XVIII. ЖИВОЙ ПРИЗРАК
Старинные часы пробили полночь. Марья Николаевна сидела уже в кресле бархатной комнаты.
Таубе продолжал бархатным голосом свой рассказ о жизни своей пациентки.
- Теперь вы верите мне!.. Слушайте, слушайте и ничему не удивляйтесь… Теперь с вами будет говорить другой… Я вызову ту, которая отсутствует и, отсутствуя, страдает и, страдая, хочет облегчить свою душу… Не удивляйтесь тому, что вы увидите… Заклинаю вас сидеть спокойно и внимать так же, как внимали вы моим словам… Одно ваше неловкое движение, и чары рассеются…
На мгновение в полную тьму погрузилась комната.
Раздался звук тамтама, и снова вспыхнули фиолетовые лампочки.
На том месте, где только что стоял Таубе, появилась Берта.
В черном платье с повязкой "Красного Креста" на руке. Стройная и строгая, прекраснее, чем когда-либо.
- Берта…
- Фрау Мария!
- Разве вы еще не уехали?..
- Я в Польше на поле брани… Но дух мой здесь… Душа моя в тоске смертельной… Она больна и за Фридриха, и за тебя, фрау Мария, и за детей твоих…
- Берта!..
- Внимай, внимай словам духа моего и не прерывай речи моей, ибо недолго мне суждено быть с тобою… Слушай, фрау Мария… Я уже спасла Фридриха от петли… Теперь спасу его от тюрьмы… Верь мне, Мария, и люби меня!.. Твой муж чист перед тобой… Нас связывала с ним любовь к родине, нас спаивало общее дело жгуче-опасное, мы любили друг друга, как брат и сестра… Телом он остался верен тебе… Ты должна пожертвовать собой, чтобы спасти этого великого человека… Он чист перед тобой, но чист он и перед твоим отечеством…
- Он не шпион! - радостно воскликнула Марья Николаевна.
- Он чист перед твоим новым отечеством! - отчеканила Берта. - С тех пор, как Фридрих твой муж, твое отечество - Германия…
- Но Фридрих поклялся мне, что это только формальность… Он дал слово принять русское подданство, и тогда я снова по мужу сделалась бы русской подданной…
- Но сейчас ты германская подданная и должна гордиться таким мужем, как Фридрих…
- Но я мать русских детей…
- Когда дети вырастут, они поймут, что их мать была героиней!..
- Нет, нет… дети будут презирать меня, если узнают, что я пошла против родины…
- Но еще больше будут презирать тебя, если узнают, что ты могла спасти их отца и не захотела…
- Я могу спасти Фридриха!
- И можешь, и должна!
- Клянусь тебе, что я спасу его!
- Клянись головой своей!..
- Клянусь моей головой!..
- Клянись головою детей!..
- Клянусь головою моего сына Владимира и дочери Елизаветы, что я спасу их отца какой бы ценой не стало… Жизнь без него для меня немыслима… Я уже и так задумываюсь о смерти…
- Фрау Мария, задумывайся о жизни и беспрекословно, слепо повинуйся мне. И ты будешь счастлива. Ты видишь перед собой мой дух, вызванный гипнотизером. Телом я сейчас в госпитале. Перевязываю раненых. Уже полночь. Целый день с утра подвозили несчастных. Целый день без устали обмывала я им раны. Русские дерутся жестоко! Мы не ожидали такого серьезного отпора, и сестер у нас и лазаретов меньше, чем надо. Ну как помочь! Раненых везут, везут… Вот внесли несчастного, у которого оторваны обе ноги… Вот на носилках другой со сплошным кровавым блином вместо лица… Вот еще, еще ужаснее… Мое тело с ними… А дух с тобой… Слепо повинуйся мне; ты видишь, что теперь мое счастье не в личной жизни. Если бы я даже и имела какие-нибудь права на Фридриха, я все равно отказалась бы от них, так как теперь мне не до личной жизни… Но Фридриха мы должны спасти, потому что это гениальный человек. Он должен быть счастлив и будет счастлив с тобой… Только слепо исполняй мои приказания… Завтра же возьми с собой на свидание с мужем Тау-бе… С Фридрихом видеться ему не позволят, но он познакомится с персоналом тюрьмы и…
Бум ку-ку!..
