Двойное убийство и дерзкий рейдерский захват оборонного предприятия, занятого разработкой секретного сверхоружия, отзвуки холодной войны, техническое соперничество Москвы и Вашингтона - распутать клубок глобального заговора сможет самый сильный, самый выносливый и самый… незаметный. Тот, чье главное оружие - непреклонная сила духа. Тот, чья опора - твердая и искренняя вера. Тот, кто умеет прощать, заботиться и любить.
Содержание:
-
ПРОЛОГ - 8–14 октября 1
-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - Отеческий долг - 20–21 ноября 2
-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - Как родного - 26–27 ноября 8
-
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - Сестра-хозяйка - 28–29 ноября 17
-
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - Чисто по-братски - 29 ноября - 2 декабря 27
-
ЧАСТЬ ПЯТАЯ - Братья по крови - 3 декабря 34
-
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ - В кругу семьи - 3–4 декабря 38
-
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ - Дочернее предприятие - 4 декабря 44
-
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ - Дядя ведь недаром - 4 декабря 55
-
ЭПИЛОГ - 10–14 апреля 59
-
Примечания 60
Шамиль Идиатуллин
ЗА СТАРШЕГО
ПРОЛОГ
8–14 октября
Сочи.
Юлия Большакова
Началось все скверно, а кончилось быстро.
Артем всегда был с подзаскоками, но обычно это не слишком бросалось в глаза - а может, он как-то сдерживался. В Сочи сдерживаться перестал. Сразу.
Юля терпела два дня. В конце концов, Артем действительно долго ждал этого отпуска. Артем действительно много высадил за путевки и билеты - даже Испания была бы, наверное, дешевле, но страстно хотелось посмотреть, впрямь ли Сочи стал таким сказочным, модным и правильным местом, как трубят со всех сторон. Артем действительно угадал: Сочи стал, может, не самым правильным, но довольно приятным местом. И Артем действительно был милым и добрым парнем. До поры.
А потом достал.
Юля просто попросила его малость сбавить обороты - например, не пить хотя бы днем. Артем возмутился, начал выяснять, это он алкаш, получается, что ли, - но быстро утих и пообещал. Вернее, не пообещал, но сказал, что ладно-ладно, не дергайся, больше не буду, иди сюда. Сказал - а он мужик ведь.
Оказалось, не мужик.
За обедом сразу потребовал бокал пива. Юля сдержалась. Лучше тогда уж пиво. Оказалось, не лучше. Высосал бокал в два приема, виновато покосился на Юлю и затребовал еще бокал. Юля зашевелилась, но снова смолчала. Может, зря. А может, и не зря.
Артем добил пиво еще до горячего, крякнул, не стирая пенные усы, прицельно осмотрел отбивную, сказал: "Ну, это без водочки совсем нельзя" - и позвал официантку.
- Артем, не надо, - сказала Юля.
- Молчи, - посоветовал Артем и крикнул: - Девушка, обратите уже на меня высочайшее внимание!
- Ты обещал.
- Слышь, не начинай, - предупредил Артем, повернувшись к ней напряженным лицом с пенным следом, очень подходящим к белобрысой челке и очень противным. Губы у Артема надулись. Юлю всегда это забавляло и казалось милым. Теперь хотелось по этим губам чем-нибудь мягким смазать. Или не мягким.
Юля закрыла глаза, чтобы не видеть ни пены, ни губ, ни любопытных за соседними столиками, и сказала на последних остатках выдержки:
- Артем, пожалуйста. Я сейчас уйду. И…
- И что?
- И всё, - сказала Юля, открывая глаза, чтобы увидеть, какую мерзкую рожу, оказывается, скорчил Артем. Видимо, ее передразнивал.
Артем пожал плечами и громко пропел, размахивая задранной рукой:
- Де-вуш-ка-а! Я ту-ут!
Юля со скрежетом отодвинула стул и пошла прочь.
Вслед смотрели - кажется, все, кроме Артема. Артем беседовал с официанткой.
