– Оказывается, ваши "медные лбы" в состоянии еще рождать светлые идеи… Впрочем, и на это вас надоумили русские ребята.
Филип хотел ответить старшему брату, но тут в дверях возникла Пегги.
– В гостиной звонит телефон, – сообщила она. – Спрашивают мистера Ричарда.
Старший Тейлор порывисто встал и вышел, по быстро вернулся.
– Извините, – сказал он, обведя глазами сидевших за столом, – но я должен вас покинуть.
Джордж встревоженно посмотрел на отца:
– Что-нибудь случилось, па?
– Мой старый фронтовой друг попал в автомобильную катастрофу. Это неподалеку от Майами. Звонила его жена… Он еще жив. Хочет проститься…
– Ты поедешь на машине? – спросил Филип.
– До Джексонвилла. Оттуда самолетом до Майами. Я уже заказал билет. Извините, но мне надо спешить.
Он внимательно осмотрел всех, будто прощался. Задержал взгляд на старшем внуке, своем любимце, которого назвал в честь русского друга, спасшего когда-то ему жизнь [Русское имя Иван читается в английском произношении как Айвен].
– Думаю, что завтра к ужину я вернусь. Прощайте!
Вывший полковник ВВС выехал с базы Мэсситер через южные ворота. Но двинулся вовсе не в сторону города Джексонвилла, где будто бы ждал его самолет, а повернул на север, где дорога № 17 пересекала Олтомаха-ривер. Перемахнув мост, Тейлор развил предельную скорость и вскоре уже подъезжал к городу Саванна. Именно отсюда он вылетел самолетом, который взял курс не на юг, в Майами, а в противоположную сторону. В Ричмонде, штат Виргиния, полковника встретил высокий негр в форме уорент-офицера ВВС. Они молчаливо обмелялись рукопожатием и, не сказав друг другу ни слова, прошли на автомобильную стоянку. Седой негр распахнул правую переднюю дверцу точно такого же "форда", какой Тейлор оставил в аэропорту Саванны.
Едва полковник оказался в кабине, "форд" сорвался с места. Они быстро пересекли город, проехав неподалеку от знаменитого исторического памятника – церкви святого Джона. Тейлор еще подумал, что, если бы не срочный вызов, обязательно заехал бы сюда… Нет, не помолиться, полковник не был набожным человеком. Просто его крестили в этом храме, так сказать, благословили в жизнь. А теперь он хотел бы получить там иное напутствие. От господа бога? Нет, от Патрика Генри… Его дух навсегда остался в этой церкви. Ведь именно здесь огласили в 1775 году Виргинскую конвенцию, призвавшую к борьбе с английским королем, именно здесь произнес Патрик Генри знаменитые слова: "Свобода или смерть".
Но седой негр быстро вел машину по улицам Ричмонда. Он увидел, как шевельнулся его пассажир, вопросительно глянул на него: может быть, что не так…
– Свобода или смерть! – сказал негромко Ричард Тейлор.
– Совершенно верно, сэр, – улыбнулся уорент-офицер.- Понял вас, сэр…
Больше они не разговаривали.
При выезде из Ричмонда полковник загадал: "Если свернем вправо, на шоссе номер 301, то я буду завтра есть рыбу, которую добудет в океане Айвен. А если влево, на федеральную дорогу номер один…"
Обе дороги шли параллельно и вели к одной цели – в Вашингтон. Тейлор не захотел даже в мыслях прикидывать, что стоит за вторым "если".
Они свернули влево, на Первое федеральное шоссе. И тогда водитель впервые заговорил со своим пассажиром:
– Я с вами только до Фредериксбурга, мистер Сэмпсон. Там вас ждет другая машина, сэр.
Пассажир молча кивнул.
Все правильно, черт побери. Они мчатся во весь дух по Первой федеральной дороге, а во Фредериксбурге он пересядет в новый автомобиль – так диктуют законы конспирации. Завтра вечером он, Ричард Тейлор, будет есть жареную рыбу в доме сына, но сейчас его зовут "мистер Сэмпсон", и это тоже необходимо. У него были и другие имена, у полковника Тейлора, одного из руководителей тайной "Лиги седых тигров".