Часы пробили половину первого.
В комнате погасли огни.
А когда они через мгновение вспыхнули, на месте Берты стоял какой-то почтенный седовласый мужчина профессорской наружности и, поглаживая широкую окладистую бороду, как ни в чем не бывало, бархатным баритоном гипнотизера Таубе продолжал речь Берты:
… - И это знакомство даст возможность принять тот или иной план. В котором часу вам назначено свидание с мужем…
- От 12 до 2-х…
- Ровно в одиннадцать я буду у вас. Зовите меня профессором… Я Иван Иванович Кебецкий… Впрочем, завтра успеем условиться обо всем. Теперь же вам пора домой…
Ловким движением Таубе сорвал парик и бороду.
- Как в кинематографе! - подумала Мария Николаевна.
- Как в кинематографе! - словно читая ее мысль, повторил Таубе.
XIX. ПРОФЕССОР КЕБЕЦКИЙ
Помощник начальника тюрьмы очень подозрительно посмотрел на спутника Марии Николаевны.
Он не любил, чтобы даже в контору входили посторонние лица.
Но когда Мария Николаевна представила ему:
- Профессор Кебецкий. Разрешите профессору подождать в конторе. Он не оставляет меня ни на шаг, это мой тиран…
Бравый офицер почтительно приподнялся и, подавая посетителю руку, пробормотал:
- Конечно… Я так счастлив познакомиться с таким знаменитым ученым. И как это я сразу не узнал вас по портрету в "Ниве"… Не угодно ли вам пройти в мой кабинет… Здесь в общей комнате не так приятно…
- С удовольствием пройду к вам в кабинет, потому что, откровенно говоря, не желаю, чтобы завтра в газетах появилась заметка о том, что профессор Кебецкий побывал в тюрьме… Вы не поверите, как тяжела и неприятна, подчас, популярность… Наш брат даже жене не может изменить, чтобы об этом не распубликовали в газетах…
Профессор вошел в кабинетик дежурного помощника, полыценного простотой и даже оттенком симпатичной фамильярности, с которой держался знаменитый ученый, услугами которого пользуются даже высокопоставленнейшие лица.
- Вы же разрешите мне, старику, говорить с вами попросту и действовать напрямик… Разрешите мне сопровождать г-жу Гроссмихель сюда инкогнито… На это я имею серьезные основания… Главное, что в судьбе этой прекрасной, но несчастной женщины принимает…
Профессор осмотрелся, не подслушивает ли его кто, и, хотя подслушивателей не было, все-таки нагнулся к уху офицера и шепнул ему такое громкое имя, от которого последний даже почтительно привскочил.
- Это мой пациент, и я дал ему слово, что не оставлю Марии Николаевны до тех пор, пока она совсем не оправится. После ареста мужа несчастная женщина впадает в какие-то странные продолжительные обмороки, от которых только мне удается ее спасать… При мне она чувствует себя совсем молодцом… Затем, во-вторых, Мария Николаевна дочь профессора Мордванова - моего школьного товарища. Ему я тоже, как и князю, дал слово не покидать Марии Николаевны ни на минуту… Все это очень мило, но мне было бы очень неприятно, если бы моя фамилия в газетах где-нибудь была припутана к делу Гроссмихеля… Пусть князь уверяет, что дело это мыльный пузырь, что Гроссмихель арестован по какому-то недомыслию и будет на днях выпущен на свободу и, как германский подданный, выслан из Петрограда, у меня на этот предмет особый взгляд… Раз ты немец и во время войны находишься в Петрограде, значит, ты - шпион. А раз ты шпион, - повесить без рассуждений.