Надо было сразу улететь, но билетов не было. Вообще. Бархатный сезон - а Сочи такое сказочное, модное и правильное место. Непонятно, правда, зачем из такого правильного места улетать - а ведь улетали, уезжали и уплывали так, что борта от перегруза трещали.
На втором часу дозвонов Юля сдалась и пошла на ресепшен просить о размене номера. Она ждала отпуска не меньше и имела право на отдых, море и солнце. Пусть этот козлина квасит, а мы будем вялиться и отмокать.
Размен - хорошее слово, подумала Юля почти весело.
И разбег тоже, быстрое и с перспективой. Куда лучше, чем развод. Как хорошо, что я не замужем.
К счастью, Юля взяла с собой деньги - хотя мама говорила: "Не выпендривайся, пусть кавалер платит, ты за ним как за стеной". Застенчивая такая, ага.
Деньги не помогли - прилизанная девушка на ресепшене знай разводила руками и талдычила: "Извините, мест нет, совершенно", гадина. Ну, не гадина - прилиза честно шарила в компьютере, перебирала карточки и звонила куда-то, даже предлагала варианты в братских отелях и пансионатах. Чтобы снова убитым голосом извиниться и сказать, что, ой, оказывается, уже нет. Юля делала вид, что впадает в истерику, - а может, и впрямь была готова в нее впасть, не чувствуя ничего, кроме тупого изнеможения. Хотелось сесть на чемодан, а то и лечь рядом с ним, спиной к залитой солнцем веранде отеля, чтобы не видеть и не слышать неуместно счастливого моря. Лечь и уснуть - и пусть сами дальше придумывают, что с нею делать и куда девать. Вот прямо сейчас лягу, пусть силой поднимают.
Прилиза спросила: "Может, такси вызвать?" - и тут же поспешно добавила: "Или вы чуть позже подойдете?" Юля с ненавистью подумала сперва: "Обойдусь", потом: "Не дождешься", а потом: "А гори оно все". Отвезла чемодан к креслам в прохладном углу лобби и села, основательно и удобно. Буду здесь жить. И плевать - пусть выгоняют, орут и над ухом жужжат. Настойчиво так.
Что такое?
- Как вы на это смотрите? - прожужжали над ухом. Нет, все-таки спросили. Мужской голос, красивый и ненавязчивый, хоть вроде уже давно звучит.
Узнаешь сейчас, как я смотрю, злобно подумала Юля, поднимая глаза на докучливого. Докучливый был даже красивей голоса, рослый, в соку и по-столичному ухоженный: мускулы, осанка, прическа. И улыбка, конечно. Чего лыбишься-то, красава?
Красава, оказывается, ждал ответа на вопрос. И Юля, оказывается, сама от себя давно уже ждала ответа - пока лихорадочно отматывала проскочившую мимо головы речь, вдумывалась и яростно искала подвоха. Потому что не бывает так. Вот бесплатный сыр бывает - известно где.
Она улыбнулась и вежливо сказала:
- У меня деньги есть.
- Ну отлично, - обрадовался красава. - Компотиком за меня проставитесь. А то мои орлы насухую ужас какие строптивые.
Все бы такими строптивыми были.
Орлы оказались мечтой библиотекарши: симпатичные, умелые, спокойные и остроумные. Валера, Валерий Николаевич, был у них звеньевым, сам так сказал, а Эдик, Слава и Миша составляли, опять же по словам Валеры, "звездочку неполной комплектации". Они приехали в Сочи не за свои, а от какого-то небедного предприятия - "это называется соцпакет с человеческим лицом", объяснил позже Эдик. Должны были приехать всей "звездочкой", поэтому заказали и оплатили три номера, одноместный и две двушки, - но почему-то случился недокомплект, так что Миша жил в двушке один. И Валера, услышав про Юлины неприятности, согласился отдать свой номер ей, а сам переехал к Мише. Потом-то Юля, придя в себя и набравшись смелости, допытывалась, со всеми ли они такие благородные и не проще ли было сдать номер в обмен на деньги. Ну и сама деньги совать пыталась, конечно. Эдик принялся ржать и поперхнулся компотом, Слава с Мишей быстренько ушли к пирсу, а Валера посмотрел, как умеет. Юля и заткнулась.
