С тех пор Кригер жил двойной жизнью, полной опасностей и тревог. Он должен был непрестанно доказывать свою преданность режиму. И Кригер делал это весьма старательно. Он, в частности, принимал активное участие в июньских событиях 1934 года, о которых уже упоминалось, охотился, как и Гейнц Улиц, за сподвижниками Эрнста Рема, был беспощаден к тем, кого должен был разыскать и уничтожить. Что ж, совесть его не протестовала - эти люди, как бы они ни относились к Гитлеру, все равно были нацистами, злейшими врагами рабочего класса Германии.
После июня положение Кригера в НСДАП окончательно укрепилось. Он был принят в СС, а затем получил тёпленькое местечко управляющего канцелярией завода "Ганс Бемер". Директор Кюмметц высоко ценил Кригера за точность и исполнительность и полностью ему доверял.
Таков был Карл Кригер.
Закончив телефонный разговор со Шталекером, он задумчиво полистал бумаги нового шофёра, вызвал стенографистку и продиктовал запрос в гамбургскую военную комендатуру на Генриха Губе.
- Чья подпись? - спросила стенографистка.
- Директора завода. Отпечатайте, отнесите господину Кюмметцу подписать и отправляйте.
Стенографистка взяла блокнот и вышла.
Кригер был спокоен за результат запроса. Выполняя поручение Шуберта устроить на завод Краузе, он специально побывал в Гамбурге и проверил то, что днём раньше узнал по телефону: госпиталь уничтожен, а военная комендатура располагает только списками находившихся в нем на излечении людей. И в одном из этих списков, после того как с ними "ознакомился" Кригер, появился и Генрих Губе…
Прошло дней десять. Аскер, встретившись с Кригером на заводе, шепнул, что хотел бы поговорить. Вскоре он сидел в кабинете заведующего канцелярией, старательно заполняя анкетный лист.
- Вам знакома такая фамилия: Гейнц Упиц? - спросил Аскер.
- Группенфюрер СС?
- Да. Человек этот прибыл в Остбург, и я несколько раз возил к нему директора.
- Они хорошо знают друг друга. Кюмметц - матёрый нацист, окончил в прошлом "Хоэ шуле", занимал пост целленлейтера. Фигура, словом, достаточно мерзкая. - Кригер усмехнулся. - О лучшем "хозяине" вы не могли и мечтать. Ко всему, он ещё и старый член СС.
- Да… - Аскер помедлил. - Мы уезжаем с ним. И не куда-нибудь, а в Аушвиц.
- Что там понадобилось Кюмметцу? Ага, понимаю, пленные? Рабочая сила? Странно, но он ничего мне не говорил.
Кригер встал, прошёлся по кабинету.
- Когда вы едете? - спросил он.
- Послезавтра.
- Так… Кстати, вчера пришёл ответ из полиции. Проверка закончена, и вы утверждены в должности.
- Спасибо… Я бы хотел напомнить о сварщике Висбахе.
- Да, я знаю. Шуберт говорил мне. Висбахом занимаются. К вашему возвращению кое-что проясним. Все предпримем, что в наших возможностях. Но не рассчитывайте на слишком многое. Боюсь, что в отношении этого человека вы ошибаетесь. Сегодня вновь наводил справки. О нем говорят только хорошее.
- Вы не так поняли меня. Я ни в чем его не подозреваю. Просто хочу ближе приглядеться к нему, вот и все.
4
На следующее утро, когда Аскер вёз директора на завод, Кюмметц осведомился, готова ли машина к поездке.
- Вчера, поставив автомобиль в гараж, я бегло его осмотрел, господин директор. Полагаю, надо будет кое-что подтянуть.
- Хорошо, - сказал Кюмметц, - действуйте, да поторапливайтесь; я распоряжусь, чтобы вам помогли.
Приехав на завод, Аскер поставил машину в бокс. Почти тотчас же явился присланный Кригером механик. Им оказался Отто Шталекер.