……………….Надо бы каждого немца повесить! Сперва его повесить, а потом пусть он доказывает, что не шпион…
Помощник начальника почтительно и одобрительно рассмеялся.
- Вот именно: сперва повесить, а потом разговаривай…
- Я уверен… т. е. я не смею быть уверенным, раз князь уверен в противном… но все-таки… я не убежден в чистоте этого Гроссмихеля… и не хотел бы чем-нибудь содействовать облегчению его участи… Вы не знаете, в каком положении его дело?
- Слышал, что он сильно замаран… Найден ключ к его донесениям в главный германский штаб, которые он диктовал своему маленькому сыну…
- Негодяй!..
- Да, небывалый случай, чтобы отец совершал преступления руками своего невинного ребенка…
- Подлец!.. Я хотел бы, чтобы его немедленно вздернули… Ведь от него… позвольте узнать имя и отчество…
- Петр Петрович Вырубов…
- Ведь от него, Петр Петрович, вся семья Мордвано-вых отвернулась уже давно… Марья Николаевна поссорилась из-за мужа даже с отцом… Николай Иванович, профессор Мордванов, прямейшей, честнейшей души человек, его иначе и не зовет, как шулер…
- Почему шулер?
- Да потому, что он живет, или делает вид, что живет, карточной игрой…
Капитан, которому карточный азарт был по душе, крякнул:
- Да, конечно… от карт не проживешь…
- Симуляция!
- Я вас не понял, профессор…
- Да Гроссмихель, говорю, симулянт… Симулируют обыкновенно больного, а он симулирует шулера… Редкий вид симуляции: прикидывается шулером, чтобы скрыть шпиона!.. Повесить! Повесить такого! Недаром вся семья от него отвернулась. Не понимаю, почему так князь распинается за него… Он видел его два-три раза, и Гроссмихель его очаровал… Чем? Скажите, в самом деле он так интересен?
- Гроссмихель держится в тюрьме джентльменом. На допросе тоже своими манерами выдает большого аристократа…
- Ну, во всяком случае, я не хотел бы с ним видеться… Вообще, повторяю, мне так противно, что я попал в эту грязную историю, и я прошу вас и надеюсь… что вы поймете меня… чтобы кроме вас никто не знал, что я бываю здесь… Я так рад, что среди тюремного начальства нахожу такого интеллигентного и симпатичного по взглядам человека… Будьте уверены, что при первом же свидании с князем постараюсь аттестовать вас так, как вы этого заслуживаете…
Капитан почтительно привстал.
ХХ. УСЛУГА ЗА УСЛУГУ
……………….Будьте уверены, что моя рекомендация не пройдет для вас бесследно… Князь милейшая русская натура… Пускай мы с ним разных убеждений: он чересчур оптимист… а я ему доказываю, что Петроград нашпигован немецкими шпионами… Но все же мое слово для него значит многое…
- Профессор, ваш авторитет… я польщен…
- Но… услуга за услугу. Я от вас тоже попрошу любезности, которая вас не затруднит…
- Все, что в моей власти…
- Надеюсь, в вашей власти назначать свидание г-же Гроссмихель с мужем только в дни ваших дежурств. Вы понимаете… с другими я не хотел бы быть столь же откровенным, как с вами… Во-вторых, нельзя ли свидания эти назначать как можно позже… У меня такое дорогое время и приходится его терять, потому что я связан словом князю и профессору Мордванову… Ах, да… А главная моя просьба, это - скорее повесьте Гроссмихеля и развяжите мне руки… Я уверен, что он - шпион!..
Капитан Вырубов очарован профессором Кебецким.
Бывает же такое изумительное сочетание учености и простоты!"
Само Провидение послало профессора капитану Вырубову.
………………
Почему бы, в самом деле, профессору не посмотреть, что с Наташей?.. Такой маг и волшебник по части диагноза сразу сможет поднять ее на ноги.
Приглашать профессоров к себе на дом не по карману капитану Вырубову.