Сперва она ждала, что ребята попробуют стряхнуть с нее долг, как говаривала Людка, немонетарными методами. Попробуют только, я им устрою, думала Юля, с каждым днем все более остро и томно. Не дождавшись ничего, заподозрила, что ребята не по женской части мастера, как в столицах принято, - и приуныла. Нормальный человек сьют на подселение поменяет разве? Но через денек подозрение развеялось так, что Юля чуть глаза этим шлюшкам не выдрала - с чего бы, казалось.
Но ограничилась тем, что ушла в номер пораньше. И без нее комплект образовался.
В любом случае Валера вернулся в свой номер через полчаса и вроде не в помаде. Юля, наблюдавшая из ближней беседки, успокоилась, обругала себя последними словами и решила, что пусть будет, как будет.
А ничего и не было.
То есть был отличный отдых в прекрасной, ни на что не претендующей компании. Было купание, прыжки, нырки и две обалденных вылазки на природу, не подпорченные даже новой Мишкиной подружкой, которую он после первого салатика увел под ироничные взгляды товарищей и привел к куриным крылышкам в таком виде, что Юле стало неудобно, страшно и малость завидно. Было свежее до сладкой оторопи море под улыбчивым солнцем. Артем тоже был - где-то в районе горизонта. Сперва попадался навстречу, выгуливая то одну, то другую смехотворную барышню. Потом подкатил с извинениями и объяснениями. Юля его осмотрела, сказала: "Молодец, что не пьешь" - и пошла дальше, не слушая, что он там шипит вслед.
Ее ждал шахматный дедматч, объявленный Эдиком.
Дедматча, впрочем, не получилось. Валера от участия уклонился. Мишка убежал окучивать очередную рыженькую - Юля опасалась, что очень разнообразно окучивать, вазелина им и взаимного уважения. Сама Юля продержалась в режиме одновременной игры минут пять, хотя и полагала себя неплохой шахматисткой - в детстве год занималась. Впрочем, Эдику проигрывать было не обидно, наблюдать за тем, как он сокрушительно обувает Славика, - смешно, а вести при этом умные беседы с Валерой - дико приятно. Даже на щекотливые темы.
- Юленька, вы знаете, что такое дуализм? Ну инь-ян, лед и пламень?
- Проходили, - спокойно сказала Юля.
- О, до сих пор проходят, значит? Вячеслав Евгеньевич, слышите?
- Босс!.. - умоляюще сказал Слава, не отрывая взгляда от доски.
А сидевший напротив Эдик, подмигнув Юле, сказал:
- Отвлекай, отвлекай его! Мне еще ферзя с доски стырить надо.
- Ферзя, - протянул Слава значительно, качнулся и повторил другим тоном: - Ферзя. Ой ферзя…
- Заметил, - трагическим шепотом сообщил Эдик. - А я думал, не заметил. А он у нас снайпер, всё…
Валера махнул на них рукой и сказал сильно и низко, так что у Юли натянулось что-то посреди организма:
- Так вот, Юленька, дуализм вы проходите не зря. Есть мужчина и женщина - отсюда жизнь, так?
Юля пожала плечами, стараясь не краснеть и вопя на себя так, что голове тесно стало: что как дура-то, не плыви, не лыбься, у тебя клык кривой, спокойно сиди! Без толку. Ладно, он все равно насквозь видит - ну и пускай видит. Юля постаралась расслабиться и даже улыбнуться, испугалась, что это может оказаться совсем невпопад, и от отчаяния услышала лишь завершение фразы:
- …Труд и отдых тоже. Отсюда мораль: не путай отдыхающего человека с работающим. Это здесь я пьяное быдло в караоке, а дома я ответственный слесарь шестого разряда, примерный и партийный. Так что на своего - Артема, так? - ты, пожалуйста…
- Да уж, вы точно пьяное быдло, - быстро согласилась Юля и захихикала, кажется, слишком громко, но никто вроде не заметил.
