Я показал фотографию Корчёнова. Завьялов вгляделся. Взял фотографию, посмотрел на свет. Вернул.
- Да, он.
- Значит, к определенному часу. И не больше сорока пяти минут.
- Криминала, между прочим, я здесь не вижу.
- Да нет, конечно, - сказал я. - Криминала нет.
- Я что, свободен?
Я подумал, может быть, отдать ему крестовину кардана, которая лежит в столе у Сторожена? Нет, обойдется.
Завьялов уехал. Я включил радиотелефон. Набрал номер Сторожева.
- Сергей Валентиныч? Это я. Он приехал.
- Ты уже отпустил его? - помедлив, сказал Сторожев.
- Да. Он едет по направлению к городу. Могу задержать.
- Не надо. Минут через двадцать выйди из машины. Поищи в лесу наряд пограничников. Понял меня?
- Да, понял.
Выждав двадцать минут, я вышел из машины и пошел в лес. Да, теперь уже я понимал, что имеет в виду Валентиныч. Тайник. Конечно. Пограничники ищут тайник, если уже не нашли.
Так и оказалось. Метрах в ста пятидесяти в глубине лесной полосы, разделяющей два шоссе, около кустарника стояли Сторожев и шесть пограничников, вооруженных щупами, миноискателями и прочей поисковой техникой. Один из пограничников, высвечивая фонариком, сидел на корточках возле ямы. Рядом была положена крышка - примерно тридцатисантиметровый слой дерна с росшей на нем травой и даже кустом.
- Надо же, товарищ майор, - еще один пограничник присел на край ямы. - Вы прямо как в воду глядели. А я, наверное, по этому тайнику раза два с собакой пробегал. Тогда, когда налетчиков искали.
Мы со Сторожевым сели на корточки. Фонарь поочередно выхватывал из темноты старую штормовку, остатки газет, нечистоты, фонарь, кучу тряпок, старые консервные банки.
Потом Мы с Валентинычем сидели в моем "Москвиче" на обочине шоссе.
- Значит, они специально попросили Завьялова ждать оба дня определенное время, - сказал я. - Не больше сорока пяти минут. Примерное время выхода микроавтобуса госбанка они знали. А два дня подряд - для подстраховки. Может быть, если бы деньги не повезли на второй день, они попросили бы Завьялова приехать и в третий. Когда они выехали из леса на мотоцикле, примерно без четверти одиннадцать, - Завьялов уже полчаса как уехал. Но они имитировали бег не к машине, а к следам этой шины. А потом прыгнули через э следы на шоссе. На асфальте след не остается. Пробежав немного, разминулись. Один - вернее всего Пахан с инкассаторской сумкой по камешкам, да еще посыпая следы кайенской смесью, пробрался тайнику и спрятался там. А второй на какой-то своей машине, которая была поставлена так, что следов осталось, уехал. А может быть, просто на попутке. А потом они встретились. Уже в спокойной обстановке.
- Понимаешь, Володя… Мне кажется, что я все-таки был прав. И имеем дело с человеком, которого внедрили к нам в государство, то есть с резидентом. Но вот, представь себе, что этот человек, внедренный резидент, связан, помимо своих хозяев, еще и с организованной преступностью там, у себя. Ты можешь допустить такое?
- Могу, - после долгого молчания сказал я. Я мог отвечать, а мог и не отвечать. Но в любом случае понимал, что Сторожев сейчас прав.
- Ну вот. А как только мы это допустим - все сразу становится на свои места. Как только мы станем плясать от этой печки, нам буде многое понятно. Понятно, что, увидев достойную цель, такой человек мог с легким сердцем… пожертвовать резидентурой. Даже прекрасно налаженной и хорошо закрытой. По тому что с полутора-двумя миллионами долларов он будет себя чувствовать прекрасно в любой точке земного шара. Согласен?
Как же я сам этого не понял? Почему? Инерция? Да. Конечно, это была инерция. Кто же меня сбил. Пахан. Меня сбил Пахан. Но он на какое-то время сбил и шефа. Слабо утешение.
- Понимаешь, я еще во многом не разобрался. Ну, например, истории с подменой денег. Но это уже не так важно. Это детали. Главное - сама идея. Идея об использовании хорошо налаженной резидентуры для получения крупной прибыли. Я теперь вижу, что в этой ситуации все должно было работать на него. Важна была сама идея.