Но по знакомству мало ли что делается. Надо только заслужить расположение. О, за этим дело не станет: конечно, повесить Гроссмихеля не во власти капитана, но зато исполнение других просьб профессора - такой пустяк.
Конечно, он примет все меры для хранения полного инкогнито.
Конечно, он будет назначать свидание Гроссмихелю только в свое дежурство.
И сможет, даже на личную ответственность, давать свидание жене с мужем от 6 до 7 часов вечера, в камере, без свидетелей…
Только бы профессор посмотрел, что с Наташей.
А с Наташей очень неладно. Никто не может разгадать причины ее адских головных болей, от которых она стонет целыми ночами.
Но как пригласить профессора, который привык посещать высокопоставленные салоны, в комнатку Наташи.
Если бы она была женой капитана, но она… только экономка.
Капитан женат, его жена может на днях вернуться из Рязани, где она гостит у родителей.
Вернется и прогонит Наташу, - куда ей - прислуга с вечными головными болями!
А для капитана Наташа больше чем прислуга.
За эти полтора месяца так много радости познал Петр Петрович через Наташу…
Может быть, и хворает она через него, разве поймешь женщину? Нам, мужчинам, все шуточки, а женский организм такая сложная штука, что в ней сам черт ногу сломит.
- Милая, милая Наташа… Потерпи до вторника… Я к тебе привезу самого профессора Кебецкого… Это, девочка моя, такой знаменитый доктор, что чуть взглянет, все как рукой снимет…
- Потерплю, мой милый! - печально сказала Наташа, обняв его голову. - Потерплю… Только в излечение не верю. Смерть меня излечит…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ХИЩНИКИ РАЗЛЕТЕЛИСЬ
I. В ЧАДУ ЧЕРНЫХ ЧАР
………………
Марья Николаевна вернулась домой возбужденной после свидания.
Правда, на свидании присутствовал все время жандарм, так что не удалось перекинуться ни одним серьезным замечанием. Но все-таки она в восторге от свидания.
Муж выглядит молодцом.
На свое заключение смотрит, как на какое-то обидное недоразумение: не завтра-послезавтра его, конечно, выпустят.
Беспокоит его и мысль, что германских подданных выселят и, следовательно, ему с женой придется уехать или за границу, или в провинциальную глушь.
Фридрих и тут, щадя чувства жены и будучи всей душой привязан к милой России, конечно, предпочтет какое угодно русское захолустье переселению в Германию.
Марья Николаевна рада, что все это слышал жандармский офицер, присутствовавший на свидании, пусть они посмотрят, какую напраслину возвели на ее мужа!
Марья Николаевна увидела искреннюю радость в глазах Фридриха, - о, нет никакого сомнения, что он ее любит, - ее и только ее. С Бертой у них было общее дело, а любит он только ее…
"Общее дело!.." - Марья Николаевна вздрогнула. - "Какое общее дело?.."
Ведь только что Фридрих доказывал, что его держат по недоразумению.
Впрочем, это говорилось при жандарме…
Так, значит, Фридрих действительно шпион! Но мысль эта не казалась Марье Николаевне более ужасной, гипноз действовал.
В странное оцепенение поставил ее вопрос Воли:
- Ну что, мамочка, видела папу?.. Он все еще у нас в плену?
Марья Николаевна посмотрела на сына изумленными, непонимающими глазами.
- А он в каске, мамочка?
- Почему в каске?
- Я в "Огоньке" видел пленных немцев… Они в касках…
- Нет, сынок… Он не военный и в своем платье… Тебе жалко папу?
- Очень жалко… И себя жалко…
- Почему себя жалко?..
- Почему я сын немца… ведь ты, мама, русская… Ах, как глупо со стороны папы, что он не сделался русским…
- Кто же знал, что будет война… И папа не знал…
- Да ведь папа знает все!..
Марья Николаевна вздрогнула.
- А Карла тоже видела?
- Нет, Карла не видала.
- И Берту видела?..
Марья Николаевна с раздражением вскочила:
- Что тебе вспомнилась она?
- Да ведь она тоже была немка!..
