Где-то из-за решетки жидкий и хриплый тенорок затянул песню.
Не для меня приде-о-о-т весна,
Не для меня Дон разолье-о-о-тся…
Наконец вернулся Трапезников, неся в фуражке десяток грибов с аккуратно обрезанными ножками.
- Глядите, Федор Степанович, - сказал он, высыпая из фуражки на сиденье грибы, - какие ядреные рыжики! Глядите! - Он выбрал гриб покрупнее и поднес его ближе. - А пахнут как! - Он шумно втянул в себя воздух. - Сосной! Мхами! Можжевельником! Нет; что ни говорите, красивое дело - грибная охота!
В это время появилась Люба Цветаева, открыла дверцу машины, положила свой пакет меж сидений и сказала:
- Вадим завтра вас ждет. - А передачу что же? - спросил Трапезников.
- А передачу? - повторила она. - "Яблоки, сказал, отдай Маришке. А сгущенку отнеси домой, я завтра приеду - сожру банку!" Так и сказал: "Сожру целую банку!.."
СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Я тщательно готовился к встрече с Вадимом Тарасовым, для меня он был первым свидетелем, который общался с Юсовым и мог опознать его по фотографии.
Раньше времени из Верхнеславянска звонил Гаев. Им удалось обнаружить еще трех свидетелей.
В минуту раздумья постучал в стенку Шагалов - вызывала Москва.
- Федор Степанович! - Я сразу узнал голос полковника Каширина. - Здравствуй, старина! Сегодня авиа выслали тебе материалы, фотографии, списки руководства, описание интерьера. Кроме того, я послал тебе несколько книжек, они могут быть полезны. Будь осторожен. У тебя вопросы есть?
- Прошу ускорить ответ на наш запрос в Онеге!
- Записал. Все?
- Как будто все.
- Подумай.
- Сегодня мы направим запрос на проверку Черноусова по материалам трофейного архива СД. Очень прошу, Сергей Васильевич, ускорить.
- Все?
- Теперь все.
- Желаю удачи! Жму руку!
Полковник Шагалов слышал мой разговор с Кашириным.
- Вот увидите, Тарасов опознает Черноусова… - сказал он.
- Но может и не признать его ни в одном из предложенных снимков.
- Почему?
- Он видел Юсова в брезентовом плаще, шляпе и в очках, у нас же на фотографиях люди хоть и с бородой, но без верхней одежды и очков, кроме одного, я не знаю, кто это…
- Покажите.
Я достал из кармана фотографии бородачей и показал человека в плаще и шляпе.
- Это начальник геологической партии "Уралзолото", один из самых уважаемых людей в городе - Ивакин Петр Валерьянович.
- Времени осталось немного, увидим. К вам просьба, Владимир Иванович: позвоните в отдел культуры, попросите срочно принять нас, а я пойду к себе.
Когда я вернулся к себе, меня уже ждал старший лейтенант Лунев.
- Товарищ майор, проверку авиапассажиров закончили. - Он вынул из планшета блокнот. - Осталось два человека, которых никто не знает. Второго мая из Свердловска в Москву первым рейсом вылетел Рубцов Г. И., а третьего из Москвы вторым рейсом - Юрков И. Г. Теперь мы установим бортпроводниц этих самолетов и пригласим их на беседу. Думаю, что удастся выяснить, одно это лицо или два.
На чистом листе бумаги я написал: "1. Родионов Богдан Т.
2. Рубцов Г. И.
3. Юсов Аркадий Борисович.
4. Юрков И. Г.".
- Посмотрите, Евгений Корнеевич.
Положив локти на стол, Лунев взял в руки листок и улыбнулся.
- Интере-е-сно получается!.. Он псевдонимы выбирает на две буквы: "Р" и "Ю". Какой-то странный педантизм!
- Обобщение делать рано, еще не беседовали с бортпроводницами, но в чем-то вы правы. Все это наводит на размышления. Так и хочется назвать пятого…
- Пятого? Кого же?..
Постучав, в кабинет вошел капитан Трапезников, поздоровался и сказал:
- Привез вам Тарасова. Настроение у парня боевое. Люба ему так и сказала: "Возвращайся домой чистый, без груза прошлого!"