- Ну а для его центра?
- Для его центра. Это довольно сильное место замысла. Для центра… Для хозяев его исчезновение будет легко объяснимо. Его взяли. Взяли мы с тобой. Он засыпался. И концы в воду.
Шеф прав. Абсолютно.
- Меня сбил Пахан, Сергей Валентиныч.
- Пахан был… лишь средством. И одновременно - прикрытием.
- Вы думаете - "он" уже ушел.
Сторожев долго молчал. Очень долго.
- Думаю, так быстро он уходит не станет. Выберет он наверняка надежные пути ухода. Скажем, аэропорт. Морской порт. Ну железная дорога. И, на что я очень рассчитываю, если он будет уходить, то обязательно прихватит с собой меченые полмиллиона долларов. Не такой это человек, чтобы оставить их здесь.
На причале стоит тот особый "дух отхода", который всегда можно безошибочно угадать в последние минуты перед выходом в море пассажирского теплохода. До отдачи швартовых остается полтора часа, но, как всегда, многие пассажиры еще стоят внизу, разглядывая порт, переговариваются между собой или перекликаются с теми, кто наверху. Разглядывает пирс с десятиметровой высоты. На высоком черном борту теплохода знакомая надпись: "Норденшельд". Наверное, любому человеку знакомо это острое, особое чувство перед отплытием. Оно возникает независимо от того, как часто ты выходил в море. Но я сейчас должен заняться куда более скучной работой. Играет музыка. Вот, заглушая ее, раздалось, отдаваясь во всех уголках причала, привычное:
- Олл пэссенджерс эбоад! (Всем пассажирам подняться на борт!) Олл пэссенджерс эбоад! Плииз!
Морякам знакома эта тяжкая обязанность четвертого помощника. Кому-то обязательно хочется спуститься вниз, еще раз постоять на твердой земле. Несколько девушек что-то кричат сверху, хохочут, машут руками. Я поднимаюсь по трапу на теплоход. Прохожу в служебную каюту. Меня уже ждут. Теперь мы - Сторожев, Ант и я - по очереди лично проверяем все уходящие судна. Здесь, в крохотной служебной каюте "Норденшельда", бригада выпускающих. Три пограничника и два таможенника.
- Прошу показать счетчики.
Выпускающие показывают мне спрятанные в карманах счетчики Гейгера.
- Еще раз напоминаю: никто не должен видеть или догадываться, что вы снабжены счетчиками Гейгера. Если вдруг у кого-то из вас сработает счетчик, не предпринимайте никаких действий по дальнейшему поиску. Ваша задача - запомнить место, где сработал прибор, подняться на ходовой мостик и дать условный сигнал. Условные сигналы помните?
- Помним, товарищ старший лейтенант, - говорит один из пограничников. - Если счетчик Гейгера ни у кого не сработает, с ходового мостика дается один длинный и один короткий гудок. Если же хоть у кого-то сработает, даются четыре коротких гудка.
- Все верно. И запомните, важно проверить не только каюты. Тщательно, не торопясь, пройдите со счетчиком все помещения. Особенно там, где могут быть непредвиденные пустоты. Коридоры, бельевые, боцманскую. Короче, все подсобные отсеки. Кают-компанию, камбуз. На каком примерно расстоянии может последовать сигнал, запомнили?
- Так точно, товарищ старший лейтенант. Мы же не первый теплоход проверяем.
- Хорошо, - говорю я. - Приступайте.
Потом, еще полтора часа, я стою на причале среди провожающих. Стою и жду. И дожидаюсь. Наверху, над трубой, раздаются гудки. Один длинный и один короткий. Все. Можно уходить.
Повременив, пока "Норденшельд" выйдет из порта и даст прощальный гудок, я пошел вдоль причалов. Сильный ветер срывал с волн пену, сдувал с причалов мусор. Через несколько шагов мне пришлось поднять воротник реглана. Вдали, у волнолома, прыгал на волнах, налезал на них реданный катер. Я вгляделся. Кряквин. Смотритель маяка. Сидит на корме, легко держа румпель. Хорошо. Подумаем. Может ли быть Кряквин "нашим человеком"? Принципиально - может. Есть ли у Кряквина реальная возможность уйти… Увезя с собой полмиллиона и колье Шарлотты? А ведь есть. "Крыша" у него очень удобная. Систему работы морской погранохраны он имеет возможность изучить от и до. Катер… Впрочем, Кряквин вполне мог поставить на свой катер форсированный мотор. Ночью час ходу - и он за пределами зоны. Я следил, как катер Кряквина уходит к маяку, постепенно уменьшаясь.
