Прозвучало иронично, вызывающе. Женщина не поддалась.
- Где-то схитрим, где-то прогнемся, - сказала она, не отрываясь от карты. - Спутниковое наблюдение, разведка под видом военных учений, связи на месте. У НАСА есть лаборатория в той части света. Задействуем все, что только можно. Вас это устраивает, Билл?
Толстяк что-то пробормотал, но ничего по существу. Остальные молчали.
- Стало быть, решено, - произнес председатель, пряча указку в карман и собирая бумаги в аккуратную стопку. - Будем хитрить и прогибаться.
Он зажег очередную сигарету.
- И лучше бы побыстрее. Пока все это не вылилось в еще больший кошмар.
Председатель подобрал бумаги и удалился во главе группы. Женщина задержалась перед картой, поднеся руку к шее, а другой касаясь бумаги.
- Значит, Гильф-эль-Кебир… - Она на миг застыла в задумчивости, а потом нажала мыском туфли кнопку выключателя на лампе, погружая зал в темноту.
Париж. Четыре месяца спустя
Канунина поджидали в гостиничном номере. Чуть только он шагнул за дверь, возвращаясь из ночного клуба, как его телохранителя сняли выстрелом в висок через глушитель, а самого придавили к полу. Он запутался в полах плаща, будто в коконе. Одна из шлюх подняла крик, и ее тоже застрелили - от пули дум-дум, пущенной в правое ухо, полчерепа слева разнесло, как яичную скорлупу. Второй пригрозили тем же, если она посмеет пикнуть, после чего Канунина перекатили на живот и с силой задрали голову. Он даже не пытался вырваться - знал, с кем имеет дело.
- Покончим с этим.
Он зажмурился, ожидая пули. Вместо выстрела сверху зашелестела бумага, а потом ему что-то посыпалось на голову, застучало по лицу. Канунин открыл глаза. Над ним нависал бумажный пакет, из которого струей сыпались стальные подшипники размером с горошину.
- Что за…
Ему в копчик уперлось чье-то колено, голову еще больше запрокинули - и пальцы наемника клешнями обхватили лоб жертвы, стиснули виски.
- Мистер Гиргис приглашает вас с ним поужинать.
Еще одна пара рук разжала ему рот. Пакет приблизился к лицу, и подшипники посыпались прямо в глотку. Канунин брыкался и корчился, но вместо криков вырывалось лишь сдавленное бульканье, а руки убийц держали крепко. Вот рывки стали совсем слабыми и вскоре прекратились вовсе. Пакет опустел. Тело бросили на пол - в кровавой пене у рта блеснули несколько шариков. Сделав контрольный выстрел в висок, наемники убрались, даже не оглянувшись на девицу. Они уже мчались в предрассветном потоке машин, когда гостиницу сотряс ее безумный крик.
Ливийская пустыня, между Гильф-эль-Кебиром и Дахлой
Наши дни
Мало кто еще совершал великий переход от Куфры до Дахлы - тысяча четыреста километров через сплошные пески, - кроме этих сильных, суровых людей, гордых бедуинов Куфры, иначе сенусия, потомков племени Бану Салим. Как встарь, караваны верблюдов везли пальмовое масло, вышитую парчу, серебряную утварь и изделия кожевенников, а возвращались с финиками, сушеными тутовыми ягодами, сигаретами и кока-колой. Экономически такие путешествия не приносили выгоды, но дело было не в выгоде, а, скорее, в традиции - бедуины ходили путями предков и, как предки, старались выжить там, где не выживал больше никто, находить дорогу там, где любой заплутал бы. Пустыня была их домом, а кочевье - всей их жизнью. Даже если караваны не приносили дохода.
Однако же этот переход был тяжелым даже по меркам жестокой Сахары, где не бывает легких дорог. Начавшись от Куфры, караван обогнул юго-восточную оконечность плато Гильф-эль-Кебир и прошел через ущелье Эль-Акаба - прямой путь на восток до Великого песчаного моря, пересекать которое не отваживались даже бедуины. Этот отрезок маршрута они одолели без приключений.