- Давайте его, Игорь Емельянович!
Трапезников вышел из кабинета, а Лунев встал подальше и отвернул портьеру, словно сейчас его больше всего интересовал открывшийся из окна городской пейзаж.
Вошел капитан с Тарасовым. Парень поздоровался, подошел к столу и, неловко перебирая борт куртки, выжидательно на меня уставился.
Трапезников с Луневым уселись в дальнем углу и, не обращая на нас внимания, на полутонах затеяли какой-то разговор.
- Садитесь, Тарасов. - Я указал ему на стул. - Нас интересует ваше знакомство с Юсовым, кража бумажника и чемодана. Словом, расскажите все, не опуская ни одной мелочи. - Я включил магнитофон. - Сперва, Тарасов, кратко ваши анкетные данные.
- Тарасов Вадим Нефедович. Родился в 1939 году на Брянщине. Родителей не знаю. Воспитывался в свердловском детдоме. Кончил пять классов школы и училище фабрично-заводского обучения. Получил квалификацию фрезеровщика. Работал на заводе… Потом вожжа под хвост попала и пошел под уклон на полусогнутых…
Нервничая, парень неистово тер нос рукой, другого платка у него не оказалось, а торчащий из верхнего кармана, видимо, был дорог ему как память.
- Достаточно, Тарасов. Переходите к интересующему нас вопросу.
- Слышал я разговор двух женщин, кажется, это было в начале апреля. Одна; которая помоложе, жаловалась на детей: мол, нет в них никакой благодарности; растишь их, ходишь за ними, а встанут на ноги, и ты для них все равно что отрезанный ломоть. А другая ей говорит, что бывают разные дети. Вот у них живут квартиранты, старые люди, приехал к ним сын, служит капитаном в бухте Нагаева, так он привез полный карман денег, чтобы купить старикам в кооперативном доме квартиру…
Тарасов попросил разрешения напиться, налил из графина стакан воды, выпил залпом, вынул из верхнего кармана платок и вытер губы. Затем на столе разгладил его ребром ладони, тщательно сложил и заправил в карман. Мне запомнился морской пейзаж на платке, многоцветная радуга и белый парус.
- Проводил я до дома старушку, - продолжал он, - дождался капитана из бухты Нагаева. Ходил за ним по городу весь день. Все хотел ему помочь деньги истратить, нет, не светит, но вижу: деньги он носит при себе. На второй день идет капитан в гастроном, я за ним, стою и к нему приглядываюсь. Вдруг замечаю на себе колючий взгляд - мужик в брезентовом плаще, шляпе и очках, тряпицей на переносье перевязанных, смотрит за мной, зенки не спускает. Чего, думаю, ему надо? Куда я - туда и он. Прилип как банный лист. Подходит для меня важная минута, капитан через головы людей протягивает руки за покупками, а пиджак на нем оттопыривается и лопатник запросто уголок показывает. Обернулся я, смотрю, мужик в очках исчез. Я - раз!.. Да мимо! Капитан кричит громким голосом: "Держи вора!" Я - к двери. Выскочил на улицу. У самого края стоит заведенный черный "Москвич", дверца открыта, и давешний мужик мне машет рукой в черной перчатке. Я бросился на сиденье, машина - ходу. Капитан выскочил на улицу, кричит: "Вот он! Держи его!" И за нами. Добежал до такси, что-то кричит и в нашу сторону показывает. Куда мы едем, не знаю, поначалу я все через заднее стекло смотрел, догонит или нет. Потом говорю, больше про себя; "Номер бы не записали". А пахан мне спокойно: "У меня этих номеров в багажнике десяток!" Отдышался я, стал понемногу в себя приходить, глянул вперед - мать честная, куда мы едем? Хотя я здесь более двадцати лет прожил, место мне незнакомое. Останавливаемся возле глухого забора, у ворот. Пахан выходит, своим ключом открывает калитку, мы входим во двор. Большой пес на цепи признал пахана, поприветствовал. Подошли к крыльцу, поднялись по ступенькам. Он из-за притолоки достал согнутую и на конце расплющенную толстую проволоку. Сунул ее в отверстие, нащупал концом задвижку и повернул. Через кухню мы прошли в комнату. На стене