20
– Шесть месяцев осталось, – сказала Зоя Гаенкова и придвинулась к спинке сиденья командира.
Юрий Макаров повернулся к ней.
– Это вы о чем. Зоя Федоровна? – спросил он. Гаенкова вздохнула.
– До Нового года, Юрий Иванович…
Макаров хотел рассмеяться, но в последнее мгновение сдержал себя, понял, что обидит ее. Хоть он и командир, да только все равно женщина, она и есть женщина, для них впору и уставы особые писать. Непорядок это – женщина в армии, да что поделаешь… Хотя вон у тех же янки женский вспомогательный корпус составляет одну десятую часть всех вооруженных сил. У нас в армии их значительно меньше. Но, видимо, армия все-таки не место для женщин.
Не слишком ли рано думать о Новом годе? – сказал Макаров. Их "уазик" подобрался уже к реке и въезжал на мост, выстроенный недавно ракетчиками.
Да нет, просто вспомнилось кое-что, – неопределенно ответила Гаенкова и, помолчав немного, спросила: – А вы, Юрий Иванович, видели когда-нибудь, как апельсины растут на елках?
Он удивленно взглянул на женщину, пожал плечами:
– Нет, не приходилось…
Впереди показался поворот влево. Туда шла позиционная дорога, она вела к пусковой установке, и Альберт вопросительно глянул на командира.
Прямо, – сказал Макаров. – Сначала заедем на командный пункт.
Мне, знаете, что хотелось бы… – начала Зоя и не договорила. Ей показалось, что Юрий только из вежливости поддерживает разговор, ему нет дела до ее чувств, до ее любви к нему. Не нуждается Макаров, чтобы его любила еще какая-нибудь женщина, кроме одной-единственной, той, что осталась сейчас в военном городке… Лариса и только Лариса – вот кто нужен Макарову.
"А на что ты надеялась, голубушка? – спросила себя Зоя Гаенкова. – Даже если б и дрогнуло у него сердце, оп усмирил бы любое чувство ко мне. Или к другой женщине… Да ведь я и сама замужем, жена офицера. Значит, как бы смертельная зона для таких, как Макаров. Честь и долг для него дороже самой жизни. И не понять Юрию, что апельсины могут расти даже на елках…"
А Макаров думал о том, что наступает особое время, оно, конечно, войдет в историю. Человечество еще раз продемонстрирует зрелость и умение в критический момент избрать разумную альтернативу. Ведь только безумец в состоянии рассчитывать уцелеть в ядерной войне. Уж кто-кто, а он-то хорошо знает, какое ужасающее, не постижимое для человеческого воображения оружие находится в его руках. И разве только у него одного… Кажется, теперь и за океаном поняли: иного выхода, кроме полного ядерного разоружения, нет и быть не может. До конца ли поняли?
Еще несколько лет назад девяносто процентов граждан Соединенных Штатов считали, что в ядерной войне не может быть победителей, а девяносто шесть процентов утверждали – только безрассудные авантюристы могут идти на дальнейшее обострение отношений с Россией. Он вспомнил, как, оценивая новые аспекты во внешней политике Америки и России, газета "Нью-Йорк таймс" писала: "Все реалистически мыслящие люди понимают, что ядерные переговоры – это не какая-то уступка русским, а объективная необходимость, порожденная нашей общей заинтересованностью в том, чтобы выжить".
"Именно так, – мысленно произнес Юрий Макаров, – выжить. Другого не дано. Люди планеты повсеместно ощутили: человечество дошло до порога, за которым война становится самоубийством для того, кто рискнет ее развязать…"
Зеленый "уазик" мчал их к развернутой ракетной установке, которой надлежало вскоре исчезнуть как боевой единице РВСН. И командир части вспоминал, как вовсе не просто приняли он и его коллеги весть о подписании Вашингтонского договора по ракетам средней и меньшей дальности. Юрий Макаров не служил в подразделениях, вооруженных СС-4 и СС-20, их по старой привычке звали в войсках "пистолетчиками". Сразу после училища Макаров попал на другие комплексы. О них разговор в 1987 году пока только начинался… А судьба РСД была уже решена. После ратификации Договора в конгрессе Соединенных Штатов и Верховном Совете СССР по сто ракет убрали путем их запуска, а остальные принялись планомерно уничтожать, ибо дело это оказалось далеко не простым. Ведь помимо самих развернутых "изделий" ликвидации подлежали ракетные вспомогательные объекты, перепрофилировались и заводы-изготовители.