Был у врача. Ну, предположим - тот, кто проверял его и его историю болезни, что-то просмотрел. Кроме того, тогда еще не было, да и не могло быть конкретного подозрения на кого-то из пятерки. В центре внимания был Пахан. В принципе не так уж трудно сделать соответствующую отметку в собственной истории болезни. Для этого нужно просто незаметно попасть в регистратуру.
Я прошел мимо причала, у которого стоял огромный и совершенно пустой белый теплоход. "Дружба", круизник, уходит сегодня в Южную Америку на фрахт. Им должен заниматься Сторожев. Я прошел мимо теплохода. Ладно. Допустим, нужно заглянуть в портовую поликлинику. Она как раз за "Дружбой", у двенадцатого причала.
В регистратуре поликлиники было пусто. Девушка в белом халате что-то писала, сидя за стеклянной перегородкой. Я ее не знаю. Новенькая. Совсем молодая. Лет восемнадцать-девятнадцать. Светлые волосы забраны под косынку. На щеках ямочки.
- Товарищ, сейчас же перерыв. Зайдите через час.
Я показал удостоверение.
- А-а, - она отодвинула журнал. - Что вам?
- Я хотел бы посмотреть, был ли на приеме пятнадцатого сентября работник порта Кряквин Вэ Эс. Смотритель маяка.
Девушка подошла к картотеке. Поморщилась.
- Как вы говорите? Кряквин? - Она повела сверху вниз рукой и наткнулась на пустую ячейку. - Ой. Я же на "ка" и на "эл" оставила в кабинете главврача. Пойдемте.
Мы с ней подошли к кабинету главврача. Она достала ключ, открыла, улыбнулась.
- Когда Павел Сергеич уходит, он мне оставляет. Подождите, я сейчас достану карточку.
- Хорошо, - я отошел к стене. Сунул руку в карман реглана. Машинально нащупал счетчик Гейгера. Так же машинально достал, чтобы переложить во внутренний карман, - и увидел, что индикатор светится.
Я оглянулся. В открытую дверь было видно, как девушка, чуть прикусив нижнюю губу, перебирает карточки. Я снова посмотрел на индикатор. Он светился слабо, еле заметно. Я сделал несколько шагов, прохаживаясь по коридору. Но стоило мне отойти в конец коридора - индикатор погас. Я вернулся. Как только я приблизился к стене, как раз напротив двери главврача, счетчик снова отреагировал слабым красноватым тлением. Я оглядел стену. Метра через три дверь с табличкой "Карантинный врач".
- Вот, нашла. - Девушка положила историю болезни Кряквина на стол. Перевернула несколько листков. - Смотрите. Вот последние записи.
Почерк, которым были сделаны записи в истории болезни Кряквина, был очень неразборчивым, но везде одинаковым. Я нашел нужное число. Отметка - девять утра. Я с трудом смог разобрать: "…первичный прием… по поводу ОРЗ… освобожден…"
- Вы не скажете, чей это почерк?
- Главврача. Павла Сергеича, - девушка улыбнулась. - Чей же еще?
- Спасибо, - я вернул карточку и кивнул на стену: - А что у вас там? Ну за этой стеной?
- Как что? Рентгеновский кабинет.
Это называется - кинуть самого себя. Не сообразить, что в поликлинике есть рентгеновский кабинет. А когда рентген включен, счетчик срабатывает. Ну и лопух. Впрочем, хоть я и лопух, здесь может быть и какая-то связь. Скажем, рентгеновский кабинет вполне сошел бы как элементарное прикрытие. Хотя нет. Притянуто.
- А рядом Северцев, - девушка взяла ящик. - Вот за это помогите отнести.
- Конечно, - я перехватил у нее ящик.
- Хотя Северцева уже нет, - девушка показала мне на пустую ячейку. - Вакантное место. И долго не будет. Желающих мало. Ушел от нас Валера.