висят два портрета в дубовых рамах. На одном усатый гражданин в старомодном пиджаке, на другом толстая женщина, невестой одета. На столе ведерный самовар. Стулья с высокими спинками, кожей обиты. Диван со спинкой. Пахан говорит мне: "Я поставлю в сарай машину, вернусь, постучу в окно, ты мне откроешь". Я пошел за ним на кухню, задвинул засов. Потом он вернулся. Ни плаща, ни шляпы не снимает, очки тем более. Поставил пахан на плитку еду, а руки в перчатках, на стол пол-литра, сгонял меня в погреб, лаз из кухни, достать из бочки соленых груздей. Сели мы за стол. Он больше мне наливает, а сам пригубит, и все. Говорю: "Как же, пахан, звать тебя?" - "Паханом назвал, паханом зови!" - отвечает. Разговор у нас не получается, молчит старик как сыч. Поел я картошки со свиной тушенкой, выпил, закусил солеными груздями. Он говорит: "Ложись на диване. Разбужу рано, дело есть. Для надобности в углу ведро". Сказал и из комнаты вышел. Слышу: в двери щелкнул замок. На кухне он еще чем-то погремел и затих. Я прилепился к окну, долго стоял, но во двор пахан не выходил. "Смешно, думаю, вроде я под арестом!" Дернул раму, окно открывается. "Порядок, - подумал я. - В случае чего, уйду через окно, пес на привязи, не достанет". И лег на диван. Проснулся я оттого, что старик поднял меня за плечи и посадил. Вышел я на кухню, умылся. Ходики показывали восьмой час. Пахан поджарил сало и залил яйцами. На другой плитке бухтел кофейник. Поели мы, выпили кофе со сгущенкой. Он говорит: "Слушай меня внимательно. Если бы не я, ты бы нюхал хлорку в тюремном нужнике. Ты мне обязан и должен со мной рассчитаться. Сейчас мы поедем с тобой на бан…"
- Старик так и сказал "на бан"? - прервал я Тарасова.
- Нет, он сказал "на вокзал". "Из Верхнеславянска, - продолжал он, - в девять тридцать приходит поезд. Я тебе покажу человека, он прибывает этим составом, ты вытащишь у него бумажник. Мне нужны документы, остальное твое, кроме того, получишь еще двести рублей. Я буду тебя дожидаться в пивной на площади. Согласен?" Что ж, думаю, дело подходящее, согласился. На вокзал мы ехали двумя автобусами, с пересадкой. Вышли на платформу. Пахан вроде читал газету. Через двадцать минут пришел поезд. "Вот он!" - говорит. Смотрю, парень лет тридцати, шляпа, в руке чемодан. Я за ним. Он в камеру хранения, сдал чемодан, бирку в бумажник, а бумажник в задний карман и бегом на автобусную стоянку. Народу - что людей! Подошла машина. Давка. Я его сзади подпираю, кричу: "Проходите вперед!" - и увел бумажник. Он влез на верхнюю ступеньку, пять мне протягивает и кричит: "Товарищ, давайте руку! Уместимся!" - "Спасибо, отвечаю, я подожду другого!" И - в пивную. Пахан занял угловой столик, потягивает пиво. Усы в пене, для меня стоит налитая кружка. Я сел, отпил глоток, под столом пульнул ему бумажник. Старик быстро посмотрел его, вытащил паспорт, военный билет, заводской пропуск и жетон. "Что это? - говорит. - Он сдал чемодан на хранение?" - "Я сам видел", - отвечаю. "Возьми жетон и получи чемодан. Его фамилия Якуничев. За чемодан доплачиваю еще двести рублей". Смешно мне стало, деньги у него легкие, столько монет ни за понюх табаку! Принес я чемодан. Пахан открыл в ножичке шильце, ковырнул, поднял крышку, поглядел, что в нем, достал тетрадку, перелистал. Вижу, доволен. Опустил в чемодан четыре сотни и говорит: "Чемодан твой, бери его. Помни: я тебя не знаю, ты меня не знаешь". Встал и ушел. За пиво было заплачено. Я пошел на базар, разыскал барыгу и сбыл ему чемодан по дешевке. Были в нем еще четыре десятки, две по двадцать пять, я взял их и слоненка. На такси поехал в сторону Верх-Исетского завода, в том районе у меня жил корешок, я решил с ним выпить по случаю удачи. И вот тут начинается главное…
…Поднял крышку, поглядел, что в нем, достал тетрадку…
- Главное? - переспросил я.