Еще во время переговоров американцы настаивали, чтобы мощные тягачи для СС-20 были разрезаны по оси и превращены в металлолом. Это было бы неоправданным вандализмом, возражали русские эксперты. Зачем губить добрые машины, на которых можно перевозить, например, лес или газовые трубы…
Словом, едва приступили к уничтожению двух классов ракет, как возникли непредвиденные трудности. Конечно, они успешно преодолевались в процессе совместной работы экспертных групп обеих сторон, но само появление технологических проблем обусловило возникновение предварительного соглашения. Заключенное непосредственно перед подписанием Договора о ликвидации тяжелых ракет, оно предусматривало проведение опытного демонтажа "Громобоев" и "Хранителей мира". Этот эксперимент и должен был лечь в основу конкретной, исполнительной части будущего Договора, который лидеры Америки и России готовились подписать в скором времени.
… Зоя Гаенкова получила ту страшную телеграмму на второй день после выпускного бала в медицинском институте. Тогда она и не Гаенкова была еще… Шесть лет назад.
"Люба погибла катастрофе".
Всего три слова… Даже подписаться забыл се убитый горем зять, Алексей Ермакович. Только поняла Зоя, что он зовет ее, младшую сестру жены, на помощь.
Когда похоронили Любу – в машину, на которой она ехала по грибы, врезался пьяный тракторист, – Гаенков сказал свояченице:
– Если тебе все равно куда ехать по распределению, перебирайся в Рубежанск. Оформим направление в наш госпиталь. И за моими парнями порой доглядишь, ты ж им родная кровь все-таки…
У Гаенковых было двое мальчиков. Василий перешел в восьмой класс, а Лёнчик закончил третий.
– А куда мне еще ехать? – спросила и себя, н подполковника Зоя. – Правда, распределили меня в Свердловскую область… Но можно и к вам в Рубежанск податься.
А через полгода она увидела, как в Новый год растут апельсины на елках… Вот уж не думала, что замотанный служебными делами, немногословный и будто бы бесчувственный сухарь-человек Гаенков окажется таким романтиком. Этим он и взял ее, апельсинами на елках.
Вскоре после Нового года они потихоньку, без громкой свадьбы, поженились, и все в городке – главное, жены офицеров и прапорщиков, формирующие особое общественное мнение, – приняли это как должное. Зоя была хорошей матерью и доброй женой. Вот только детей своих заводить не стала. Она довольно скоро поняла, что в основе их союза с Гаенковым лежала жалость, несколько расцвеченная, подкрашенная той самой новогодней ночью, когда Алексей Ермакович пригласил ее пойти на лыжах в тайгу и вывел к ели, на которой горели свечи и оранжево сверкали апельсины.
"Жалость не должна лежать в основе чувства к мужчине, – подумала Зоя, внешне безучастно смотревшая, как убегают сейчас назад выстроившиеся вдоль дороги темно-зеленые ели с притулившимися к ним небольшими березками. – Жалость не укрепляет союза, слабый она фундамент для любви…"
Усыновленные ею дети сестры выросли. Василий пошел по стопам отца и учился в военном училище. Лёнчик презрел сухопутную службу и пробился в нахимовское, в Ленинград. Они остались вдвоем. Алексей Ермакович вроде бы искренне любил молодую жену, но сама Зоя обостренным женским чутьем улавливала, что Гаенков больше любит в ней погибшую Любу. А кого ей было любить в нем?