- Я-то как раз нет, а вот Эдик… - невозмутимо начал Валера, а все видящий и слышащий Эдик так же невозмутимо перебил:
- Босс, завидовать нехорошо. Если тебе медведь не только на ухо, но и на печень…
- Шах! - воскликнул Слава, и Эдик тут же прервался, задрал палец и сказал:
- О!
- Чего такое? - забеспокоился Слава.
Эдик ласково пропел:
- Сюда смотрим… Руки убираем, на коленочки, так, молодчинка… Смотрим, да?
- Смотрим, смотрим, - буркнул Слава.
- Ну вот: это был шах, да? А теперь мы вот так пешечкой, да? Нет шаха, да? И ваш ход, да?
- Ха, - сказал Слава с презрением, протягивая руку к доске. Рука повисла в воздухе, поднялась к голове и вцепилась в воронье гнездо, полчаса назад бывшее клевой прической. - Ой ты бли-ин.
- Что такое? - всполошился Эдик, подмигивая Юле. - Голова болит?
Юля захихикала. Валера, усмехнувшись, сказал:
- И так каждый день. Господа шахиншахи, идемте уже на пляж. Солнце садится.
Шахиншахи кивнули с разной степенью готовности. Слава тут же с облегчением откинулся на спинку грозно сыгравшего назад кресла и томно протянул:
- Мне скучно, босс.
И тут у Валеры запел телефон.
Юля встала, поправляя платьице, и прислонилась к перилам, щурясь от лучиков, которыми море протыкало листву.
В разговор Юля не вслушивалась - тем более что он был невнятен и плохо слышен, хотя Валера, кажется, не таился. Но она ведь не глухая.
Юля хотела спросить сразу, едва Валера завершил разговор и аккуратно положил телефон на столик, но решила подождать. Нельзя сбивать человека с мысли - а Валера что-то обдумывал. И Эдик со Славой молча смотрели на него, будто команды ждали.
Дождались.
- Все, ребят, кончился отпуск. Вызывают.
- Из цикла "Отдохнули", - сказал Слава.
Эдик с грохотом смахнул оставшиеся фигуры с доски и принялся складывать их в коробку.
- А куда? - спросил Слава.
- Ну чего мы Юлю грузить будем, - сказал Валера и продолжил, повернувшись к Юле, и так нежно, что у нее внутри пусто стало: - Юленька, прости, но наш дуализм, похоже, иссякает. Труба зовет…
- А не факт, кстати, - выпалила Юля.
Валера поднял бровь. Юля сообразила, что он может неправильно ее понять, и торопливо объяснила:
- Вы же в Чулманск едете, так? Вы "Байтаково" сказали - это же чулманский аэропорт. А я как раз…
Валера переглянулся с ребятами. Юле стало смешно, и она продолжила:
- А Сабирзян Минеевич - это ж мой начальник, тут уж не совпадение, таких сочетаний и не бывает больше. Его новички-идиоты Обезьян Минетовичем зовут, но он хороший дядька, хоть и олигарх почти.
- Начальник? - уточнил Валера.
- Ну, не прямой, но все равно - я ж в "Потребтехнике" работаю, в отделе кадров, а он генерал и, ну, хозяин. Вот.
- Вот, - повторил Валера и уверенно продолжил: - Вот так же не бывает.
- Хотите, пропуск принесу? В дирекцию, с подписью Сабирзян Минеевича? В номере лежит. Я сейчас.
- Стоп, - скомандовал Валера и снова посмотрел на ребят.
Юля обернулась было к ним, но Валера уже, кажется, пришел в себя.
- Слушай, и действительно - забавно как получается. Я, главное, недоумеваю, что за Чулманск, как туда ехать, - а тут у нас живой гид, оказывается. Ну, Юль, мы вас порасспрашиваем тогда перед отъездом - я вот только служебное задание уточню, а то пока едем, как царевичи, за тем - не знаю чем. Слав, ты давай билетами…
- А давайте я вместе с вами поеду! - неожиданно для себя выпалила Юля, ужаснулась и тут же загорелась идеей. - В самом деле, давайте, а?
- Ну как… - неуверенно сказал Валера, не успевавший за полетом Юлиной мысли.