Они быстро исследовали мотор, затем подлезли под автомобиль. Аскер возился у заднего моста, в то время как механик проверял тяги рулевого управления и тормозную систему. Внезапно гаечный ключ, которым действовал Шталекер, сорвался и с силой ударил в раму автомобиля. Послышался резкий дребезжащий звук. Вдвоём они очистили раму от грязи и обнаружили трещину. У Аскера мелькнула мысль.
- Позвоните Кригеру, - сказал он, - сообщите о повреждении и попросите, чтобы прислал сварщика. Самого лучшего!
Шталекер вылез из-под машины и поспешил к телефону.
Расчёты Аскера оправдались. Кригер прислал Макса Висбаха. Это был человек лет сорока пяти, с приятным открытым лицом, высоким лбом, обрамлённым волнистыми седеющими волосами. Особенно красивы были его глаза - большие и умные.
Висбах приветливо поздоровался со Шталекером, которого знал по заводу, коротко кивнул Аскеру и полез вниз. Он внимательно осмотрел повреждённое место, простучал по остальным частям рамы, чтобы убедиться в их исправности.
- Продолжайте работу, - сказал он, - я подойду к концу смены, покажу, куда подогнать машину. Там и заварим.
Висбах ушёл.
Аскер и Шталекер вновь принялись за работу, вычистили и промыли карбюратор и фильтр, осмотрели свечи, аккумулятор, подкачали шины.
Висбах пришёл в пять часов. Аскер вывел автомобиль из бокса и направил в цех, где находилось хозяйство сварщика.
Ремонт был закончен в десять минут.
- Признателен вам. - Аскер протянул сварщику руку. - За мною пиво.
- Что ж, - усмехнулся Висбах, - пиво - это не так уж плохо. Особенно если рядом хороший собеседник.
- Завтра мы уезжаем с господином директором. На несколько дней. Вернёмся, и я отыщу вас.
- Хорошо. Значит, до вашего возвращения.
К концу рабочего дня автомобиль ждал директора у подъезда.
- Машина готова, - сказал Аскер, распахивая перед Кюмметцем дверцу. - Можем ехать хоть сейчас.
- Обращаясь ко мне, надо добавлять "господин директор", - ворчливо напомнил Кюмметц, хотя в душе был доволен расторопным и исполнительным шофёром.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
Утром Аскер и Кюмметц покинули Остбург. Путешествие начали рано, и часам к десяти машина уже въезжала в Берлин. Огромный город был мрачен, молчалив. Шёл дождь, по краям мостовых текли мутные ручейки. Вода несла в канализационные решётки щепу, обрывки бумаги и прочий мусор, смытый с тротуаров. То и дело попадались дома без крыш, без окон, одиноко торчащие стены, иссечённые осколками, покрытые копотью, в которой дождевые струи промыли длинные грязно-серые полосы. Такими же унылыми, бесцветными показались Аскеру немногочисленные прохожие - мокрые, сгорбленные фигурки, торопливо шлёпавшие по лужам.
Итак, путешествие началось. Что принесёт оно?
Освенцим!… Название этого гитлеровского концлагеря все чаще появлялось в документах советской разведки. И было очень полезно добыть побольше сведений об Освенциме.
Мысли Аскера перенеслись к Висбаху. Первая встреча с ним ничего не дала. Разумеется, Аскер и не надеялся разобраться в человеке, побеседовав с ним несколько минут. Но какое-то впечатление, пусть самое поверхностное, должно же было остаться! А его не было…
Директор прервал размышления Аскера.
- Ведите машину через центр, - сказал он. - Едем в Бреслау, там и заночуем.
Они миновали Шпандау, затем проехали по другому району Берлина - Моабиту, свернули на широкую Унтер-ден-Линден. Здесь пришлось замедлить ход - по улице сплошным потоком двигались военные грузовики и бронетранспортёры.
- Сворачивайте, - распорядился директор, когда проехали под Бранденбургскими воротами, миновали рейхстаг и Тиргартен, - проедем мимо аэродрома Темпельхоф, там начинается великолепнейшее шоссе.
Аскер повиновался. Вскоре машина выбралась из города и устремилась на юго-восток.
Кюмметц сказал правду. Дорога и впрямь была хороша, Выложенная большими бетонными плитами, Широкая и ровная, она будто сама стлалась под колёса автомобиля. И Аскер все увеличивал скорость.