- Ушел? - я старался как можно аккуратнее вставить ящик. - А куда?
- Завидую я ему. На "Дружбу". Судовым врачом.
На "Дружбу". "Дружба" стоит сейчас на одиннадцатом причале. И уходит, кажется, через три часа. А почему завидует, ясно. Круиз по фрахту. В пароходстве это называется "курорт".
До отхода "Дружбы" остается два часа. О Северцеве, и то коротко, двумя словами, я сказал Сторожеву только сейчас. Получилось, сказал почти впритык. Мы со Сторожевым сидим в кабинете капитана порта Тийта Аасмяэ. Впереди, за стеклянной стеной, на причалах не произошло никаких изменений. Те же "Апшерон", "Воркуталес" и "Дружба". О Северцеве я сказал без всяких добавлений. Сейчас мне кажется, я рассудил правильно. То, что Северцев неделю назад был оформлен как судовой врач "Дружбы", - это еще не повод для каких-то выводов. Но в то же время факт, о котором шефу надо было сказать. В такой ситуации все остальное он поймет без моих замечаний. Аасмяэ, худощавый, резкий, с кустистыми бровями, смотрит на Сторожева, обдумывая его вопрос.
- Северцев… Северцев. Ну. Северцев - мой карантинный врач. Работали бок о бок. Сейчас он ушел, но это неважно. Карантинный врач, сам понимаешь - особая работа. На своем "пикапе" Северцев обычно раскатывает по всему порту. То здесь, то там. Ну а в то утро он был на работе, это я помню. Потому что… по расписанию должен был принимать скоропортящийся груз.
- По расписанию. А фактически - с чьих слов ты это знаешь?
- Со слов самого Северцева, - Аасмяэ помедлил. - Но я ему абсолютно доверяю.
- Хорошо. Слушай, я позвоню из соседней комнаты?
- Конечно.
Мы с шефом прошли в соседнюю комнату. Сторожев снял трубку, набрал собственный номер.
- Галя? Срочно соединись с Ярве и переключи на этот телефон. Да. Ярвеское отделение милиции, капитана Туйка. Хорошо, жду… Алло? Будьте добры товарища Туйка. Эрих Карлович? Сторожев. Здравствуйте. Очень вас прошу, узнайте как можно скорей, по всем каналам… да, любыми путями - не появлялась ли у вас хоть раз за все время… хоть раз - машина карантинной службы Таллинского порта? Выглядит - белый "пикап" "Москвич" с эмблемой красного креста на передних левой и правой дверцах. Номер двенадцать-сорок семь. Все верно. И, Эрих Карлович, - в течение получаса, в любом случае, да или нет - перезвоните мне в порт и сообщите результат. Хорошо? Меня найдут, в крайнем случае пусть запишут телефонограмму. Да. Спасибо. Жду. - Сторожев положил трубку.
Мы со Сторожевым стоим на палубе небольшого буксира, который медленно движется по акватории порта. Впереди, примерно в кабельтове, - причал с "Дружбой". Приходится стоять, укрываясь за надстройкой.
- Карантинный врач, - Валентиныч медлит. - Крыша неплохая. Ну все равно "Дружбу" мы в любом случае должны были с тобой проверять лично. Перешел неделю назад?
- Да. Но загранвизу он оформил давно. И… его уже приглашали на "Дружбу". Раза три.
- Все ясно. Но согласился он только сейчас.
Надвинулся высокий борт. Мы, выждав, прыгнули в квадрат грузового люка "Дружбы". Укрываясь от посторонних глаз, перебрались в пустой пассажирский коридор. Все было рассчитано. Северцев, если он тот, за кого мы его принимаем, не должен нас видеть. Когда мы прыгали с борта буксира, обзор с "Дружбы" был закрыт. Засечь нас можно было только в одном случае: если именно в те несколько секунд, когда мы будем входить из-за угла прогулочной палубы в коридор команды, Северцев почему-то выглянет из своей каюты. Но коридор был пуст. Поворот ключа - и мы в пустой резервной каюте. За переборкой - каюта Северцева.