- Ну так: у меня ж три дня осталось, это ерунда, я все равно улететь раньше хотела, да билетов не было. А вы если четыре достанете, то и пять сможете, так? А я вам за это все расскажу, и покажу, и проведу, и познакомлю со всеми! - вдохновенно протараторила Юля, улетая в мечты о том, что она сможет показать, с кем и по какому поводу познакомить, - да и мало ли куда улетают девичьи мечты, пока девица болтает.
И Валера согласился. Принял решение - и начал его выполнять. По-мужски.
Он сказал:
- Хорошо. Только, Юль, есть у нас еще одно дело. Может, прогуляемся?
- Куда? - всполошенно спросила Юля, чувствуя, что багровеет скулами и вообще выглядит непристойно.
- Ну, есть там пара вопросов, - уклончиво ответил Валера, потупив глаза, как маленький, понял, видимо, что выглядит забавно, и деловито обратился к Эдику со Славой: - Казанову нашего сюда, быстро. Ну и потом… Билеты и все остальное, вы знаете. Я через часок буду.
Через часок - это вряд ли, сквозь прилившую кровь трудно подумала Юля.
Они вернулись через два часа. Юля вспоминала эти два часа почти до самого конца. И ни о чем не жалела - почти до самого конца.
Началось все скверно, а кончилось слишком быстро.
Зато Юля даже не успела испугаться.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Отеческий долг
20–21 ноября
ГЛАВА 1
Фоксборо.
Тим Харрис
Пока Тим лежал неподвижно, нога почти не болела. Чуть ныла, чтобы помнил: шевелиться не стоит. Тим не хотел шевелиться. Он хотел умереть. Смысла жить больше не было.
Мама заходила каждые десять минут, каждый раз в новой роли: мамы жалеющей, мамы понимающей, мамы-подружки, мамы-подбери-нюни-рохля, наконец - мамы отчаявшейся. Тим жалел ее, но успокоить не мог. Себя было жальче.
В общем, мама закусила пальцы, быстро вышла и снова позвонила папе. Тим старался не слушать, но мама была не в том состоянии, чтобы следить за голосом, а Тим - не в том состоянии, чтобы накрываться подушкой. Мама сперва не хотела говорить папе все подробности, а у него было много дел, и он уговаривал отложить беседу до вечера. Тут мама и закричала: про тренировку, про колено, про проклятый соккер и про операцию. Это слово вытягивалось в тонкий вой - два раза подряд. Еще она воскликнула: "Нет-нет, не перелом, но, Расти, он плачет!" Тиму стало стыдно, и он заплакал.
Тим был не то чтобы железный парень, но последний раз показывал слезы отцу лет восемь назад, еще до школы. Кот Макферсонов на глазах у Тима задрал голубя и подло не позволил Тиму задрать себя. Папа тогда рассказывал про выживание, звериную природу, настоящее горе и мужское к нему отношение так долго, что Тим пообещал себе: больше родители плачущим его не увидят. И обещание держал - до сегодняшнего дня. С сегодняшнего дня обещание, как и все остальное, потеряло смысл.
Сырое отчаяние опять пробило Тима насквозь. Он чуть не завыл и держался на этой грани "чуть", пока внизу не хлопнула дверь. Папа пришел. Вернее, примчался. Тим понимал, что боль и страдания длятся долго только для того, кто страдает. Для остальных это щелчок и дуновение.
Мама при виде папы, конечно, вздумала снова рыдать, хотя после разговора оставалась спокойной - во всяком случае, беззвучной. Теперь она была слышна, как будто стены стали бумажными. А может, у Тима обострился слух от лежания в темноте. Папа выслушал маму сколько вытерпел, что-то некоторое время говорил почти беззвучно - а, про ее лекарства, - и затих.
Через полминуты по косяку двери в комнату Тима деликатно застрекотали костяшки. Тим проморгался, начал вытирать слезы, подумал, а какого черта, тем более что темно ведь, и вытер еще тщательней. Папа стрекотнул контрольно, и в полумрак воткнулась ослепительная плоскость.
- Тим, можно войти?
Полумрак горестно молчал. Тим тоже.
- Тимми?