Все вокруг по-хорошему им завидовали и радовались, глядя на их безоблачную семейную жизнь. Никто и не догадывался, и не должен был догадываться, что Зоя давно уже сохнет по Макарову, безнадежно сохнет. Только Юрий Макаров знал об этом, хотя напрямую не было у них никаких там намеков-разговоров. Да вот еще замполит Шапошников, судя по всему, догадался. У него будто по рентгеновскому аппарату в каждом глазу.
Машина приближалась к командному пункту. А Макаров некстати вроде вспомнил разговор, затеянный замполитом об их с Зоей отношениях. Тогда Юрий сразу же твердо определил линию поведения, не называя вещи своими именами, конечно: мол, тревогу поднимать не стоит, в назревшей ситуации нет у сторон обоюдности. А чувствовать никому не заказано, лишь бы другим не было нанесено ущерба, а это он, Макаров, комиссару гарантирует. И кадровую перестановку не стоит затевать… В конце концов, офицеры они или нет? О службе надо помышлять, а не о лирических рокировках.
На том разговор и кончился. Но сейчас Макаров, видимо от близкого соседства с этой обворожительной женщиной, вдруг поймал себя на греховной мыслишке: "А что, если бы…" Тут он смущенно рассмеялся, поняв, что не так-то уж хорошо и забронирован от искушений.
"Как бы мне не пришлось палец себе, подобно отцу Сергию, рубить, – невесело подумал Макаров. – Впрочем, на худой конец при подобной ситуации могу заставить старшего лейтенанта медицинской службы встать по стойке "смирно"…"
Чему вы смеетесь, Юрий Иванович? – спросила Зоя.
Хочу заняться с вами строевой подготовкой, старший лейтенант, – повернулся он к ней, приветливо улыбаясь. – Нет возражений?
Господи, – серьезно ответила Гаенкова, – да с вами я хоть марафонским бегом займусь.
21
После ужина все, кроме детей, отправленных к себе, наверх, перешли в гостиную.
Лу предложила мужчинам чай. Его и прежде подавали в их доме, а теперь, когда спиртное исчезло в семье из обихода, чай у Тейлоров стал на ракетной базе притчей во языцех. Кое-кто даже пытался подражать им. В конце концов, в старой доброй Англии всегда пили чай и только чай, эта традиция как будто бы и родовые корни укрепляет…
Правда, Филин Тейлор, старый холостяк, одинокий в принципе человек, часто навещавший семью племянника, где его любили за легкий и веселый нрав, сокрушался по поводу "сухого закона" в доме Тейлоров, приговаривая:
– Как вы можете глотать красную пыль Джорджии и не смачивать глотки добрым бербоном, хотя бы и с содовой пополам? Ведь в штате, где зимой вязнешь по пояс в грязи, а летом плаваешь в облаках пыли, попросту нельзя обходиться без спиртного…
…Джордж направился к себе в кабинет, чтобы принести сигарный ящик. Сам оп сигар не курил, предпочитая иногда под настроение сигарету, но помнил, что прежде любил побаловаться настоящей гаваной дядя Фил. Когда майор Тейлор взял сигарный ящик, в кабинет вошел Виктор Хансен.
Филип рассказывает Лу анекдоты на библейские темы, – улыбнулся Хансен, и тут майор Тейлор понял, что Виктор хочет поговорить с ним.
Садитесь, капитан, – предложил Джордж. – Хотите сигару?
Благодарю… Раскурю ее за чаем, после. Вот я о чем, Джо. Не случайно ведь оставил свой танкер…
А что случилось?
Мне предложили войти в док военного завода в Саванне. Цель: оборудовать в переднем, носовом танке одну штучку, вроде тех, которыми ты командуешь.
Поставить ракету на торговое судно?!
Вот именно. Открыто мне об этом не сказали, но дали понять: работа секретная, заказ Пентагона, который и стартовую команду нам потом организует, под видом членов экипажа. Никогда не думал, что такая старая добрая фирма, как наша "Эссо Петролеум", поступится честью и авторитетом ради грязного дела.
Погодите, Вик… Идея оборудовать торговые суда пусковыми установками – это старая идея… Но ведь сейчас иное время, мы собираемся ликвидировать стратегическое ракетное вооружение! Может быть, речь идет о чем-то другом?