Сторожев огляделся. Поглядел на свои часы, я на свои. Если все будет без неожиданностей, примерно через полчаса должна быть телефонограмма от Туйка. За переборкой послышался шум шагов. По звуку шагов идут два человека. Верней всего, таможенники. Значит, пограничники пойдут за ними. Обход идет уже полчаса. Мы стояли, вслушиваясь. Снова шаги за переборкой. Теперь уже идут трое. Я отчетливо слышал, как двое прошли дальше, а один остановился около нашей двери. Сегодня старший контрольно-пропускной группы прапорщик Муховец. Дверная ручка каюты опустилась вниз и снова поднялась. Это условный сигнал. Сторожев посмотрел на меня. Я открыл дверь и впустил Муховца. Он вытянулся, но Сторожев поднял руку. Сказал шепотом:
- Как счетчик Гейгера?
- Пока никак, товарищ майор, - Муховец тоже докладывал беззвучно, одними губами.
- На этой палубе, вот тут, за переборкой - каюта судового врача. Фамилия его Северцев. Кто с вами в наряде? Кажется, Кривцов и Ларин?
- Так точно. Сержант Кривцов и рядовой Ларин.
- Как они насчет силового задержания?
- Силового задержания? - Муховец помедлил. - Ну… парни они ничего. Думаю, не подведут.
- Возьмите, это особые, - Сторожев передал прапорщику наручники. - Возможный объект задержания - судовой врач Северцев. Kак только услышите по судовому вещанию условную фразу: "Поисковой группе - спуститься на причал" - немедленно приступайте к задержанию Северцева. Повторите?
- Поисковой группе - спуститься, на причал.
- Так. Запомните - при задержании могут быть всякие неожиданности. Так что будьте особо внимательны.
- Понял, товарищ майор. Учтем.
- Но, может быть, задерживать Северцева и не придется. План пока такой - поднимитесь наверх и попросите капитана вызвать Северцева на ходовой мостик. Будьте с Кривцовым и Лариным наготове. Как только Северцев оставит каюту, немедленно произведите там тщательный обыск. Вы понимаете - тщательный? Цель обыска - вот эта вещь. Бриллиантовое колье, - Сторожев показал фото.
- Все ясно, - прапорщик вгляделся в фотографию. - Понял.
- При любом результате немедленно доложите мне. Да, еще - не мое имя может быть телефонограмма. Ее тоже принесите. Выполняйте
- Слушаюсь. - Прапорщик вышел. Мы с шефом продолжали стоять у двери. В динамике нар дверью раздался шорох, голос вахтенного сказал:
- Судового врача Северцева просят подняться на ходовой мостик. Повторяю, судового врача Северцева просят подняться на ходовой мостик.
Мы с Валентинычем еще довольно долго стояли в ожидании у двери. Наконец в каюту вошел прапорщик.
- Ничего, товарищ майор. Буквально проверили каждый сантиметр обшивки, - Муховец выждал. - То есть, того, что на том фото, в каюте нет. Отвечаю. И вот. Вам телефонограмма.
Сторожев взял бумажку. Прочел и показал мне.
"Телефонограмма. С.В.Сторожеву. Белый "пикап" карантинной службы Таллинского порта № 12–47 в районе Ярве и окрестностей по опросам ГАИ и населения ни разу замечен не был. Нач. ярвеского РОВД Туйк".
- Хорошо, - Сторожев спрятал бумажку. - Привели в порядок каюту? Постарайтесь максимально исправить все в каюте, а если Северцев застанет вас, извинитесь Мы пока выходим отсюда и будем на верхней палубе. Но все указание остаются в силе. Продолжайте обход судна со счетчиком Гейгера. Выполняйте.
Прапорщик вышел.
- По-моему, бесполезно, - сказал Сторожев. Кивнул мне, и мы вышли в коридор. Преодолев два пролета по трапу, выбрались на верхнюю прогулочную палубу. Сейчас была пуста. Дул сильный ветер. Отсюда, сверху, хорошо просматривался порт.
Укрывшись от ветра, я прислонился к переборке. Сторожев встал боком. И в этот момент над трубой несколько раз коротко вскрикнул гудокк. Раз. Два. Три. Четыре.
Четыре раза? Значит, счетчик Гейгера среагировал? Здесь, на "Дружбе". По крайней мере, это условный сигнал. Я тут же попробовал предостеречь себя. Еще неизвестно, что заставило счетчик сработать. Может быть, нас ожидает история вроде той, что случилась со мной в поликлинике?