- Да, для меня главное. До вечера я проканителился у своего корешка. В шестом часу вечера иду через сквер. Впереди меня женщина несет ребенка. Девочка через ее плечо перегнулась и со мной на своем ребячьем языке калякает. Потом женщина остановилась и говорит: "Ой, Маришка, устала я. Посиди немного". Она опустила ребенка на скамейку, а девочка в слезы. Я к ним подошел и говорю: "Разрешите, я ее понесу?" А она: "Маришка к чужим совсем не идет". Я взял девочку и поднял высоко-высоко. Она смеется. "Вот, говорю, стало быть, я ей не чужой". И мы пошли по скверу, потом остановились возле дома. "Здесь, говорит, мы живем. Прощайся, Мариша, с дядей". А девчурка в слезы. "Раз такое дело, - она пожала плечами, - зайдите в дом". Я зашел. После того дня я много раз заходил в этот дом, а один раз зашел и остался. Это была Люба, Любушка. Она мне сказала, что через меня увидела свет! Что солнышком я ей в жизни блеснул. Ну, а про меня говорить нечего, такая мне открылась необыкновенная любовь, что слов рассказать нету!..
Я выключил магнитофон и спросил:
- Вы могли бы, Тарасов, по фотографии опознать человека, у которого на вокзальной площади вытащили бумажник?
- А почему нет, могу.
Я достал шесть фотографий довольно схожих между собой молодых людей и разложил перед ним на столе.
Тарасов внимательно посмотрел все шесть, затем вернулся к четвертой, взял ее в руку и сказал:
- Вот этот Якуничев.
- Евгений Корнеевич, оформите протоколом, - поручил я Луневу.
Пока старший лейтенант писал протокол, я позвонил в гараж и заказал машину. У Трапезникова был очень довольный вид. Он подошел к окну, закурил и, выпуская дым в открытую форточку, одобрительно поглядывал на Тарасова.
После того как протокол был подписан, я сказал Тарасову:
- Вы должны опознать старика. Не торопитесь, будьте особенно внимательны.
Я собрал со стола фотографии молодых и разложил перед ним снимки бородачей. Тарасов подошел к столу. Сперва парень окинул взглядом все семь. Потом взял в руку фотографию Черноусова, взглянул на капитана, словно ища у него поддержки, положил снимок на стол, сказав как бы про себя:
- Не тот… Нет, не тот…
Он долго смотрел все снимки, затем взял один - "всеми уважаемого человека в городе".
- По всем статьям подходит, - сказал, но не очень уверенно. - Нет, это пахан. Определенно он! - повторил Тарасов уже совершенно твердо.
Лунев отвел нас в угол кабинета и тихо сказал:
- Эту фотографию я взял при таких обстоятельствах: Ивакин в начале июня ездил в Москву. Проверяя его по списку, я вспомнил о его бороде. Подумав, что он нам подходит для опознания, я спросил, нет ли у него фотографии. "Есть любительская", - сказал он и дал мне этот снимок.
- Оформляйте протоколом! - сказал я и вышел к полковнику Шагалову.
- Ну что? - спросил тот.
- Тарасов опознал главного геолога "Уралзолота" Ивакина.
- Что он, с ума сошел?
- Говорит, что это и есть пахан!
- Как вы предполагали, его мог сбить с толку брезентовый плащ, шляпа, очки…
- Лунев говорит, что Ивакин в начале июня летал в Москву.
- У него брат живет в Москве, работает в министерстве…
- Не знаю…
- Что думаете делать?
- Подумаем. Простите, Владимир Иванович, Тарасов еще у меня в кабинете.
Когда я вернулся, опознание было оформлено протоколом и подписано.