- У вас прекрасный автомобиль, господин директор, - сказал он, чтобы поддержать разговор. - Я ездил на многих марках, но никогда ещё не водил "бьюик". Видимо, трофей?
Кюмметц кивнул.
- Эти американцы умеют делать автомобили, - проворчал он. - Что правда, то правда.
- Нет! - Аскер оторвал от руля и значительно поднял руку. - "Бьюик" хорош, но я бы не променял "мерседес" или, скажем, "хорх" ни на какие "бьюики" или "линкольны". И мотор, и коробка скоростей, и система подвески - все несравнимо, господин директор!
- Да, это и моё мнение. - Кюмметц с интересом взглянул на водителя. - Давно вы за рулём, Губе?
Аскер рассмеялся.
- Вот не поверите, господин директор. Но бывает же так! Вы задаёте вопрос, а я должен ответить - сегодня у меня юбилей: исполняется двадцать восемь лет мне самому и десять лет моему шофёрскому удостоверению.
Он полез в нагрудный карман, извлёк и передал Кюмметцу документ.
Директор считал себя добряком и демократом. Кроме того, он хорошо помнил указание фюрера, сделанное ещё до войны, на одном из партейтагов в Мюнхене, о необходимости крепить единство германской нации, наций господ и покорителей мира. Поэтому, просмотрев удостоверение и найдя его в полном порядке, Кюмметц сказал, что следует отметить этот двойной юбилей. Вон, впереди, зеленеет лужайка и на ней - группа деревьев. Там они и сделают привал. Кстати, давно наступило время завтракать.
Проговорив это, Кюмметц взглянул на шофёра и с удовлетворением отметил на его лице смущение и признательность.
- Мы с вами немцы, Губе. Мы немцы, и этим все сказано! - Кюмметц снисходительно похлопал шофёра по плечу.
Путники провели на лужайке полчаса. Аскер расстелил на траве газету, уставил её припасами - у Кюмметца оказался солидный запас еды. Директор извлёк из кармана плоскую флягу с гофрированной пробкой.
- Спирт, - сказал он, отвечая на вопросительный взгляд шофёра. - Этот спирт, Губе, панацея от всех несчастий и бед.
Кюмметц выпил и предложил флягу Аскеру.
- Нельзя, - проговорил Аскер. - Когда я за рулём, в рот не беру ни капли.
Директор одобрительно кивнул. Это была проверка, которую он устроил новому шофёру.
Кюмметц вновь выпил, налил себе ещё, затем опрокинул и четвёртый стаканчик. Тощий затылок и дряблые щеки директора порозовели, в глазах зажглись огоньки. Длинными тонкими пальцами он то и дело отправлял в рот большие куски холодной свинины, громко чавкая и щуря свои и без того небольшие глаза.
Ел Кюмметц долго и жадно. Наконец с завтраком было покончено. Директор завинтил флягу, поднёс к уху, взболтнул и с сожалением покрутил головой. Затем встал, походил по траве, разминая затёкшие ноги. Аскер собрал остатки еды и отнёс в машину.
- Продолжаем путешествие, - сказал Кюмметц, закурив и усевшись в автомобиль.
Спирт скоро подействовал. Директор сидел, привалившись к борту машины, улыбался и что-то негромко напевал.
- Но вы не спрашиваете, Губе, за каким чёртом понесло меня в этот Аушвиц? - вдруг проговорил он, хитро взглянув на Аскера.
Аскер пожал плечами.
- Я полагал, это меня не касается, господин директор.
- Вы верно полагали. - Кюмметц качнулся. - Но вы хороший шофёр, и я посвящу вас. Мы едем за людьми. За новыми рабочими для завода.
- Но у вас и так трудится много пленных.
- А теперь… их будет гораздо больше!
Речь Кюмметца стала отрывочной, бессвязной. Он вдруг смолкал на полуслове, потом торопливо выкрикивал фразу. Временами голос его спускался до шёпота, и тогда Аскер вообще не мог ничего разобрать. Все же он понял, почему директор так спешил с отъездом. Оказывается, военные власти Остбурга предупредили, что скоро с завода будет взята в вермахт новая большая группа рабочих-немцев, и Кюмметц должен успеть заменить их пленными.