Вдруг раздражение уступило место странной апатии, и сонным голосом она прошептала:
- Нет, фрейлейн Берты я в тюрьме не видала.
Марья Николаевна глубоко зевнула и сладко потянулась.
- Мамочка, а зачем Вильгельм все хвалится?.. Сказал, что будет обедать в Париже, а сам… Да ты спишь, мамочка!
Само упоминание имени Берты нагнало на нее глубокий сон…
II. В КОГТЯХ ХИЩНИКОВ
………………
В полночь Марья Николаевна уже сидела в бархатном кабинетике Таубе и докладывала во всех подробностях сцену свидания с мужем Берте.
Берта слушала с горящими щеками и хищным взглядом.
Когда Марья Николаевна в простоте душевной заявила, что успокоилась, как жена и любящая женщина, так как Фридрих был проникнут такой светлой радостью, при встрече выказал столько неподдельного чувства, Берту передернуло.
- Подожди, красавица! - подумала она. - Сейчас ты нам нужна, чтобы освободить из тюрьмы своего мужа Фридриха.
А когда освободим его, покажем, кого и как любит Фридрих!
Марья Николаевна не замечала переживаний Берты.
Берта же видела, что все идет, как по маслу.
Роль профессора Кебецкого, очевидно, блестяще удалась Таубе, а появление на горизонте Наташи, о которой она еще ничего не знала, являлось крупным шансом на успех.
С помощью этой Наташи, излечить невралгию которой для Таубе плевое дело, профессор Кебецкий окончательно порабощает капитана Вырубова, и без того покоренного и загипнотизированного любезностью знаменитого ученого.
План освобождения Фридриха рисовался Берте ясно, прямолинейно, безусловно.
Но исполнение его требовало времени.
Терять же время тоже немыслимо, потому что, по сведениям Берты, обвинительный материал против Фридриха рос не по дням, а по часам.
В военное время шутки плохи, а Лисий Нос так близко!
Уже со следующего раза часы свидания Марии Николаевны с мужем передвинут, - это облегчало исполнение замысла.
Беседуя с Бертой, г-жа Гроссмихель была уверена, что находится во власти чар гипнотизера и слышит голос вызванного им видения.
Но вместе с тем, воля этого видения для нее была законом.
Несчастная женщина не отдавала себе отчета, где начинается быль, где гипнотическая сказка.
Днем она часто беспричинно вздрагивала, улыбалась чему-то, с девяти часов, уложив спать тоже изнервничавшегося Волю, начала готовиться идти - "туда".
Образ Берты приобрел для нее притягательную силу.
Напротив, к свиданиям с мужем она стала относиться равнодушнее, автоматичнее.
III. НАТАША
Когда капитан Вырубов и профессор остались одни, первый, откашлявшись нервным кашлем смущения, сказал:
- Вам, профессор, вероятно, надоели больные.
- Почему вы так думаете?
- Потому что уж очень много желающих лечиться именно у вас.
- Я себе беру только интересные случаи, а обыкновенных больных передаю ассистентам.
Капитан грустно вздохнул.
- Что с вами?
- Так, ничего…
- У вас кто-нибудь болен?
Капитан прошептал:
- Нет… то есть, да… Собственно говоря, она мне не жена, но… извините, профессор, за откровенность, дороже жены… дороже жизни… Я, можете себе представить, места не нахожу, когда думаю, что Наташа страдает…
- Покажите мне Наташу… Вы ее можете привести сюда…
- О, профессор, я так счастлив… Я могу ей сказать по телефону… Как мою прислугу ее пропускают беспрепятственно…
Через пять минут в кабинет капитана вошла, закутанная в пеструю шаль, высокая, стройная девушка, слишком высокая, чтобы нравиться всем.
Но есть категория мужчин, преимущественно обиженных ростом, как капитан Вырубов, которая без ума от таких "возвышенных натур".
Впрочем, личико Наташи и в особенности ее глаза были очаровательны.
Видно, как измучила ее болезнь.