Главный механик показал мне прикидочные чертежи той штуки, которая займет наш передний танк. Не весь танк, конечно, часть. Но нефть мой "Эссо Ричмонд" возить в нем больше не будет: надо же компенсировать вес установки.
Вот так новость, – медленно проговорил Джордж. – Знает ли об этом Президент?
Хансен пожал плечами.
– Пока об этом узнал я… И тут же попросил отпуск, сослался на пошатнувшееся здоровье. Впрочем, это и в самом деле так. От раздумий по поводу нечистых затей начинает шалить сердце.
"Торговые суда с ракетами на борту, – размышлял Джордж, машинально вертя в пальцах сигару. – Особые маршруты передвижения в океане, специальная связь с боевыми расчетами, замаскированными под торговых моряков… И никакого контроля, если потенциальный противник не знает местонахождения судна. Да, но и контроль самого командования за этими носителями ядерной смерти будет затруднен!"
– Договорим утром, – сказал он Виктору Хансену, который растерянно и грустно улыбался. – Завтра у меня свободный день… Утром, правда, я покажусь на службе, а вечером вернется из Майами отец. Он до сих пор, кажется, связан неофициально с Пентагоном, да и председателя КНШ, генерала Уорднера, знает лично.
Расскажем об этом полковнику. А пока пойдем в гостиную, Вик…
Они вернулись к Лу и пастырю морских пехотинцев. Фил Тейлор пил чай из блюдечка, водрузив его на все пять пальцев.
– Этому меня научил в Ньюпорте молодой капеллан славянского происхождения, – пояснил Фил изумленным Хансену и Джорджу. – Он утверждал, что этот способ вывез из России его прадед… Чертовски удобный способ, когда питье горячее, а пить тем не менее хочется. Жаль, что я дал слово главному капеллану и всевышнему воздерживаться от алкоголя. Не то научил бы так пить виски коллег-капелланов да и кое-кого из паствы, наиболее достойных, разумеется.
Он театрально вздохнул и томно закатил глаза, вызвав у остальных улыбку.
Кстати, Джордж?, – обратился Филип Тейлор к племяннику, раскуривая сигару, – где ты достаешь эти совсем настоящие гаваны?
Мне их присылает друг из Форт-Лодердейла. Он служит во флоридском округе Береговой охраны.
Тогда все ясно. Как отвечают политические боссы, загнанные журналистами в угол: "Без комментариев!" О'кей, Джо, – сказал капеллан, поставив блюдце на стол и поднимаясь. – Уже поздно, а я проделал длинный путь, пока добрался до вашего острова. Где ты меня разместишь сегодня, Лу? Помнишь ли о том, что я безбожно храплю? Все живое замирает в радиусе трехсот футов, хотя каждый раз, засыпая, я молюсь господу и прошу его избавить меня от свойства, которое демаскирует военного человека.
Не беспокойтесь, Фил, – проговорила Лу. – Русские слишком далеко от Святого Симона, они вас не услышат. И мы тоже, поскольку Пегги постелила вам в бунгало.
Тогда я пошел, – сказал Филип Тейлор. – Ах, сколько было выпито там виски, в этом бунгало!.. Спокойной ночи, дети мои!
22
До учебно-боевого пуска оставалось четыре часа. – Где будете обедать, товарищ Главнокомандующий? – спросил командир соединения.
– А там, где стол накроете, – улыбнулся Главком.
Хоть и не отпускало его грустное настроение от осознания того, что все это он видит в последний раз, Главком испытывал удовлетворение: порядок всюду был образцовый. Он придирчиво осмотрел помещение для отдыха дежурных смен, поинтересовался набором лекарств и медикаментов в лазарете.
Потом спросил у командира части, как тот относится к идее безлюдной охраны пусковых установок.
Вон ведь как у противника организовано: все за счет техники, – сказал Главком. – Радары, засекающие приближение любого предмета к ракетной шахте, электрозащитная изгородь, мины направленного действия. И еще военная полиция, которая прибывает на вертолета через пять – семь минут после сигнала тревоги…