- А почему мы едем так далеко?
- Э, мне предложили людей из окрестных лагерей: "Берите, герр Кюмметц, что вам нравится!" - Директор гневно качнул головой. - Берите!… А что я там найду, если уже давно перерыл весь контингент? Ведь не дремлют и директора других заводов.
- Конечно, - подтвердил Аскер.
- И тут вмешалось провидение, Губе. Оно явилось в образе моего старинного друга, который неожиданно приехал в Остбург по делам службы. О, мой друг занимает высокий пост. Конечно, он нашёл, как мне помочь. Два пятиминутных разговора по телефону с Берлином - и я получил право как следует порыться в Аушвице!
- И все же вы могли бы не ехать так далеко, господин директор. Я слышал, большой лагерь есть возле Веймара - это куда ближе.
- Бухенвальд?
- Да.
Кюмметц затряс головой, визгливо рассмеялся.
- Браво, Губе! - воскликнул он. - Вы мне все больше нравитесь. Но я уже был в том лагере. Был, понимаете? Я забрался в Бухенвальд ещё весной, мой мальчик! О, у меня отличные связи, и для Бухенвальда я не искал бы протекции. Заместитель коменданта лагеря - мой племянник. Понимаете, племянник? И все же мне нечего делать в Бухенвальде. Там действуют люди Крупна и Хейнкеля. А после них мало что остаётся…
2
Часам к пяти прибыли в Бреслау. Утром путешествие продолжалось. Вскоре замелькали городки Верхней Силезии - Опельн, Беутен, Катовице. В этих местах год назад Аскер действовал под именем оберштурмфюрера Краузе, выслеживая руководителя агентурной школы, здесь, в лесном убежище, он и повстречал впервые Оскара Шуберта…
Проехав Катовице, машина свернула на юг. Спидометр "бьюика" отсчитал ещё километров тридцать. Впереди замаячили какие-то строения. Местность была всхолмлена. Машина взлетела на возвышенность, и строения стали видны лучше.
- Аушвиц, - сказал директор.
Аскер с удивлением вглядывался в раскрывшуюся перед его глазами картину. Ему не раз приходилось видеть гитлеровские концентрационные лагеря на Востоке. Это были участки, наспех огороженные колючей проволокой, где вкривь и вкось торчали грубо сколоченные бараки, тёмные и смрадные. А иной раз не было и бараков - только огороженная ржавой проволокой и рвами земля, на которой вповалку лежали, умирая голодной смертью, люди. Теперь же он видел огромную территорию, тщательно распланированную и, казалось, благоустроенную. Большие бараки стояли ровными рядами, полускрытые зеленью деревьев. Лагерь во всех направлениях пересекали прямые, широкие дороги. В стороне высилось квадратное сооружение - по виду фабрика или завод, из труб которого шёл густой дым и вырывались языки пламени.
Повсюду виднелись группы людей, выполнявших какие-то работы. Общее впечатление было такое, что здесь царят мир и спокойствие.
В стороне послышался свисток локомотива. К Освенциму приближался длинный товарный состав. "Наверное, за продукцией завода", - подумал Аскер.
Подъем кончился. Машина скользнула по широкому пологому спуску. У подножия холма ей преградил путь шлагбаум.
- Куда и зачем следуете? - спросил вышедший из будки лейтенант.
Кюмметц протянул ему бумагу. Офицер прочитал и сделал знак стоявшему поодаль солдату. Тот поднял шлагбаум.
- Торопитесь, - сказал лейтенант. - Как раз поспеете на представление.
При этом он ухмыльнулся.
Аскер был озадачен. Он скосил глаза на спутника. Тот, видимо, тоже не знал, что означают слова офицера.
Их проверили ещё на двух постах и в конце концов направили к пассажирской платформе, где должен был находиться помощник коменданта.
На платформе было людно. Сюда группами и в одиночку спешили офицеры и солдаты из расположенного неподалёку участка лагеря. Один из эсэсовцев, уже немолодой гауптштурмфюрер, увидел машину и поспешно направился к ней.