- Вот что, Евгений Корнеевич, возьмите легковую машину, она стоит у подъезда, посадите в нее Тарасова и поезжайте к гастроному, о котором он говорил. Начнем все от печки. Поставьте машину возле магазина. Тарасов сядет рядом с водителем, и вы на скорости езжайте вперед. Так, меняя направление, начинайте несколько раз от магазина, пока не попадете на дом, где ночевал Вадим. После окончания этого эксперимента вы отвезете его к Цветаевой. Завтра утром мы уточним кое-что здесь и начнем эксперимент сначала.
Раздался стук в стену. Это опять меня вызывал Шагалов.
- Федор Степанович, я договорился с отделом культуры. Александр Владимирович может нас принять, поедем?
- Я готов.
В приемной нас встретила маленькая, очень подвижная женщина с молодыми, яркими глазами и седой головой.
- Здравствуйте, Ильинична! - поздоровался Шагалов.
- Александр Владимирович просит вас пройти в кабинет, - сказала она, открыв перед нами дверь.
Начальник отдела культуры поднялся нам навстречу и, здороваясь, сказал.
- Садитесь, пожалуйста.
Мы устроились в креслах возле журнального столика.
Начальник отдела культуры был приветливый человек со следами пластической операции на лице, в очках с толстыми стеклами. Говорят, в войну он командовал танковым подразделением, и его, обгоревшего, вытащили бойцы из люка. Он прямо приступил к делу.
- Не буду обременять вопросами, - сказал он. - Вас зовут Федор Степанович. Полковник Шагалов поставил меня в известность. Сделаем так. Мы сейчас проводим по городу инвентаризацию частных домовладений. Архитектор Кержавин предупрежден, и вы войдете в комиссию. По части знакомства с реставрационными работами в церкви Всех Скорбящих у вас положение тоже вполне легальное.
По возвращении я застал в своем кабинете капитана Гаева.
- Привет, Федор Степанович! - Он торопливо пожал руку.
- Садись, Николай Алексеевич, рассказывай, что за свидетели появились еще?
- Одного нашел я. Это женщина, продающая пиво в ларьке возле вокзала. Она рассказывает, что восьмого числа, около семи часов вечера, к ларьку подошел бородатый человек в брезентовом плаще, шляпе, очках и заказал две кружки пива. Он взял кружку, рука его была в перчатке, сдул пену и стал прихлебывать маленькими глотками. В это время со стороны поселка подошел Якуничев, его она знала, он выпил вторую кружку и, сказав: "Я пошел за билетами", ушел в сторону вокзала. Старик допил кружку, расплатился и направился в ту же сторону.
- А почему она запомнила, что это было восьмого августа?
- Потому что по понедельникам с утренним поездом у нее забирают бочкотару, а в этот понедельник, восьмого, за бочками с утра не приехали. Когда этот бородач подошел к ларьку, она приняла его за экспедитора, тот ходит в брезентовом плаще.
- Так, а второй?
- Этого свидетеля обнаружил капитан Стрыгин. Женщина из поселка Зеленая Падь шла к десятичасовому поезду и вдруг в распадке возле ручья увидела чужого человека с бородой, в брезентовом плаще и шляпе. Он сидел на корточках у ручья и мыл руки. Луна вышла из облаков и ярко осветила бородача. Эта женщина и после видела чужака на платформе перед приходом поезда на Свердловск.
- Третий?
- Пожалуй, третий заслуживает особого внимания. Это контролер дороги Сударушкин Иван Иванович. Он говорил, что хорошо запомнил старика и по фотографии его опознает. Встреча с Сударушкиным состоялась в кабинете Стрыгина сегодня в семь утра. Среднего роста, с темными усами, спокойный человек. Пришел разодетый, словно на свадьбу. Сударышкин рассказал: "Когда я вошел в тамбур, то увидел двоих мужчин: старого и молодого, которые громко и сердито разговаривали. Я подошел ближе, подсветил фонарем. Молодой предъявил проездные билеты. "Порядок", - сказал я и перешел в другой вагон". Сударышкин внимательно рассматривал фотографии и остановился на этой… - Гаев положил на стол снимок главного геолога "Уралзолото" Ивакина.
- Странно. Тарасов также опознал эту фотографию. Быть может, их обоих дезориентировали брезентовый плащ и шляпа?