- Как вы сюда попали? - спросил он.
Кюмметц вновь извлёк из кармана бумагу.
- От группенфюрера Упица, - пробормотал эсэсовец. - Прошу документы.
Кюмметц и Аскер предъявили удостоверения, паспорта. Гауптман просмотрел их и вернул.
- Я Вернер Кранц, помощник коменданта Аушвица, - сказал он. - Будете иметь дело со мной. Но, простите, пока я занят.
- И долго нам ждать? - спросил Кюмметц.
Гауптштурмфюрер поглядел на железнодорожный состав. Паровоз сбавлял ход. Скрипели тормоза. Красные грузовые вагоны вздрагивали, постукивая тарелками буферов.
- Нет, - сказал Кранц, - недолго. Эшелон обычный. Это продлится не больше часа.
И он вернулся на перрон.
Поезд остановился. У каждого вагона встало по нескольку солдат с автоматами и дубинками.
В поезде был пассажирский вагон. Из его двери на платформу выпрыгнул молодой офицер с погонами штурмфюрера. Он и Кранц пожали друг другу руки.
- Ну, - сказал Кранц, - кого привезли на этот раз?
- Все тех же, господин гауптштурмфюрер. Евреи из Венгрии.
- Сколько?
- Две с половиной тысячи голов.
И штурмфюрер вручил помощнику коменданта лагеря толстый запечатанный пакет. Кранц, не вскрывая, передал пакет стоявшему рядом унтер-офицеру, махнул рукой.
- Не мешкайте, - вполголоса проговорил он, - на подходе ещё два эшелона.
Унтер-офицер пустился по перрону бегом. Он вбежал в будку со стеклянной дверью, включил микрофон, щёлкнул по нему пальцем.
- Внимание! - сказал он, и голос его, усиленный громкоговорителями, загремел по перрону. - Внимание! Эта информация предназначена для заключённых, которые только что прибыли и ещё находятся в вагонах. Евреи, вас доставили в лагерь Аушвиц, где отныне вы будете жить и работать. Мы не хотим вам зла, мы обеспечим вас жильём, одеждой, едой. Но мы требуем беспрекословного повиновения. За малейшее неподчинение - расстрел на месте. Сейчас вас выпустят из вагонов. Вы разделитесь - мужчины отдельно, женщины и дети - отдельно. Вы снимете с себя все своё платье, а также нижнее бельё и обувь, аккуратно сложите там, где будет указано. Затем вы пройдёте в душ, на дезинфекцию, после чего вам выдадут новое платье и бельё. Повторяю: за неповиновение - смерть, за слишком медленное раздевание - смерть, за попытку уклониться от дезинфекции - смерть. Внимание, охране открыть двери вагонов!
Эсэсовцы сбили с дверей теплушек толстую проволоку. Двери со скрежетом раздвинулись. Из вагонов посыпались люди с чемоданами, корзинами, дорожными мешками. Те, что помоложе, спрыгивали и спешили помочь женщинам с детьми. Старики, на которых напирали сзади, тяжело падали на платформу и торопливо отползали в сторону, чтобы не быть раздавленными. Матери, надрываясь в крике, звали детей, которых потеряли в сутолоке. Малыши плакали и продирались сквозь толпу, пытаясь отыскать родителей. Громче всех рыдала девочка лет трех. Маленькая, смуглая, с большими голубыми глазами, в которых застыл ужас, она металась по платформе, прижимая к груди башмачок с красным пушистым помпоном.
Заработали дубинки эсэсовцев. Не давая узникам опомниться, их стали сгонять в большой оцепленный солдатами круг.
- Мужчины - направо, женщины и дети - налево, - командовал громкоговоритель. - Скорее, евреи, не мешкайте. Помните: за промедление - смерть!
Как бы в подтверждение этого где-то негромко хлопнул выстрел, и в воздухе повис протяжный вопль. Толпа застонала, шарахнулась от вагонов, заторопилась. Группа дюжих эсэсовцев прикладами карабинов отделяла молодых и сильных мужчин. Таких набралось человек триста. Их построили и увели.